Текст книги "Дети радуги"

– Вы имеете в виду англичан?

– Да.

– Вы полагаете, они посмеют атаковать дирижабль, идущий с дипломатической миссией в нейтральную страну? Делегацию «Мирных инициатив» пригласил король Швеции Карл Пятнадцатый Густав, и об этом сообщали на протяжении нескольких дней все радиостанции мира.

– Я знаю об этом, мсье Сапожников, – ответил капитан. – Однако, кто знает, что в голове у этих англичан? Они, я думаю, способны на любую каверзу. Нам только перевалить за Ютландию, там легче станет.

– Будем надеяться, – сказал Алексей, с надеждой глядя на капитана. – И еще один вопрос, мсье Жермон.

– Да, пожалуйста.

– Кроме нашей делегации на дирижабле едут еще добрых два десятка человек. В Амьене, когда мы садились, я обратил внимание, что у многих был с собой довольно большой багаж. Кто эти люди?

– А вы не догадались?

– Нет.

– Это те, кто в нейтральной Швеции ищет возможность пересидеть войну.

– Беженцы?

– Нет, пока только мигранты. К сожалению, война слишком близка, мсье Сапожников. И эти люди, которых вы видели, может быть, являются самыми дальновидными из всех нас. Хотя, как я думаю, никакой нейтралитет не гарантирует безопасности.

– Вы правы, – согласился Алексей и задумался.

* * *

Они появились неожиданно и по всем правилам ведения воздушных боев – со стороны заходящего солнца. Два глянцево-зеленых истребителя английских Военно-воздушных сил. Деловито облетели дирижабль – неторопливо, с видимым превосходством. Потом стали сопровождать его на совершенно беспардонном расстоянии, так что в иллюминаторы можно было увидеть даже ухмылки на лицах пилотов. Скорости летательных аппаратов были, впрочем, не равны, так что истребителям приходилось то залетать далеко вперед, опережая свою жертву, то делать разворот и снова заходить сзади.

Через несколько минут по громкой связи внутри дирижабля была объявлена боевая тревога. Она касалась экипажа – командира, главного инженера, двух боцманов, двух мотористов, рулевого, стрелков и телеграфистов. Все приготовились к отражению атаки вражеской авиации, но все, вместе с тем, понимали, что по большому счету являются просто мишенью. Стрелять первыми запрещала инструкция. Но не стреляли и англичане. Если бы они захотели уничтожить французский дирижабль, то сделали бы это уже давно и с хладнокровием – дали бы очередь из пулеметов по оболочке, накачанной взрывоопасным водородом, и все – и «au revoir».

Но самолеты продолжали неторопливо кружить вокруг стодвадцатиметровой сигары, плывущей над Северным морем, и экипажу дирижабля становилось как-то жутко от напряженного ожидания. Никто не мог понять, что в голове у английских пилотов, какой они выполняют приказ?

Пассажирам «Шютте-Ланца» строго приказали оставаться на своих местах, не поддаваться панике и не мешать экипажу выполнять свою работу. Попытки Франсуа Перрена, который порывался узнать у кого-нибудь, что же все-таки происходит, и не нужна ли помощь – ни к чему не привели. В какой-то момент он даже получил строгий окрик в свой адрес от капитана Жермона.

– Мсье! – сказал тот, проходя мимо. – В данный момент мы с вами находимся не на заседании какого-нибудь благотворительного общества, мы находимся на грани жизни и смерти. И поскольку здесь я отвечаю за все, в том числе за безопасность пассажиров, позвольте мне самому решать, кому и чем заниматься. Если понадобится, я прибегну к вашим советам.

Писатель, столько страниц посвятивший военным событиям и приключениям своих героев, как-то сразу сник, стушевался и съежился. Алексей заметил, как беззвучно шевелятся его губы. Сам он сидел у прохода, и ему хорошо был виден весь пассажирский салон с легкими перегородками, отделявшими одно полукупе от другого. Но ни один человек не высовывался сейчас со своего места – все были напуганы и все ждали развязки. И возможно, все в эти минуты молились – так же, как мсье Перрен.

