Текст книги "Дети радуги"

– Видите ли, господин фон Отто, – начал Алексей после паузы, – всемирная история – как спираль: время от времени все в ней повторяется, лишь в той или иной интерпретации. Любой вдумчивый человек, не просто собирающий некие факты, а способный их анализировать, – может заметить, насколько похожими бывают порой причинно-следственные связи в развитии исторического процесса. Я имею в виду вот что. Разные времена рождают разных лидеров. В каждом веке, если рассматривать приближенно, отыщется свой полководец, свой диктатор, своя одиозная личность. Я даже не беру древний мир – Грецию, Рим или Византию. Достаточно бросить взгляд на средневековье – гунны, готы, норманны, викинги, османы, монголо-татары. Везде – захватнические войны, кровь, насилие, разрушение и смерть. И везде – кто-то один, ведущий за собой массы. И повсюду – дух алчности, движитель стадных устремлений. И нигде – заметьте, нигде! – нет идеи. Только нажива, только разграбление, угнетение и вандализм. Вся история человечества – это история войн, лишенных идеи. Вы спросите, почему? Потому что любая идея процветания и достатка для одних ценой уничтожения других – это идея кощунства и отсутствия всякой морали. Война абсурдна по своей сути, ибо человек, убивая человека, не поднимается в своем развитии выше первобытного уровня. Цивилизация топчется на месте только лишь потому, что живет без идеи!

Алексей замолчал. Доктор фон Отто заворожено смотрел на него.

– И вы готовы предложить человечеству идею? – осторожно спросил он.

– Да, – сказал Алексей. – Только не предложить, а напомнить о том, что лишь всеобщее равенство и братство способны вести к прогрессу. Все люди равны, не зависимо от места жительства и цвета кожи. В этом я глубоко убежден. И вот показать человечеству путь, направление, в котором следует приложить совместные усилия, – в этом я вижу свою задачу.

– Ваши слова заслуживают внимания, а мысли – уважения. Но позвольте узнать, каким образом вы собираетесь изменять мир? С помощью каких инструментов влиять на умы людей?

– Я думал об этом, – сказал Алексей. – Сперва мне нужно отыскать хотя бы нескольких единомышленников. А инструменты… Полагаю, понадобится трибуна, а радио и пресса вполне подойдут для широкого распространения идей.

– Тогда, мсье Сапожников, считайте меня своим единомышленником, – сказал Маркус фон Отто. – А что касается остального – пусть это будет трибуна Лиги Наций.

– Вы…вы предлагаете мне выступить на ассамблее? – с дрожью в голосе уточнил Алексей.

– Да, – ответил доктор фон Отто. – И у меня нет ни малейших сомнений в том, что ваше выступление получит огромный международный резонанс.

– Благодарю вас, – тихо сказал Алексей. – О подобном я не смел и мечтать.

– Не стóит. Вот только меня, как Генерального секретаря, интересует один довольно щекотливый момент: как ко всему этому отнесется ваша родина – Россия? И какой, кстати, вы видите ее роль в мировой истории и в тех процессах, которые сейчас превалируют в обществе?

– Насколько я понимаю, – ответил Алексей, – в силу своей закрытости, Россия не может напрямую участвовать каких-либо международных движениях и проектах. Моя страна огромными темпами строит социализм, пытается воплотить в жизнь лучшие идеи Маркса и Ленина. К слову, равенство и братство народов – именно отсюда. Насколько мне известно, такая огромная страна, как Китай, – со своим невероятным потенциалом – также стремится идти по пути социализма. Возможно, построив общество с иным распределением материальных ценностей, Россия и Китай покажут всему миру один из вариантов достижения процветания.

– Таким образом, вы хотите навязать миру коммунистический путь развития?

– А разве Россия кому-нибудь что-то навязывает? – спросил Алексей. – Видите ли, в чем дело, коммунистический путь развития – не самый плохой вариант для человечества. Нужно только не упустить тот момент, когда некоторые политические деятели попытаются исказить идею, подмять общество под себя. Это может привести к культу личности, к хаосу и всеобщему страху.

