Текст книги "Сказка №3. Перекресток имени Бабы-яги"

ЛЮБОВЬ

Из кустов донесся треск и глухое ворчание, кривое высокое дерево содрогалось до самой макушки. «Ого, – подумал Альберт, – крупный зверь и сильный – совсем не прячется. На такую дичь не грех и поохотиться». И Альберт начал доставать стрелу. В это время над кустами поднялась круглая человеческая голова с бегающими глазами.

– Не стреляй, – сказала голова, – я свой.

– Но что ты там делаешь? – удивился Альберт.

– Видишь ли, – потупился незнакомец, мы любим друг друга.

Альберт оглянулся, никого не увидел поблизости и сказал: – Не помню, что—то, когда я успел тебя полюбить.

– Да нет же, я люблю дерево, я дендрофил, объяснил человек, появляясь из кустов и застегивая на ходу штаны.

Альберт внимательно выслушал, как Голос трактует понятие дендрофилии и удивился еще раз, почему этот человек утверждает, что он свой?

– Она такая красивая, – продолжал незнакомец, указывая на дерево.

Альберт посмотрел на корягу и уточнил: – Это он, это молодой баобаб.

– О боже, – пискнул человек, закрывая лицо ладошками, – только этого не хватало, как он мог! И он погрозил дереву кулаком.

– Но почему бы тебе не полюбить человека, тогда точно не ошибешься, – вошел в его положение Альберт.

– Понимаешь, это трагедия всей моей жизни. С самого детства меня учили любить природу, в школе, в семье, в летнем лагере. Я же не мог не послушаться старших, я был такой послушный. Я воспринимал всё буквально, а они, эти монстры от педагогики воспользовались моей доверчивостью! И вот теперь я люблю деревца даже больше, чем «Грин пис», хотя, конечно, у них любовь более платоническая, – слегка смутился он. – Не верьте, слышите, никогда и никому не верьте, что разлука лечит! – вдруг запричитал дендрофил. – Ах! Она была прекрасной березой, я случайно ее увидел и сразу потерял голову… я был так одинок, – дендрофил начал заламывать руки, – но я подозревал, о, я видел, как он ее вожделел, как он похотливо касался ее ветвей, нет – он ее просто—таки лапал, пользуясь каждым порывом ветра!

– Кто?

– Дуб! Ее сосед, эдакая самодовольная дубина, выросшая рядом! Однажды, в порыве ревности, я даже хотел разделаться с ним, но понял, что не способен убить дерево. Ведь пилить дерево – это всё равно, что пилить человека. Ну почему женщины всегда отдают предпочтение физической красоте… И вот тогда я решил уехать, уехать как можно дальше. Завести какую—нибудь случайную связь, мимолетную интрижку. А что! – снова закричал он, – совершают же уставшие от обыденности люди секс туры в Таиланд, например. А я вот в Африку…

Когда Альберт понял, что незнакомец сказал всё и добавить ему нечего, он вежливо попрощался и пошел. Вслед ему несся любовный романс с надрывом, в исполнении доверчивого дендрофила: «Во поле березка стояла, во поле кудрявая стояла…»

«Лучше бы я встретил крупного смелого зверя», – подумал Альберт и тут же забыл, потому что это была однозначно лишняя мысль на сегодня.

ИНТЕРМЕЦЦО

Альберт проснулся от странной мысли: «Далеко не каждый понимает разницу между зайцем и кроликом. Вот интересно, сами кролики ее осознают?» Неподалеку он увидел большого бабуина. Тот пытался разгрызть кокосовый орех и злился, ведь не так уж это просто сделать. Альберт посочувствовал бабуину и сказал: – Там есть проростковые отверстия, если хочешь пить – их можно легко проковырять когтем.

Но бабуин был мерзкого нрава. Вместо того, чтобы послушаться грамотного совета, он выбросил орех, схватил флягу с водой, принадлежащую Альберту и залез на дерево.

– Мне не жалко воды, – сказал Альберт, – можешь взять себе половину, но верни, пожалуйста, флягу. Это моя любимая фляга, памятный подарок. Моя сестра собственноручно выдолбила эту тыкву и вручила мне на совершеннолетие.