Прошло пять минут, десять – дирижабль продолжал двигаться, не меняя своего курса. Вот только Алексей заметил, наклонившись к иллюминатору, что поверхность моря стала как будто немного ближе. Стало быть, летательный аппарат шел на снижение. Куда – если вокруг не видно ни клочка суши?

– Нас определенно собьют! – неожиданно заявил Франсуа, поворачиваясь к Алексею. – Вы умеете плавать?

– Если нас собьют на этой высоте, то умение плавать не понадобится, – с хмурой усмешкой ответил Алексей.

– У вас есть дети? – вдруг спросил мсье Перрен. – Там, в России? – Он не дождался ответа и закрыл глаза. – Хорошо, что я холост. Как же я не хотел лететь! Вы помните, я не хотел лететь!

– Прекратите истерику! – шепнул Алексей. – Вас услышат, и может начаться паника.

– Плевать! Я хочу жить!

– Вы будете жить, – с какой-то неожиданной твердостью сказал Алексей. – Подумайте, если бы англичанам понадобилось сбивать наш дирижабль, они бы давно это сделали. А то, что они играют с нами в кошки-мышки, свидетельствует о том, что, скорее всего, они просто пугают нас – демонстрируют свое превосходство и безнаказанность.

– Гм, в этом что-то есть, – с сомнением в голосе ответил мсье Перрен.

Он хотел добавить что-то еще, но в проходе появился квартирмейстер корабля – офицер младшего чина. Поравнявшись с Алексеем, он остановился и сказал:

– Мсье Сапожников, командир корабля просит вас прибыть на капитанский мостик.

Алексей молча отстегнул привязной ремень и поднялся. Франсуа сопровождал его действия выразительным взглядом. Алексей оглянулся и подмигнул своему спутнику. Через минуту он уже разговаривал с капитаном Жермоном.

– Они передали по радио, чтобы мы совершили посадку на одном из датских островов, – сказал капитан. – В противном случае они будут вынуждены нас атаковать.

– А для чего? – спросил Алексей. – Что им нужно?

– Не говорят. Я сообщил, что на борту находится делегация Лиги Наций, которая летит в Швецию по приглашению короля. Пилот, с которым я вел переговоры, ответил, что ему все равно, кто находится на борту. Мы должны сесть – и тогда они проверят, говорю ли я правду.

– Но как же мы сядем, если для этого нужна причальная мачта и целая команда такелажников на земле? – спросил Алексей. – Вы мне сами рассказывали.

– Вы правы, – ответил капитан. – Я сказал ему то же самое.

– И?

– У западного побережья Дании сейчас находится английский линкор «Девоншир». Они собираются выслать к берегу мотобот с командой, которая примет у нас причальные канаты. Как вы на это смотрите?

– Я полагаю, капитан, что им действительно что-то нужно, – ответил Алексей. – И самое первое, что приходит в голову, – они просто хотят захватить наш дирижабль в плен.

– Но это – беспрецедентный случай! – воскликнул мсье Жермон. – Такого до сих пор не было. У нас же с англичанами договор. Это – начало войны!

– Вы думаете?

Капитан пожал плечами. Потом сказал с твердостью, достойной командира корабля:

– Если бы я располагал возможностью маневра, чтобы противостоять английским самолетам, я бы, наверное, дал бой. Но теперь я вынужден подчиниться, поскольку не имею права подвергать опасности жизни пассажиров, в том числе и вашу, мсье Сапожников.

– Благодарю, – ответил Алексей. – Как бы вы ни поступили – это будет поступок настоящего офицера.

Тем временем на дирижабле были опущены рули высоты, и два дизеля, работающие на половину мощности, несли добычу в лапы врага. До земли, точнее, до поверхности воды оставалось каких-то метров триста, когда в иллюминаторы правого борта стали видны полускалистые очертания какого-то побережья.

– Земля? – спросил Алексей.

– Они приказали направляться к острову Халлигену, – сказал капитан. – Если позволит ветер, мы сядем на него. А если не успеем сделать посадочный разворот, пойдем несколько севернее – на Нордеруг. Оба острова датские, но там безраздельно хозяйничают англичане.

– Да, история, – протянул Алексей. – Что же им все-таки нужно?