– Вам известны подобные примеры в истории?

– Хотелось, чтобы их было меньше, – уклончиво ответил Алексей.

– Ну, хорошо, – заключил Генеральный секретарь, – у нас, надеюсь, еще будет возможность встретиться с вами и обсудить более подробно некоторые мировые проблемы.

– Надеюсь.

– Через несколько дней вам передадут приглашение на заседание ассамблеи Лиги Наций. Подготовьтесь к выступлению минут на десять. Куда вам прислать приглашение?

– Я живу на улице Бернардинцев, в квартире мадам Колен.

– Это никуда не годится! – воскликнул доктор фон Отто. – Я не знаком лично с мадам Колен, однако не раз слышал о ней из уст Франсуа Перрена. Это одна из тех женщин, о которых никогда не забудет история. Увы, ее муж погиб так нелепо…

– Мне и самому неловко отнимать у нее с дочерью кусок и без того небольшой жилплощади, – сказал Алексей.

– Я распоряжусь поселить вас в отеле «Де Салли». Это на улице Сент-Антони, в четырех кварталах от площади Бастилии. Лига Наций снимает в этом отеле несколько приличных номеров для своих сотрудников.

– Но я…

– Вы хотите сказать, что являетесь частным лицом? Полагаю, ничто не помешает мне принять вас в штат своего секретариата. Согласны?

– Весьма признателен, мсье, – только и выдавил из себя Алексей.

* * *

– Уважаемое сообщество! Господа! Я приветствую в вашем лице все страны и государства, существующие ныне на планете Земля – даже те, которые пока не входят в состав Лиги Наций. Пусть мое обращение звучит несколько пафосно, тем не менее, я говорю именно так, поскольку хочу донести свои мысли до каждого человека, населяющего этот мир. Мое имя Алексей Сапожников. По образованию я историк. В данный момент на этой высокой трибуне я не представляю ни одно государство, ни одну партию или движение. В данный момент я – гражданин Земли, и хочу выступить от своего имени. Нет, наверное, на планете ни одного человека, который бы не знал о приближении войны. Английская империя, сложившаяся в современном виде на протяжении ста двадцати лет, и занимающая ныне весь Североамериканский континент, не считая Британских и группы других островов, готовится напасть на Европу. Именно сюда – в очаг передовой мысли и культуры цивилизации – направлены сейчас все пушки, нацелены все корабли и самолеты английских войск. Европа окружена шестью флотами, на территории Британских островов и на севере Африки сосредоточено до десяти миллионов солдат, тысячи единиц боевой техники, сотни самолетов. Вся эта военная машина ждет одного приказа. И весь мир, затаив дыхание, ждет слова одного человека – императора Английской империи, адмирала Коумена. В лице этого человека мир имеет выдающегося организатора и полководца, способного увлечь в кровавую мясорубку десятки миллионов людей. Но вместе с тем, мы видим жестокого и властного человека, чьи непомерные амбиции переросли в амбиции международного масштаба. История – смею это утверждать – знает немало подобных примеров, начиная от Александра Македонского в четвертом веке до нашей эры и кончая Наполеоном – в девятнадцатом веке нового времени. Но в чем же все-таки разница между этими людьми? А разницы нет практически никакой, поскольку все завоеватели во все времена стремились к одному – к покорению мира. Разница же заключается лишь в масштабах трагедии, которая сопутствует этому покорению. При Македонском число жертв военных действий исчислялось тысячами, при Наполеоне – десятками тысяч. Сегодня от войны может пострадать добрая половина человечества. Мир действительно стоит на грани катастрофы! Вот почему я, выступая сейчас перед вами, хочу призвать всех, кому не безразлична судьба планеты, встать на защиту мира на ней. И в первую очередь – тех политиков, военных, магнатов и ученых, которые работают на адмирала Коумена, которые все свои знания и силы направляют в русло разрушения. Подумайте, сколько материальных средств, сколько научных лабораторий, сколько светлых умов можно направить на созидание. Вместо орудий и танков можно и нужно строить трактора, зерноуборочные комбайны, бурильные установки для добычи нефти и газа. Несметные запасы этого природного богатства находятся на территории Кувейта, Саудовской Аравии, России, других стран. Нефть и газ – это топливо будущего, нельзя этого не понимать. А сколько открытий в области медицины еще можно сделать! Найти вакцины против чумы, оспы, холеры, научиться делать операции на сердце, научиться имплантировать органы человека. Подумайте, скольких людей можно будет спасти от неизлечимых на сегодня болезней! Если тот военный потенциал, который накоплен сторонниками войны, направить на мирные цели, то в пределах одного поколения на земле можно будет добиться ощутимых результатов. Можно будет строить ракеты-носители для вывода на околоземную орбиту космических кораблей с людьми и метеоспутников. Можно будет использовать атомную энергию для производства электричества, и тогда наша планета станет ярко светиться, как новогодняя елка. Но самое важное – это, конечно же, сам человек, его умственное, его духовное развитие. Высшие учебные заведения различного профиля, библиотеки, кинотеатры и спортивные сооружения – вот на что нужно направлять мировые финансовые потоки. Создать на Земле здоровое, полноценно развитое, интеллектуальное общество счастливых людей – цивилизацию мира и счастья. Вот куда должны направляться усилия землян. Подумайте об этом. Давайте откажемся от аннексирования территорий – места на планете хватит всем. Давайте помнить о том, что мы – люди! Может быть, кому-то покажутся странными мои слова. Может быть, кто-то запишет меня в число утопистов или, того хуже, сумасшедших. Допускаю, что таких найдется немало. Но найдутся и те, кто подхватит мои идеи, кто станет их развивать и пропагандировать. В том числе – по ту сторону Атлантики. Я призываю всех землян к мирному сосуществованию, ко всеобщим усилиям, направленным на всеобщее благо. Спасибо за внимание.