Но бабуин, видимо придерживался собственнических взглядов, он намеревался присвоить себе всю воду, считая имущество Альберта исключительно своим достоянием. К тому же он пытался прокусить тыкву, вместо того, чтобы аккуратно открыть крышку. Видя такое поведение обезьяны, Альберт начал выходить из себя: – Послушай, – сказал он, – я редко убиваю не на охоте, но ты легко можешь меня вынудить к этому, если не будешь слегка уважительней.

На это бабуин оскалился и демонстративно помочился прямо с ветки, явно стараясь попасть в собеседника.

– Мое терпенье заканчивается, – честно предупредил Альберт.

Бабуин захохотал, повернулся, свесил свой блестящий зад и погадил.

Поняв, что переговоры окончательно зашли в тупик, Альберт выстрелил, красный зад был отличной мишенью и он не промахнулся. Бабуин рухнул с ветки, как мешок с удобрениями.

– Забавно. Прямо, как в фильме про бушмена. Убил? – поинтересовался Голос.

– Нет, – ответил Альберт, подбирая фляжку. – Только временно парализовал, – доза кураре была на мелкую дичь.

– Хорошо, что мы в пустыне. Где—нибудь в «цивилизованных» странах могли бы возникнуть большие проблемы. Статья за жестокое обращение с животными, расходы на хапугу—адвоката, штрафы. А если эта скотина занесена в Красную книгу, вообще вплоть до отсидки. В общем, хорошо, что ты бушмен из Калахари.

«Хорошо быть бушменом», – подумал Альберт.

«Да, хорошо быть бушменом, – думал парализованный бабуин, – с таким—то оружием». Стрела в заднице сильно ему досаждала, но вытащить ее он смог только через два часа, когда Альберт был уже далеко.

ТАНГАЛУНГА

Альберт устал, очень устал и дышать ему было трудно. Вообще—то он был физически развитым бушменом, привыкшим к долгой охоте с длительными переходами через пустыню. Не раз ему доводилось приносить в одиночку целую козу, добытую в двух днях пути от лагеря. Но сейчас, пытаясь поспевать за Виверрой, он сильно устал.

– Я уважаю твой стиль охоты, – вежливо сказал он на бегу, – но не могла бы ты хотя бы не продираться сквозь колючий кустарник?

Виверра на секунду остановилась, повернула к нему оскаленную морду и произнесла скороговоркой: – Посмотрите только на этого негодяя, еще не было случая, чтобы я не убила с первого укуса, а он еще трепыхается. Старею, старею… – и Виверра понеслась дальше сквозь кусты, не разбирая дороги.

Альберт не сразу понял что она имела ввиду, потом увидел полузадушенного кролика, тяжело вздохнул и побежал в ту сторону, куда скрылась неподражаемая Тангалунга. К исходу ночи ему наконец—то повезло, Виверра наткнулась на гнездо большой степной птицы и это заставило ее приостановить свой сумасшедший бег. Яйца в гнезде были очень крупные и ей не удавалось разбить их сходу. Альберт застал ее за этим увлекательным занятием на краю густого кустарника.

– Послушай, – сказал он, тяжело переводя дух…

– Вот гаденыш, – перебила его Виверра, – ты видишь, не раскусывается.

– Да, конечно, – посочувствовал Альберт, – давай помогу.

Она в ужасе подняла на него налитые кровью глаза: – Ты с ума сошел, это же моя охота.

Альберт понял, что теряет последнюю надежду и в отчаянии закричал: – Послушай! Может, хватит уже убивать, ведь так скоро не останется никого меньше тебя размером!

Виверра удивилась: – А я и не убиваю, я охочусь.

– Но ведь ты даже не съедаешь всю свою добычу.

– В профессиональном спорте важен только результат.

– Так это спорт?!

– А то! Я лучшая. Знаешь, как меня называют в кулуарах – прекрасная Матадора. Надо соответствовать и всё такое.

Она расколола последнее яйцо, победно каркнула и побежала в кусты, задрав великолепный полосатый хвост.

«Бесполезно», – подумал Альберт удрученно и повернулся к кустам спиной, чтобы уйти. Но сзади вдруг послышался шорох. Он оглянулся и увидел улыбающуюся морду Тангалунги.