– Скоро узнаем, – хмуро ответил капитан Жермон.

* * *

– По одному, по одному, господа, не суетитесь! – зычно и с каким-то даже весельем командовал молодой английский лейтенант. Он даже не задумывался о том, понимают ли английский пассажиры дирижабля – просто повторял привычные для него слова, сопровождая их понятными жестами.

Полчаса назад всех пассажиров «Шютте-Ланца» по веревочной лестнице спустили на землю острова Халлиген. Дирижабль висел на растяжках в пяти метрах от поверхности. Никакой причальной мачты здесь, конечно, не было. Команда мотобота, спущенного на воду с линкора «Девоншир», действовала четко и слаженно. Складывалось такое впечатление, что этим бравым ребятам было уже не впервой выполнять подобные маневры. Они следили за полетом дирижабля, находясь в нескольких кабельтовых от берега, а когда зеленая махина сбросив ход, зависла над островом, англичане быстро высадили десант, готовый выполнить причальные действия. Тем временем самолеты, заставившие французов приземлиться, исчезли в направлении материка.

С дирижабля сбросили четыре каната, и английские моряки подтянули зеленую громадину к земле. Здесь уже были готовы металлические колья, которые тут же вбили в землю и к которым привязали добычу. И теперь, строго проверив отсеки дирижабля и убедившись в том, что все двадцать три пассажира и пятнадцать членов экипажа спущены на землю, англичане готовились переправить их на линкор. Для этого с корабля, очертания которого терялись в закатной дымке, прислали еще один мотобот, и теперь по сходням поднимали на борт пленных французов.

– Повторяю, не суетитесь! – настаивал английский лейтенант, хотя прекрасно видел, что никто и так не суетится.

Оружия ни у кого из пленников уже не было – всех обыскали под прицелом винтовок заранее, как только французы спустились на землю. У капитана Жермона и двух офицеров его команды отобрали пистолеты.

– Господин лейтенант, – обратился Франсуа к англичанину, когда поравнялся с ним, – я вижу, что вы здесь главный. Мое имя Франсуа Перрен, я известный писатель и общественный деятель. В составе делегации «Мирные инициативы» я направлялся в Швецию по приглашению короля Карла-Густава. Как ближайший соратник Генерального секретаря Лиги Наций, хочу заявить протест вашим действиям – это прямое нарушение международной конвенции от седьмого января двадцать шестого года о запрете принудительного захвата пассажирских средств передвижения – поездов, судов и дирижаблей.

– Господин миротворец, – усмехнулся англичанин, – у меня есть начальство, и я в данный момент выполняю его приказ. Как видите, мы никому из пассажиров или членов экипажа не причиняем зла, никого не убиваем или калечим.

– Еще этого не хватало! – воскликнул Франсуа.

Английский лейтенант пропустил мимо ушей реплику мсье Перрена. Не сбиваясь с мысли, он закончил собственную фразу.

– И не советуем вам вести себя агрессивно, дабы не провоцировать моих людей. Возможно, инцидент с захватом дирижабля вскоре будет исчерпан – это как посмотрит начальство.

– А что вам вообще от нас нужно?

– Это вам объяснят на корабле. Обещаю, что женщинам и детям – я вижу среди пассажиров нескольких подростков – будет оказан самый мягкий прием, на какой только способны в английском военном флоте.

– Это как-то успокаивает, но слабо, – сказал Франсуа.

Вместе с Алексеем, сохранявшим хмурое молчание, они поднялись на мотобот. Пленников разделили на две группы, и теперь в сгущавшихся сумерках везли на «Девоншир», который дрейфовал в полумиле от острова. Вскоре по трапу, зигзагом спускавшемуся с борта линкора, всех подняли на корабль. Пленники – и пассажиры, и экипаж – стояли теперь на палубе сплоченной группой, тихо переговариваясь и ожидая, что будет дальше. За ними наблюдали четверо матросов, вооруженных карабинами.

Лейтенант, доставивший французов на линкор, исчез и довольно долгое время не появлялся. Наконец, его фигура мелькнула на палубе. Тут же зажглись фонари, осветившие стальные конструкции корабля и людей, стоящих в ожидании своей участи.