* * *

Утро выдалось пасмурным. Над городом сеялся мелкий дождик – теплый, безобидный. К девяти часам он перестал, выглянуло солнце – и продолжилось лето. И будто продлилась жизнь. Но уже как-то по-другому, по-новому. Так, во всяком случае, казалось Алексею.

Он проснулся рано, да и спал в эту ночь не глубоко – мысли не давали. Все теснились и теснились в голове, не отпуская мозг на покой. А как тут уснешь, если вчера на ассамблее Лиги Наций ему пришлось выступать с такой пламенной речью. И сорвать овации в финале – как случается на концерте какой-нибудь знаменитости. А потом к нему подходили какие-то люди, пожимали руку, говорили что-то бодрящее. Всех по очереди представлял Алексею мсье Перрен, но разве всех запомнишь! Их было не меньше двух десятков – представители каких-то государств, главы каких-то комитетов и комиссий. Поклонники, сторонники, просто сочувствующие – никого выступление российского историка не оставило равнодушным.

Вечером его проводил до дома Франсуа Перрен – до нового жилья в отеле «Де Салли», которое предоставили Алексею в администрации Генерального секретаря. Эту комнату со всеми удобствами и полным пансионом оплачивали международные фонды, так что у российского историка Сапожникова не должно было возникать проблем на бытовом уровне.

– Вы стали знаменитым в один вечер! – сказал Франсуа. – А завтра о вас будут писать все газеты мира!

– Во многом это ваша заслуга, Франсуа, – ответил Алексей.

– Я лишь познакомил вас с Генеральным, дальше вы действовали сами. И речь вам тоже писал не я.

– Да мне и готовиться особенно не пришлось, – заметил Алексей. – Все давно сидело во мне и рвалось наружу. Только подходящей трибуны не было.

– Я очень рад, что ваше выступление произвело должное впечатление на мировую общественность. Теперь, может быть, хоть что-то сдвинется с мертвой точки.

