Текст книги "Россия и современный мир №2 / 2017"

Безработица обрекала на нищенское, полуголодное существование. Именно такое свидетельство находим в архиве Королевского музея армии и военной истории Бельгии, фонда Объединения бывших воспитанников императорского Александровского лицея, XV С(1)-1. В 1938 г. бывший лицеист Б.В. Балашев, проживавший с 1923 г. в Ницце писал председателю этого Объединения В.Н. Коковцову: «Не имея постоянной работы вот уже несколько лет, я нахожусь в более чем стесненном материальном положении. С момента увеличения платы за carte d’identité я уже не имел возможности ее возобновлять, ввиду чего на меня нарос штраф за 11 лет. В настоящее время при новом суровом законе об иностранцах дальше оставаться без документов было невозможно, и я начал хлопотать по этому делу. Выяснилось, что мне придется заплатить штраф, хотя и в уменьшенном размере, но все-таки это выразится в сумме не менее 500 франков. Достать эти деньги я совершенно не могу, так как при моих заработках веду полуголодную жизнь». Заметим, что в 1938 г. штраф с рабочих карт составлял 20 франков в месяц, с нерабочих – 100. Казначей Объединения Ф. Кичч 24 июля 1938 г. в письме В.Н. Коковцову подтвердил тяжелое положение Б.В. Балашева и свидетельствовал, что однокашники собрали для него деньги, на которые удалось получить временное свидетельство о личности, рессеписе, но далеко не полную сумму (500 франков – штраф и нансеновский сбор). (Префектура (мэрия или комиссариат в провинции) сначала выдавала иностранцу рессеписе, которое через три месяца обменивалось на карт д’идантите.) Дополнительно Ф. Кичч разъяснял, что рабочую карту получить Б.В. Балашеву не удалось, ибо этот процесс был длительным, решавшимся в нескольких инстанциях. Ниццский префект не снял с Балашева штрафа, но уменьшил его сумму.

Когда «сидение на чемоданах» затянулось, чтобы не оказаться на дне жизни, обеспечить возможность социального лифта, если не себе, то детям, эмигранты стали задумываться о переходе во французское гражданство. Натурализация во Франции до 1927 г. была многоступенчатой и длительной. После принятия нового закона иностранцы, в том числе нансенисты, могли подать прошение, прожив беспрерывно во Франции уже не десять, а всего три года [1, с. 112]. Прошение заполнялось на гербовой бумаге (3 франка 60 сантимов) на имя министра юстиции, подавалось префекту департамента лично. Если иностранцу было менее 21 года, прошение должно было быть подписано не только им, но и его отцом или опекуном, или прилагалось письменное согласие семейного совета. Для натурализации требовались также национальный паспорт (или нансеновский), с которым прибыл ходатайствующий, доказательства трехлетнего пребывания во Франции (сертификат де домисиль, заверенный комиссаром, квитанции об уплате квартирной платы), квитанции об уплате налогов, документ об отбытии воинской повинности, карт д’идантите, метрическое свидетельство о рождении или выданный мировым судьей документ, его заменявший, рабочее свидетельство, заверенное комиссаром полиции. Российские эмигранты должны были представить еще свидетельство о национальности, выданное организацией беженцев [16, с. 92–93]. Перевод документов на французский язык должен был сделать присяжный переводчик. Процесс натурализации занимал примерно один год. Льготы предоставлялись мужчинам, женатым на француженках, для которых ценз оседлости сокращался до одного года со дня прибытия во Францию, а также лицам, окончившим высшие учебные заведения во Франции, либо оказавшим стране особые услуги. У безработных шансов на положительное решение не было.

Следующий этап начался в 1938 г., когда 12 ноября во Франции вышли новые правила натурализации. Закон устанавливал для иностранцев различия между понятиями «résidence» (временное проживание) и «domicile» (постоянное проживание). Длительность пребывания во Франции играла большую роль при натурализации. Отныне каждый иностранец, возбуждавший ходатайство о натурализации, должен был сам предоставлять доказательства того, что его «résidence» или «domicile» во Франции соответствует требованиям закона. Мировым судьей производилось дознание с целью установления моральных качеств кандидата, его лояльности при условии, что лицу, возбудившему ходатайство, более 15 лет. До сих пор иностранка, выходившая замуж во Франции за француза, автоматически приобретала права французской гражданки. Теперь же автоматически она гражданства не приобретала, но имела право об этом ходатайствовать. Для этого иностранка заполняла специальный формуляр, который передавался далее в Министерство юстиции, а власти уже производили дознание с целью выяснения моральных качеств и лояльности кандидата и могли отказать. Француженка, выходившая замуж за иностранца на французской территории, сохраняла свое гражданство (см.: «Последние новости». Париж, 1938. 14 декабря).

