Текст книги "Под покровом тайны"

Свернув письмо Маркса и вложив его в конверт, Мэделин решила сходить в банк во время ленча и повидать Джейка. Если бы он рассказал ей о таких подробностях, как дата смерти матери, или о том, где это случилось – в Девоне или в Лондоне, – она могла бы прекратить явно затянувшееся дело о наследстве. Кроме того, надо сказать отцу, что Карл слишком переутомляется на работе.

В десять часов она должна была встретиться с изготовителем рам для картин – с Лео Паррамоном, мастером, который мог усилить или разрушить впечатление от написанного ею портрета, сделав нечто слишком тяжеловесное или, наоборот, легковесное, не того оттенка или не из того материала. Выбор точно соответствующей портрету рамы имел первостепенное значение. Мэделин и Лео Паррамон проводили многие часы, возясь с гладким и резным багетом, с разными его образцами и с различными красителями – от бледно-серого до тускло-золотистого. Много уходило времени и на то, чтобы туго натянуть на деревянные подрамники холст. Конечно, иногда она использовала антикварные рамы от Кристи или Сотби, с витиеватым орнаментом – завитушки и причудливые гирлянды. Однако такие варианты годились только для старомодных этюдов, и Мэделин предпочитала заказывать у Лео рамы в современном стиле. Одной из самых революционных его идей были рамы из пластика, сконструированные так талантливо, что они блестели, подобно чистой воде в лучах яркого света.

– Что мы будем делать с Дуайтом Лаемо? – смеясь, спросила Мэделин.

Она и Лео сидели на одном из диванов в ее студии и разглядывали законченный портрет нефтяного магната. Лео держал на коленях большой блокнот и делал наброски, прищурив глаза и склонив голову набок.

– Ты использовала много темных тонов, – заметил он. – Коричневые, зеленые, черные. В какой комнате он собирается повесить портрет?

– В зале заседаний совета директоров компании «Феникс ойл». Это помещение отделано темными панелями, с освещением на потолке и с темной мебелью. Позолота будет выглядеть отвратительно. Как насчет черного дерева?

Лео, с видом эстета, одобрительно приподнял брови.

– Черное дерево – неплохая идея, – согласился он. – Может быть, с узким бронзовым ободком?

– Замечательно! – воскликнула Мэделин.

– Договорились. А какие еще нужны рамы? – Он посмотрел на несколько законченных полотен, приставленных к стенам студии.

Они вместе трудились еще пару часов, обсуждая ее последние работы.

– Полагаю, большинство этих заказов необходимо было закончить еще вчера? – сказал Лео, наконец поднимаясь, чтобы уйти.

Мэделин засмеялась:

– А может быть, даже на день раньше? Но если серьезно, Лео, то крайне необходимо поторопиться с рамой для портрета Дуайта Лаемо. Я обещала, что он может забрать его через пару недель.

Лео застонал:

– Она говорит, через пару недель! Можешь не торопиться, Лео! Пары недель вполне достаточно! – Он на-клонился и поцеловал ее в щеку. – Ты просто безжалостный эксплуататор, Мэделин! Ладно, через две недели будет готово. Я и остальные сделаю как можно быстрее.

– Ты снял все размеры? – крикнула она ему вслед, когда он уже был на улице.

– За кого ты меня держишь? За идиота? – весело крикнул он в ответ.

Мэделин улыбнулась. Лео был отличным парнем и хорошим другом. Что бы ни случилось, она знала: он все сделает вовремя. Затем Мэделин взглянула на часы. Если она хочет поймать Джейка до того, как он уйдет на ленч, ей необходимо поторопиться.

Совещание, на котором обсуждался заем в шесть миллионов долларов для строительства нового авиационного завода в Ирландии, подходило к концу. Джейк, сидевший во главе стола в зале заседаний совета директоров «Центрального Манхэттенского банка», улыбнувшись, посмотрел на собравшихся, поправил бумаги, лежавшие перед ним, и сказал:

– Итак, все согласны предоставить заем на условиях, которые мы обсудили?

Они более часа согласовывали различные цифры, и Карл, у которого разболелась голова, хотел поскорее вернуться в свой офис. Утром пришла очередная санкция от Хэнка Пагсли с просьбой переслать триста двадцать одну тысячу долларов от фирмы «Брандтс моторе» фирме «Микаукс интернационале» в Швейцарии, и он знал, что Кимберли это известно. В пять часов она снова пойдет в компьютерный зал, чтобы направить деньги на свой швейцарский счет, и Карл чувствовал, что от волнения у него раскалывается голова.