– Господин фон Отто познакомил меня с двумя людьми, – сказал Алексей. – Вы наверняка их знаете. Один – это Шандор Ласкареи, другой – Педро Карвальо.

– Да, знаю, – подтвердил мсье Перрен. – Ласкареи – известный венгерский химик-органик, общественный деятель. А Карвальо – хирург-кардиолог. Я однажды был у него в гостях – в Лиссабоне он построил замечательную клинику.

– Да, так вот, доктор фон Отто предложил нам троим составить миротворческую делегацию и немного поездить по миру.

– Отличное предложение! Я буду очень рад, если у вас начнет что-то получаться! – воскликнул Франсуа. – Возможно, вам удастся продвинуться дальше, чем в свое время удалось Николаю Серебрякову.

– Он тоже ездил?

– Да. Только не решался посетить Лондон или Нью-Йорк.

– Вы полагаете…

– Да, это было бы весьма рискованно, хотя подобные визиты имели бы огромный международный резонанс.

– Для этого нужно получить официальное согласие Правительства Британской империи, не так ли? – спросил Алексей.

– Над этим стóит поработать, – ответил мсье Перрен. – В мире нет ничего невозможного. А вы бы поехали, Алекс?

– Пожалуй, да.

– Хорошо, будем думать. А пока – отдыхайте. Во всяком случае, несколько дней у вас для этого есть. Пока подготовительная комиссия выработает и согласует протоколы предстоящих поездок.

– Признáюсь вам, Франсуа, что для меня – это как сон какой-то, – сказал Алексей. – Еще вчера я был, по сути, никем, а теперь все меняется так быстро, как в калейдоскопе.

– И пусть меняется – лишь бы к лучшему! – заключил мсье Перрен, прощаясь.

…Вспоминая этот вечерний разговор, Алексей спустился в ресторан и заказал завтрак. В мозаичные окна небольшого и уютного зала вливался мягкий утренний свет. По вымытой дождем улице Сент-Антони сновали пешеходы – их было хорошо видно через стекло. Вот прошли, оживленно беседуя, два господина в шляпах и с тросточками. Вот – пожилая пара, трепетно прижимаясь друг к другу. Несколько парней, несколько девушек, еще кто-то. Проехал автомобиль, другой, третий.

Алексей неторопливо подносил чашечку с кофе к губам, наклонял ее и пил божественный напиток. Давно забытые ощущения просыпались в нем. И вдруг он почувствовал на себе чей-то взгляд. Как это всегда случается, он сразу повернул голову в нужном направлении. На улице, очень близко от окна ресторана, стояла незнакомая молодая женщина и смотрела прямо на Алексея. Он знал, что с улицы через стекла ничего не было видно, и, тем не менее… На женщине было надето летнее платье с глубоким декольте, открывавшем красивую грудь. На голове ее сидела широкая соломенная шляпа – из дорогих, модельных. Шляпа закрывала тенью все лицо женщины, но Алексею показалось, что незнакомка улыбается ему. Но где он видел ее раньше? Ощущение того, что они уже где-то встречались, не покидало Алексея. Он перестал пить кофе, рука с чашкой так и застыла на подлете к губам. Память лихорадочно выметала из собственных глубин любые подходящие ассоциации.

Так прошло не больше полминуты. Затем женщина тронулась с места, отвернулась и сделала несколько шагов. Ее ждала машина – кажется, это был «Мерседес». Дверца распахнулась сама собой, бежевое платье незнакомки мелькнуло в последний раз, и она исчезла во мраке автомобильного салона. Раздалось стартовое урчание двигателя, и через секунду машина исчезла за углом. И в то же мгновение Алексей вспомнил, где видел эту женщину раньше – на вокзале в Лувье.