– И кстати, – произнесла прекрасная Матадора неожиданно мягким голосом. – Когда закончатся те, кто меньше меня размером, я стану охотиться на тех, кто больше. Так что не поворачивайся спиной к колючему кустарнику.

После этого Виверра скрылась бесшумно и окончательно, как могут только большие профессионалы. Альберт остался стоять в тупой задумчивости: «Неужели это я хотел и должен был услышать?…».

– Шутит, – успокоил его Голос. – Она вообще—то баба веселая, только уж больно спортивная…

БУШИДО

– Мы, бушмены, – говорил Альберт, – очень спортивный народ.

– Пожалуй, – соглашался Голос, – если пригласить хорошего тренера, то в твоей деревне, наверное, можно было бы собрать даже регбийную команду. Правда, – рассуждал он дальше, – не представляю, как бы он заставил вас всех надеть трусы.

Так, беседуя между собой, они вышли на поляну с большим деревом. Здесь Альберт увидел явные знаки давней охоты. Он остановился, чтобы внимательней посмотреть следы. Под этим деревом раньше жил прайд львов. В конце прошлого лета здесь появился человек. Он был один и пришел сюда издалека. Если бы он знал местные обычаи, то обошел бы это место, но человек шел прямо и никуда не собирался сворачивать. Львы в это время года были не голодны, но у них подрастали дети и львицы встали на защиту. Альберт присмотрелся: вот молодая львица предупредила человека рычанием, в это время две старшие и более опытные, под прикрытием высокой травы обошли его сзади. Попав в окружение, человек не потерял самообладание. У него не было с собой ни мощного оружия белых великанов, ни отравленных стрел, но у него был очень большой нож. Выхватив его, он с криком атаковал ближайшего к нему зверя. Вот здесь, – увидел Альберт, – он нанес смертельную рану старой львице. Звери на мгновение опешили от крика на незнакомом языке и блеска стали огромного ножа, но инстинкты хищника взяли свое.

– У него не было шансов, – заключил Альберт. – Вот здесь всё и закончилось.

Он подошел к месту, где лежали остатки незнакомой одежды, старая сумка из ткани и большой нож незнакомца. Альберта удивило, что оружие блестело в траве не тронутое временем.

– Японский меч, – сказал Голос, – специальная сталь.

Альберт осторожно достал из сумки книгу в кожаном переплете. Он вспомнил, что видел такой же предмет у миссионера, который однажды приблудился к их деревне. Тот часто раскрывал книгу и, поднимая указательный палец вверх, что—то лопотал на неизвестном языке. Тогда жители деревни из вежливости, останавливались и делали вид, что слушают, ведь обижать гостя невниманием последнее дело. Но этот человек, встретивший здесь смерть в неравном бою, не был похож на того миссионера и Альберту впервые по—настоящему стало интересно, что же такого в этом предмете важного, если его повсюду носят с собой такие разные люди.

– Это японская книга, – сказал голос. – Хочешь, я тебе почитаю?

– Ты знаешь японский язык? – удивился Альберт.

– Я знаю все языки, я ведь умею слышать. Это классическая японская поэзия, сборник сочинений средневековых авторов. Вот послушай:

«Смотрят глаза твои вдаль

за морем обещана встреча

отчего же сегодня ветер вернулся обратно в море…».

И вот еще:

«Он имеет на это право

слепив своими руками

он зовет тебя снежной бабой,

а я Снежной моей Королевой»

– Что это? – спросил Альберт

– Это хокку, такие стихи.

Альберт задумался: – Это про любовь, – наконец сделал он вывод. – Я бы тоже, пожалуй, так смог… Вот послушай:

«Когда б твои косые очи смогли бы разглядеть во тьме,

что я тебя всю ночь морочил,

храпя и пукая во сне»

– Ну как, хорошо получилось?

– Чудесно, – подтвердил Голос.

– Я подарю этот стих на свадьбе, отцу своей невесты, – с гордостью произнес Альберт.

– Старик будет тебе признателен.

– Конечно, – кивнул Альберт. – Не каждому так везет, чтобы зять оказался поэтом. Прочти еще что—нибудь.

