Текст книги "Сто первый мужчина. Роман"

***

Солнечные лучи легкой позолотой тронули обсыпанные снегом ветви рябин с промерзшими насквозь почками, где спрятались зародыши зеленых листочков. И засверкали в белоснежных дланях дерев кристалликами магического света. Фантазию света добавляли скачущие алые шары. Это красавцы-снегири прыгали с ветку на ветку с тихим мелодичным жуканием.

Игорь Михайлович глянул на термометр, закрепленный на наружной стороне оконной рамы. Четырнадцать градусов ниже нуля – это тепло. Таким воздухом, выстоянном на легком морозе, дышится легко. Взять лыжи и покататься часок-другой? Покататься по хорошо проторенной лыжне в лесопарковой окраине города, кстати, освещаемой в вечернее время. В прошлое воскресенье они так чудесно прошлись на лыжах по заснеженному лесу. Они – это он и женушка Ольга.

С Ольгой они ровесники. Познакомились в институте, в котором учились на разных факультетах. С тех пор вместе. Все происходило как само собой разумеющееся. В институте дружили, после окончания поженились, потому что дружба была настолько сильна и прочна, что случившаяся близость интимная стала гармоничным следствием здорового интереса друг к другу.

Для Ольги, с её всесторонней чистоплотностью, природной стыдливостью и развитым интеллектом, одно сокращение дистанции поднимало бурю чувств. И это уже служило той самой подготовкой партнерши, о которой твердят пособия по сексуальной жизни. У развращенной пустышки только тёртый партнер способен изыскать и точку Q, и сеть эрогенных зон. И затем точно фокусник задействовать все точки и зоны. Тем самым привести партнершу в чувство, пробудить, дойти до развязки в форме взрывного оргазма и не услышать, когда это самое произойдет лишь у него самого: «И это всё?!» Интеллект подразумевает развитый внутренний мир, что силами собственной души поднимает на уровень эйфории, оставляя последний штрих подлинному другу. Это одно из толкований любви.

После зимнего солнцестояния, когда пройдена ежегодная веха кончины года, когда Земля повернулась к Солнцу, с благостным почином начинается каждый божий день. Трескучие морозы ослабевают; зимний лес превращается в сказочные декорации. Воскресным утром супруги встали на лыжи.

Лыжня проходила по лесной просеке, когда-то специально вырубленной для занятий лыжным спортом в заповедном лесу, опоясывающим город. В таком лесу летом запросто заблудиться, и по слухам водятся страшные зверюги, предвестники конца света, о чем есть свидетельства.

Лыжня проложена широкая, состоявшая из трех полос: две для обычного лыжного хода, третья – для бега «елочкой». Игорь Михайлович и супруга вышли на лыжню рука об руку, улыбаясь от предвкушения удовольствия здоровой физической разрядки. Неразлучные счастливые супруги!

Ольга с виду не выделялась ни ростом, ни фигурой, ни чертами лица – не сногсшибательная красавица и не уродина. Но грациозные движения, дивный голос, живой взгляд умных глаз, звонкий смех, мягкость в обращении с кем бы ни было – Ольга исподволь притягивала обаянием душевной красоты. Полное отсутствие у супруги пороков, душевных изъянов порой озадачивало Игоря. И он находил этому феномену объяснение: они по-настоящему любили друг друга и никогда об этом не говорили напрямую; тонкая связь оттачивала душевные качества. Как-то стыдно делать, что не соответствовало их возвышенному уровню взаимоотношений.

Ольга любила кататься на лыжах, оставаясь посредственной лыжницей. Так шла себе тихим ходом. А мороз румянил щеки, обнимал когтистой лапой, коготками норовил врезаться в розовую кожу, лишь собственная неиссякаемая энергия легко противостояла поползновению к ледяному забвению.