Наконец он услышал, что все директора согласились с предложением Джейка и решение предоставить заем было принято.

Все встали, собрали свои бумаги и вышли. Карл тоже поторопился уйти, но Джейк задержал его:

– Карл, можешь уделить мне минуту? Я хочу поговорить с тобой.

– Конечно. – Карл посмотрел на своего тестя, и сердце его тревожно забилось. – Чего ты хочешь?

– Я сейчас иду на завтрак с президентом компании «Сити-телеком». Хотелось бы обсудить с тобой перевод денег автомобильному заводу в Италии. Мне не нравятся условия.

Не могли бы мы встретиться в моем офисе в три часа?

Карл почувствовал облегчение.

«Боже, – подумал он, – если я не возьму себя в руки, то так и буду дергаться по каждому поводу».

– Хорошо, Джейк. – Карл старался говорить спокойным голосом. – Я буду у тебя в три.

Повернувшись, чтобы уйти, он поймал взгляд Джейка и заставил себя улыбнуться. Кажется, Джейк посмотрел на него как-то странно? Он не был уверен, но чувство тревоги не оставило его и тогда, когда он вернулся в свой офис.

Кимберли поднялась по эскалатору из главного вестибюля, где выясняла какой-то вопрос, и увидела Карла, вернувшегося с совещания. Они вместе вошли в его офис, и она сразу закрыла дверь в свою комнату, чтобы их никто не мог услышать.

– Все в порядке? – тотчас спросила она.

– Пока да, – сдержанно ответил Карл.

– Прекрасно! Я съезжу во время ленча к себе домой и привезу дискету, чтобы, как обычно, сделать дело, когда все уйдут домой.

Карл застонал:

– Неужели ты не можешь пропустить хоть раз?

– О, ради Бога, не начинай! – раздраженно сказала Кимберли низким голосом. – От тебя требуется только получить вторую подпись под переводом Хэнка и пустить его по обычным каналам. Я ужасно рисковала, делая копию дискеты, а тебе надо было только на час взять оригинал из офиса Джейка. И это я должна идти вниз, в компьютерный отдел, переставлять дискеты и осуществлять перевод денег, в то время как ты протираешь здесь своей задницей кресло да прячешь руки, чтобы никто не видел, как дрожат твои пальцы!

Карл тяжело опустился в кресло за своим столом, его бледное лицо выражало тревогу.

– Хэнк Пагсли рано или поздно обнаружит потерю денег. Надо быть глупцом, чтобы не заметить отсутствие сотен тысяч долларов на своем счету.

– Сколько раз можно повторять одно и то же, Карл? Я же говорила, что Хэнк не получает официального подтверждения из Швейцарии о поступлении денег на его счет и он не узнает об их потере, пока не поедет в Европу, чтобы получить их. Но к тому времени я уже буду иметь столько, сколько захочу. Нам нечего бояться. – Кимберли нахально присела на край его стола, скрестив длинные ноги в черных нейлоновых чулках. – В любом случае, – продолжила она, – ты прекрасно знаешь, что Хэнк ничего не сможет сделать, если даже обнаружит пропажу. Ему не очень-то хочется отправляться в тюрьму за неуплату налогов. Он ни за что не станет поднимать скандал.

Карл с ненавистью посмотрел на нее. Он готов был согласиться на все, только бы она прекратила свое мошенничество. Пусть оставит себе все деньги, которые украла, лишь бы остановилась наконец. Конечно, бесполезно было рассчитывать на это, однако он решил предпринять еще одну попытку.

– У тебя уже свыше миллиона долларов со счета Хэнка. Неужели тебе недостаточно этого? Ты ведь можешь отправиться в тюрьму за такие дела, если вовремя не остановишься. Зачем испытывать судьбу?

Кимберли посмотрела на него серыми, холодными, как у змеи, глазами; ее рыжие волосы горели огнем в лучах солнца, проникающего через окна. Затем рассмеялась ему в лицо, от чего Карла всего передернуло.

– Остановиться сейчас? – насмешливо сказала она. – Да это самое безопасное дело, какое только можно придумать, и если ты не будешь паниковать, у нас будут миллионы.

Карл беспомощно закрыл глаза. Кимберли не намерена останавливаться и не отстанет от него.