– Командующим пятой английской эскадрой адмиралом Эйховеном, который сейчас находится на корабле, я уполномочен заявить следующее, – сказал он. – Сейчас, не теряя времени, чтобы успеть до темноты, женщины и дети будут погружены на мотоботы и отправлены обратно на остров Халлиген. Мужчины остаются на корабле до выяснения личностей. Прошу всех приготовить свои документы.

В группе пленников наступило замешательство. Раздался женский плач. Кто-то стал прощаться, кто-то громко молиться.

– Им кто-то нужен, – шепнул Алексей Франсуа. – Они кого-то ищут.

– Зачем же тогда привезли на корабль всех? Женщин сразу могли оставить на острове, – ответил мсье Перрен.

– Да, – согласился Алексей, – это выглядит как-то нелогично. Может быть, спросить у лейтенанта?

– Господин офицер, – сказал Франсуа, – зачем вам понадобился этот спектакль с перевозкой всех пленных на корабль, если теперь женщин решили отпустить? Позвольте напомнить, что я – человек, приближенный к Генеральному секретарю Лиги Наций, и я требую объяснений.

– Эй, боцман! Организуйте перевозку женщин и детей. Живее! – крикнул английский лейтенант в полумрак. Затем повернулся к Франсуа. – Не знаю, как вас там зовут, – с некоторой грубостью ответил он, – и какую должность вы где-то там занимаете, но я не собираюсь отчитываться перед вами в своих действиях. Обещаю только, что если действительно выяснится ваш высокий статус, то адмирал Эйховен непременно побеседует с вами. Еще вопросы?

– Скажите, кого вы среди нас ищете? – напрямую спросил мсье Перрен. – Вот капитан дирижабля, мсье Жермон. Он подтвердит, что среди пассажиров «Шютте-Ланца» не было никаких военных, кроме экипажа, и никаких политиков, которые бы могли вас заинтересовать. Разве что мы с мсье Сапожниковым, как представители миссии «Мирные инициативы».

– Я не могу ответить на ваш вопрос. – Лейтенант казался искренним. – Вскоре все выяснится.

Через несколько минут пятерых женщин и троих детей спустили по трапу в мотобот. Заворчал двигатель, и катер отвалил от высокого борта «Девоншира». Еще через полминуты он исчез в синеве надвигавшегося вечера.

– Скажите, вы действительно намерены отпустить женщин? – спросил кто-то из толпы пленников. – Это не провокация?

– Мы хоть и военные, – с гордостью ответил молодой лейтенант, – но остаемся джентльменами всегда. Я даю вам слово. Их доставят на остров, где женщины и дети смогут снова подняться на дирижабль и провести там ночь. А завтра, вероятно, мы отпустим бóльшую часть мужчин. Вам придется переночевать на корабле, поскольку в ночных условиях мотобот не станет курсировать поблизости скалистых берегов. Теперь все ясно?

Мсье Перрен промолчал. Затем обратился к остальным пленникам.

– Господа, – сказал он, – есть ли необходимость переводить слова лейтенанта?

Раздались нестройные голоса. И вдруг среди них снова выделился тот, что задавал вопрос о провокации.

– Господин лейтенант, – сказал этот голос, – проведите меня к вашему адмиралу. Возможно, я – именно тот человек, которого он ищет.

– Кто же вы? – спросил англичанин.

– Генерал де Молль, – ответил высокий мужчина с широкими, угловатыми плечами и выступил вперед. Одет он был в гражданскую одежду, и производил вид то ли какого-нибудь инженера, то ли учителя гимназии.

– Сейчас доложу, – сказал лейтенант, и снова исчез в недрах огромного корабля.

Когда он скрылся, генерал де Молль повернулся к остальным пленным.

– Простите, господа, – сказал он. – Я полагал, что мне удастся совершить этот полет инкогнито, но – не судьба. Я действительно генерал де Молль, командующий французской армией, и летел в Швецию по служебным делам. Видимо, за мной шпионили, иначе – как англичанам стало известно, что я лечу именно этим рейсом.