Спортивный костюм из новейшей ткани с удивительным сочетанием сохранения тепла и легкости выполнен в элегантном и жизнерадостном тоне. Этот костюм Игорь Михайлович подарил супруге на день рождения. В суперсовременной обновке Ольга сияла, как ребёнок, у которого исполнилось заветное желание, хоть от роду ей сорок пять лет. Чудесным образом детская чистота, непосредственность сохранилась и в зрелом возрасте. Жизнерадостный настрой словно никогда и не был замутнён миазмами реальной жизни, которой противостоит и этот величавый лес.

Вековые ели изумрудной гущей заслоняли обнаженные стволы красавиц-берёз. Их хрупкие тонкие ветви переплетались с колючими еловыми лапами. Ветер плутал в переплетениях вечнозеленой хвои и темно-коричневых берёзовых почек, словно проступивших животворными каплями на черных гибких веточках.

Игорь Михайлович также облачен в стильный спортивный костюм Серебристая ткань плотно облегала крепкое мужское тело с широкими плечами и мощной грудной клеткой с чистыми легкими, которые никогда не отравлялись табачным дымом. Городской смог планомерно выветривался из легких лыжными прогулками, пешими переходами по методике ускоренной ходьбы. И также планомерно банными процедурами в собственной сауне из тела жаром выдавливались токсины отравленной реальности.

Ольги и Игорь здесь в лесу составили точно брачующуюся пару: плавный ход женского начала и стремительные пассажи серебристого мужского. Игорь то и дело забегал вперед по лыжне и возвращался назад к улыбающейся Ольге.

– Игорёшь, ты носишься как ветер! – сказала она, когда серебристый лыжник, взвихривая снег, оказался рядом.

– Давай и ты попробуй!

– Зачем? Мне и так хорошо!

– Будет еще лучше.

– Лучше не бывает… Если только в сказке?!

– Хочешь каламбур: для сказки мы выросли из сказки!

Ольга улыбнулась, и тут же на её румяном лице скользнуло опасение: уж не заходит ли ум за разум у супруга.

– Ты опять что-то задумал! Носишься как ребёнок, которого выпустили погулять после уроков.

– Так оно и есть. Только уроки задает нам большая жизнь.

Игорь Михайлович словно спешился с коня на соседнюю лыжню, уравняв ход с Ольгой.

– Не жизнь, а ты сам, – промолвила она. – Зачем в главные врачи подался? Одни проблемы. Как хорошо раньше было: есть постоянная клиентура, есть возможность для постоянного роста собственной квалификации, что тут же сказывается в притоке новых клиентов.

– Не хочу, чтобы мной руководили тупоголовые!

– Ах, ты гордец!

– Не гордец, – возразил Игорь Михайлович. – Жалко клинику, в которой проработал двадцать лет. Под началом тупоголовых противно работать. Мне не выдержать. Уйду я, уёдут вслед еще два-три ключевых работников – и всё! Клиника захиреет и пойдет с молотка.

– Не слишком ли ты о себе высокого мнения? Ты, конечно, очень классный врач, но зачем впрягаться в неподъемную работу? Ох, чует моё сердце: что-то будет не так.

– Знаешь такую поговорку: дорогу осилит идущий! Проиллюстрируем собственным примером!

– На лыжах ты бегаешь хорошо, зубы лечишь превосходно! Не кажется ли тебе, что втискиваться в ряды современного менеджмента, тоже самое, как вступить ногой в захудалом общественном туалете в чьи-то испражнения?

– Слушай, мы для чего на лыжи встали? Чтобы воздухом и физрой выгнать злых духов сомненья, тревог и волненья!

– Ну вот, стихами заговорил! Сам же знаешь, чтобы получить максимальное удовольствие надо все аккуратно разложить по полочкам, в том числе разобрать застарелый душевный хлам желаний.

– Да ладно тебе умничать! Прорвемся, где наша не пропадала! Давай догоняй! – Игорь рванул вперёд и, обернувшись, прокричал: – Жду на вершине склонааа!

– Жди! – ответила Ольга стремительно удаляющемуся мужу, не меняя ход.

Лыжная трасса пошла на подъём по длинному пологому склону, как непреднамеренное испытание на выносливость и возможность обнаружить в себе, равно потренировать, способность к сверхусилиям.

