Текст книги "Сто первый мужчина. Роман"

***

Приближался день святого Валентина. Странный праздник – считал Игорь Михайлович, – да и праздник ли для русского человека? Впрочем, самой русскости становится всё меньше и меньше. То, что начал ломать первый царь династии Романовых – Алексей I, вступивший на престол в 1603 году, продолжили большевики с 1917 года, добили реформаторы 1985 года шоковой терапией с ориентацией в виде излечения на западные либеральные ценности. На душевной пустоши расцветают злачные цветы. Цветы зла, насилия, похоти. Алкоголь и наркотики расширяют интервенцию, и для многих становится нормой жизни. Череда серых рабочих будней с одной радостной мыслью, что дома ждёт подруга-бутылка, друг-телевизор.

Игорь Михайлович, глядя на завхоза, который всегда в какой-то мере обуян воздействием алкоголя, ощущал неприязнь ко всему спиртному. С презрением различал градации поведения завхоза в зависимости от количества употреблённого спиртного: подшофе, с глубокого похмелья и с легкого, угнетенного истощением внутренних следов этилового спирта, с предвкушением от предстоящей выпивки. Благодаря опойке-завхозу стал закоренелым трезвенником. На праздничных мероприятиях выпивал стопку чистой водки, и не более того.

Если алкоголь легко исключён из жизни, то остальное назойливо вторгалось. К этому остальному Игорь Михайлович причислял бесцеремонное нашествие алых сердечек, знаменующих праздник святого Валентина. Куда ни глянь, везде начало пестреть обнаженными сердечками: в магазинах, киосках, рекламных растяжках. Всюду бесстыдно и трепетно пульсировали оголенные сочно-алые, истекающие нерастраченной любовью подобия человеческих сердец на пару с пухлыми губами, ждущими поцелуя. Игорь Михайлович дивился новой дури, отмахивался, как мог, от назойливых знаков экзотического праздника.

Ветер поменялся на устойчиво южный. Пришла первая оттепель, увенчавшая череду лютых, крепких и просто морозов суровой зимы. Солнце не спешило уходить с небосклона. Засияло солнце, разыгралось. Сквозь чистую ясную синь выплескивало искристое тепло на промерзшую и погребенную в великих снегах животворную землю.

Солнце топило кабинет, не давая работать: бросало блики на монитор, высвечивало ужасающую пыль, и в кажущемся порядке беспардонно выказывало беспорядок, в кажущемся смысле, выказывала бессмыслицу. Единственным спасением оставалось выйти на улицу и жадно дышать оттаявшим ароматом весны.

На письменном столе лежало приглашение в Одессу на конференцию потребителей и производителей стоматологических технологий, оборудования. Игорь Михайлович в плане-графике конференции карандашом отметил темы выступлений, которые обязательно следует послушать. Изготовители оборудования привезут новейшие образцы, будет возможность заключить контракт на поставку оборудования – как раз то, о чём мечталось. Наступивший 2013 год будет переломным.

Игорь Михайлович настежь распахнул форточку: свежий воздух ворвался в комнату вместе с веселым гомоном неунывающих воробьев. «В самом деле, какой-то особый газ присутствует в воздухе в начале весны, – подумал он, уловив носом этот тонкий аромат. – Пойду, прогуляюсь, подышу, а заодно и куплю билеты на самолет в Одессу».

Надев черное драповое пальто, главврач вышел в коридор. Лицо приняло серьезный вид, какой и надлежало быть у человека, на чьих плечах огромная ответственность за качественное обеспечение функций клиники. Из соседнего кабинета на звук захлопнувшийся двери выскочила Лариса.

– Вы уже уходите? – спросила она с непонятным возбуждением.

– Ухожу по делам. – Игорь Михайлович с недоумением взглянул на уборщицу служебных помещений.

– Подождите минуточку.

Лариса мигом отставила швабру и тряпку, сняла резиновые перчатки, метнулась в кабинет, откуда стремглав выскочила. Легкий испуг, что могла проворонить номинанта женского внимания, развеялся без следа. Она на глазах преобразилась в грациозную диву. Плавными кошачьими движениями переместилась к заинтригованному главврачу и, опустив сверкнувшие искренней радостью глаза, вручила красочный полиэтиленовый пакет, в котором угадывалась большая коробка конфет:

– Это вам.