* * *

В Германию Алексею ехать не хотелось. Он даже не мог внятно объяснить самому себе причину этого нежелания. Скорее всего, она заключалась в том, что в сорок четвертом году погиб дедушка – артиллерист, орденоносец. В семейном архиве сохранилась его пожелтевшая фотография шесть-на-девять – с орденом «Слава» на груди. И с детства в душе Алексея засела досада, нелюбовь к фашистам, из-за которых маленький русский мальчик остался без дедушки. И жила в нем все годы, в общем-то, никак не проявляясь. А вот теперь – надо же! – проснулась. И хоть понимал учитель истории, что глупости все это, что вообще занесло его в иной мир, где события развивались и продолжают развиваться по-другому, где войны той может и не быть вовсе, – никак не мог он преодолеть в себе нахлынувшие чувства.

И все-таки поехал. Куда денешься – взялся за гуж, как говорится… Впрочем, в хорошей компании было веселее, постепенно отхлынули, забылись неприятные ассоциации. И поезд Париж-Берлин скоренько так бежал, плавно покачиваясь на рельсах и монотонно считая стыки. И чай в нем оказался вкусным. И попутчики – не скучными. Хороший попутчик – редкость не меньшая, чем хорошая жена. Вспомнилась, всплыла в памяти фраза, слышанная где-то.

А потом и в другом поезде, римском, тоже нашлось, о чем поговорить, да и теперь, возвращаясь в Париж из Италии, можно было кое-что обсудить с новыми друзьями. Но почему-то все молчали – то ли иссякли, как собеседники, то ли просто устали. Шутка ли – за две недели посетить четыре города!

Шандор Ласкареи, впрочем, оказался человеком немногословным. Было видно, что наука в чистом виде для него значительно важнее общественной деятельности. Но звание Нобелевского лауреата накладывало свой отпечаток не только на мысли профессора, но и на образ его жизни. Его теперь отмечали, как видного ученого – и, стало быть, к его мнению прислушивались. И портрет господина Ласкареи все чаще появлялся в европейских газетах – круглое лицо с кучерявым нимбом черных волос и пышными усами, загнутыми книзу. «Жизнь – это химия, – любил повторять он. – Ни один процесс в природе не протекает без химической реакции, будь то выплавка металла, океанское течение или вегетация каких-нибудь злаков. Мы должны внимательно и осторожно изучать мир, в котором живем, потому что вмешательство в природные процессы, нарушение химических связей между элементами – ведет порой к необратимым последствиям».

«Умный мужик, что и говорить, – думал Алексей. – Ему в Партии Зеленых цены бы не было!»

Доктор Карвальо, в отличие от профессора химии, был довольно разговорчивым человеком – как все, наверное, жители Пиренейского полуострова. Легкая смуглость его кожи и выразительное лицо с резкими очертаниями лба и подбородка, с густой черной щетиной усов, покрывающих верхнюю губу – делали его похожим на привычный типаж какого-нибудь «мыльного» сериала. Алексей видел пару эпизодов – так, от безделья, сидя на диване рядом с женой…

…Вечерело. Солнце катилось по зубчатой грани горизонта, медленно увязая в ней. Чем севернее продвигался поезд, тем больше заметно было в природе приближение осени. Как-никак – вторая половина августа.

В Лион прибыли, когда уже стемнело. В спальном вагоне, наполовину пустом, было тихо. Профессор Ласкареи, ехавший один в соседнем купе, наверное, уже дремал. Во всяком случае, после ужина попутчики его не видели. А доктор Карвальо вышел вместе с Алексеем на перрон, купил свежую газету и вернулся обратно – «поглощать горькие пилюли новостей» – как он любил выражаться.

Узнав у проводника, что стоянка будет минут двадцать, Алексей стал неторопливо прогуливаться по платформе. Его не отвлекала обычная вокзальная суета – он размышлял о прошедшей поездке. С каким багажом возвращался в Париж русский историк? Чуть не подумал «к себе домой». Впрочем – куда же еще? Теперь здесь его дом, его…всё.

По большому счету, поездка удалась. Делегации «Мирных инициатив», как ее окрестила пресса, удалось провести несколько семинаров с общественностью в Берлине, Мюнхене, Милане и Риме – встречи, консультации, обмен мнениями. С этой задачей посланцы Лиги Наций справились блестяще. А вот что конкретно вынес для себя из этих поездок Алексей Сапожников?

