Текст книги "Ресницы Дарумы: парадигма Кэмпо-Дзэн"

КОАН

Коан (кит. кунг-ан) в своем истоке, то есть во времена династии Тань, представлял собой разрешенный термин, обозначающий узаконенное обстоятельство, определяющее прецедент, положась на который, выбирались решения в случаях, одинаковых по своей природе. Как дзэнский технический термин он возник во время поздней династии Сунь, обозначая особого рода проблему или тему для медитации. В XI веке коан-упражнение было стандартизировано Даиэ и с тех пор стало популярно в школе Риндзаи Китая и Японии в течение последующих восьми веков. Многие коаны были составлены в сборники, известные под названиями «Хекуган Року» (кит. Пи Йен Лу), 1228 г. и «My Мон Кан» (кит. By Мэн Куан), 1228 г. Это наиболее выдающиеся сборники.

Все коаны были представлены как медитационные темы, искусственно составленные из некоторых знаменитых древних мондо, то есть вопросов и ответов учеников и мастеров периодов Тань и Сунь, фрагментов некоторых буддийских сутр, значительных частей лекций мастеров и анекдотов, относящихся к различным аспектам жизни мастеров.

Каллиграфия

Коаны, не взирая на разнообразие их контекстов, все имеют одну и ту же структуру, ибо все они представляют собой медитационные темы. И все они являются выражением парадоксального, шокирующего, сложного языка высшей Реальности в понимании дзэн. Это означает прямую, сильную презентацию в вербальной форме Бытия – голую индивидуальную кристаллизацию, изначально не продифференцированную. Как проблема, заданная мастером ученику, в большинстве случаев преднамеренно бессмысленная, она представлена таким образом, что с самого начала путает дискурсивное мышление с целью пробуждения в ученике особого уровня экзистенциального понимания с включением всей его личности – тела и сознания – далеко за пределами постижения интеллекта.

Однако не следует думать, что коан предназначен лишь для сбивания с толку своей бестолковостью. Имея в виду, что коаны изначально образовывались из ранних мондо, анекдотов и т.д., легко заметить определенное значение, присущее каждому из них также и в рамках интеллектуального понимания, стоит лишь нам вернуть тот или иной коан в его исторический контекст и воспринять его с этого угла зрения. Другими словами, каждый коан содержит особое значение, благодаря которому он выглядит как краткий конспект философии дзэн.

– Что такое тайна тайн? – спросил монах у Тодзана.

– Язык мертвеца.

Классический коан дзэн

Таким образом, коан представляет собой как бы двухмерную конструкцию. Два абсолютно разных измерения, но необходимым образом отражающих различные его стороны. Осмысление этого факта очень важно, потому что эти два измерения легко спутать, что часто и случается, а эта путаница весьма фатальна для правильного понимания Риндзаи-дзэн.

В одном из двух измерений (названном нами условно «первым») коан представляется как осмысленное выражение или анекдот, не важно даже, каков налет бестолковости может присутствовать в нем на первый взгляд. В этом измерении коан обязательно несет четкое философское значение, вполне «хватаемое» интеллектом. Каждый коан в этом смысле – это своего рода исторический документ, делающий скидку на интеллектуальную интерпретацию. Сначала может показаться, что возник непреодолимый барьер для интеллектуального достижения, но он так ловко выстроен, что, в преодолении его этот барьер на высшем этапе обязательно рушится.

Во втором измерении, напротив, коан – не наполненное смыслом выражение или анекдот; по крайней мере, он не берется во внимание как таковой. В этом измерении коан – в полной мере иррациональная проблема, рассчитанная с самого начала на то, чтобы подвести сознание к «мертвой точке», перекрывая один за другим все возможные каналы к привычным клише мышления, с целью заставить сознание двигаться сквозь огромное внутреннее напряжение, подвигая его к состоянию психоза и, таким образом, вводя его в конечный «прорыв». В данном аспекте каждый коан есть не что иное, как своего рода искусственно изобретенное средство для образования психологического шока у ученика. Но отличительной особенностью является здесь то, что наше сознание так сильно привязывается к работе на уровне интеллектуального понимания и никогда не успокаивается до тех пор, пока не находит «значение» в любом вербальном произнесении или утверждении, что почти невозможно ему вступить в схватку с коаном, как с неистовым, радикальным психологическим шоком. Отсюда строгие предупреждения всех мастеров дзэн против «думания», против малейших попыток со стороны учеников «понимать» значение коанов.