– Как бы я хотел никогда больше не видеть тебя! – выпалил он хриплым голосом.

– Раньше надо было думать, прежде чем трахать меня! – злобно ответила она. – Ведь ты не мог насытиться мной вначале, не так ли? Готов был умолять меня, чтобы я ласкала тебя еще и еще… там, в душе… и в моей квартире! Ты был счастлив тогда и наслаждался мной. Но теперь все изменилось, верно? Теперь надо платить за удовольствие, а ты не хочешь. Не суетись, парень, мы в одной упряжке и будем вместе, пока я не скажу «хватит». – Кимберли вызывающе вздернула подбородок, не отрывая глаз от его лица.

Карл был взбешен.

– Я бы послал тебя подальше вместе с той записью, что ты сделала, когда мы были в постели, если бы не моя жена! – резко сказал он. – Я иду у тебя на поводу только ради того, чтобы уберечь ее от скандала. Она мне дороже всего на свете! Только этим ты и можешь шантажировать меня, иначе я пошел бы прямо в полицию.

– Слишком поздно, – язвительно возразила Кимберли. – Ты замешан в мошенничестве, как и я, так что мы крепко связаны. Я с самого начала знала, что ты никогда не пойдешь в полицию. Ты слишком заинтересован в том, чтобы не поднимать скандал, так что не пудри мне мозги насчет своей жены.

Карл двинулся к ней, сжав кулаки и выпучив от злости глаза.

– Убирайся из моего офиса! – пронзительно крикнул он. Кимберли пожала плечами:

– Я ухожу в любом случае. Разве ты забыл, что мы должны сделать очередной перевод денег Хэнка? Мне пора домой за дискетой. – И она решительно направилась к двери в соседнюю комнату, где взяла свою сумочку.

Кимберли спустилась на лифте в вестибюль, затем, выйдя на Уолл-стрит, окликнула такси и сказала шоферу свой адрес.

Минуту спустя Карл тоже оставил свой офис: если он не выйдет на некоторое время из здания, то не выдержит и сделает что-то непоправимое. Он тихо прикрыл за собой дверь.

Некоторое время в офисе царила напряженная атмосфера, хотя было пусто и тихо. Солнечные лучи светлой полосой падали на стол Карла. Несколько раз прозвонил телефон и затих. В воздухе плавали пылинки… Затем дверь, ведущая в туалетную комнату Карла, медленно отворилась, и появилась Мэделин: она держалась за стену, чтобы не упасть.

Джесика прибыла в «Альберт-Холл». Около огромного куполообразного здания уже толпились люди, уличное движение перегородили автомобили. Одни пробирались сквозь толпу к многочисленным входам, расположенным по окружности, другие стояли кучками, ожидая друзей. Огромные афиши на рекламных щитах гласили: «Бернард Шеллер, дирижер Королевского симфонического оркестра». Поперек них были наклеены объявления: «Все билеты проданы».

Джесика, в светло-желтом вечернем платье, с распущенными волосами, свободно ниспадающими на плечи, присоединилась к охваченной волнением толпе. Это был второй концерт Бернарда Шеллера в Лондоне за последние Десять лет, и в зал устремились более пяти тысяч человек различного возраста, желая послушать его музыку. В вестибюле Джесика встала в длинную очередь, чтобы купить программу, и, слушая обрывки разговоров вокруг нее, внезапно почувствовала некую гордость оттого, что была знакома со столь знаменитой личностью.

Бернард дал ей билет на место в первом ряду одной из лож. Когда Джесика села в свое кресло и взглянула в зал, вид поразил ее великолепием бархатных занавесей и позолоченных украшений в стиле барокко, хотя она и раньше бывала в «Альберт-Холле». Он напоминал римский амфитеатр, где тысячи людей сидели рядами в позолоченных креслах. Кроме того, несколько рядов возвышались друг над другом в первом ярусе лож. Три другие, отделанные бархатом, поднимались до самого верха, где размещались те, кто не мог позволить себе купить дорогие места. Сегодня и тут все места были заняты.

В зале стоял гул в ожидании начала концерта, хотя люди старались разговаривать потише или молча читали программу. Оркестранты уже начали занимать свои места в свете ярких прожекторов, поблескивая медными инструментами, и вскоре послышались разрозненные звуки настройки. От волнения по спине Джесики пробежали мурашки. Она заглянула в свою программу. Первым номером должна была исполняться музыка, написанная самим Бернардом к кинофильму «Яблони в серебристом лунном свете», который завоевал престижную премию.