С 1926 по 1936 г. число натурализовавшихся русских возросло более чем в 2 раза, т.е. с 8% – в 1926 г., 13 – в 1931 г. до почти 18% – в 1936 г. от общего числа российских эмигрантов в стране. В декабре 1938 г. префект Сены Виллэ говорил, что 99% сыновей иностранцев, родившихся во Франции и тем самым имевших право выбора гражданства в момент достижения ими совершеннолетия, желали остаться французами, отбывали воинскую повинность [2, с. 141].

Депутат французского парламента М. Рюкар во время беседы с корреспондентом «Последних новостей» (9 августа 1936 г.) говорил, что число подавших прошение о натурализации с каждым годом возрастало, особенно после ограничений для иностранного труда в 1926 и 1932 гг. К середине 1930-х годов число лиц, желавших натурализоваться, доходило до 100 тыс. в год. Персонал бюро по натурализации не справлялся с таким потоком. Он же отмечал, что беспрепятственно во французское гражданство принимали отцов семейств, а 50% молодых людей, признанных годными к военной службе, – дети натурализованных. Причем ходатайства, поданные женщинами, как правило, не удовлетворялись, ибо женщины, желавшие стать француженками, могли легко это сделать, выйдя замуж за француза. Ходатайства мужчин-холостяков, особенно старше определенного возраста, допускаемого для отбывания воинской повинности, как правило, не удовлетворялись. Поощрялась натурализация здоровых и достойных элементов. Исключение было сделано для иностранцев, сражавшихся за Францию; родителей французских детей; лиц, женатых на француженках. Правда, главную массу натурализованных составляли не русские, а рабочие Бельгии и Италии, которым охотно предоставляли это право, и в виде исключения – поляки (на севере).

В 1931 г. во Франции насчитывалось 82 908 русских, обладателей нансеновских паспортов, и 10 980 человек бывших русских, получивших французское подданство. В 1936 г. их было уже 77 767 и 13 810 соответственно. В Париже в 1937 г., по официальной статистике, проживали 32 915 русских беженцев, не имевших французского гражданства, еще 1582 имели советские паспорта [8, с. 32].

Опыт российского зарубежья 1920–1930-х годов по установлению сбалансированных отношений между диаспорами, властями и международными организациями, а также анализ форм и способов самоорганизации остается актуальным и по сей день, хотя эмигрантам и удалось блокировать агрессивную среду, связанную с суровыми условиями конкуренции на трудовом рынке, закрытостью местной системы здравоохранения, ограничениями в получении образования и т.д., но лишь в незначительной степени. Современное французское законодательство в отношении предоставления убежища восприняло многое из опыта 1920–1930-х годов. Выведенная на мировой уровень русская беженская проблема, стала универсальной, постоянной и одной из самых острых в международных отношениях и на национальном уровне. Но при этом ее основное содержание – людские страдания – затерялось в политических схватках держав и их военных конфликтах.

Библиография

1. Бойко Ю.В. О влиянии смешанных браков на процессы социальной адаптации россиян во Франции 1920-х годов // История российского зарубежья. Проблемы адаптации мигрантов в XIX–XX веках. М.: ИРИ РАН, 1996. С. 105–114.

2. Бойко Ю.В. Переписи населения Франции как источник по истории социальной адаптации российских эмигрантов // Источники по истории адаптации российских эмигрантов в XIX–XX вв. М.: ИРИ РАН, 1997. С. 135–147.

3. Бочарова З.С. Нансеновский паспорт: История создания и практика применения // Нансен. Человек и миф. Международная конференция. Москва – 26 октября 2011 года. М., 2011. С. 74–116.

4. Бюллетень Российского земско-городского комитета помощи российским гражданам за границей. 15 января 1930 г. Париж: Земгор, 1930. № 56.