Игорю всегда удавалось в мгновение ока преодолеть подъём, поверяя умение вкладывать эмоциональный зачин в отменную физическую форму и получать из симбиоза физики тела и психики желаний то самое сверхусилие, без которого теперь никуда (кранты!).

От устремленной вверх трассы влево и вправо уходили спуски, разбивающие дистанцию на мерные круги: три, пять, десять километров. Оставаясь на трассе, выходишь на малую марафонскую дистанцию. Ольга решила во что бы ни стало дойти до вершины склона и, как раскручивающийся маховик, двинулась в нелегкий путь. Временами мимо пролетали тренирующиеся на время лыжники, точно подстегивая её.

Чем выше она поднималась, тем больше становилось солнечного света. Ольга одела предусмотрительно взятые солнцезащитные очки. И теперь вполне походила на заправскую лыжницу, которой приелись рекорды. Время растворялось в величественных соснах – в них солнечный свет нашел впечатляющую форму. Здесь Ольга вдруг ощутила себя таким же созданием вечных лучей, которым неведомо ни время, ни пространства. Вдыхая полной грудью целебный воздух, с трепетом различала в аромате хвои что-то такое, от чего сладко кружилась голова. Так было в далекой юности, когда захватывало дух от очарования огромной жизни, где будут реализованы все мечты и желания.

От Игоря давно и след простыл. И она как будто забыла о нём. В изнуряющем и окрыляющем ходе на вершину заструились другие мысли и ощущение чего-то другого, что было всю жизнь рядом и вот теперь начало проявляться, давать о себе знаки. Сначала прошел холодок по спине от одной этой мысли. Ольга резко оглянулась – никого. Кругом одно снежное безмолвие в солнечном мареве. Ни движения, ни шороха, ни звука. Абсолютная тишь да бескрайняя гладь белого покрова.

Щеки разгорались ярким румянцем, но не от мороза – от необычного волнения. Невесть откуда вылетела стайка красногрудых птичек и рассыпались по зарослям дикого шиповника. Они совсем не замечали Ольгу и были настолько доверчивы, что казалось протяни она руку и погладь по бархатным спинкам – в ответ на незатейливую ласку услышит приветственное мелодичное жуканье.

Это щуры – потаённая певчая птица. Размером с дрозда-рябинника, ставшего сущей бедой садоводов-дачников, эта птица для большинства невидима и неслышима. Щуры живут-поживают в нехоженом лесу, лишь знаемые знатоками и любителями птичьего пения.

Ольга взбодрилась, налюбовавшись редкими птичками, двинулась дальше, прямиком на вершину склона. Шла, сосредоточившись на собственных силах, которые на удивления не таяли. Солнечный свет, слепящий глаза, необычным образом преобразовывался в ту дополнительную энергию, что двигала вперед. Она уже не шла – летела, сохраняя минимум точек соприкосновения с утрамбованным снегом.

И вот она на вершине. Перед сияющим взором открылась живописная панорама древней горной гряды, опоясывающей ровное плато, на котором расположился компактный современный город. Её острое зрение позволяло различить улицы и проспекты, высотные дома и странной формы производственные корпуса, напоминающие сооружения внеземной цивилизации, или что-то такое чрезвычайно опережающее уровень развития технической базы.

Окинув взором родной город, как на высоте птичьего полёта пролетев над ним, Ольга оглянулась на пологий склон, ставший теперь спуском. Вот бы санки, да с гиком вниз! Минут десять потрясающего лету вниз. На лыжах страшновато. К тому же тяжело так долго удерживать равновесие. Противоположный спуск короче, но круче.

Ольга, оттолкнувшись палками, скользнула вниз по крутому спуску. Решила рискнуть. Сразу перехватило дыхание от феноменального ускорения. Бедная горнолыжница присела на полусогнутых ногах, прижав под мышками горизонтально расположенные лыжные палки. Только бы не упасть, не сломать ногу, не свернуть шею. Скольжение становилось неуправляемым. Вот уж в самом деле вскружили голову успехи и толкнули на столь безрассудный полет в неизвестность! А, быть может, подъём был началом другого подъёма, или же падения. Ольга плотно сомкнула рот и дико смотрела вперед в слепой надежде вовремя углядеть препятствие и не расшибиться насмерть. Насмерть?