– Я осел, – сказал Дзесю.

– Я задница осла, – сказал Бун-он.

– Я ослиный помет, – сказал Дзесю.

– Я черви в ослином помете,

– сказал Бун-он.

– Что ты там делаешь?

– Я провожу там лето.

– Иди за фруктами, – сказал Дзесю.

Классический коан дзэн

Теперь проиллюстрируем два измерения коана, подчеркнутых выше. Возьмем, для примера, следующий знаменитый коан – «Цитрусовое дерево во дворе» Джошу (кит. Чао Чоу).

Однажды монах спросил Джошу: «Скажи мне, каково значение Первого патриарха, пришедшего с запада?» (Имеется в виду, какова высшая правда дзэн-буддизма).

Джошу ответил: «Цитрусовое дерево во дворе!»

Каково отношение между цитрусовым деревом во дворе и действительной, живой сущностью буддизма, принесенного в Китай из Индии Бодхидхармой? При обычных обстоятельствах ответ Джошу прозвучал бы бессмысленно. Однако с точки зрения философии дзэн (то есть «первого измерения») слова Джошу имеют смысл как ответ на вопрос монаха. Короче говоря, Цитрусовое дерево Джошу выражает то же, что и понятие Истинный Человек – вне условностей. Единственной разницей между этими двумя понятиями является то, что последнее – изначально Недифференцированное – представлено как чистая субъективность, в то время как в первом, то же Недифференцированное проявляет себя как чистая объективность. Как мы заметили ранее, изначальное Недифференцированное, как представление дзэн, есть само по себе за пределами субъективности и объективности, но оно в одно и то же время являет такую природу, что свободно может проявляться как абсолютный Субъект, или как абсолютный Объект, или как оба сразу, а именно, в случае Субъект – Объект.

Вот где мысль бесполезна; Вот куда знание не проникает.

«Синдзинмэй»

Важно отметить, что Недифференцированное не может существовать в своей изначальной непродифференцированности, так как для того, чтобы существовать, оно должно необходимым образом дифференцировать (различить) самое себя. Иными словами – четко выкристаллизовать себя как нечто субъективное или объективное. А так как Недифференцированное дифференцируется в полной степени, то есть без остатка в каждом из мириад вещей и явлений, то каждая эта вещь или явление не отличается от Недифференцированного, кроме как на уровне неартикуляции или артикуляции.

Цитрусовое дерево во дворе! Как по волшебному зову весь мир являет себя из метафизической основы – Пустоты (шуньяты).

Весь мир в Цитрусовом дереве. Джошу – Цитрусовое дерево. Монах, вопрошающий к нему, – тоже Цитрусовое дерево. Короче, нет ничего, кроме Осознания Цитрусового дерева, потому что в этом – метафизическое Ничто, само Бытие в своей недифференцированности проявляется как Цитрусовое дерево, уникальное и в то же время универсальное.

Теперь попытаемся интерпретировать (конечно же, снова с позиции «первого измерения») еще один коан, иллюстрирующий в несколько отличной форме тот же аспект дзэнской метафизики. Коан состоит из единого и очень простого повелительного предложения.

Воистину, из-за того, что принимаем и отвергаем, Мы не можем постичь таковость вещей.

«Синдзинмэй»

«Послушай звук хлопка одной руки!»

В отличие от множества коанов, обычно упоминаемых в дзэнских текстах, исконно китайских по происхождению и относящихся к высказываниям и делам мастеров времен династии Тань, этот коротенький коан – оригинальный медитационный предмет, придуманный по-новому в XVIII веке Хакуином, одним из величайших мастеров Рин-дзаи в Японии. Коан, широко известный как Секишу (одна рука) мастера Хакуина, доказал свою эффективность в обучении дзэну так, что стал по популярности в Японии почти таким же, как «My!» (Нет!) Джошу.

Хакуин требует от своего ученика слушать звук хлопка одной руки. Если хлопнуть обеими руками, появится обычный в таком случае звук. Что же такое звук хлопка одной руки? В обычных условиях это будет просто бессмысленным вопросом. Однако, как в случае с цитрусовым деревом, коан заключает скрытое метафизическое значение, открывающееся интеллекту в «первом измерении».