5. Бюллетень Российского земско-городского комитета помощи российским гражданам за границей. 15 марта 1930 г. Париж: Земгор, 1930. № 57–58.

6. Ипполитов С.С., Недбаевский В.М., Руденцова Ю.И. Три столицы изгнания: Константинополь. Берлин. Париж. М.: Спас, 1999. 206 с.

7. Кельман Е.И. Советское право за рубежом. М.: Юрид. изд-во НКЮ РСФСР, 1927. 95 с.

8. Ковалевский П.Е. Зарубежная Россия. История и культурно-просветительная работа русского зарубежья за полвека (1920–1970). Париж: Librarie des Cinq Continents, 1971. 347 с.

9. Кодрянская Н.В. Алексей Ремизов. Париж: б/и, 1959. 329 с.

10. Маклаков В.А. Новые элементы в улучшении положения русских беженцев во Франции // Закон и суд. Рига, 1930. № 10. Ст. 336–340.

11. «Наши жалобы – глас вопиющего в пустыне». Судьба русских солдат французского иностранного легиона. 1920–1925 гг. / Сост. З.С. Бочарова // Исторический архив. 2011. № 2. С. 131–147.

12. Письмо Союза русских адвокатов во Франции к министру юстиции // Закон и суд. Рига, 1935. № 1 (51). Ст. 1833.

13. Постановление о правовом положении русских и армянских беженцев // Закон и суд. Рига, 1930. № 8. Приложение к № 8.

14. Протоколы заграничных групп конституционно-демократической партии. 1923–1933 гг. Т. 6. Кн. 2. М.: РОССПЭН, 1999. 559 с.

15. Русские во Франции. Справочник / Под ред. В.Ф. Зеелера. Париж: Сарач, 1937. 86 с.

16. Русский альманах: Справочник / Под ред. В.А. Оболенского и Б.М. Сарача. Париж: Сарач, 1931. 464 с.

17. Саша Черный. Начало сезона // Собр. соч.: В 5 т. Т. 3. Сумбур-трава. Впервые опубликовано: Иллюстрированная Россия. 1925. № 28. URL: http://ruslit.traumlibrary.net/book/cherniy-ss05-03/cherniy-ss05-03.html#c004017 (Дата обращения: 10.02.2017.)

18. Седых А. Далекие, близкие. М.: Новое Русское Слово, 1995. 268 с.

19. Справка о положении русских беженцев в Константинополе, подготовленная представителем Всероссийского земского союза в Константинополе А.Л. Глазовым для М.Н. Гирса, 2 апреля 1926 г. // Новый исторический вестник. 2002. № 2 (7). С. 231–233.

20. Уляницкий В. Международное право. Томск: П.И. Макушин, 1911. 482 с.

21. Шефтель Я.М. К вопросу о юридическом статусе русских беженцев во Франции // Право и хозяйство. Париж, 1925. № 3. С. 8–9.

References

Bojko Ju.V. O vlijanii smeshannyh brakov na processy social'noj adaptacii rossijan vo Francii 1920-h godov // Istorija rossijskogo zarubezh'ja. Problemy adaptacii migrantov v XIX–XX vekah. Moscow: IRI RAN, 1996. Р. 105–114.

Bojko Ju.V. Perepisi naselenija Francii kak istochnik po istorii social'noj adaptacii rossijskih jemigrantov // Istochniki po istorii adaptacii rossijskih jemigrantov v XIX–XX vv. Moscow: IRI RAN, 1997. Р. 135–147.

Bocharova Z.S. Nansenovskij pasport: Istorija sozdanija i praktika primenenija // Nansen. Chelovek i mif. Mezhdunarodnaja konferencija. Moskva – 26 oktjabrja 2011 goda. Moscow, 2011. Р. 74–116.

Bjulleten' Rossijskogo zemsko-gorodskogo komiteta pomoshhi rossijskim grazhdanam za granicej. 15 janvarja 1930 g. Parizh: Zemgor, 1930. N 56.

Bjulleten' Rossijskogo zemsko-gorodskogo komiteta pomoshhi rossijskim grazhdanam za granicej. 15 marta 1930 g. Parizh: Zemgor, 1930. N 57–58.