Свист в ушах перекрыл истошный крик. Это было так неожиданно, что Ольга чуть приподнялась в недоумении. Кто кричал? Кто-то ворвался в её настрой и нарушил единство её сил. Удерживая равновесие, сошла с дистанции, круто повернув в лес. Какое-то время как могла лавировала между деревьев; то и дело жмуря глаза от снега, падающего с веток.

Глаза разомкнулись от удара, остановившего движение. Она увидела себя, распластавшейся посреди поляны у стога с утрамбованным сеном. Лыж на ногах не было. Руки и ноги целы, голова на месте. Ольга приподнялась, усевшись на корточки; спина нашла опору в крутом скате стога. Вязкая тишина окружала её. Словно все замерло и с затаенным вниманием терпеливо ожидало основного действия. Она точно знала: произойдет небывалое… Чуть хрустнула ветка за спиной. Ольга обернулась – в мгновение онемела, точно паралич сковал мышцы.

Прямо перед ней сидела крупная кошка, размером с овчарку. Необычные карие глаза цепко охватывали Ольгу. Любое движение женской фигуры меняла выражение кошачьих глаз. Ольга терялось в догадках, что эта за порода кошки, и чуть подалась навстречу. Длинные усы кошки дрогнули, пасть ощерилась, выказав острые клыки, несоразмерно длинные, так что в сознании мелькнул образ ощерившегося вампира. Холодок стянул кожу.

Это не кошка – это лесной чудище. Это кровожадный зверь. Рысь?! Ну, конечно, рысь. Однако окрас необычный: пепел кострища? седина?.. Седеют ли звери, Ольга не знала. Но на дряхлую зверюгу, убеленную сединой, редкий зверь не походит: в карих глазах какая-то гипнотическая сила. Рысь вскочила на четыре лапы. Ольга с ужасом увидела, что у непонятного зверя длинный хвост, который начал на глазах расширяться, нервно покачиваясь из стороны в сторону. Дикая ярость обуревала кошкой. Она словно хотела за что-то отомстить.

Зверь крадучись пошел навстречу Ольге. Шел след в след, как по канату, вытянув шею, не спуская глаз, временами морща черную мочку носа. Настолько грациозны и плавны кошачьи движения, что если бы не сопутствующее ощущение угрожающей силы и сдерживаемой ярости, она залюбовалась бы зверем. Но это не зоопарк, не познавательный фильм о природе. Это дикая кошка, приготовившаяся разорвать в клочья.

Ольга вскочила на ноги, не чувствуя боли, попятилась. Сделала шаг, другой – и в беспамятстве бросилась бежать, проваливаясь в рыхлом снегу, поминутно падая и вставая. В глазах повисала кровавая пелена. Седая кошка огромными прыжками опережала обезумевшую жертву. Всякий раз вставала на пути. Вконец обессилив, Ольга остановилась в метре от зверюги. Странная рысь, сохраняя поразительную выдержку, с каким-то осмысленным взглядом обозревала насмерть напуганную женщину. В карих глазах читалось злорадное торжество превосходства.

– Игоооорь! – завопила Ольга; бросилась, сломя голову, прочь от вездесущей кошки-мутанта.

– Что за дикий ор! – Сильные руки крепко обняли её. – Что, родная, за дикие крики?!

– Игорь, это ты! – Навзрыд заплакала Ольга. – Где же ты был! Ой, будь осторожен. Нас обложили со всех сторон страшные кошки!

– Да никого здесь нет! Успокойся. Ты зачем сиганула с горы, не дождавшись меня. И притом ты съехала с лыжни и каким-то образом пролетела поверх сугроба. Ну и скорость, видимо, у тебя была!

– В самом деле, здесь нет никого зверя? – Ольга с недоверием огляделась. – Вот же смотри, следы!