– Слушай. Вот, называется «Душа»:

«Она прорастает весной между белых цветов и тихо напевает о сердце.

Летом она улетает на крыльях пчел, засыпая под звон солнца.

Осенью оказывается, что она красный лист клена,

и я роняю ее в отраженное черной лужей небо.

Там она и пролежит до весны, наверное,

Ведь никто не знает, что бывает с моею душою зимой».

– Пролистай еще, – попросил Голос. – Вот, другой автор:

«Сегодня хочется писать и петь только тебя.

И попытаться обмануть себя, что не соскучился, что ты рождаешь только вдохновение мое.

И что в тебя я безнадежно не влюблен – получится?»

– Выходит, что все стихи про любовь?

– Не обязательно, но в общем смысле, – пожалуй. Вот такое, например:

«Отрывок из бреда умирающего от старости учителя, прошедшего великую войну. Записанный торопливо, но старательно, его старшим учеником.

…Падай, падай и не вставай! Встанешь – попадешь в рай. Так кричал мне этот солдат слева, убитый секундой позже. И я падал. Я так не хотел в рай, что и сейчас падаю всё ниже и ниже, и рай теперь не ближе, а только дальше, чем тогда, когда кричал он мне – падай и не вставай! Лучше бы встал во весь рост тогда, может во весь рост только и видно рай. Теперь я знаю точно, лежа мордой в грязи, видно только грязь и не важно, хороший ты человек или мразь. И только стоя, с высоты своего небольшого роста, увидишь где—то вдали рай и звезды. И даже днем, на один миг, пока летит пуля и времени у тебя мало—ровно на один крик, обращенный к бегущему справа: «Падай! Падай и не вставай, встанешь – попадешь в рай!» А что за миг до смерти увидишь ты, стоя на коленях с закрытыми глазами или лежа во весь рост в грязи?…»

– Что это?

– Не знаю точно, – не сразу отозвался Голос. – В японской поэзии всё аллегорично. Думаю, это обозначает выбор воина. Подняться до небес, но умереть или жить, но пасть низко…

И тогда Альберт подумал: «Что же искал он здесь, что нужно было этому странному человеку, носившему с собой по жизни только свой острый меч и такую книгу…»

МИСТИК

– Люди всегда хотели знать, Что—то такое, – говорил очень сильный мистик. Ты спросишь – почему? Каждый находит себе причину. Я знаю несколько примеров:

1. Простая любознательность.

2. Тяга к непознанному.

3. В научных целях, чтобы изучить неизвестные виды энергии.

4. В научных целях, чтобы опровергнуть неизвестные силы природы.

5. Достигнуть бессмертия тела для себя.

6. Достигнуть бессмертия тела, чтобы продавать его за большие деньги.

7. Достигнуть спасения души для себя.

8. Достигнуть спасения души для продажи за большие деньги.

9. Научиться лечить неизлечимые болезни, чтобы помогать людям.

10. Научиться лечить неизлечимые болезни, чтобы заработать много денег.

11. Желание постичь смысл жизни.

12. Научиться повелевать стихиями для обретения могущества и славы.

13. Чтобы уйти от обыденности, так сказать, рутины.

14. Подчеркнуть свою значимость для возвышения над остальными.

15. Добиться материального благосостояния.

16. Обрести внутреннее равновесие для свободы от комплексов.

17. Дабы произвести впечатление на окружающих.

18. Бесятся с жиру.

19. Кидаются от безнадеги в связи с сильными материальными или душевными потрясениями.

20. Если услышал голоса и почувствовал призвание.

21. Если действительно пригласили по призванию.

22. Если передалось по наследству.

23. Спасаясь от одиночества.

24. Достиг всего на материальном плане и куда—то надо двигаться.

25. Тупо посвятить себя служению в рамках какой—нибудь религии.

26. Осознанно, но тупо посвятить себя служению кому или чему—либо.

27. Желание достичь просветления.

28. Излечить расшатавшиеся нервы.

29. Потому что модно и загадочно.

30. Из боязни смерти и того, что за ней.

31. Раскаяние.

32. Стать членом тайного общества, чтобы вершить судьбы мира.