Ippolitov S.S., Nedbaevskij V.M., Rudencova Ju.I. Tri stolicy izgnanija: Konstantinopol'. Berlin. Parizh. Moscow: Spas, 1999. 206 р.

Kel'man E.I. Sovetskoe pravo za rubezhom. Moscow: Jurid. izd-vo NKJu RSFSR, 1927. 95 р.

Kovalevskij P.E. Zarubezhnaja Rossija. Istorija i kul'turno-prosvetitel'naja rabota russkogo zarubezh'ja za polveka (1920–1970). Parizh: Librarie des Cinq Continents, 1971. 347 р.

Kodrjanskaja N.V. Aleksej Remizov. Parizh: b/i, 1959. 329 р.

Maklakov V.A. Novye jelementy v uluchshenii polozhenija russkih bezhencev vo Francii // Zakon i sud. Riga, 1930. N 10. St. 336–340.

«Nashi zhaloby – glas vopijushhego v pustyne». Sud'ba russkih soldat francuzskogo inostrannogo legiona. 1920–1925 gg. / Sost. Z.S. Bocharova // Istoricheskij arhiv. 2011. N 2. Р. 131–147.

Pis'mo Sojuza russkih advokatov vo Francii k ministru justicii // Zakon i sud. Riga, 1935. N 1 (51). St. 1833.

Postanovlenie o pravovom polozhenii russkih i armjanskih bezhencev // Zakon i sud. Riga, 1930. N 8. Prilozhenie k N 8.

Protokoly zagranichnyh grupp konstitucionno-demokraticheskoj partii. 1923–1933 gg. T. 6. Kn. 2. Moscow: ROSSPEN, 1999. 559 р.

Russkie vo Francii. Spravochnik / Pod red. V.F. Zeelera. Parizh: Sarach, 1937. 86 р.

Russkij al'manah: Spravochnik / Pod red. V.A. Obolenskogo i B.M. Saracha. Parizh: Sarach, 1931. 464 р.

Sasha Chernyj. Nachalo sezona // Sobr. soch. v pjati tomah. T. 3. Sumbur-trava. Vpervye opublikovano: Illjustrirovannaja Rossija. 1925. N 28. URL: http://ruslit.traumlibrary.net/book/cherniy-ss05-03/cherniy-ss05-03.html#c004017 (Data obrashhenija: 10.02.2017.)

Sedyh A. Dalekie, blizkie. Moscow: Novoe Russkoe Slovo, 1995. 268 р.

Spravka o polozhenii russkih bezhencev v Konstantinopole, podgotovlennaja predstavitelem Vserossijskogo zemskogo sojuza v Konstantinopole A.L. Glazovym dlja M.N. Girsa, 2 aprelja 1926 g. // Novyj istoricheskij vestnik. 2002. N 2 (7). Р. 231–233.

Uljanickij V. Mezhdunarodnoe pravo. Tomsk: P.I. Makushin, 1911. 482 р.

Sheftel' Ja.M. K voprosu o juridicheskom statuse russkih bezhencev vo Francii // Pravo i hozjajstvo. Parizh, 1925. N 3. Р. 8–9.

Наследие русской эмиграции: возвращение на Родину

Л.П. Муромцева

Аннотация. После 1991 г. многие деятели культуры в российском зарубежье приняли решение о передаче на родину музейных и архивных собраний. Программа возвращения культурных ценностей и архивов осуществляется через Российский фонд культуры, Дом русского зарубежья и другие государственные и общественные организации.

Ключевые слова: эмиграция, коллекция, культурное наследие, архивы, музеи, Российский фонд культуры, Дом русского зарубежья.

Муромцева Людмила Петровна – кандидат исторических наук, доцент МГУ.

L.P. Muromtseva. The Heritage of Russian Emigration: Return to Motherland

Abstract. After 1991 many cultural figures of the Russian expatriate community decided to transfer museum and archival collections to Motherland. The cultural values and archives are returned through the Russian Fund of culture, the House of Russian Émigré and other state and public organizations.

Keywords: emigration, collection, cultural heritage, archives, museums, the Russian culture Fund, the House of Russian Émigré.

Muromtseva Lyudmila Petrovna – Candidate of Historical sciences, associate Professor of Lomonosov Moscow State University.