Игорь присмотрелся к отпечаткам на снегу, качнул головой:

– В самом деле отпечатки следов. Кто же это мог быть? Волки стали большой редкостью. Из кошачьих у нас водятся рыси – их ещё можно встретить. Но для рыси крупноваты следы…

– Это была седая рысь с длинным хвостом. И, возможно, не одна.

– Может быть, это были снежные люди. Йети, которые притворились рысями.

– Мне не до шуток, – ответила Ольга, насупившись от досады.

– Просто нам нельзя разлучаться, – сказал Игорь Михайлович.

Остаток дня Ольга провела в рассеянной задумчивости. Лишь наутро, после крепкого сна, с улыбкой и холодком по коже вспомнила столь странное происшествие. Им, действительно, нельзя разлучаться.

Игорь Михайловичу этот случай на лыжной прогулке также врезался в память. Он подумывал выбрать момент и вновь пройти по той же лыжне, не упускаю из виду Ольгу. В его правилах, не допускать, чтобы слова расходились с делами, не оставлять ничего не завершенным.

Прошло десять дней, и как будто обозначилось свободное окно в жестком распорядке дня. Как раз сегодня нет необходимости засиживаться допоздна над деловыми бумагами. Игорь Михайлович, обозревая уютный кабинет, решил вечером пройтись по той же лыжне: в сумеречный час шансов больше встретить седую рысь.

Игорь Михайлович подошел к окну кабинета, выходящего на улицу, в раздумье о странной зверюге, напугавшей Ольгу, о сыне, который никак не может определиться с выбором профессии. На носу выпускные экзамены, окончание школы и начало большой жизни. В его годы он четко знал, что будет врачом. А сейчас деньги, материальный достаток перевешивают другие ценности. Быть может, оттого и мечется сын, не желая призвание разменивать на умение «зашибать деньгу». С чего взяли, с чьей подачи впихнуто в головы, что счастье и деньги это одно и то же?

Он уже собрался отойти от окна, как что-то заставило внимательнее вглядеться на улицу. Из клиники вышел завхоз, его грузное тело крейсерским ходом поплыло к немытому автомобилю народной бюргерской марки. Вот он сел, включил зажигание – машину чуть тряхнуло, и вдруг из выхлопной трубы показалось нечто наподобие каучуковой дубинки молочно-белого цвета. Это нечто стало стремительно удлиняться, выказывая характерную пипку на конце. Сомнений не оставалось: это вовсе не сдуревшая подушка безопасности, не надувной шарик, закатившийся под машину и не дубинка полицейского – это приводимый в действие громадный презерватив. Резиновое изделие выросло до неимоверных размеров; в ожидании основного действия подрагивало от нетерпения. Такой чудовищный член привел бы, пожалуй, в ужас любую особь женского пола, будь он действительно таковой, а не распираемая выхлопными газами резиновая оболочка.

Обалдевшие прохожие останавливались, как вкопанные. Выпучив глаза, с разгорающимся любопытством поджидали, что же будет дальше. Завхоз протирал мутные очки и не замечал, что стал центром потешного действия. Через несколько секунд презерватив со свистом вылетел из-под машины, сорвавшись с креплений на выхлопной трубе, и, описав дугу, шлепнулся на лобовое стекло. Раздался дружный хохот. Завхоз водрузил на нос очки, и сам, обалдевая, вперил мутный взгляд на невесть откуда взявшийся использованный презерватив чрезвычайно внушительных размеров. Включил стеклоочиститель – щетка проскочила по верху резинового изделия, разгладив и припечатав к стеклу. Чертыхнувшись, завхоз, кряхтя и сопя, выбрался из автомобил, ручной щеткой брезгливо смахнул на землю умопомрачительную резинку.

Один из прохожих резво подскочил к завхозу, вежливо полюбопытствовал: «Скажите, пожалуйста, это не рекламная акция? Я не вижу марки, названия продукта. Очень, очень прочная резина. Я бы купил у вас прямо сейчас пробную партию». – «Да пошел ты…».