Джесика посмотрела в зал. Публика постепенно затихла, и музыканты были готовы. В этот момент ослепительный луч прожектора выхватил из полумрака фигуру Бернарда Шеллера, который быстрыми шагами вышел из-за кулис. Раздался оглушительный рев публики, так что, казалось, содрогнулось все здание.

Джесика затаила дыхание. Бернард оглядел огромный зал, простиравшийся от его ног до галерки, и уважительно поклонился. К нему было приковано всеобщее внимание. Казалось, энергия, которую он излучал, заполнила весь зал. Все зрители были покорены им.

«И этот человек, – подумала она с сомнением, – признавался мне, что чувствует себя ужасно одиноким?»

Зазвучала музыка, и Джесика, откинувшись на спинку кресла, унеслась в далекие миры, испытывая необычайное наслаждение. Ей казалось: то она в лесу, на поляне, усеянной колокольчиками, то среди лугов, где легкий летний ветерок гнал волны по морю диких маков, то на берегу, где в лучах солнца блестели острые скалы, омываемые волнами океана, то перед ее взором возник закат солнца, вызвав чувство невыносимой печали, поскольку это означало конец дня, если не конец мира, конец самой жизни Трепещущие звуки музыки терзали душу Джесики, и она ощутила нестерпимую боль.

Когда Бернард Шеллер положил на пюпитр свою дирижерскую палочку, по щекам Джесики текли слезы.

Казалось, гигантский купол «Альберт-Холла» стал еще выше, его стены расширились, а на их драпировках задрожали огоньки. Это раздался гром аплодисментов, потрясших здание. Джесика взволнованно притронулась к глазам. Овация длилась несколько минут, и Бернард в своем безупречном фраке с благодарностью принимал шумные приветствия. Публика продолжала аплодировать, но когда он снова взял дирижерскую палочку, воцарилась тишина, и все опять замерли.

Джесика сидела неподвижно, восхищаясь тем, как Бернард дирижировал этим огромным оркестром, подчиняя его своей воле, то умоляя его о чем-то, то возвышаясь над ним и господствуя с неограниченной властью. В своих сильных руках он держал судьбу музыки. Его темно-синие глаза метали громы и молнии. Бернард творил свой мир, увлекая слушателей вслед за собой.

Когда концерт закончился под нарастающий гром рукоплесканий, Джесика почувствовала себя измученной и опустошенной. Музыка настолько тронула ее, что, войдя в холл, где должен был состояться прием после концерта, она продолжала грезить, все еще находясь в другом мире. Там собралось много гостей, некоторых она уже знала по коктейлю в номере Бернарда. Великий человек еще не появился, выжидая тот момент, когда его выход произведет наибольшее впечатление. Джесика не заметила, как в ее руке оказался бокал с шампанским. Она разговорилась с пожилой парой, которые, по-видимому, очень хорошо знали Бернарда. Однако она продолжала напряженно ждать: когда же появится он?! Она хотела и боялась снова увидеться с ним лицом к лицу, понимая, как непросто выразить свое восхищение его гениальностью.

Наконец Бернард появился на пороге в превосходной форме, как будто это было его первое появление на публике за сегодняшний вечер. Его темно-синие глаза удовлетворенно взирали на собравшихся. Мгновенно его окружила толпа обожателей, которые целовали его и хлопали по плечам, лебезя и заискивая. Джесика держалась в стороне, наблюдая, как Бернард медленно, шаг за шагом, обходил гостей, пожимая протянутые руки и отвечая на приветствия. Подойдя к Джесике, он улыбнулся, но тут же был вновь оттеснен другими гостями. В следующий момент его почти насильно увлекли в дальний конец холла.

Джесика неожиданно испытала чувство разочарования, оставшись одна и глядя ему вслед. Казалось, в этот вечер она стала причастна к чему-то невероятно возвышенному, но затем ее как бы задвинули в дальний угол. Она с грустью смотрела на удаляющуюся фигуру Бернарда.

Смятенная, расстроенная, Джесика покинула «Альберт-Холл», выйдя в ночную тьму. Концерт Бернарда навеял на нее ужасную тоску, хотя она не понимала – почему? Вернувшись в свою комнату в отеле, она села на кровать и долго смотрела в окно на крыши Лондона, освещенные мягким янтарным светом уличных фонарей. Рассудок говорил ей одно, а сердце подсказывало другое, и в полном смятении она продолжала думать о Бернарде и его музыке, стараясь разобраться в собственных чувствах.