Главной – и ошеломляющей – информацией было то, что Адольф Гитлер – да-да, тот самый, не однофамилец – уже третий год находился в тюрьме! И сидеть ему оставалось – Алексей узнавал – еще столько же. И Германия, избежав сползания в «коричневую часть спектра», как выражались газетчики, оставалась одной из самых передовых стран в Европе не только в промышленности, но и в сфере науки и культуры. Это не могло не радовать историка Сапожникова. Но вместе с тем приходило понимание того, что Природа, как правило, не терпит дисбаланса, и если в этом мире не развился германский фашизм, то заменой ему мог послужить английский. И где вообще гарантия того, что адмирал Коумен не превратится для этого мира в нового Гитлера?

«Черт! Нельзя же все время думать об этом! – поймал себя Алексей. – Так и свихнуться недолго. Нужно переключить память на другие воспоминания». И тут же перед его глазами возникли впечатляющие своим размахом развалины Колизея. И приятный женский голос гида будто снова зазвучал в ушах. Ух, какую интересную информацию она поведала об этом грандиозном сооружении! Оказывается, по задумке архитектора, арена Колизея могла трансформироваться и превращаться в огромный бассейн, где разыгрывались для зрителей морские сражения и битвы с чудовищами. Это же какой уровень техники должен был применяться тогда! Какая гениальная инженерия! Ничего подобного потом в мире не было на протяжении двух тысяч лет! И только на чемпионате по футболу – то ли в Японии, то ли в Корее – построили суперстадион с раздвижным полем для разных видов спорта. Поистине, век живи – век учись! Чего только не узнаешь…

…Поезд медленно втягивался в Париж. Начались промышленные постройки – какие-то заводики, мастерские, хозяйственные дворы, склады, гаражи – как в любом городе. Алексей стоял у окна в коридоре. Смотрел на мелькание зданий, столбов, деревьев – и ловил себя на мысли о том, что подъезжает к дому. К родному дому. Сколько он во Франции, в Париже – полтора месяца? Нет, не так. Сколько он в этом мире? А уже почти все перестроилось в душе, в сознании – будто с прежней жизнью было покончено навсегда. Будто и не было ее… Нет, стоп! Это уже перебор. Как это не было? А институтские годы, а работа в школе, а исторический кружок? Их можно позабыть, отторгнуть из памяти, как лишний груз, как балласт. А Наташа? С ней прожито тринадцать лет, лучших лет. И Аленка… Их не удалишь из памяти безвозвратно, как ненужный файл в компьютере.

Через час он уже был в отеле. Портье любезно, как давнему знакомому, улыбнулся Алексею.

– Мсье Сапожников! – позвал он. – Вам почта.

– Да, благодарю вас, – ответил Алексей, принимая из рук портье с десяток разных конвертов.

– И еще вот, – добавил портье, подавая листок, вынутый из кармана. – Просили позвонить по этому номеру телефона.

– Да? А кто? – спросил Алексей.

– Дама, – понизив голос, как заговорщик, сообщил портье. – Она приходила два дня назад.

– Еще раз благодарю.

Он поднялся к себе в номер на третьем этаже и в первую очередь принял душ. Потом растворил дверь и вышел на балкон, вытирая голову полотенцем. Затем вернулся в комнату и перенес на балкон телефонный аппарат на длинном шнуре. Устроившись в плетеном из ивовых прутьев кресле-качалке, Алексей бросил взгляд на вечернюю улицу Сент-Антони. «Похожа на Гоголевский бульвар», – подумал он и снял трубку.

– Здравствуйте, – сказал он через полминуты. – Это Алексей Сапожников. Мне передали вашу просьбу позвонить. С кем имею честь?

– Алекс! Это Жанетт. Спасибо, что позвонили. Пока вы ездили в свою командировку, нам с Софи дали новую квартиру с телефоном. Теперь у нас две просторные комнаты, так что…вам хватит места, если захотите…

– Я очень рад за вас! – воскликнул Алексей. – И где вас теперь искать?