Завхоз добавил еще пару крепких словечек хамского содержания, и пыхтя от злости, обвел выпученными покрасневшими глазами улицу и фасад клиники. Увидел согнувшихся от колик неодолимого приступа смеха двух уборщиц, Ларису и Тамару, погрозил кулаком, ввалился в машину, рев мотора стал заключительным аккордом усмеятельной сцены..

Игорь Михайлович усмехнулся: он затевает основательное техническое перевооружение клиники, а работники, в самом деле, дурью маются. Где же то глобальное, что сможет переустроить на высокий лад их мысли и стремления?

Глава 3. Экспериментальная фабрика

Двадцать восемь лет назад от того дня, когда завхоз стоматологической клиники сбросил оземь с лобового стекла тридцатисантиметровый презерватив, по этой же самой улице и в это же время шла советская девушка Глаша.

Она высокого роста, с широкими бедрами, толстой русой косой, закинутой за узкие плечи. Деловой костюм цвета беж не в силах скрадывать аппетитную грудь, способную накормить сразу двоих розовощеких младенцев, свести с ума прожженного ловеласа. Приталенная юбка сидела на бедрах в обтяжку, оголяя колени. Но забраться выше колен, обласкать тонкую кожу, ниспадая к модельным туфелькам, мог только шалый ветерок.

Дивчина несла пухлый портфель из натуральной кожи, в котором с трудом поместился квартальный финансовый отчет крупного промышленного предприятия. Вообще, эту рослую и крепкую девушку притягивало ко всему крупному, основательному, необычному, что впоследствии обернулось чередой нелегких испытаний.

Чрезвычайная ответственность, привитая отцом-фронтовиком, превосходное экономическое образование, готовность и, главное, умение общие интересы переориентировать в собственные, – все эти составляющие успеха прямой дорожкой вывели и усадили на солидную для её возраста должность ведущего экономиста.

Финансовая наука, как известно, разумеет во всем точность, ясность, лаконичность. Каждая цифирка строго на своём месте и подтверждена соответствующим документом. Ревизорские проверки не дают расслабиться. Ошибки, отклонения в отчетности – в принципе недопустимы. Ревизоры, как правило, уходили от Глафиры с пустыми полями для замечаний. Всё нормы и формы соблюдаются, всё тютелька в тютельку, что на бумаге, то и в производстве.

А в жизни… В жизни так запутано, сложно и неоднозначно. Только что полчаса прождала Диму, чтобы вместе пойти в магазин для новобрачных, – и напрасно. Куда-то вновь запропастился. Через неделю свадьба, а белое платье для неё и строгий костюм для него до сих пор не куплены.

Может быть, права мама, трудившаяся методистом горсовета по марксистко-ленинскому воспитанию молодежи, что Глаша решилась на замужество исключительно вследствие высоких нравственных идеалов. Совсем не из боязни, что засиделась в девках, хотя годков ей под тридцать.

Паренька Диму знала с детства. Сначала получалось вроде бы складно: он и она отучились, он отслужил в армии, устроились на одно предприятие. Однако, не успев пройти все принятые в советском обществе виды ухаживаний, как случилось нечто непредвиденное, отчего паренек запил в горькую.

Вместо того, чтобы сразу расстаться, Глаша сама подвела Диму к заключению брака – ведь она знала истинную причину погружения в алкоголь, и надеялась, что будучи с ним бок о бок, сможет вытащить из гибельной трясины.

Начиналось последнее десятилетие существования советской страны, ничто не предвещало её краха. По радио гремели победоносные и жизнеутверждающие песни: «Я люблю тебя жизнь», «Широка страна моя родная»…

На кухнях кто-то слушал «Голос Америки», тайно читал «Архипелаг Гулаг» и боготворил Александра Солженицына. Кто-то наслаждался фильмом «Эммануэль» и боготворил Сильвию Кристел. Слушали рок-музыку. Слушали Владимира Высоцкого. Миллионными тиражами выходили книги Генерального секретаря КПСС, окутанного тьмой анекдотов. Наращивался военный потенциал страны. И количество ядерных боеголовок, нацеленных на оплот частного уклада жизни и свободы, давно превысил критическую массу. Не хватало, разве что, маленькой икорки, чтобы случился предреченный Апокалипсис в ракетно-ядерном варианте.

