Текст книги "Жила-была женщина (сборник)"

Существует устойчивое заблуждение, что счастье зависит от материального благополучия. Иначе говоря, счастье – в деньгах.

– Нет, нет, – кричат романтики, – счастье не в деньгах.

– Конечно, – поддакивают циники. – Счастье не в деньгах, а в их количестве.

– Ну что вы, – вступают философы-резонеры. – «Чтобы понять, что счастье не в деньгах, нужно сперва узнать и то, и другое».

Согласны, вступаем уже мы. Фредерик Бегбедер, французский публицист, автор этой сентенции, прав, но как это сделать? Деньги, положим, субстанция материальная, а счастье… Миг, не всегда уловимый. Попробуй совмести их. А потому люди выбирают простое решение – в богатстве счастье. И иногда это оправдывается. Только вот, говорят умные люди, «судьба не дарит, а только одалживает». А жизненный опыт уточняет: судьба – самый безжалостный кредитор. Пример тому – история, которую я хочу предложить вашему вниманию.

«Прелестная американка»

Эта судьба потрясает трагизмом. Красавица, о которой забыли прежде, чем она умерла. Миллионерша, которая жила отшельницей, а фермеры маленькой английской деревушки сторонились ее, неряшливо одетой женщины. В 1977 году она умерла в психиатрической больнице, всеми покинутая. Ее имя – герцогиня Мальборо, урожденная Глэдис Мари Дикон.

Глэдис родилась в Париже в 1881 году в очень богатой американской семье. О ее красоте можно судить по многочисленным портретам и свидетельствам современников. Марсель Пруст в 1907 году признавался, что «никогда не встречал девушки такой красоты, блестящего ума и обаяния».

Печальный конец ее жизни восходит к не менее грустному началу. Отец девочки Эдвард Дикон был осужден и признан виновным, ибо стрелял в любовника жены, прятавшегося в ее будуаре, и ранил его. Надо отдать должное американцам: под давлением посольства Дикон был отпущен на свободу. Родители развелись, и Глэдис уехала с отцом в Штаты. Но Париж манил девочку, и в 1896 году с обоюдного согласия родителей она возвращается во Францию, к матери.

В 1897 году, когда Глэдис исполнилось 16 лет, они отправились в Лондон. Там на одном из светских раутов они знакомятся с герцогом Мальборо, только что вернувшимся из свадебного путешествия. Молодожены в восторге от красавицы Глэдис, особенно жена Мальборо Консуэло. Герцог приглашает мать с дочерью в свое поместье Бленхейм. Консуэло и Глэдис становятся подругами, ведь их связывает и общее происхождение – Консуэло Вандербильт тоже американка.

В 1901 году после смерти отца Глэдис становится очень богатой невестой. Но она не думает о замужестве. Ей 20 лет. Она путешествует по Европе, изучает искусство, заводит обширные связи. Одним из ее поклонников стал кронпринц Вильгельм, который лелеял надежду жениться на «прелестной американке». В знак серьезных намерений он подарил ей кольцо своей матери. Увы, кайзер не разрешил сыну этого мезальянса.

Глэдис, однако, некогда было грустить: она перебирала партии, как дамы перебирают драгоценности. Она жила в Италии на вилле своей матери, изучала античность. К этому времени у ее друзей герцога и герцогини Мальборо произошли изменения. С 1907 года супруги начинают жить отдельно, а в мае 1921 года они развелись. Но уже к 1911 году отношения Глэдис и герцога перешли грань дружбы. 24 июня 1921 года они зарегистрировали брак в британском консульстве в Париже, а 25 июня обвенчались.

На Глэдис, свидетельствуют очевидцы, было «золотисто-серебряное свадебное платье в ее излюбленном классическом стиле, а на пальце сверкал бриллиант более чем в 12 карат – свадебный подарок жениха».

Это кольцо положило начало ее коллекции, в которой были настоящие ювелирные шедевры, в частности диадема, принадлежавшая русской императрице Марии Федоровне. Можно только себе представить, сколь прекрасна и царственна была герцогиня Мальборо, одетая в вышитое бирюзовое платье классического покроя и с диадемой на голове. Так торжественно отпраздновал герцог свое шестидесятилетие в Бленхейме.

А потом… Потом отношения супругов резко ухудшились, герцог обвинил жену в чрезмерной расточительности, в чрезмерном увлечении драгоценностями. Глэдис возражает, утверждая, что «никогда не любила драгоценности и не была тщеславна». В ее оправдание можно добавить, что диадема Марии Федоровны была приобретена по желанию герцога и по его настоянию на средства… самой Глэдис.