На протяжении всего периода существования российского зарубежья стояла проблема возвращения на родину собранных эмигрантами художественных, документальных и книжных собраний. Если до 1917 г. российские эмигранты, побуждаемые коллекционерской страстью и эстетическими пристрастиями, собирали за рубежом произведения искусства, книги преимущественно иностранного происхождения, то послереволюционная эмиграция руководствовалась прежде всего идеей сохранения памятников отечественной истории и культуры, сбережения их для последующих поколений. Российская эмиграция 1920–1950-х годов старательно собирала и бережно сохраняла все, что осталось от русской культуры после шквала революций и войн.

В 1920–1930-е годы для большинства научной и культурной элиты российского зарубежья мысль о передаче большевистским властям памятников отечественной истории и искусства, находившихся за рубежом, представлялась неприемлемой. Однако некоторые примеры даров все же имели место, и возвращенные эмигрантами материалы, за редким исключением, поступали в фонды государственных музеев, архивов и библиотек СССР. Так, создатель Пушкинского музея в Париже А.Ф. Онегин не изменил решения, принятого еще до революции 1917 г., о передаче собрания музея Пушкинскому Дому в Петербурге. После смерти А.Ф. Онегина в 1925 г., согласно его завещанию, редчайшие реликвии в 1928 г. перевезли с берегов Сены на набережную Невы, в Пушкинский Дом [4, с. 32–34, 55–56]. Некоторые книги из собрания А.Ф. Онегина остались во Франции, их приобрела библиотека при Школе восточных языков в Париже [1, с. 260–272].

После смерти в 1946 г. в Лозанне (Швейцария) выдающегося библиографа и библиофила Н.А. Рубакина 80 тыс. изданий со знаком «РБ» («Рубакинская библиотека») были переданы в СССР, согласно его завещанию, и поступили в Государственную библиотеку СССР им. В.И. Ленина (ныне РГБ) [5, с. 898].

В 1940–1950-е годы некоторые представители консервативных слоев российской эмиграции приходят к мысли о возвращении на Родину своих личных архивных коллекций, книг, историко-культурных памятников. В 1943–1947 гг. полковник Я.М. Лисовой1818
  Полковник Яков Маркович Лисовой (1882–1965) – участник Белого движения на Юге России, с 1920 г. – в эмиграции в Турции, Франции, а затем в США.


[Закрыть], проживающий в США, переслал в дар Государственной публичной исторической библиотеке редкие книги, брошюры, листовки, плакаты, газеты, журналы, альбомы, атласы [10, с. 412–415].

Волна патриотических чувств, охватившая эмиграцию во время Великой Отечественной войны, ее растущее понимание прочности большевистской власти и советского государства в целом во многом способствовала решению коллекционеров и владельцев семейных собраний о передаче этих материалов на Родину. Началось постепенное возвращение реликвий российской истории и культуры в Россию. Прежде всего, следует сказать о РКИМ – Русском культурно-историческом музее в Праге. Его основатель и заведующий В.Ф. Булгаков на экземпляре книги о РКИМ написал: «…Хоть это и капля в море в сокровище русской культуры, но все-таки я счастлив, что донес эту каплю до родных пределов» [6, с. 771]. Вот что отмечено в записной книжке В.Ф. Булгакова: «В 1948 году я выслал в Россию 25 ящиков с книгами, рукописями, предметами русской старины и более 150 работ русских художников: картины Репина, 15 картин Рериха, работы Билибина, Добужинского» [14, с. 38]. Первоначально собрания РКИМ поступили в МИД СССР, распределившего их среди крупнейших музеев Москвы и Ленинграда: Государственной Третьяковской галереи (51 картина); Театрального музея имени А.А. Бахрушина (48 картин, портретов, эскизов и других экспонатов); Государственного исторического музея (71 единица хранения – народная вышивка, два декоративных блюда, портреты, фотографии, карта Волги, составленная в XVII в. Адамом Олеарием и др.); Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина; Государственного Русского музея.