С целью лучшего схватывания сего философского понятия предоставим читателю известный дзэнский анекдот, связанный со всесущностью ветра в мире. Драматис персонэ (dramatis personae) здесь мастер Маеку (кит. Ма Ку) и монах.

Отдохни от самого себя

Как-то раз мастер Маеку Хотэцу обмахивал себя веером, когда к нему подошел монах и сказал: «Природа ветра постоянно вездесуща, поэтому в целом мире нет места, не охваченного им. А если это так, почему же ты пользуешься веером?»

Маеку ответил: «То, что ты знаешь, есть лишь теория о том, что ветер рассеян по всему миру».

Монах вопросил: «Тогда где же настоящее значение ветра, рассеянного по миру?»

Мастер лишь продолжал обмахивать себя веером.

Монах почтительно поклонился и ушел.

«Природа ветра» фактически не отличается по существу от того, что мы знаем под более обычными названиями, например, «природа Будды», «самостная природа», «сознание» и т.д., все из которых указывают на «Абсолют» в понятии дзэна, а именно – Реальность как таковую, до субъективно-объективного раздвоения, изначально Недифференцированное, которое еще недифференцированно, но которое в то же время готово дифференцировать себя в виде феноменального ветра.

«Природа ветра» проникает во все уголки мира. Нет ни единого не заполненного им места. И, в соответствии с типичным дзэнским образом мышления, причина прохладного ветра оттого и есть в том месте, где человек пользуется веером. Однако, наиболее важным пунктом является то, что эта постоянно вездесущая «природа ветра» не актуализируется здесь и сейчас до тех пор, пока человек не обмахивает себя веером; что универсальный Ветер может существовать только через уникальный акт использования веера. Таким образом, мы снова возвращаемся к нашему старому знакомому метафизическому тезису, а именно, что Недифференцированное существует лишь через свою собственную дифференциацию.

Мы не можем не удивляться многообразию выражения одной и той же невыразимой истины. Здесь мы видим многообразие, в котором Ум не потерян; одно есть другое, даже если это не очевидно.

P. X. Блайс

Теперь вернемся к коану «одной руки» Хакуина. После того как мы разобрались с коаном «ветра» Маеку, будет довольно просто ухватить внутреннюю структуру хлопка одной руки. Так же, как «природа ветра» вездесуща, звук одной ладони – «природа звука», иными словами, также постоянно вездесуща. «Природа звука», которая в данном случае представлена как «звук хлопка одной руки», присутствует везде, готовая реализовать себя в любой момент как эмпирически слышимый звук, когда бы и где бы кто-нибудь не захотел ударить в ладоши. Дзэн идет дальше и утверждает, что сознание слышит звук даже до того, как он эмпирически реализован, даже в стадии хлопка одной руки. Таким образом, в «звуке одной руки», или «природе звука», мы сталкиваемся снова с недифференцированным в его определенном онтомологическом стремлении к артикуляции себя как физически слышимого звука. Дзэн в данном случае состоит в «смотрении вовнутрь» «природы звука» в определенный момент, когда последний начинает звучать и раскрывает свою, свойственную ему, склонность артикуляции. Вот что подразумевается под понятием звука хлопка одной руки. Заметим, что когда две руки соединяются в хлопке, артикуляция уже имеет место, и «природа звука» скрывается за физически слышимым звуком.

К вышеизложенному относится и замечание другого знаменитого японского мастера Банкеи по поводу слышания звука храмового колокола до того, как он услышан:

«Послушайте, звучит колокол; вы слышите его звук. Собственно говоря, вы постоянно и бесконечно осознаете звук колокола даже до того, как по нему ударят, а звук действительно слышен. Ясное осознание звука колокола до его звучания – это осознание, я называю «не рожденное сознание Будды». Осознавать колокол лишь после того, как он прозвучал, – все равно, что ловить следы чего-то уже произошедшего. В этом случае вы уже впадаете во вторичное положение или третичное, теперь вы уже не в положении первичности Недифференцированного».