В 1933 году Глэдис покидает Бленхейм, а в 1934 году умирает герцог. И хотя Глэдис его вдова, в родовое поместье герцога возвращается Консуэло, мать наследника, десятого герцога Мальборо.

Глэдис прожила еще 43 года, но совершенно неинтересной жизнью: без выходов в свет, без интриг и любви. О ней никто не вспоминал.

Советская кариатида

Редко, думаю, кто вспоминает и другую мою героиню. Как не похожа ее судьба на судьбу герцогини Мальборо! Паша Ангелина. Когда-то ее имя гремело в стране. То была трагическо-героическая эпоха, когда люди, переполненные энтузиазмом, были уверены, что они «куют грядущего ключи»:

 
Мы светлый путь куем народу,
Свободный путь для всех куем,
И за железную свободу
Мы победим или умрем!
 

(Ф. Шкулев, «Кузнецы»)

Посмотрите хронику тех лет: счастливые лица, улыбки и, конечно, песни:

 
Во всем советском крае
Огромным знаменем встают
Большие урожаи.
 

(А. Жаров, «Урожайная»)

Поэзия труда, утерянная навсегда. А какие имена – Виноградова, Стаханов, машинистки метро Макарычева, Пинчук, Блинова… Паша Ангелина, знаменитая женщина-механизатор, бригадир первой женской тракторной бригады. Она прожила всего 46 лет, ее трудовой стаж – 30 лет. Кариатида. И при этом нежная, мягкая, очень женственная. Она была красива – густые вьющиеся волосы, живые глаза. Почему она села на трактор? Почему не стала просто жницей? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять дух того времени, когда казалось, что все по плечу. А трактор?!

Вы помните свой восторг, когда Гагарин полетел в космос? Вот такое же чувство испытала деревенская девочка, впервые увидевшая стальное чудо – трактор. Это определило всю ее жизнь: «У нее вспыхнула и никогда не погасла осознанная, непреходящая любовь к технике, – утверждает Светлана Сергеевна, дочь Ангелиной. И продолжает: – Ангелина – гений трактора, как Чкалов – самолета, Королев – космической ракеты, Тарасова – театра…» А что! Суть схвачена верно: Ангелина стала символом своего времени, своего дела.

Наша героиня родилась в 1913 году в греческой семье. В ее «пятом пункте» было записано: «гречанка», фамилия переводится как «вестник радости». Предки жили в Крыму в греческом селе, но говорили на татарском языке, точнее диалекте. Они потеряли свой язык, но сохранили обычаи, веру… В 1799 году согласно грамоте Екатерины II Александр Васильевич Суворов переселил их на Украину, где они и основали поселок Старобешево. Здесь и родилась Прасковья Никитична.

Родители Паши батрачили, и девочка познала «радость труда» в пять лет. А в 16 она села на трактор – и всю жизнь в одном колхозе, в одной бригаде. Всю душу отдавала земле: «Каждое поле – оно поет по-своему, оно имеет свой голос, имеет свой характер…»

Много работала, экстерном окончила десятилетку, поступила на заочное отделение Тимирязевки. Война оборвала мирную жизнь. Ангелина обращается с призывом: «Сто тысяч подруг – на трактор!» Ее услышали. Женщины подставили свои плечи. Советские кариатиды, они вынесли тяжесть войны, они спасли страну от голода…

Конечно, Родина, как тогда говорили, не забыла свою героиню: дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии, депутат высшего законодательного органа страны. В ее честь в Старобешево создан музей Паши Ангелиной.

Как Прасковья Никитична несла свою славу? С достоинством. Читая интервью «Советской России» с дочерью Ангелиной, испытываешь давно забытое чувство восхищения трудом человека. Нет, я не призываю женщин садиться на трактор, варить сталь, укладывать рельсы. Более того, меня возмущает, что наша женщина вынуждена этим заниматься. Но я не хочу забывать о таких, как Паша Ангелина. Она могла стать политическим деятелем, но осталась на селе: «Мое предназначение – растить хлеб. Это моя судьба».

Она дала детям образование, а их было четверо. Она познала горечь одиночества. Когда не стало мужа, Прасковья Никитична не решилась на второй брак: «Я кому-то могу быть нужна. Я могу кого-то полюбить. Но кому нужны мои дети? Я должна поставить их на ноги…» А ей было чуть более тридцати.