Строились новые теории научной организации труда, и не было отбоя от энтузиастов, которые даже ценой жизни и здоровья готовы взяться за воплощение самых серьезных и глубоких идей, издавна мучивших мыслителей. Идей, что поворачивают мир.

В частности, новая интерпретация идеи сверхчеловека и сопряженная с ней проблема понимания времени и бесконечности обретала реальную форму.

Между тем, обычная человеческая жизнь, в которой воплощена многовековая (и такая простая, понятная и любимая большинством) идея семейного благополучия, продолжения рода, накопления материальных благ, следования традиции и церемониала, – текла устоявшимся чередом.

Один из волнующих церемониалов – бракосочетание, готов повториться в советском городе N, в такой-то энный раз. И пополнить советское общество новой плодотворной ячейкой.

Субботний день в городском ЗАГСе расписан по минутам. Несмотря на строго регламентированное время для каждой пары брачующихся, администратору (представителю власти) требовалось и удавалось для всех новобрачных сохранить теплоту, искренность и значимость гражданского обряда бракосочетания. Над зданием ЗАГСА реял красный флаг и слово «венчание» считалось предрассудком. Церковные Храмы по большей части превращены либо в музеи атеизма, либо перестроены в объекты социально-бытового назначения, либо разрушены.

Поэтому, понимая важность ритуала для среднестатистического гражданина великой советской державы, творились новые обряды и праздники. От стародавних традиций взята велеречивая торжественность с дозированным элементом сакральной тайны; добавлена светская пышность и блеск в искусной оплетке чисто советских радужных перспектив счастливых строителей светлого будущего. Того будущего, где нет места давним и коренным порокам человечества, где идея сверхчеловека воплощается в понятие «советский человек».

Легендарный летчик Александр Маресьев, лишившийся ног от ранения фашистских варваров, в короткий срок на костылях восстановил боеспособность, и на врачебной комиссии потребовал вернуть себя в строй победоносной Советской Армии. Героическое преодоление человеческой слабости объяснил просто: «Я же советский человек!» И этим многое объяснялось. Пока не наступил момент Х…

Алла, администратор ЗАГСА, – со вкусом одетая девушка, при ближайшем рассмотрении раскрывалась как очень зрелая женщина, возможно, и бойкая бабушка, – с явным воодушевлением творила театрализованное действие. Как чуткая коммуникабельная девушка-женщина, она легко воспринимала волны чудесного настроения, исходящие от новобрачных, вливая через эту волну вышколенную душевную теплоту. Умело поставленный церемониал раскрашивал начало супружеской жизни в глубокий радостный тон.

Роскошные платья красавиц-невест. Каждая в этот день ощущает принцессой, которую берет замуж сказочный принц. И не важно, что он и она, быть может, чуть не дотягивают до таковых на самом деле, но в воображении, в созданном ощущении любви, – они таковы. И последующие годы докажут это реально. В противном случае они придут сюда же, но с другого хода в серый невзрачный день. Придут за свидетельством о расторжении брака.

Глядя на светлые лица невест и женихов, Алла и поверить не могла, что такое может произойти. Бывают, конечно, странные случаи, как тот, что начал разворачиваться на её глазах.

В зал для торжественного бракосочетания под звуки вальса Мендельсона вошла очередная пара новобрачных, и вошла как-то не так, с нервными напряженными движениями.

Алла, вскользь глянув, оторопела. Её великолепная прическа примадонны, словно разом обсела в общипанный рыжий куст, слетела маска макияжа. Обуревало желание вырубить свет, вдавить аварийную кнопку тревоги.

Всё потому что невестой явилась дочка давней доброй знакомой – Глашенька, единственная дочь в семье, убереженная от пагубных поветрий современной жизни строгим пуританским воспитаниями с какой-то стародавней сентиментальностью и четкой советской направленностью.