33. Проверить свои скрытые способности.

34. Шизофреническая экзальтация.

35. Стать ближе к Богу.

36. Стать выше Бога.

37. Соблазнять противоположный пол.

38. Понять, за каким именно по счету «почему» будет ответ «не знаю».

39. Наркотики.

40. Традиции племени или воспитания…

Ну и так далее.

– Что же тебя привело на путь познания?

– Угощайтесь, – Альберт протянул очень сильному мистику корнеплод, потом достал еще один для себя.

– Спасибо, сами выращиваете?

– Нет, мы бушмены не умеем выращивать, мы занимаемся собирательством. Первобытно—общинный строй, пустыня, знаете ли.

– Да в пустыне есть своя прелесть.

– У вас тут тоже очень красиво, – оглядел Альберт, окружавшие их горы.

– Тибет, вершина сущего, Вечный Мир, – согласился мистик.

Они сели рядом у самого края и стали смотреть, как садится солнце. Закат солнца в горах поистине заслуживает внимания.

– Это верно, всегда живи здесь и сейчас, – ответил на мысли Альберта очень сильный мистик.

БАЗАР

– Интеллигент, купите обувку! – пригласил продавец Альберта.

– Зачем? – не понял бушмен.

– Как зачем, – подмигнул продавец, – кому что, а негру – валенки.

Альберт подошел ближе.

– Хорошая кожа.

– Конечно, фирма, другого не держим, – радостно поддержал разговор бухой дядька за рыночным прилавком, уставленным коробками с обувью.

– Но я не ношу обувь.

– Ой, я вас прошу. А я разве ношу, это же не носка, а одно мучение, с моей—то подагрой…

«Я в Южном городе, когда—то давно», – догадался Альберт. Голос языком аборигенов владел: – А шо, отец, и де бы мне найти—таки Шо—то такое?

– Шо—то типа такого? – продавец поднял в воздух, жуткого размера сандаль.

– Ну типа того, только позагадочней.

– Ясно. Позагадочней, это тебе надо к Леське—барыге. У ней такие загадки, что наш участковый, Кузьма Романович, дай Бог ему еврейскую жену, до сих пор разгадывает и уже устал разгадывать.

– И де ж та Леська?

– Иди у сторону пока не упрешься в дамскую уборную, там она и банчит своими рэбусами.

– А как же я ее узнаю?

– Ой, я не могу, кашлянешь для конспирации, когда она подойдет. Я не могу с них, – неслись в след Альберту вопли веселого дядьки. – Леську не знаеть! Такого смеха натерпелся…

Продавщицу тайнами Альберт узнал сразу. «Колоритная женщина», – подумал он, глядя на высокую крашеную блондинку с сигаретой в зубах.

– Вы Леська? – спросил он.

– Кому Леська, а кому и Лариса Валерьевна, – надменно ответила баба. – Чего мнешься, юноша, кажи тете свою беду, авось и полегчает.

– Лариса Валерьевна, вы знаете Что—то такое? – в лоб спросил Альберт.

– Типа – опа? – нисколько не удивилась вопросу матерая Леська, – тебе скока надо?

– Чего скока? – не понял Альберт.

– Скока, спрашиваю, барбарысок тебе отсыпать?

– Спасибо, я не люблю сладкого.

– Та ты шо! – заинтересовалась Леська, – ну так и подойди до меня завтра, будет и наиболее с пэрцэм.

«Мы говорим о разных вещах, – понял Альберт, – да и откуда ей знать, и белого цветка у нее в руках нет». Но уходить не хотелось. Интересно было понять разницу между «барбарысками» и «с пэрцэм».

– А можно посмотреть? – осторожно спросил Альберт.

– А чего ж не посмотреть, када масса свободного времени, – бодро откликнулась Леська. – Слухай сюда. От там мужчина такой видный, билеты в зоопарк торгует. Так ты возьми пойди один и поедь погляди, как там отая яшперица, а мне потом расскажешь, поделисся, так сказать, восторгом от увиденного.

– Нет, я ящериц видел много уже, – уверенно ответил Альберт, – мне не интересно.