Чистый, абсолютный субъект – «не рожденное сознание Будды» Банкеи всегда находится в пробужденном состоянии и является бесконечным слышанием звука колокола. И именно поэтому, когда по колоколу ударяют, мы сразу, без малейшего колебания, осознаем звук – как звук колокола. И с точки зрения дзэна, абсолютный субъект в подобном контексте полностью идентифицируется со звуком или «природой звука». Таким образом, абсолютный субъект есть звук.

Эти и подобные интерпретации, однако, относятся только к «первому измерению» коана. Они, с точки зрения строгого подхода в дзэне, вторичны по значению. Но нельзя просто отрицать существование такого измерения интеллектуального понимания. Хотя, с методологической позиции мастеров дзэн, то есть вышеупомянутого «второго измерения» коана, всякие интеллектуальные интерпретации должны категорически отвергаться как нечто существенно ненужное, бесполезное и даже вредное.

– Что такое глаз древних, о котором говорят, что монах должен его приобрести? – спросил Уммон, и сам ответил: – Лягушка, танцующая до небес.

Классический коан дзэн

Фактически, обретая совершенное интеллектуальное понимание коана, мы не достигаем ничего значительного. Даже напротив, коан по своей природе таков, что чем больше углубляешься в него интеллектуальным пониманием, тем дальше уходишь от его духа, немедленное схватывание которого и есть единственное в практике дзэн.

Таким образом, любое понимание коана интеллектом – неважно, насколько это понимание будет полным и точным – создает преграды на пути того, кто следует дисциплине дзэн.

Следует отметить, что отрицание всякого интеллектуального понимания коана в дзэне абсолютно и бескомпромиссно. Даже сам ментальный подход попытки понять коан – вещь, отвергаемая сразу же. Ибо уровень сознания, на котором функционирует интеллект, является тем, что должно быть преодолено во что бы то ни стало. Именно поэтому дзэн так категорически отвергает всякое философствование. Можно значительно преуспеть в разработке системы глубокой философии на базе интеллектуальной интерпретации коанов, оставаясь при этом на уровне дискриминирующего интеллекта и не достигая общей трансформации личности для немедленного схватывания Недифференцированного, а именно того, к чему исключительно стремится дзэн.

Коан в его «втором измерении», то есть коан как практическое средство дисциплины, как метод, не есть предмет, понимаемый интеллектом. Напротив, его следует воспринимать как технику, специально отработанную с целью почти силового подталкивания ученика к существующей ситуации, в которой у него абсолютно нет возможности позволить его мыслям функционировать. В соответствии с принципом, ученик сидит в медитации, концентрируя сознание день и ночь на коане, но не для того, чтобы думать о нем или пытаться понять его значение, а просто, чтобы разрешить его в полной мере. Но как может он разрешить проблему, которая с самого начала рассчитана как неразрешимая? Этот вопрос ставится перед ним с самого начала. Единственно изначальный путь разрешения коана в традиционной манере дзэн Рин-дзаи есть «становление самим коаном», или становление в полной мере одним целым с коаном. Решением Цитрусового дерева Джошу, например, является чье-либо становление цитрусовым деревом. Решение Одной руки Хакуина лежит в том, что необходимо стать «звуком хлопка одной руки». Но в чем же конкретно заключается «становление коаном»? Вероятно, «становление коаном» определяет экзистенциальный процесс. Что же тогда представляет внутренний механизм этого процесса?

…ведь это естественный путь исцеления от вашей собственной ужасной отчуждённости, именуемой нормальностью.

Доктор Ленг

Ничто не дает лучшего ответа на этот сложный вопрос, чем традиционный подход к коану Джошу

«My!» (Нет! или Ничего!) в духе секты Риндзаи, как к наилучшему средству для обучения учеников. Коан, который широко известен как «Собака Джошу» или «Слово-Му Джошу», гласит:

Однажды монах спросил мастера Джошу: «Обладает ли собака природой Будды?» Мастер ответил: «My!» (кит. «By!»).