– С какой это стати это мне? Вы удивляете каждый раз.

– Вы разве не знаете, что сегодня день святого Валентина? Мы с Томой дарим всем мужчинам нашей больнички по коробке конфет.

– Ах, вон что! Я должен вас разочаровать: не очень-то признаю все эти новые праздники. Мне они, как бы это сказать,… как шуба жителю знойной Африки.

– Все равно возьмите. Это же подарок.

– Спасибо, конечно, за внимание… Но зачем? И зачем такую большую коробку? Подарили бы эту самую валентинку.

– Там есть и валентинка. Подарок должен быть подарком.

– Как вы категоричны! Я стараюсь избегать агрессивного внимания.

Лариса улыбнулась, возвела карие глаза на растерявшегося начальника. В её взгляде нет ни тени сомнения, что она делает что-то неправильно.

– Возьмите, – повторила хрупкая женщина-девочка. – Это не смертельно.

– Ну, хорошо. Только что я буду с конфетами делать? Приходите тогда на чай. Угоститесь и сами этими конфетами.

– Вам спасибо, за приглашение. Когда прийти?

– Когда?.. Через неделю. Или через две, а может быть, через месяц. Дело в том, что я уезжаю на конференцию.

– Что ж, как скажите. Будем ждать.

Смирение Ларисы удивило. Игорь Михайлович, поколебавшись, предложил:

– Или лучше сегодня. Неделя, месяц – это долго. Могу и забыть про конфеты. Давайте сегодня часа в три.

– Сегодня, так сегодня, – как будто равнодушно пропела Лариса.

«Боже мой, что я делаю! – Подивился Игорь Михайлович, когда вышел на улицу. – Зачем этот разговор. Зачем эти конфеты? Этот предстоящий чай? Наверно от усталости поддался какому-то странному наваждению. Действительно, крыша едет… Дома жена, сын-подросток. Дел невпроворот. Зачем мне то, что может произойти. Впрочем, а что может произойти? Нелепое чаепитие с уборщицами. Поиграть в демократию? Узнать чем дышат и живут рядовые слои расколотого постсоветского общества? Судя по телевидению, – тошнехонько им… Кто она, эта Лариса? На работу к нам ее устроил завхоз, пока я был в отпуске. Первый раз ее увидел с сигаретой в коридоре. Худющая. Заостренное лицо, как ровно только оправилась от страшной болезни. Ломаные движения. Толи это так и несформировавшаяся девушка, толи чем-то страшно изможденный человек. Словно что-то её мучит, какая-то душевная боль, тревога. Когда она глубоко втягивала в себя сигаретный дым, казалось еще глоток – и она взлетит, наполненная сигаретным дымом, как воздушный шар… Впрочем, не скажешь, что субтильная натура. В движения ощущается скрытая энергия, которая чем-то скована. Оборвалось какое-то связующее звено, оборвались каналы выхода этой жизненной энергии… А, быть может, это мнится. Всё гораздо проще. Держится с большим достоинством, хотя в чем оно заключается – непонятно. Первое впечатление от этой дивчины – настороженное и опасливое. Дальше оказалась, что она может часами спать в раздевалке. Постоянно срывает график уборки. Не грубит, но постоять за себя может. Вечные опоздания на работу, какие-то шутки-приколы, безудержный смех из гардеробной, раскатывающейся по всей клиники. Не счесть, сколько мною сделано замечаний завхозу по качеству и своевременности уборки и подбору людей на работу. Почему набрал в свою службу не здоровых крепких женщин, а худосочных девиц, у которых раскрашенные ногти в половину пальца. Конечно, в городе трудности с трудоустройством женщин, но у нас же, в самом деле, не благотворительная организация, куда пристраивают родственников и ближайших знакомых, и где платят только за то, что ты есть такая-растакая и вышла, умничка, на работу. Помнится, по докладной завхоза выносил им дисциплинарное взыскание с лишением премии. Что поразило, они консультировались у адвоката, как оспорить наложенное взыскание. Они, уборщицы, как и другие, становились из месяца в месяц, из года в год хитрее, изворотливее в намерении работать поменьше, а получать побольше… Какая-то своеобразная игра: кто кого правильно обует… В конце концов, это отнимало время, которое можно с большой пользой использовать для клиники. Интересно, не подвох ли и эта коробка конфет. Как разглядеть: искренний это жест или наживка для дурачины. Надо как-то упорядочить поздравления, праздники, даты, именины. Пусть это будет элементом корпоративной культуры. Сейчас, раз уж принял неформальный тип коммуникаций, лучше всего организовать это в своеобразный диалог без галстука. Чай с руководителем? С начальником чай, однозначно, быть не может. Но с руководителем – может! Как говорится, начальник и руководитель – две большие разницы. Посему, пусть приходит НАШИ клининговые работницы для поиска взаимопонимания, повышение вовлеченности в наше общее дело. У нас не должно быть чернорабочих и привилегированных цыпок. Все равны, всем достойное внимание и оплата труда. К каждому с душой и с пониманием… разолью им чай, открою коробку конфет. Попробуем в неформальной обстановке найти консенсус, взаимопонимание администрации и работников… В любом коллективе необходимо научиться понимать друг друга с полуслова. Для этого как раз и нужны неформальные встречи. Будь это взаимопонимание, не было бы таких ситуаций, как на прошлой неделе. Зашел в туалет вымыть руки после обхода. Увидел на корпусе электрополотенца два бумажных алых сердечка, закреплённых скотчем, а между ними цветная вырезка из журнала со стихами. Подозвал Ларису, спросил:

– Это ваша работа.

– Да, – ответила она после минутной паузы.

– Уберите. Такие прекрасны строки не следует наклеивать в туалете, это во-первых. Ваша задача наводить чистоту, а не заниматься оформительством… – Продолжал выговаривать, но тон смягчался от вида искренне недоумевающей девушки.

– Но оно такое некрасивое это электрополотенцо… Хорошо, если вам не нравиться – уберу.

– Не то чтобы не нравится, – никак не могу понять, зачем вы клеите на видных местах фразы, слоганы. Это что, новая наскальная живопись?

– Человек улыбнется – кому от этого плохо? – Вопрос остался без ответа.

В назначенный час в дверь кабинета Игоря Михайловича тихонько поскреблись. На пороге стояла Лариса, бледная с ярко накрашенными губами.

– Где остальные? – спросил Игорь Михайлович, оторвавшись от деловых бумаг.

– У Томы разболелась голова, а Ксюше ничего не говорила.

– Что ж заходите, не посылать же вас за Ксюшей.

– Я могу сходить за ней, но завтра вся больничка будет знать о чае втроём в кабинете главврача.

– Любое событие можно извратить до неузнаваемости. Вы, значит, это неординарное чаепитие оставите в глубокой тайне?

– Я да! Я всегда знаю что, как и кому говорить.

– Вы точно разведчик в стране недоброжелателей. Посланница неведомого мира.

– Как вы догадались?

– Да так ляпнул, не думая… Неужели так на самом деле? Склонность к психоанализу у вас налицо.

– Мы, женщины, слабые, поэтому нам надо быть умнее.

– Странная аксиома-парадигма.

– Я не знаю, что такое парадигма.

– Парадигма – это…

– И знать не хочу!

– Не знаете, так не знаете. Присаживайтесь. Может, вместо чая сок попьем? Покрепче налить?

– Я почти не употребляю алкоголь.

– Это похвально! Покрепче – не значит алкоголь. Крепкий кофе, например. Значит, сок?

– Да, лучше сок. Вдруг кто-то, действительно, зайдет, подумает: с какой это стати, начальник наш с уборщицами чай пьет. Мне-то все равно, что подумают.

– Не беспокойтесь, в это время обычно никто не заходит. Если и заходят, то спрашивают разрешения. Признаюсь, изначально предполагал провести неформальную встречу, так сказать, без галстука. Руководитель и руководимые в беседе за чашкой чая шлифуют отношения.

– Многие предполагают одно, но получается другое.

– Гм, рассуждаете на достойном уровне!.. Так какой сок предпочитаете? Впрочем, выбор небольшой: яблочный и апельсиновый.

Лариса представила кислое зеленое яблоко, лицо искривилось. Апельсин мог оказаться таким же кислым.

– Виноградный, – заявила она. – Если нет такого, наливайте любой… Обо мне всякое болтают. Я даже узнаю о себе много интересного, чего и не подозревала в себе. Почему так считают, что если живешь без мужа – значит, гуляет налево и направо?