– Господин генерал, – обратился к нему капитан Жермон, – разве вы не могли избрать для путешествия какой-нибудь более безопасный вид транспорта? К тому же взять с собой охрану.

– Тогда бы мне точно не удалось остаться незамеченным, – ответил де Молль. – Впрочем, сейчас тоже.

– Но если англичане действительно охотились за вами, почему не забрали с острова на линкор вас одного? – спросил кто-то.

– Наверное, потому, что никто из них не знает меня в лицо. Я никогда не мелькаю в кадрах кинохроники, тем более – на страницах газет.

– А кто такой этот адмирал Эйховен?

– Хороший моряк, – ответил де Молль. – Это я знаю наверняка. Еще знаю, что он сильно хромает, поскольку у него изувечена правая нога. Адмирал практически живет на корабле, в редких исключениях сходя на берег. Я никогда его не видел, но вот – знаю о нем кое-какие детали. Точно так же, вероятно, он кое-что знает обо мне. В частности, то, что я высокого роста. По этой примете меня, должно быть, и собирались выявить.

– А что они хотят от вас? – спросил кто-то.

– Это очевидно, – хмуро ответил генерал де Молль. – Тут одно из двух: либо англичане хотят взять меня в плен и таким образом обезглавить регулярную французскую армию, либо…хотят переманить меня на свою сторону. Им совсем не выгодно нести потери в живой силе и технике во время предстоящей кампании. А Франция для адмирала Коумена – это грандиозный плацдарм для маневров и дальнейшего усиления военной мощи на материке. Отсюда он способен развить наступление в любом направлении.

– И вы, генерал с огромным военным опытом, готовы вот так, запросто сдаться в плен?

– Увы, мой опыт как раз подсказывает поступить именно так, – ответил де Молль. – Я не имел права подвергать риску остальных пассажиров и экипаж дирижабля.

– А Франция? – вдруг спросил кто-то. – Имели ли вы право оставлять ее армию без командования? Иногда необходимо жертвовать частью, чтобы не потерять все.

– Кто это спросил? – повернул голову де Молль.

– Я. Мое имя Клод Леве, я журналист «Paris soir».

– Если вам доведется, мсье Леве, писать в газету об этом приключении, – сказал де Молль сдержанно, – скажите своим читателям, что генерал де Молль в присутствии свидетелей признал, что, возможно, совершил главную ошибку в своей жизни. Хотя, с другой стороны, задача военного заключается не в том, чтобы убить как можно больше врагов, а в том, чтобы сохранить жизнь как можно большему числу своих соотечественников.

– Хорошо, я так и напишу… – ответил Леве, – …если придется…

– Я постараюсь уговорить англичан, чтобы всех отпустили, – тихо сказал генерал, и в его голосе не было уверенности.

Через полминуты снова появился английский лейтенант.

– Господин генерал, – приблизился он к де Моллю, – разрешите проводить вас к адмиралу Эйховену. Остальным задержанным придется разместиться на палубе. С любыми просьбами или пожеланиями вы можете обращаться к боцману Кларку.

– Позвольте, не собираетесь ли вы держать нас на палубе всю ночь? – возмутился Франсуа Перрен.

– Именно, – ответил англичанин.

– Но если вы взяли нас в плен, почему не можете найти на корабле помещение для нашего содержания? Ночью на палубе сыро и холодно, и вы поступаете негуманно по отношению к пленным.

– Во-первых, вы все не пленные, а просто временно задержанные, – спокойно ответил лейтенант. – А во-вторых, на военном корабле нет места для размещения такого количества задержанных. Поэтому рекомендую смириться со своим положением. Любая попытка проявления недовольства будет караться безжалостно. Матросам отдан приказ: стрелять на поражение.

– Ничего себе порядки! – воскликнул Перрен, ища поддержки у Алексея.

– Такое впечатление, что уже идут военные действия, – ответил тот. – Правда, для военного времени англичане ведут себя достаточно сдержанно.

Вскоре французов под конвоем провели на ют. Здесь, на площадке перед кормовым орудием, расстелили кусок брезента, чтобы задержанные смогли присесть или даже прилечь – кому как захочется.

– Нужно разбиться на пары и лечь друг к другу спинами, – сказал капитан Жермон. – Так будет легче пережить холод.