Мы начали свой рассказ о Паше Ангелиной со стихов советских поэтов, а закончить хочется строками древнегреческого поэта Пиндара:

 
В жизни удачу стяжать – награда
Первая. Дар второй – заслужить
Добрую речь о себе.
Тот, кто их приял и достиг,
Получил венец наивысший.
 

Что же, русская гречанка Паша Ангелина получила «венец наивысший», только была ли она счастлива? Что-то мне подсказывает, что эти две такие разные судьбы – «прелестной американки», изнеженной и утонченной, и советской кариатиды, переполненной трудовым энтузиазмом, – одинаково трагичны. Или я не права?!

Она была – как не была
Рассказы

 
В субботней суетной толпе
противоречием судьбе
она была – как не была
вся из волшебного стекла!
Такого не бывает никогда.
 

Петр Вегин. «Однажды». 1971

Тина Георгиевна как зачарованная смотрела в окно: прежде улица была тихой, спокойной. Летом густота листвы деревьев закрывала окно, и казалось, что ты на даче. А теперь… Улица не стала уже, но движение такое плотное. «Какое-то стоячее движение», – усмехнулась она, глядя, как машины, помигивающие то красными, то желтыми огоньками, безнадежно застревали в этом автостойбище.

Телефонный звонок, резкий, настойчивый, заставил вздрогнуть.

– Тина Георгиевна?

Голос кого-то напоминал, и она насторожилась.

– Тина Георгиевна, я сын Алексея Дмитриевича. Папа просит вас приехать, он…

Тина, не дослушав, положила трубку и беззвучно прошептала:

– Мне нечего ему сказать…

Она знала Алексея Дмитриевича с детства. Их бабушки, подруги-гимназистки, остались верны дружбе до глубокой старости. Ребенком Тина бывала в доме Ольги Владимировны с бабушкой, а потом приходила одна. Она считалась своей, и няня, вырастившая и Алексея, и его папу, оповещала: «Барышня пришли».

Ольга Владимировна была вдовой профессора-химика. Ее единственный сын погиб в Отечественную войну, а невестка вскоре вышла замуж. Внук остался с бабушкой и няней, которую в доме считали членом семьи. «Няня» – стало ее именем. Так называла ее и Тина.

Девочку любили в семье, куда она всегда приходила с удовольствием. Обилие книг, пианино, а главное – Алеша, Алексей Дмитриевич. Ей, выросшей с мамой и бабушкой, очень не хватало мужского внимания. Папа жил в другом городе, с другой семьей. Тина никогда его не видела, но она была папина дочка. «Вылитый Георгий», – говорили близкие, и это почему-то очень волновало. Она мечтала о мужчине в доме, о друге – старшем брате. В детстве подсознательно, с возрастом – совершенно осознанно. Она умела дружить с мальчиками, а с девочками общего языка не находила.

Нет, она не была синим чулком. Напротив, смешливая шалунья, очень обаятельная. «Наше солнышко», – говорила Няня. «Вылитая Дина Дурбин», – подхватывала Ольга Владимировна. А Алексей? Он был безукоризнен, всегда улыбчив, внимателен. Очень любил с ней возиться в детстве (их разделяли девять лет), занимался ею и в юности. Научил играть в шахматы и радовался, когда видел ее успехи. Когда Тина долго не приходила, беспокоился, о чем тут же ей сообщали, и сердечко Тины радостно подпрыгивало. «Алексей Безукоризненный», – называла его уже повзрослевшая Тина.

Друзья Алексея привыкли к ее частому присутствию. Молодые люди пытались ухаживать за ней, но она, радуясь этому, все внимание уделяла только Алеше. Девушки ревниво встречали ее появление на вечеринках, особенно когда Алексей на слова нового гостя: «Какая у тебя прелестная сестра», – ответил: «Это не сестра, это моя будущая невеста». Тина после этого всю ночь не спала: она – невеста.

Алексей Дмитриевич уверенно шел по стопам своего деда. В 25 лет защитил кандидатскую, готовился к докторской. Он преподавал в МГУ. Был хорош собой, очень спортивный. Знал несколько языков. А как играл на пианино… Словом, Безукоризненный. Естественно, он нравился девушкам, но неизменно отвечал: «Я женат на биологии». «А будет время, женюсь на Тинке», – шутливо сказал он однажды своей бабушке. Странная была шутка. Ключевыми здесь были слова – «а будет время». Но Ольга Владимировна услышала только окончание фразы и передала это своей подруге – Тининой бабушке. Как они радовались, что у них будут общие правнуки…