На щеках светло-русой Глаши алел девственный румянец. Высокая грудь трепетно вздымалась от неровного дыхания, и тонкая белая ткань подчеркивала непорочность невесты, до этой поры не доступной мужской ласке. Кавалер, напротив, худ, высок и черняв, как смоль. Он и задавал ломаный ход свадебной процессии.

Алла, допустив минуту сомнения и протеста, сумела убрать личное из общественной миссии представителя исполнительной власти. И начала осуществлять тысячу раз повторенное действие регистрации бракосочетания, впрочем, не спуская глаз с жениха. Ей как будто становилась понятной странность долговязого парня, без пяти минут супруга образцовой девушки. Жених пьян! Да, пьян! И пьян настолько, что вообще понимает ли, где находится и что происходит.

По правилам Алла могла бы прекратить церемонию, однако, установка на лакировку действительности сдерживали её, да и Глаша, похоже, расценивала состояние жениха как досадное недоразумение. На минуту администратор снова стала просто Аллой и спросила, переходя на шепот:

– Глашенька, ты в своём уме?

– В своём, тетя Алла. Всегда в своём, другого нет, – пролепетала невеста.

– Жених твой, не перепутал двери? Мы если и нальём, так фужер шампанского.

Алла, чуть покачивая головой и морща нос от гадливости, окинула презрительным взглядом наклюкавшегося парня.

– Стечение обстоятельств, – сказала в оправдание Глаша. Сомкнула плотно губы, не желая продолжать разговор.

– Ну и ну! Где родители?

– Они такого же мнения, как и вы. Но я же взрослая! Имею право самостоятельного выбора.

– Иметь имеешь, но каково родителям!? Выходить замуж за пьяницу…

– Зачем так сразу клеймить? Я его люблю. И он меня… – Глаша посмотрела на жениха. Он тут же закивал. – А с остальным мы справимся! Разберемся. Мы справимся, тетя Алла!

Глаша, коротко вздохнув, добавила, что было правдой лишь отчасти:

– Дима после ночной смены. Ночь не спал ни минутки. Вот и развезло от стопки с друзьями.

– Всё равно не понимаю. Ладно, воля твоя.

Процедура бракосочетания пошла обычным чередом. Алла спросила согласия брачующихся стать супругами и, не дождалась вразумительного ответа. За обоих отвечала Глаша. Жених в знак согласия мычал, словно глухонемой. Может быть, так оно и есть. «Намучается – прибежит за разводом. Только бы с детишками повременили». С такими мыслями администратор смотрела в упор на Глашу, механически повторяя слова:

– Учитывая ваше обоюдное согласие, которое вы выразили в присутствии свидетелей, близких и друзей, ваш брак регистрируется. И я прошу вас подойти к столу и подписями скрепить ваш семейный союз… Уважаемые новобрачные, с полным соответствием по советскому законодательству ваш брак зарегистрирован. И я торжественно объявляю вас мужем и женой! Поздравьте друг друга супружеским поцелуем… А теперь, уважаемые супруги, разрешите вручить вам ваш первый семейный документ – свидетельство о заключении вашего брака… Дорогие молодожены, сегодня у вас особенный день, вы вступили в семейный союз любви и верности. Отныне вы муж и жена, создатели новой семьи и продолжатели рода своего. В семейной жизни проявляйте больше заботы, доброты, терпения и уважения друг к другу. Не забывайте и о тех, кто вырастил вас и воспитал – ваших родителях. А я желаю вам счастья, удачи и благополучия.

Серебристая Луна разливала чудный свет. У приоткрытого окна в посеребрённом кресле, поджав под себя ноги, сидела обнаженная девушка, расплетала косу.

Густые волосы такие длинные, что касались кончиками нежной кожи бедер. Ниспадали шелковыми нитями на хрупкие плечи, легкими прикосновениями волновали грудь, которой не касались мужские руки.

В эту ночь в призрачном свете потустороннего сияния звездного неба больше теплых желтоватых тонов. Глаша и раньше подмечала, что чем ближе Луна, тем больше теплого света в ночных сумерках, чего порой не скажешь про близких…