Фонды библиотеки и рукописного отдела РКИМ (материалы И. Бунина, А. Куприна, М. Цветаевой, Ф. Шаляпина и других известных деятелей культуры) были перевезены в Москву еще раньше (декабрь 1945 г.) в составе Русского зарубежного исторического архива (РЗИА), основанного в Праге в 1923 г., затем они оказались на хранении в Центральном государственном архиве Октябрьской революции (ныне Государственный архив Российской Федерации) и Центральном государственном архиве литературы и искусства – ЦГАЛИ (ныне Российский государственный архив литературы и искусства). В РГАЛИ наряду с документами попали портреты русских писателей, ученых, артистов, работы художника Л. Голубева-Багрянородного и рисунки К. Пясковского. Так, целостная коллекция РКИМ была, к сожалению, разобщена по музеям и архивам1919
  В фонде 10013 ГАРФ хранится коллекция предметов (1793–1920), поступившая в составе РЗИА в СССР.


[Закрыть]. Лишь незначительная ее часть осталась в распоряжении Комитета советских граждан в Чехословакии.

В немалой степени возвращению на родину реликвий русской эмиграции способствовал авторитет историка искусства и коллекционера И.С. Зильберштейна, который вел переписку с «русскими парижанами» – искусствоведами и литературоведами, а в 1966–1967 гг. побывал в Париже, где встретился с некоторыми представителями эмигрантской интеллигенции. В своей автобиографии (1988) И.С. Зильберштейн писал: «Много ценного удалось отправить на родину во время трех моих поездок во Францию. Только в ЦГАЛИ я отправил 18 000 документов, в Центральный партийный архив – 2 автографа Ленина 1908 г. и автограф письма Горького к Ленину 1908 г. А что касается произведений изобразительного искусства, то это акварели П.Ф. Соколова, А.П. Брюллова, 2 сепии Т.Г. Шевченко, эскиз занавеса и 44 эскиза костюмов М.В. Добужинского к “Ревизору”. Их использовал в своей постановке Г.А. Товстоногов в ленинградском Большом драматическом театре. Отысканное мною за рубежом, кроме как в ЦГАЛИ и Центральный партийный архив, поступило еще в 16 библиотек, музеев и отделов рукописей» [22, с. 5].

В 1963 г. по инициативе общественных организаций был образован Советский комитет по культурным связям с соотечественниками за рубежом, переименованный в 1975 г. в Советское общество по культурным связям с соотечественниками за рубежом – Общество «Родина». В мае 1991 г. это общество было преобразовано в Советскую Ассоциацию по связям с соотечественниками, а с января 1992 г. оно носит название «Ассоциация по связям с соотечественниками за рубежом» (Ассоциация «Родина»), существующее и в настоящее время2020
  Ф. Р-9651. Оп. 2, 547 ед. хр., 1955–1985.


[Закрыть]. Благодаря участию в деятельности «Родины» ряда известных советских деятелей культуры, ученых, космонавтов, служителей церкви, обществу удалось завоевать определенный международный авторитет и установить контакты с представителями творческой интеллигенции российского зарубежья и их потомками: с детьми Ф. Шаляпина, с Н. Бенуа, Ю. Анненковым, Д. Бурлюком, Ю. и С. Рерихами.

Однако в 1950–1980 гг. реализация этой культурной миссии столкнулась со значительными препятствиями идеологического и организационного характера. Так, возвращаемые в СССР архивные материалы российской эмиграции сразу же попадали в «спецхраны» и оказывались недоступными для исследователей. К тому же эмиграция опасалась, что передаваемые советским властям документы деятелей Белого движения или участников Русской освободительной армии (РОА) могут быть использованы как повод для репрессий против их родственников, проживающих в СССР. Поэтому основной объем даров составляли произведения искусства, памятники истории и культуры дореволюционной эпохи, а также документы и материалы, связанные с историей революционного движения. В частности, С.М. Лифарем был подарен ряд раритетов из его пушкинской коллекции, М. Шагал пожертвовал музею изобразительных искусств имени А.С. Пушкина серию литографий, посвященных В. Маяковскому.

Из далекой Аргентины наследница Е.И. Корсаковой привезла в дар СССР ее собрание живописи. Одну из вещей – картину К. Коровина «Севастополь. Рыбачья бухта» (1916) – Министерство культуры СССР передало в Севастопольский художественный музей [23, с. 39]. Барон Э. Фальц-Фейн накануне Московской олимпиады 1980 г. отправил в дар советскому государству уникальные книги XVII–XIX вв. из библиотеки графини Евдокии Петровны Ростопчиной.