С каких-то пор Алексей Дмитриевич стал вдруг с Тиной сдержанным, даже строгим. Поначалу ее это обидело, ведь она росла в такой любви и дома, и у Ольги Владимировны. А потом поняла, вернее почувствовала, что за этой строгостью скрывается такая нежность, от которой у нее порой перехватывало дыхание. Она незаметно взрослела, но все продолжали видеть ее только ребенком. В 17 лет в ней еще ничто не предвещало характера сильного, натуры чувственной. Правда, ее бабушка как-то раз, наблюдая, как Алексей Дмитриевич разговаривает с Тиной, предупредила: «Алеша, ее нельзя держать на коротком поводке, да еще дергать за него. Оборвет и… уйдет. Не вернется. Я чувствую свою внучку. Ее характер еще впереди».

Он тоже не услышал… А Тина, еще не подозревающая о своем характере, была послушна и исполнительна. Ей так было удобнее. До времени. И когда однажды она заявила, что будет поступать в иняз, Алексей Дмитриевич был безапелляционен: «Надо получить хорошее образование. Ты талантлива к языкам, но изучать их можно и в МГУ. Уверен, что ты поступишь на филологический». И Тина не возражала. В МГУ так в МГУ. Ей даже понравилась сама мысль – студентка МГУ. Ребенком бабушка водила ее по Москве, приходили они и к старому университету на Моховой. Но у нее и мысли не было, что она сможет поступить туда.

Университет был для нее недостижимым идеалом: там учились ее любимые писатели… Жизнь показала, что сможет. Она окончила филологический факультет, аспирантуру и стала профессором на кафедре русской литературы ХIХ века. Ее докторская была посвящена работам Герцена. Языки Тина Георгиевна осваивала с удовольствием, но прав оказался Алексей Дмитриевич, Алексей Безукоризненный, главным для нее стало – Знание. Но это уже потом, в другой жизни.

А пока послушная Тина поступила на филфак. Шел 1957 год. В Москве бушевал Международный фестиваль молодежи и студентов. Впервые «железный занавес» слегка раздвинулся, и в СССР хлынула совсем другая жизнь, а тут надо сдавать экзамены. Те, кому довелось пережить это фестивальное половодье, поймут, с какими соблазнами приходилось бороться абитуриентам. И Тина выдержала искушение фестивалем. Вот когда она впервые попыталась оборвать поводок привязанности, который так крепко связывал ее с домом на Тверском бульваре.

Студенческая жизнь несколько отдалила ее от этой, казалось, такой родной семьи. Новые друзья, Ленинка, посиделки в читалке на Моховой, литературные вечера в Политехническом, театр-студия… Она редко бывала в доме Алексея Дмитриевича.

А Алексей Дмитриевич? Первое время очень скучал. Часто спрашивал, не забегала ли, не звонила ли. Он ведь тоже все время проводил в университете, только в новом, на Ленгорах. Они не пересекались, но однажды Тина прибежала, запыхавшись, в читалку и в коридоре увидела его. Алексей Безукоризненный разговаривал с ее преподавательницей, молодой и очень интересной женщиной. У нее Тина писала курсовую работу «Рефлексия в творчестве Лермонтова и Герцена». Алексей Дмитриевич был так поглощен разговором, что даже не ответил на «здравствуйте», почти застрявшее в ее горле.

Тина никогда не думала, что может быть так больно, что ее будет так сильно ранить ревность: ее Алексей Дмитриевич, ее жених забыл Тину-солнышко, как он ее называл. «Но ведь и ты забыла, – ответила она себе. – Ты уже очень давно не была у них. Даже не позвонила, когда узнала, что Ольга Владимировна лежала в больнице. Ты сама виновата». Но то был голос разума, а сердце плакало: «Он забыл меня».

Надо сказать, что Тина, увлеченная новой жизнью, действительно редко вспоминала и Алексея, и его семью. Она училась в университете и одновременно училась жить среди людей и с людьми. Вся ее прежняя жизнь – это две семьи, где ее любили и, в сущности, не происходило конфликтов, ссор и недоразумений. В МГУ она получила все это сполна. И ей понравилось сталкивание и сшибка разных характеров и интересов. Кипение жизни захватило ее и увело из задержавшегося детства. Тина повзрослела, чему обрадовалась ее мама, которая была не в восторге от дружбы с Алексеем Дмитриевичем. Она считала, что Тина должна быть более самостоятельной, сама принимать решения, рассчитывать на свои силы. Девочка не хотела ее слушать, ей нравилось жить в этой тепличной обстановке. Как оказалось – до поры до времени, ибо, вырвавшись на свежий воздух, не захотела возвращаться назад, потому и забыла. Забыла ли?!