– Все равно на этом железе можно подхватить воспаление легких, – сказал кто-то.

– Что вы предлагаете?

– Ничего.

– Тогда наберитесь мужества, – посоветовал капитан. – Возможно, предстоящая ночь не станет самой худшей в вашей жизни.

– Но и назвать ее лучшей тоже не повернется язык, – заметил мсье Леве.

…Через час все угомонились. Когда впереди маячит неизвестность, весьма непросто оставаться спокойным и уравновешенным. Люди тихо переговаривались, там и тут возникали очаги споров или сетований. Алексей лежал на правом боку, подложив под голову локоть. Спиной он чувствовал тепло Франсуа. Тот, вероятно, тоже еще не спал, но лежал молча, даже не шевелился.

Перед глазами Алексея простиралось темное пространство – то ли море, уходящее за горизонт, то ли небо, слившееся с морем. И были звезды. Какие-то странные, незнакомые. Сосредоточившись на них, Алексей старался увести самого себя от действительности. Он смотрел на звезды и не понимал, что с ними происходит, почему знакомые с детства созвездия выглядят неузнаваемо. И вдруг понял – и даже улыбнулся собственной догадке. Просто он никогда не видел их перевернутыми, будто опрокинутыми набок. Вот они – теперь, поняв причину, звезды можно распознать. И сразу появились старые знакомые – Дубге, Мерак, Мегрец, Ахернар…

«Совсем недавно я уже где-то видел Большую Медведицу, – подумал он. – Вот только где?» И сразу нахлынули воспоминания – не упорядоченные, собравшиеся в стройную очередь, а хаотическое нагромождение всех событий за последние несколько лет. Скользкая подмосковная дорога, отец Серафим, Рукавишников, трибуна Лиги Наций, землянка в сибирском лесу, Жанетт, лесосека, Аленка, Софи… Что-то мистическое было во всем этом, что-то будто не настоящее. Ведь не может человеческая жизнь изобиловать столькими событиями – это противоестественно. Есть определенный ритуальный набор для каждого человека – детство, отрочество, юность и так далее. Учеба, работа, дом, семья, снова работа, отпуск, снова дом, работа… Иногда – театр, иногда – встреча одноклассников, иногда – бытовая техника в рассрочку. Что там еще? Да ничего – все! А тут… Откуда все это взялось? Откуда свалилось? Алексей не знал. И не понимал. И только удивлялся. И еще не верил, что когда наступит завтра, – все продолжится. Не верил, поэтому не спал, как остальные.

И утром, когда задержанных подняли на ноги и повели к трапу, Алексей выглядел полностью разбитым и каким-то неживым. Он еле передвигал ноги, будто трап линкора «Девоншир» вел не на мотобот, пришвартованный у борта, а в пропасть, в бездну, в небытие. И когда Алексей подошел к этому трапу, внизу показалась та самая бездна – мутные волны Северного моря, которые не сулили ничего доброго и светлого. И ему вдруг захотелось враз покончить со всеми приключениями, которых накопилось уж слишком много в его жизни. Подвести черту, поставить жирную точку в повествовании. И он собрал всю свою волю, всю свою решимость, и готовился уже шагнуть мимо трапа, как вдруг откуда-то сбоку раздался голос.

– Алексей! – позвал этот голос. – Сапожников!

Он оглянулся. На палубе стояло несколько английских матросов. Они наблюдали за погрузкой пленных французов. Но Алексей сразу узнал того, кто его окликнул. Узнал – и замер на месте. Это был Зебра.

Глава 10

Они сидели в офицерской каюте. Здесь было довольно тесно, хотя и достаточно уютно. Сидели на противоположных койках, привинченных к полу, и слушали друг друга – как эхо из прошлого.

– Я, когда проснулся, почему-то сразу недоброе почувствовал. Повернулся, гляжу: тебя в землянке нет. Прислушался – топор не стучит, снег вокруг не скрипит, как обычно. Ну, думаю, может, просто отлить вышел. Минута проходит, другая – нет тебя. Позвал – не отзываешься.

– Подумал, что ушел? Что бросил тебя? – спросил Алексей.