– Вот умора, – заржала Леська, – ладно, это тебя не портит, гляди. Поди – впервой? – она достала невесть откуда, жменю разных таблеток в упаковке и без и сунула их под нос Альберту.

– А которые с пэрцэм?

– Вот интурист пошел, – нахмурилась Леся. – Сказано же – завтра подгребай. Ну, ладно, иди себе, сыночка, я на производстве, – добавила она, пряча таблетки невесть куда. – Усе, передай нашим, что мы пашем.

– Обязательно передам, – пообещал Альберт и стал уходить.

– Вот умора! – констатировала Леська.

«Жаль, что это не она, – думал Альберт, – белый цветок ей, пожалуй, пошел бы. А вот в том, что она сильная и смелая даже и сомнений нет, вспомнил он слова Верблюда. Красивая женщина, – вздохнул Альберт, – жаль, что барыга».

СТИЛИСТ

Посвящается стильным стилистам в стиле нуар…

Комиссар Жан—Жюль Жегре был в скверном расположении духа. Еще бы, кто же обрадуется, если его поднимут с постели в 3 часа ночи. Вечер не предвещал ничего неожиданного. Ровно в 18.30 комиссар запер свой кабинет в управлении полиции, в котором он служил вот уже 21 год. После этого он, как обычно, отправился в кафе на углу неподалеку. За много лет службы он привык заканчивать вечер двумя бурбонами, не нарушил он эту традицию и сегодня. После он решил пройтись пешком к своему дому на набережной Орфевр, хотя погода явно портилась. Зайдя в парадное, бросил дремлющему портье: « – Здравствуй Морис».

– Добрый вечер господин комиссар, – встрепенулся портье. Он хотел еще что—то добавить, но Жан—Жюль уже отвернулся… После развода с Женевьевой он жил один, так что никто не помешал ему спокойно уснуть. Нет, женщины в его жизни были частым явлением, но сегодня он не желал никого видеть. Если бы не этот ночной звонок…

– Комиссар Жегре слушает.

– Срочный вызов! Убийство! – возбужденно кричал в трубку молодой дежурный.

– Высылайте машину, – комиссар поморщился и подумал: – «Ох уж эти новички».

Итак, комиссар Жегре был в скверном расположении духа. Он стоял на мокрой мостовой, мелкий холодный дождь сыпал не переставая, так что пришлось поднять воротник длинного кожаного плаща и поглубже надвинуть шляпу. В таком виде высокий широкоплечий Жан—Жюль был еще больше похож на супермена, чем при свете дня. Картину дополняли его мужественный подбородок и классический орлиный нос. Комиссару было далеко за 40, но он был в отличной форме и до сих пор пользовался неизменным успехом у женщин и вызывал уважение у мужчин.

Дождь усиливался, с расположенного неподалеку причала доносились неясные голоса.

«Как в деле о пропавшем автомобиле на улице Сен—Клу», – подумал комиссар и криво усмехнулся. В свете фонаря блеснули его ровные белые зубы.

– Ну и погодка, месье! – подбежал к нему толстый маленький человечек в штатском. – Прямо, как в деле о высоком человеке на Елисейских полях, а шеф?

Это был помощник комиссара – Огюст, они работали вместе уже 4 года. От острых серых глаз Жан—Жюля не укрылось, что Огюст несколько не в себе.

– Ну, что там у нас еще стряслось, докладывай.

– Вы не поверите! Обнаружен труп известного наркоборона Жака Савиньи и его любовницы, оба застрелены.

– Отчего же, охотно верю. Я всегда говорил, что этот мерзавец плохо кончит. За то ребятам из отдела по борьбе с наркотиками будет меньше забот.

– Ошибаетесь, – произнес знакомый голос за его спиной.

Комиссар не спеша обернулся: – И вы здесь, Готтье. Опять подслушиваете? – Жан—Жюль смерил презрительным взглядом начальника отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Они недолюбливали друг друга, комиссар никак не мог забыть капитану Готтье дела о подброшенном животном на бульваре Риголи.

– Ошибаетесь, – повторил Готтье с ехидной улыбкой. – Мой информатор сообщил, что как раз сегодня Жак Савиньи должен был получить большую партию героина. Но теперь, как видите, он убит, кто—то окончательно замел все следы. Теперь мы собьемся с ног, разыскивая этот треклятый героин.