Коллекционер М. Жилинскас, проживавший в ФРГ, передал Художественному музею имени М.К. Чюрлёниса в Каунасе собрание из нескольких сотен картин, включая работы Пуссена, Энгра, Буше, Тьеполо, Греза, Цорна, Шагала, Маковского, Кандинского, Синьяка, Вламинка, Матейко, Курбе, Мурильо. Размещение картин в экспозиции убедило других коллекционеров в том, что их дары будут приняты с благодарностью: «В Каунас стали присылать картины из своих коллекций и другие литовцы, живущие в США, Канаде и Западной Европе. Аналогичные дары были сделаны представителями других национальных эмиграций музеям союзных республик. Например, парижанин А. Джиржян подарил ценную коллекцию картин художественной галерее Еревана» [2, с. 212].

Ряд реликвий из Франции от потомков А.И. Герцена получил Дом-музей А.И. Герцена в Москве [9, с. 217–222, 261–264]. Л. Бенатов прислал из Парижа в дар Русскому музею в Ленинграде четыре портретные зарисовки В.И. Ленина, выполненные Филиппом Малявиным. Передавались также и ценные научные архивы, в том числе известным австралийским ученым Р. Маклаем была передана в Академию наук СССР часть наследия его деда – ученого и путешественника Н.Н. Миклухо-Маклая. Выдающийся востоковед В.Ф. Минорский, скончавшийся в Англии, завещал свой научный архив и большую часть библиотеки Ленинградскому отделению Института востоковедения АН СССР [2, с. 213]. В 1980 г. собрание Пушкинского Дома обогатилось библиотекой и архивом эмигранта, известного историка-медиевиста П.М. Бицилли2121
  Петр Михайлович Бицилли (1879–1953) – историк, филолог и литературный критик, профессор Новороссийского и Софийского университетов. В эмиграции с 1920 г., проживал в Сербии, а в 1924 г. переехал в Болгарию.


[Закрыть], в составе которых находились не только более 500 книг, журналов, но и адресованные ему письма И. Бунина, М. Алданова, В. Иванова, Н. Тэффи [20, с. 417].

Процесс возвращения в Россию историко-культурного наследия эмиграции активизировался с конца 1980-х годов. В этот период программа возвращения культурных ценностей и архивов осуществлялась через Советский (позднее – Российский) фонд культуры (РФК – президент Н.С. Михалков), созданный в ноябре 1986 г. [16, с. 415–417)]. Фонд культуры, «возникший уже на фоне новых веяний в политике и идеологии СССР, был с бóльшим доверием встречен за рубежом, чем общество “Родина” и другие подобные организации» [20, с. 416]. Через РФК по завещанию вдовы художника А.К. Ларионовой-Томилиной в Третьяковскую галерею в качестве дара поступили произведения М. Ларионова и Н. Гончаровой (станковые живописные и графические работы, проекты театрального оформления, эскизы росписей и книжных иллюстраций), а также их архив и библиотека, коллекция лубков и гравюр, собранная М. Ларионовым [15, с. 2–31]. Н.В. Вырубов передал из Франции Государственному художественно-культурному и дворцово-парковому музею-заповеднику «Гатчина» портреты Анны Александровны Щербатовой (1840-е годы, бумага, пастель); Павла Константиновича Александрова – сына великого князя Константина Павловича (1840-е годы); Александра Дмитриевича Львова (все кисти неизвестных художников); А.П. Александровой (работы О. Коппеля, бумага, пастель); гравюры середины XVIII в. с портретами царей Федора Иоанновича, Федора Алексеевича (И. Штенглин), Иоанна Алексеевича (Ф. Маттарнови). Немало ценных реликвий передал российским музеям известный коллекционер, выходец из России барон Э. Фальц-Фейн.

В США в целях возвращения в Россию книг и рукописей был создан общественный комитет «Книги для России» под руководством Л.С. Флам-Оболенской. При его участии дарителями выступили более 300 человек Русской Америки. В РФК поступили книги и архивы из Толстовского фонда, от наследников О. Шидловского, Г. Вербицкого, И. Сикорского, С. Крежицкого, Е. Якобсон и др. [8, с. 19]. Через РФК было передано множество ценных изданий, например книги из коллекции поэта Н.Н. Туроверова. Фонд культуры способствовал не только передаче в российские библиотеки книг из-за рубежа, но и участвовал в популяризации литературного наследия российской эмиграции. Так, в 1995 г. усилиями РФК, Дома-музея Марины Цветаевой и московского издательства «Изоград» был издан, составленный В.В. Леонидо-вым, сборник избранных стихов Н.Н. Туроверова. А в 2000 г. был издан сборник «Двадцатый год – прощай, Россия!», в который вошли практически все известные на тот момент стихи и поэмы Н.Н. Туроверова.