– На улице де Риволи, недалеко от Исторической библиотеки. Мы почти соседи – до вашего отеля всего двадцать минут ходьбы. Мы очень довольны! Вот, Софи забирает у меня трубку…

– Алекс, это я! – услышал Алексей через несколько секунд короткой возни. – Я по тебе очень скучаю. Приезжай, пожалуйста. Или приходи, тут недалеко.

– Я только что вернулся, мне нужно разобрать почту, потом встретиться с доктором фон Отто. Есть очень важные мировые проблемы. Понимаешь?

– Алекс, мир может подождать, а я – не могу!

Он услышал, как на другом конце провода девочка всхлипнула. Что-то позабытое шевельнулось в душе.

– Хорошо, – сказал он после паузы. – Я скоро буду.

Глава 9

Белесые облака лениво облизывали зеленую обшивку дирижабля. Внизу, на расстоянии полутора километров, медленно проплывали приморские пейзажи – изрезанное многочисленными каналами и фьордами побережье Голландии. Осеннее побережье – почти уже хмурое, неприветливое.

Солнце накатывалось с востока, то и дело старалось переползти через огромную сигару дирижабля, – как опытный истребитель, заходило в хвост. Но мерно кудахтали два надежных немецких дизеля, унося грациозное творение человеческой мысли на северо-восток – в сторону шведских берегов.

Алексей читал что-то о дирижаблях – так, для общего развития. Это было давно, еще в школьные годы. Но увидеть воочию, да еще и совершить полет над северной частью Европы – разве мог он когда-нибудь даже подумать об этом. И теперь, сидя в удобном кресле – почти таком же, как в современном «Боинге» – ему очень захотелось узнать о дирижабле как можно больше.

– Как ты думаешь, Франсуа, – обратился он к мсье Перрену, теребившему газету, – можно ли теперь побеседовать с командиром этого летательного аппарата?

– Зачем? – не отрываясь от чтения, вяло спросил мсье Перрен.

Алексей взглянул на него и все понял. Его спутник просто-напросто боялся летать. Подобное состояние и сам Алексей испытывал когда-то в детстве, в пионерском лагере, когда руководство решило покатать детей на «Кукурузнике». Навсегда в памяти подростка осталось ощущение выворачивания наизнанку не только пустого желудка (детей специально не кормили накануне), но и всей души, которая из области грудной клетки все время норовила спрятаться где-то в пятках. Потом, в зрелом возрасте, ему доводилось летать на Ту‑134 и на Ил‑62. Совсем другое впечатление, и разница с Ан‑2 – как у поезда с крестьянской телегой. Тогда, правда, при взгляде в иллюминатор земля казалась похожей на топографическую карту. А сейчас – скорее, на хорошо, скрупулезно сделанный макет Голландии, который хотелось не только рассматривать в деталях, но и потрогать собственными руками.

– Просто интересно узнать о летных характеристиках этого шедевра инженерной мысли, – с улыбкой ответил Алексей. Ему было искренне жаль приятеля, но и рекомендаций никаких он дать не мог. Дирижабль ведь не реактивный самолет, где закладывает уши во время полета, и единственным полезным советом оказывается – чаще глотать слюну.

Он подозвал стюарда.

– Могу ли я побеседовать с командиром корабля? – спросил Алексей. – Или с кем-то другим, кто бы мог ответить на несколько вопросов.

– Одну минуту, – склонил голову стюард и удалился.

И действительно, не прошло и минуты, как перед Алексеем выросла огромная фигура в военной форме.

– Вы хотели говорить с командиром?

– Да, мсье.

– К вашим услугам, мсье Сапожников. Я – командир корабля, капитан Жермон.

– С вашей стороны очень любезно откликнуться на мою просьбу, – сказал Алексей. – Правда, я чувствую себя неловко – сидя перед вами.

– Мы могли бы пройти в кают-компанию, – предложил капитан. – У нас на борту отличное вино, можно неплохо посидеть за бокальчиком.