– Наверно потому что в наше время поставлена во главу угла частная жизнь и личное обогащение. Чем еще должна заниматься молодая красивая женщина, как ни идти по стези удовольствий? Ночные дискотеки, сауны, косметические салоны на каждом углу, фитнес и т. д. и т. п. Для чего все это? Наверное, чтобы подчеркнуть чувственное удовольствие нашей короткой жизни.

– Короткой? – переспросила Лариса. – Никогда не задумывалась об этом. Какая разница короткая она или нет? Было бы для чего жить.

– Это верно, – сказал Игорь Михайлович с явным удовольствием.

– А я живу без мужчины. Потому что когда нет любви – мужчина мне не нужен. Никого удовольствия получить невозможно. Я не могу с ним быть без любви. Мне противно, что кто-то чужой будет трогать и лапать, лезть в душу.

– А секс вас не устраивает? Секс с вышколенным партнером, как чай вдвоём?

– Ого, откуда у вас такие познания?!

– Пришлось к слову. – Игорь Михайлович почувствовал, как краска заливает лицо.

– Секс допускаю, – ответила Лариса, деликатно не реагирую на смущение солидного мужчины. – Но не вижу достойного партнёра. Любовь всё равно выше и глубже.

– Любовь?! Что же это такое по-вашему?

– Разве вы не знаете? Значит, вы никогда не любили!

– Как же я умудрился уже половину жизни прожить? С женой вырастить сына. Получается, по-вашему, и любви не знал.

– Значит так.

– Иногда, скажу я вам, некоторые чувства органично входят в жизнь, их не замечаешь и не думаешь о них, потому что они суть, стержень, основное, так же как если не будет биться сердце – кровь не будет поступать по жилам… Но вы, вероятно, знаете особенную любовь?

– Я знала.

– Не слишком ли вы самоуверенны? Ведь я вас старше почти лет на двадцать.

Лариса поправила:

– На пятнадцать.

– Пусть на пятнадцать. За этот временной пласт сделал кое-что весомое. Жизненный опыт мой однозначно больше вашего.

– Это как понимать! У меня сексуальный опыт больше. У меня все мужчины были вашего возраста.

Игорь Михайлович поперхнулся соком. Лариса невозмутимо потягивала из бокала оранжевую жидкость, словно экзотический коктейль.

– И что из этого? Их было так много?

– Достаточно много.

– Сколько же?

– Много: может быть пятьдесят или сто. Уж пятьдесят точно, но скорее всего сто.

– Когда вы успели? Вам всего-то тридцать лет.

– Я рано начала. С пятнадцати лет. А в семнадцать уже родила дочку.

– Слушайте, а как же эта ваша любовь, без которой нельзя?