Понимание этого коана через «первое измерение», являющееся философским значением его, ясно теперь без дальнейших пояснений. Исходя из позиций метафизики махаяны, придерживающейся идеи того, что природа Будды (то есть Абсолют) универсально присутствует во всем, монах спрашивает Джошу, имеет ли даже такое животное, как собака[4]4
  В буддийской традиции собака – «грязное» существо. Она воплощает в себе комплекс ярко выраженных черт человеческой натуры: раболепие, предельная неуравновешенность, постоянное смятение чувств, полная зависимость от окружающих обстоятельств и т.п. Не ухоженная человеком, собака всегда издает смрадный запах, привлекая к себе демонов мрака, питающихся запахами зловония. Самое большое наказание для буддиста (особенно ламаиста) – перерождение в это животное. Из птиц голубь считается «грязным» существом.


[Закрыть], природу Будды или нет, пытаясь тем самым как бы определить глубину сознания дзэн-мастера. Как обычно, мастер разбивает вдребезги концептуальный уровень, на котором монах строит свой вопрос, представляя ему прямое «My»!» – супра-концептуальную реальность. Абсолют, указывает он, переходит понятие обладания или необладания собакой оного. Проблема обладания или необладания просто не существует в измерении, на котором находится Джошу. Такая проблема может быть поднята на уровне интеллектуальной бифуркации (раздвоения). Но как скоро мы остаемся привязанными к уровню бифуркации, реальное достижение проблемы недостижимо. Таким образом, Джошу вместо того, чтобы дать монаху утвердительный или отрицательный ответ на его вопрос, резко выбрасывает ему под нос саму природу Будды в виде Ничто, то есть изначально Недифференцированного. «My!» в этом смысле играет ту же роль, что и «Цитрусовое дерево» или «звук хлопка одной руки».

Стоит также упомянуть, что существует и еще одно более элементарное или, даже можно сказать, более примитивное измерение этого анекдота в его коановом статусе. В его оригинальной версии, до того, как он обрел определенную форму, и до того, как он стал использоваться как таковой, существовал довольно длинный анекдот более догматического характера, в котором Джошу описан как мастер, дающий два контрадикторных ответа «да» и «нет» на один и тот же вопрос, заданный двумя монахами по разным случаям. Как прекрасный образчик докоановского анекдота здесь приводится часть оригинальной версии, в которой Джошу занимает негативную позицию:

Монах спрашивает Джошу: «Обладает ли собака природой Будды или нет?» Джошу отвечает: «Нет!» Монах (в соответствии с буддийской сутрой): «Все чувствующие существа наделены природой Будды. Тогда возможно ли, что собака обделена природой Будды?» Джошу отвечает: «Это все от того, что собака существует по ее собственной карме».

Последнее заявление Джошу может быть объяснено нашим языком как следующее. Природа Будды (которая есть вездесуща) полностью уничтожает факт того, что через собачью карму (то есть через ее внутреннюю онтологическую склонность к проявлению себя как собаки) природа Будды принимает форму индивидуальной собаки. Как долго нас интересует осознание индивидуально дифференцированной собаки, так долго и отсутствует даже малейший след супра-временного и супра-пространственного осознания Недифференцированного. Правильна ли эта интерпретация или нет, совершенно определенно то, что в конечном итоге, что, как отметил Доген, природа Будды, как таковая, абсолютно безгранична и не существует, да и не может существовать, в ее исходной чистоте как нечто ограниченное. Таким образом, анекдот уже в своем докоановском статусе четко указывает на то, весь анекдот касается буддийской догмы, и что «My!» Джоши в этой конкретной установке должен восприниматься как обычное «нет», отрицаемое существование природы Будды в собаке, которое означало бы в конечном итоге, что, как отметил Доген, природа Будды, как таковая, абсолютно безгранична и не существует, да и не может существовать, в ее исходной чистоте как нечто ограниченное. Таким образом, анекдот уже в своем докоановском статусе четко указывает на то, что составляет уже в статусе коана вышеупомянутое «первое измерение».

Говорить, что есть природа Будды, – это называется клеветой привязанности. Говорить, что нет природы Будды, – это называется клеветой лжи.

Бай-Чжан

Как уже неоднократно указывалось, однако, такое понимание есть не что иное, как необходимое интеллектуальное ухищрение с точки зрения «второго измерения». В этом измерении «My!» должен выполнить определенно иную функцию. Анекдот в качестве коана должен сработать как психотехника, и «My!» выполнит роль управляющей силы, вызывающей общую трансформацию всего психического механизма ученика дзэн.