– Отличная идея, – согласился Алексей, поднимаясь. Потом повернулся к мсье Перрену: – Ты с нами?

– Нет, – коротко ответил Франсуа, жалобно глядя на своего спутника. – Предпочитаю поменьше ходить.

– Как хочешь. Идемте, господин капитан.

Они прошли вдоль пассажирского салона, разделенного перегородками – наподобие полукупе поезда – и вышли в довольно просторное помещение, ярко освещенное солнцем. Оно напоминало зал небольшого кафе – с барной стойкой и десятком столиков, расставленных в шахматном порядке и привинченных к полу. Народу было мало, всего человек пять-шесть. Капитан сам выбрал один из свободных столиков и указал на него Алексею.

– Вина? – спросил он через минуту, подзывая официанта.

– С вашего позволения, просто чашечку кофе, – ответил Алексей.

Капитан кивнул официанту, слышавшему заказ, и снова обратился к собеседнику:

– Ну, мсье Сапожников, я вас внимательно слушаю.

Алексей посмотрел на мсье Жермона. Это был мужчина лет шестидесяти, убеленный благородной сединой, со шрамом на левой щеке. Держался он с подчеркнутой строгостью, как всякий вышколенный военный, хотя в его серых глазах угадывалась натура спокойная и отзывчивая. «С таким приятно беседовать, – подумал Алексей. – Наверняка не станет юлить, напускать туману, расскажет все, как есть».

– Мне никогда раньше не доводилось летать на дирижабле, – сказал он. – Все больше поездом или автомобилем. Расскажите, как устроен ваш летательный аппарат, сколько человек им управляет, и скольких он перевозит?

– Всего-то? – улыбнулся мсье Жермон.

Алексей пожал плечами.

– Это секретная информация? – спросил он. – Тогда я извинюсь, и возьму свои вопросы обратно.

– Нет, что вы. Просто я никак не думал, что вас именно это интересует.

– Всякий уважающий себя человек готов использовать любую возможность для того, чтобы расширить свои знания.

– Вы правы, – сказал капитан. – Что ж, наш корабль построен по проекту немецкого инженера Шютте-Ланца – деревянный каркас, обтянутый пропитанной специальным составом хлопчатобумажной тканью. Таких машин сейчас довольно много в эксплуатации – во Франции, Италии, Англии и самой Германии. Больше, правда, цеппелинов.

– А в чем разница?

– В объеме оболочки и материале, из которого выполнен каркас. У цеппелинов каркас полностью металлический, у нас – деревянный. И объем оболочки у цеппелинов достигает семидесяти тысяч кубических метров, а у нас – вдвое меньше. Соответственно меньшей является подъемная тяга и грузоподъемность.

– А оболочка накачана гелием? – спросил Алексей.

– Гелий нынче слишком дорогое удовольствие, – ответил капитан. – Основное его производство в мире – у Англии. Мы накачиваем дирижабли водородом, хотя это намного опаснее – водород может взорваться, если, например, дирижабль будет подвержен обстрелу.

– Хорошенькое дело! – воскликнул Алексей. – И у вас даже нечем защищаться?

– Почему же? У нас на борту находятся два станковых пулемета – в носу и в корме гондолы. При случае мы можем оказать сопротивление. Иное дело, что дирижабль по сравнению с самолетом обладает гораздо меньшей маневренностью. Это, конечно, делает нас очень уязвимыми.

– А с какой скоростью мы летим?

– Примерно, сто пятнадцать километров в час, – ответил капитан. – Сейчас мы пролетаем над Амстердамом, так что при хорошем стечении обстоятельств уже к вечеру будем в Гетеборге.

– А что вы имеете в виду под хорошим стечением обстоятельств? – осторожно поинтересовался Алексей.

– Смену направления ветра. У нас, как вы понимаете, слишком большая парусность, так что встречный или боковой ветер сильно замедляют скорость полета. Ну, и, конечно, если никто еще нам не помешает…