– Ну, а ты бы не так решил? – Конкин укоризненно посмотрел на Алексея. – Правда, я сразу понял, что просто так уйти ты не мог. Раз уж не бросил меня тогда, три дня назад, значит, не должен был и теперь. Сел я на топчане, огляделся. И тут этот блокнот увидел с твоей запиской на целую страницу.

– Ну, и?

– Прочитал, конечно. – Конкин сделал паузу. – Поначалу не поверил. Подумал: копец Профессору, крышу снесло. Встал, поссать кое-как вышел, потом вернулся, снова стал читать. Теперь уже дневник этого ученого из экспедиции. Эти несколько последних страниц, как ты просил в записке.

– Ну?

– Что «ну»? Я же современный человек, литературу кое-какую читывал.

– И поверил?

– Как видишь, – ответил Зебра. – Если я здесь – значит, поверил.

– Это хорошо. Это просто здорово! – воскликнул Сапожников. – Понимаешь, я, когда уходил, за тебя очень волновался, да и потом совесть еще долго меня мучила – что оставил тебя одного.

– Ну, так и надо было разбудить, и вместе бы пошли к этой березе.

– А я боялся, что ничего не выйдет, и ты меня сумасшедшим посчитаешь, – тихо ответил Алексей. – А так, подумал я, если ты меня не обнаружишь, значит, должен будешь поверить в то, что некая точка перехода в иное измерение существует. А уж если поверишь, то и сам воспользуешься этим ходом. Ты же помнишь, этот профессор Серебряков писал, как его товарищ по несчастью, отец Серафим, уходил. Он же своими глазами видел, как тот пошел от березы на восток и пропал, будто растворился.

– Да, я читал. И знаешь, действительно очень быстро поверил, – признался Конкин. – А что мне оставалось делать? Жратвы у меня не было, нога, хоть и стала болеть меньше, все же долбала меня очень сильно. Вот я и решил: была, не была, поиграем в прятки со смертью.

– И как все произошло?

– Нормально. Только ступни ног и ладони почему-то сильно чесались.

– У меня тоже, – подтвердил Сапожников. – А дальше?

– Очнулся – лето, жара. Соленый ветер с моря. Ну, думаю, вот это я попал! Это же моя родная, можно сказать, стихия! Поверишь, я аж присел от неожиданности. А может, от того, что нога стала болеть. Телогрейку скинул, вокруг огляделся. Смотрю: катер какой-то к берегу подходит. Я – туда. Дошкандыбал кое-как, стою, жду. И вдруг слышу – они между собой по-английски разговаривают. Ни фига себе, думаю! Теперь уже у меня башню сорвало. То ли сон, то ли явь – хрен поймешь. И тут решил я самого себя в чувства привести. Собрал волю в кулак, и этим кулаком – по ноге сломанной себя и звезданул. Ну, чтобы проснуться, если что.

Конкин замолчал. Было видно, что воспоминания о пережитой боли и теперь доставляют ему неприятные ощущения.

– А дальше? – спросил Алексей.

– Дальше? – повторил Зебра и улыбнулся. – Очнулся – качает. Глаза приоткрыл – на палубе лежу, то ли на связке канатов, то ли на других тряпках. Ладно, думаю, присмотрюсь. А вокруг никого, только голоса слышу, но не понимаю ничего – по-английски шпилят, спасу нет. А у меня-то с языком, честно сказать, не очень. И решил я глухонемым прикинуться. Так, думаю, легче будет приспособиться, да и слова я, кое-какие еще помнил. Все-таки школа, да еще два года общения с компьютерами. Там же все программы на английском выходят. Это у нас потом русифицируют. А что я помнил? Мазе, фазе, систер, бразе. Ай лив ин Рыбинск, май нейм из Федя. Задница полная!

– Черт! – выругался Сапожников. – Просто приключенческий роман получается!