– Мне казалась, что я люблю. Я обманывалась. Настоящая большая особенная любовь у меня была одна. Она пришла потом. Мы были с ним вместе три года. Его убили. Убили из-за меня и денег: он был предприниматель. Тогда убивали легко, как выкидывают мусор в ведро… Он снимал квартиру для нас. У нас была шикарная машина. Три года большой необычной любви… Когда я его в первый раз увидела – у меня закружилась голова, и все поплыло передо мной. Я была уверена: это он, кого я так долго ждала, долго искала. Я работала тогда в ларьке продавщицей. Он был хозяином ларька. Ларьков держал несколько. Мы стали жить вместе. Но у него была жена. Они давно друг друга не любили. У жены был любовник молодой… Связывали их только имущественные отношения: общая собственность. Но заработал все он, мой Юра, – он крутился-вертелся, покупал, перепродавал. А она – избалованная дура. Ей нужны от него только деньги. Она держала собачку, которую единственно обожала. Она кормила собачку бутербродами с красной икрой. Мы с Юрой потихоньку-помаленьку стали копить доллары. Большую часть прибыли от ларьков, от другого бизнеса, переводили в доллары. У нас был хороший план: накопить баксов, продать бизнес и уехать из города на юг, купить на черноморском побережье участок земли отстроить небольшую гостиницу и заняться гостиничным бизнесом. Причём, не в России, а где-нибудь в Болгарии. Но может быть и в России. Тогда дома, недвижимость, были сравнительно дешевы. Но Юру вдруг убили. По-моему, его заказала жена. Она узнала про нашу связь и про наши планы… У меня началась депрессия. Я не хотела жить. Вдобавок меня стала шантажировать его жена: требовала вернуть те накопленные и утаенные якобы от неё баксы. Она грозилась посадить меня в тюрьму, в психушку, лишить материнских прав. Я отдала все наши с ним сбережения, отдала все, что у нас было. Не потому, что испугалась. Не хотелось имущественной склоки. Убит любимый, а тут страсти из-за денег. Пусть подавится баксами. Все отдала ей. Вернулась к маме, как тень. От меня была одна оболочка, из которой вытянули всё живое, дорогое, ценное. Кроме мамы и дочери у меня больше никого не оставалось. Я точно умерла для всего, но почему-то не умерла совсем… Два года не выходила из квартиры. Представляете? Два года я всего боялась, тряслась со страху от каждого стука в дверь… Мне всё казалось, что придет Юра с проломленной головой, а сзади будет бесноваться жена. Она запускает руку в его мозги, роется, ищет и кричит: «Куда ещё спрятали баксы?» Рука по локоть в крови… После этого я возненавидела деньги. Даже сейчас, когда они у меня появляются, я стараюсь их быстрее потратить… Мама меня выходила. Если бы не мама – быть мне навечно в психбольнице. Ведь я была в шаге от умопомешательства. Мама выходила меня любовью. Потом у меня есть крёстный, который так много сделал для меня хорошего. Он открыл мне новое понимание всего, он вправил мне мозги… Потихоньку я стала приходить в себя, выходить на улицу, сначала я выходила ночами, когда пустынны улицы. Гуляла с мамой по городу. Потом уже вечерами гуляли с ней и дочкой. Вскоре стала выходить вечерами одна. И чтобы быть не совсем одной, мама завела мне собаку. С ней мы бродили вечерами и ночами. Тогда я полюбила тёмное время суток. Весь мир спит, и никто не мешает мне быть самой собой! Мама нашла мне работу уборщицы в библиотеке в пяти минутах ходьбы от дома. Мне нравиться моя работа. Я даже получаю удовольствие от неё. Запах помытого пола мне страшно нравится, особенно если пол бетонный. Чистота и порядок, которые я сделала, приносят маленькую радость мне. Там, в библиотеке платил вообще мало, поэтому мама упросила завхоза взять сюда. Они когда-то работали вместе с завхозом… Вы меня слушаете или о чем-то думаете? Я вам не мешаю?

– У меня не вяжется одно с другим. Вы посвятили меня в свою трагическую историю, где так много такого, что не каждому по плечу. И сто мужчин, с кем переспали. Как это связать? Да и простая арифметика не сходится. Два года вы ни с кем не вступали в интимную близость, тяжело болели. Три года были с Юрой. Итого к 25 годам у вас должен быть опыт интимного контакта с сотней мужчин. Ведь я не ослышался: мужчин, а не клиентов?

– Да что вы прямо к этой цифре привязались! Я же вам сказала: не помню сколько точно! Было много. Можно, конечно, попробовать сосчитать. Сделать поименный список. Ха-ха-ха! Да разве это важно! Вот теперь мне никто не нужен. Надоели мужчины. Мне хорошо одной. У меня дома два пушистых кота. Одного кладу по левую сторону от себе, другого – по правую; говорю себе: прочь бессонница, я спать хочу. И сплю так крепко, что не вижу больше никаких снов. Я словно проваливаюсь в бездонную пропасть, но до дна долететь не могу – пробуждаюсь для чего-то в этой жизни.

– Странно вы говорите.

– Да я странная, я ненормальная. И на то есть причины, о которых говорить пока не хочу.

Игорь Михайлович выразил недоумение.

– Вы только что посвятили меня в свою очень непростую историю. Что-то есть, эээ, как бы это выразиться, чтобы стало понятным. Что-то в ней есть очень крутое! Неужели есть еще, что нельзя сказать вслух?!

Лариса кивнула. Черные волосы подчеркнули бледность тонко очерченного лица. Отрешенный тон голоса добавил таинственности в облик.

– Есть. Это связано с людьми ныне живущими. Только поэтому. Круто это или не круто? Не мне судить. У каждого своя жизнь и свои мерки. Вы думаете, что я выложилась подчистую? Ха, я не сказала и толики, что могу сказать и сделать.