Несколько дней Тина мучилась, не зная, как поступить. А потом решилась на объяснение.

Дверь, как всегда, открыла Няня и радостно оповестила: «Алексей Дмитриевич, барышня пришли!»

Алексей встретил ее в дверях кабинета. Пропустил вперед, закрыл дверь. И вдруг порывисто обнял: «Девочка моя, ты вернулась. Я думал, что всё». Тина прижалась к нему и заплакала, она не могла говорить. Так они и стояли какое-то время, обнявшись, обмениваясь ласковым лепетом. Потом она упрекнула:

– Ты даже не взглянул на меня, когда я прошла.

– Это от неожиданности. Ты вошла вдруг. Я ведь приехал специально к Людмиле Михайловне узнать, как ты. Она очень довольна тобой.

А в комнате Ольги Владимировны была своя беседа: «Какое счастье, помирились».

Помолвка Алексея и Тины не удивила близких, скорее удивляло, что она так затянулась. Мама Алексея подарила, вернее, передала кольцо. Это семейная традиция: Ольге Владимировне его дала свекровь, она – невестке. Теперь очередь Тины, которая потом передаст уже своей невестке.

Тина была счастлива. Никогда Алексей не был так внимателен, так нежен. Все свободное время посвящал ей. Только вот редко выдавалось это свободное время. Он готовился к защите докторской диссертации, она – к защите диплома. А уж потом – свадьба. Это было его условие. Помните – «Когда будет время, женюсь»? И опять никто его не услышал. Не захотел услышать. Кроме ее мамы. «При чем тут диплом, диссертация?» – недоумевала она. Но ее сомнения не были приняты в расчет. Что касается Тины, то она вообще ни о чем не думала, а обе бабушки боялись спугнуть ее счастье.

Но прошла защита диплома, Алексей стал доктором, а свадьбу вновь отложили, нужно было готовиться к какой-то конференции…

Чего он боялся? Очевидно, жизни. Ведь он, как и Тина, жил в теплице, созданной Ольгой Владимировной и Няней. Он не знал, что такое семья, он не знал, что такое жизнь за стенами его кабинета. А ему предстояло взять на себя ответственность за другого человека, за будущих детей. Так что не какая-то там конференция, а страх перед будущим останавливал его. Да, он любил Тину, он даже представить себе не мог, как будет жить без нее. Но он понимал и то, что семейная жизнь – не игра этюдов Шопена в четыре руки, не решение шахматных задач по вечерам. Это то, чего он себе представить не мог. И решение подспудно созревало в нем. Нужен был только повод.

А Тина… Она жила своими ощущениями. Заявление в загс было подано. Она только что была на примерке свадебного платья. Оно такое красивое, воздушное… Завтра будет готово. Напевая, шла Тина домой, а по дороге решила заглянуть к Алексею.

Няня открыла дверь и быстро прошла было в комнату. Не было привычного «Барышня пришли».

– Что случилось? – встревожилась Тина.

– Иди, иди, – как-то быстро проговорила Няня и юркнула к Ольге Владимировне.

Алексей встретил ее, как всегда улыбаясь.

– Что с Няней? Почему она убежала от меня?

– Тина, сядь. Мне надо тебе кое-что сказать. Ты помнишь, я тебе говорил, что в Лондон будет съезд микробиологов? Меня пригласили.

– И что? Когда? Это же прекрасно!

– Да, это через месяц, в сентябре.

– Замечательно. Мы к этому времени вернемся.

– Ты не понимаешь, мне надо подготовиться.

– Ну и что? Готовься.

– Свадьбу перенесем на октябрь. А в круиз ты можешь поехать с мамой. Я уже все организовал.

– Так ты давно это решил?

– Да, примерно неделю…

Ошеломленная Тина молчала. Алексей Дмитриевич внимательно посмотрел на нее. Он не узнавал свою девочку. Не было «Тинки-солнышка», которая только что вошла в комнату. Перед ним стояла незнакомка. Серые глаза смотрели чуть насмешливо. Легкая улыбка змеилась на ее полных губах. Он впервые увидел, что Тина – женщина. Очень красивая. И совсем чужая.

Она так же молча сняла кольцо и положила на стол. Повернулась и пошла к двери.

Он не пошел за ней. Не окликнул.

Больше они не виделись. Никогда.

5 августа – 8 сентября 2014