В 1986 и 1988 гг. сыном русского контр-адмирала и бывшим гардемарином Российского флота, гражданином Франции Николаем Павловичем Остелецким были переданы в Музей истории Черноморского флота (Севастополь) от имени семей русских эмигрантов ряд флотских реликвий, в том числе огромный по площади (30 м²) кормовой флаг линкора «Императрица Мария»; портрет (фото с литографии) адмирала П.С. Нахимова с его орденом св. Георгия IV степени; картины И.К. Айвазовского «Адмирал П.С. Нахимов на Малаховом кургане» (1893) и «Вице-адмирал В.А. Корнилов на палубе пароходо-фрегата “Владимир”» (1893); серебряная чарка, подаренная мичману Татарскому сослуживцами-офицерами заградителя «Прут», геройски погибшего в бою с немецким крейсером «Гебен» в октябре 1914 г. [23б, с. 64]. А.А. Ширинская (Манштейн) преподнесла этому же музею фарфоровую тарелку от столового сервиза из кают-компании крейсера «Алмаз» [24].

От И.И. Траскина в РФК поступили многие материалы: изображение герба рода Траскиных 1827 г.; рукопись И.В. Траскина «Родословная дворян Траскиных»; письма Л.Н. Толстого к О.Д. Траскиной; подорожная, датируемая 15 ноября 1794 г., выданная Алексею Траскину в Варшаве с красной сургучной печатью и подписью А.В. Суворова. Среди даров, поступивших в фонд, – семейные реликвии, переданные России Анной Смирновой-Марли. Судьба этой женщины удивительна. Во время Второй мировой войны она становится музой Сопротивления, пишет знаменитый «Марш партизан», который теперь исполняют наравне с Марсельезой. Генерал де Голль говорил о ней: «Анна Марли сделала из своего таланта оружие для Франции». Ее деятельность отмечена высокими правительственными наградами Франции, в том числе орденом Почетного легиона. Среди предметов, переданных Анной Марли, – старинная икона, картины, в том числе «Пастораль» Д. Стеллецкого, золотая брошь – подарок короля Испании Хуана Карлоса, ряд книжных раритетов. Есть и редкая фотография Николая II на императорской яхте «Штандарт».

Коллекции Всероссийского музея декоративно-прикладного искусства, благодаря П. Толстой-Милославской (Франция) и при посредничестве РФК, пополнились несколькими образцами праздничной русской женской одежды XVIII–XIX вв. (в том числе: рубахой, сарафаном, головными уборами – «кокошником» из Каргополя, «кичками» из Орловской и Тамбовской губерний).

Французский математик и лингвист Ив Жантийом-Кутырин, племянник жены И.С. Шмелева, передал РФК личные вещи писателя (бронзовое распятие, визитные карточки, фотографии, кожаный кошелек, часть чернильного прибора), письма К. Бальмонта, З. Гиппиус-Мережковской. В апреле 2000 г. в Москву прибыл архив И.С. Шмелева, включавший черновики его произведений, переписку с И. Буниным, А. Куприным, Д. Мережковским, И. Ремизовым, И. Ильиным, А. Толстой, Т. Манном, Р. Ролланом, письма читателей 1920–1940-х годов, приходивших изо всех уголков зарубежной России. Особую ценность представляют неопубликованные статьи писателя, его дневники 1920-х годов. В архиве И. Шмелева сохранилась также черная тетрадь, в которую много лет он записывал сны о погибшем сыне [18а, с. 173–174]. 29 мая 2000 г. в Замоскворечье, на месте пересечения Большого Толмачевского и Лаврушинского переулков, был торжественно открыт первый в России памятник-бюст писателю И.С. Шмелеву. На следующий день в Донском монастыре состоялось перезахоронение праха И.С. Шмелева и его супруги.