– Нда, крепкий вы орешек! За словом в карман не лезете. Рассуждаете здраво, но очень необычно. Имеете крепкий здоровый сон – это очень хорошо. Это говорит еще и о том, что вы умеете решать проблемы. Или о том, что их у вас вообще нет.

– Проблемы есть. Например, дочь растет. Четырнадцатый год пошел. Скоро будет невеста.

– До невесты ей сначала следует выучиться. В чём проблема? Уроки, домашние задания достало, наверное, делать с ней.

– Я не знаю, что такое уроки и домашние задания! Она у меня самостоятельная. Если ей что-то, хоть тресни, не понять – она бежит к маме моей. Мама живет неподалеку. Еще года три – и дочь станет совсем самостоятельная и взрослая. Я останусь одна.

– Вас страшит одиночество?

– Нет. Мне к нему не привыкать. Иногда оно мне нравиться. Мне хорошо одной. Я больше устаю от незнакомых людей, особенно женщин. Хотя и быть долго одной – тоже трудно. Проблема в том, что я должна быть для дочери примером счастливой жизни, чего на первый взгляд не скажешь. Мне нужно, что-то такое, что восполнит утраченное, чему пока не нахожу слов.

– Вы откровенны. Мне в ответ рассказывать как будто и нечего. Личная жизнь – проще не бывает.

– И не надо. Я вас и так прекрасно вижу, воспринимаю отчетливо.

– То есть хотите сказать: видите насквозь. Без слов можете понять главную суть в человеке?

– Да! – Она, откинув волосы, рассмеялась. – Не такая дура, чтобы перед встречным-поперчным сердце приоткрыть!

– Получается, у вас есть необыкновенные способности?

– Получается! – подтвердила она с тем же смехом.

– Интересно с вами разговаривать, но, к сожалению, мне пора идти. В 16 часов у меня важная деловая встреча. Очень серьезные вопросы необходимо решить.

– Да, я понимаю. – Лариса с напускной серьёзностью кивнула, с улыбкой, мелькнувшей в уголках губ, добавила: – На стрелку идёте? Появились финансовые киллеры. Будьте внимательны и осторожны!

– Постараюсь. Возьмите сок и конфеты. Угостите вашу Тамару.

– Хорошо. Спасибо.

Лариса встала, взяла горсть конфет и нетронутую коробку с яблочным соком. Чуть помедлила с уходом, полуобернувшись и бросив на засобиравшегося Игоря Михайловича быстрый взгляд, полный невысказанного смысла. Легкая грусть пробежала по её лицу, и она также заспешила удалиться.

Игорь Михайлович, словно ненароком глянул вслед уходящей из кабинета Ларисы. Эта её ломаная походка теперь воспринималась по-другому. Вольная кошка в тесной клетке! Лариса, прежде столь необычная работница, становилась загадочнее, непонятнее и… он вдруг ощутил, как неожиданно и некстати у него до ломоты напряглось мужское естество. Совершенно против осознанного желания близости. Так запах кулинарных приготовлений невольно возбуждает аппетит. В сорок пять лет, как будто сексуальный голод утолен. Что же это за возбуждение? Невольная эротическая фантазия, реализовавшаяся в образе хрупкой девушки? Ночная эрекция, когда спящее тело и мозг во власти подсознания. Может быть, это начало пробуждения, что прежде дремало под панцирем ежедневных хлопот, житейской суеты. ПРОБУЖДНЕНИЕ! Может быть, это подсказка: не в силах понять умом, пойми другим местом. «Что за наваждение! Что за чушь лезет в голову!» – снова отругал себя другого официальный Игорь Михайлович.

Ларисы и след простыл, пока он противился волне непонятных эмоций – дивился, резал, отбрасывал, возвращаясь к себе прежнему. Становился вновь ответственным руководителем, озабоченным новаторскими преобразованиями вверенной клиники.

Мало управлять, задача – улучшать через управление. Мало работать, задача – улучшать через реальную работу. Как соединить управленцев, управляемых в единый процесс постоянных улучшений? Как внушить собственнику, что деньги должны работать на благо всех людей? И что у собственника на самом деле задача (миссия!) – стать денежным донором для многообъемлющих проектов новаторских преобразований. С какой стати уборщица Лариса входит в его мысли?