Первой мыслью Мэделин было как можно скорее убежать и укрыться в своей студии. Выйдя из офиса Карла, она поспешила вниз, в вестибюль, очень надеясь, что не столкнется ни с мужем, ни с отцом. Мэделин выскочила на улицу и, поймав такси, сообщила шоферу адрес на Вустер-стрит в Сохо.

Она была настолько шокирована, что не могла даже плакать. Ее охватило какое-то оцепенение. Она не заметила, как они подъехали к студии и шофер громко сказал:

– С вас три с половиной доллара.

Она ошеломленно протянула ему банкноту в пять долларов.

– Сдачи не надо, – невнятно пробормотала она, вылезая из машины и нащупывая ключи.

В голове ее снова и снова прокручивался разговор Карла и Кимберли. Это какой-то кошмар! Сейчас она проснется в своей постели, в объятиях Карла, и поймет, что это был дурной сон. То, что она услышала, сразило ее едва ли не наповал.

Карл и Кимберли? Это невозможно… просто немыслимо! Дрожа, Мэделин опустилась на диван, всем своим существом отказываясь верить услышанному. К тому же они еще и присваивали себе деньги одного из клиентов банка! Что же ей делать? Поговорить с Карлом? Ужас от того, что она узнала, спутал все ее мысли и мешал разобраться в возникшей ситуации, которая час назад казалась совершенно невозможной. Карл и Кимберли? Мэделин с отвращением отбросила эту мысль. Должно быть, это ошибка… Она не так поняла услышанное. Карл любит ее! Она хорошо знала это. И Карл был честным человеком, он ни за что не мог совершить преступление… Тем не менее она своими ушами слышала, как он говорил о хищении денег. Затем Мэделин вспомнила еще кое-что. Карл сказал: «Я делаю это только потому, что хочу уберечь ее от скандала».

«Значит, Кимберли шантажирует Карла? – подумала Мэделин. – Она заставляет его воровать, потому что, если он откажется…» Из глаз ее брызнули слезы, и она обхватила себя руками. Карл любит ее! Он пошел на преступление только ради того, чтобы уберечь ее от скандала. Мэделин решила сосредоточиться на этой мысли, потому что это было самым главным. Карл поддался шантажу, чтобы она не узнала о том, что он переспал с Кимберли. Затем Мэделин вспомнила, как он сказал: «Она для меня дороже всего на свете». Именно в это она должна верить и именно на это должна опереться, чтобы окончательно не потерять голову. Тем не менее она не могла удержаться от слез, так как Карл предал ее любовь и разрушил доверие.

Мэделин долго плакала, затем вытерла глаза и очень пожалела, что пошла сегодня в банк. Когда она появилась там, секретарша Джейка сказала, что у него совещание, и тогда Мэделин направилась к Карлу, но в офисе никого не было. Решив освежиться в его туалетной комнате, пока он не вернулся, она вдруг услышала приглушенную перепалку между Карлом и Кимберли. Почему она тогда не обнаружила своего присутствия? Да потому, что ужасно хотела подслушать весь разговор. Она поняла, что Карлу угрожает серьезная опасность. Если этот Хэнк Пагсли – как ни странно, но она запомнила это имя – обнаружит, что его ограбили, скандал, в который будет вовлечен банк, потрясет весь Нью-Йорк, и Карл сядет в тюрьму, а Джейк будет опозорен.

«Последствия будут столь ужасны, что лучше о них не думать», – решила Мэделин, приводя себя в порядок под краном с холодной водой.

Наверное, правильнее всего скрыть то, что она ходила в банк. Горестное чувство, вызванное неверностью Карла, сменилось гневом по отношению к женщине, виновной в его падении. Она соблазнила ее мужа, а затем вовлекла в преступное дело. Сердце Мэделин наполнилось желанием отомстить за причиненное зло. Она по-прежнему любит Карла и сделает все, чтобы спасти их брак.

«Сейчас надо действовать очень осмотрительно», – сказала она самой себе, собираясь приготовить кофе. Карл попал в беду, но она не станет выяснять, отчего и почему это случилось. Главное – помочь ему и вернуться к прежней нормальной жизни. Однако очень важно, чтобы Джейк ничего не узнал, иначе он никогда больше не будет доверять Карлу.