Вместо попытки поиска значения коана, ученик строго направляется на созерцание этого «My!», пока вся его субъективность не растворяется и трансформируется в этом «My!». Все, что от него требуется, это выйти на неуловимое «My!» без думания о нем. «Не путайте «My!», – предостерегает мастер Мумон (кит. By Мен), составитель «My Мон Кана», – с абсолютной пустотой или с ничто. Даже не определяйте его в терминах «существует» или «не существует». Иными словами «My!» Джошу не берется как отрицание существования Абсолюта в собаке. Проблема находится за пределами существования или не существования чего-либо. В совершенно различном измерении сознания проблема должна быть трансформирована в «нечто подобное железному, докрасна раскаленному шару, который вы проглотили и который вы не способны вырыгнуть, как бы ни старались».[5]5
  Мумон Экаи. Комментарии к коану.


[Закрыть]

Вводя себя в состояние глубокой, однонаправленной концентрации, ученику следует продолжать созерцать «My!» упорно и напряженно, повторяя в то же самое время слово «My!» молча или вслух до тех пор, пока все его тело и сознание, как бы теряя ощущение себя, входят в определенное состояние, указанное словом «My!», то есть до тех пор, пока он не достигает того же уровня сознания, в котором сам Джошу произнес слово «My!», за пределами раздвоения сознания в субъекте и объекте. Вне всякого сомнения факт того, что звучание единственного слова «My!» в подобном состоянии интенсивной концентрации производит почти такой же эффект, как и произнесение мантры. Но особая семантика слова «My!» (ничто) также вносит огромный вклад в появление у ученика специфического психологического состояния, в котором субъект и объект сливаются в абсолютное единство чистого знания. Для ученика, который может быть затронут объективизацией «My!», ставя его как бы перед собой, как что-либо для созерцания, рано или поздно возникает понятие того, что сама семантическая структура «My!» представляется невозможной для осознания ее в качестве объекта и что это может быть осознано лишь его (ученика) революционизированием собственного сознания, при помощи открытия, в котором «My!» актуализировано в его метафизической реальности, в его «данности», как ничто в смысле абсолютно недифференцированной полноты Бытия. Только тогда ученик осознает, что его более нет там, что там нет ни его «Я», ни его «не Я», но только «My!» – единое «My!», без всякого намека на дуальность.

Смеющийся монах

Большая часть того, что для нас очевидно в отношении мира, что мы считаем не преложными священными истинами, может и должно быть подвергнуто сомнению.

Ч. Тарт

Таков в широком смысле инструментальный аспект коана. Даже при столь коротком рассмотрении становится ясно, каким разным может быть один и тот же коан при подходе к нему с точки зрения двух различных измерений. В первом измерении «My!» метафизично, актуализация его находится в самой дзэнской метафизике. Во втором измерении, наоборот, «My!» – метод, нечто, при помощи которого ученик подчиняется определенной дисциплине раскрытого: того, что мы ранее определили как «глубокий уровень» его сознания.

Но все это в одно и то же время проливает свет на близкую связь, соединяющую эти два измерения коана одно с другим. И только на очень «глубоком уровне» сознания, которое, таким образом, становится раскрытым методологическим использованием «My!», это «My!» актуализируется здесь и сейчас.

Итак, нами предпринята попытка представить медитативную технику дзэн так, как она была исторически развита – сектами Сото и Риндзаи. Принципиальной задачей тут стало дальнейшее освещение факта того, что дзадзэн, или сидение в медитации, является в дзэне вовсе не техникой, опустошающей сознание в смысле доведения его до полной ментальной бессодержательности, но, напротив, что оно включает активацию наиболее интенсивной и сконцентрированной работы сознания на определенном его уровне, где субъект и объект уже не дифференцируются друг от друга, и, наконец, что подобного рода работа сознания заслуживает определения, как очень специфический тип мышления. Наиболее очевидно в использовании метода коана в школе Риндзаи (хотя и метод «чистого дзадзэна» школы Сото также заслуживает внимания), что тот образ «глубинного думания», описанный выше, срабатывает безукоризненно и может применяться каждым, желающим посвятить себя выработке силы уравновешенного сознания, которое и является медитативным состоянием его.

Young and innocent

Yet old in the way of Life

Help yourself by

being yourself

For freedom is there

For happiness is there.

Сифу Дуглас, Лим Вонг