– Не говори. Так вот, лежу это я, прислушиваюсь. Гляжу, катер к большому пароходу подходит. Трап к самой воде по борту опущен. Подхватили меня подмышки, да и подняли в два счета на пароход. Я уже глаза открыл, только вид делал, что плохо мне и ничего не соображаю. Признаться честно, действительно не соображал. Смотрю: форма у моряков не современная какая-то, да и корабль, хоть и военным показался, да отстойным каким-то – такие на музейных фотографиях есть. Или в книгах по истории военно-морского флота. Повели меня куда-то. Что-то один спросил, офицер вроде, только я ни черта не понял – вращаю головой и все. Ну, дебил дебилом. Что ты улыбаешься? Думаешь, мне легко было?

– Не обижайся, – будто извиняясь, сказал Сапожников. – У меня, на самом деле, похожая история была. Потом расскажу.

– Ну, так вот, – продолжил Зебра. – Привели меня в каюту. Сидит человек там: не то моряк, не то сухопутный, сразу и не определишь. Возрасту в нем лет около сорока, вид аккуратный, чуть ли не прилизанный. И форма на нем не морская, а какая-то другая – может быть, тоже военная, я сразу не понял. Тот, что меня сопровождал, сказал этому несколько слов и ушел. Дверь за ним закрылась, и остались мы с этим мужиком наедине. Я стою, он – сидит за столом и на меня пристально так смотрит. Ну, думаю, мудак! Видит, что нога у меня еле тащится, а сесть не предлагает. Сказать бы ему тогда прямо в рожу пару слов – наших, доступных. Враз бы понял, с кем дело имеет. Но не могу, решил ведь прикинуться. А он вдруг так спокойно спрашивает меня о чем-то. Я слышу слова иностранные, но вид делаю, что не слышу и не понимаю. А он улыбнулся – улыбка деревянная какая-то у него вышла. И вдруг спрашивает меня на чистом русском языке: «Я надеюсь, что вы мне все-таки расскажете, кто вы и откуда, и как на берег попали». – Ни фига себе, думаю, поворот! Куда попал – не знаю, кто такие – не знаю, те по-английски разговаривают, этот – по-русски. Ну и карусель получается!

Конкин перевел дух, закурил, вальяжно пуская дым широкими потоками.

– А дальше? – спросил Сапожников.

– Не гони, – вдруг огрызнулся Зебра. – Щас расскажу. Короче, этот тип мне говорит: «Молчать, – говорит, – и прикидываться нет смысла, потому что когда ты в бессознанке был, по-русски очень даже хорошо разговаривал». – Вот как, оказывается. И моряки эти английские, что меня подобрали, сразу скумекали, что я не местный. Вот поэтому начальнику своему и сдали. Я тогда спрашиваю, не найдется ли на корабле врач? Нога у меня, говорю, поломана. – Найдется, отвечает, но только сначала пару вопросов. – Ну, думаю, кто бы ты ни был, а мурыжить я умею. – Нет, говорю, ни на какие вопросы не согласен, сначала окажите мне медицинскую помощь. – Ладно, этот тип говорит, сейчас окажем. – Снимает трубку с телефона – он у него на столе стоял – и зовет кого-то. А сам сесть мне по-прежнему не предлагает, и все смотрит, не моргая – как сверлит глазами. Минуты не прошло, входит еще один. Этот в морской форме был. На нашу похожа. Выслушал распоряжения, взял меня под локоть и к себе в каюту повел. И точно – лазарет оказался: койка там, шкафчик специальный для медикаментов разных, и запах – ну тебе валерьянкой несет, спасу нет. Показал он мне жестами: раздевайся, мол. Я одежонку с себя скинул, в одних труханах остался. Сел на койку, ногу выставил. Я и сам испугался – там, в землянке, на морозе, я же не раздевался, вот и не знал, как она выглядит. А тут – синяк сплошной, да еще и опухоль. Короче, труханул я сильно, конечно. А тем временем колдовал этот доктор надо мной с полчаса, чем-то мазал, протирал, потом повязку накладывал. Тугую такую, как положено. После всего опять меня к тому, начальнику, отвел и доложил что-то. Кивнул этот и теперь на стул мне указал. Ну, говорит, а теперь вы назоветесь? А что мне ему было о себе рассказывать? Не знал же я, ни куда судьба меня занесла, ни кто передо мною сидит. Вот я ему про переход из другого мира и начесал. Только про ИТУ ни слова, мало ли что.