– Не паникуйте, капитан, я же здесь, пойдемте посмотрим на место преступления.

На пристани царила обычная в таких случаях суета. Полицейские делали свое дело, неподалеку стояла машина коронера. Они подошли ближе. Между ящиками с рыбой и разбитыми бочками лежали два тела. Судя по одежде они приехали сюда прямо из оперы или дорогого ресторана. Поверх белой манишки убитого расплылось красное пятно, меховое боа женщины наполовину закрывало ее светлые волосы.

– По два выстрела в упор, чистая работа, – произнес Огюст мрачно.

Комиссар внимательно осмотрелся: «И всё же, что могло привести его сюда?» – подумал он. Машина наркобарона стояла здесь же.

– Шофера нашли? – спросил он помощника.

– Его увезли в больницу с ранением, до утра вряд ли дотянет.

– Где должна была состояться передача и почему он приехал без охраны, а Готтье?

– Вот и я не пойму, – неохотно отозвался капитан. – По нашим данным он должен был поехать прямо из ресторана в аэропорт. Мы следили за его машиной от самого дома, она действительно направлялась в Орли.

– Всё понятно, – нахмурился комиссар, – ваш информатор соврал, а в аэропорт для отвода глаз поехала охрана. Нет, наркотики должны были прийти сюда морем.

– Гениально, шеф! – воскликнул Огюст. – Что скажете, Готтье? С железной логикой не поспоришь.

Капитан в сердцах махнул рукой и пошел в сторону полицейской машины.

– Как мы ему утерли нос, комиссар! Прямо, как тогда, в деле о ржавчине на Эйфелевой башне!

– Я бы сейчас не отказался от двойного бурбона, – отозвался на это Жегре.

– Да я и сам с удовольствием выпил кофе с круассаном, – ответил Огюст.

Но комиссар уже не слушал его. «Где же могут быть наркотики? – думал он. – Ведь Готтье говорил, что партия очень большая, значит, унести ее просто в кармане никто не мог».

– Огюст, – перебил он помощника, рассуждающего о кофе, – вы опросили служащих? Не видел ли кто, случайно, постороннюю грузовую машину?

– Нет, месье, охранник утверждает, что с территории никто не выезжал и корабли тоже не отчаливали.

– Так, а что видеокамеры?

– Пусто, никаких следов. Одни загадки.

Но комиссар Жан—Жюль Жегре никогда так просто не отступал: – Огюст, ты помнишь дело об улетевшем вертолете в Булонском лесу?

– Я уже думал об этом, шеф, но погода не летная.

– Да, действительно, – комиссар пристально посмотрел в сторону маяка. А то громкое дело о желтой субмарине в Сан Тропе? После его успешного раскрытия тебе еще вручили орден почетного члена дайвинг клуба.

– Здесь у берега для подлодки слишком мелко…

– Так, ну, а ты помнишь, хотя бы, то знаменитое дело о надувном матраце в номере отеля «Риц» у проститутки.

– Но босс, здесь поблизости нет ни одной проститутки, мы всё осмотрели.

– Жаль, в смысле придется включить дедукцию, – вздохнул он и глубоко задумался.

Его помощник по опыту знал, что в эти моменты шефа лучше не беспокоить лишними вопросами, дабы не мешать неминуемому раскрытию преступления. Он терпеливо ждал, глядя на море. Внимание Огюста привлек какой—то предмет, качающийся на волнах. Вскоре этот предмет приблизился, увеличился в размерах, превратился в лодку и причалил к берегу. Из суденышка вышел невысокий странно одетый человек и, не обращая внимания на полицейских, направился к выходу из порта. Проходя мимо комиссара и его помощника, он произнес вслух, как бы продолжая начатый с кем—то разговор: – Да, ты прав. Море—это действительно красиво и даже величественно, почти, как Пустыня песка или Океан. Вот только на берегу не слишком уютно и чисто и эта рыба в ящиках так странно воняет, как будто в ней полно героина. А этот человек, в форме охранника, ведет себя так, будто убил недавно кого—то.

– Да, – ответил Голос, – к большому городу еще надо привыкнуть.