Текст книги "Мертвое море"

Глава 12
ДА НЕ ПРЯЧУСЬ Я! ЭТО МЕНЯ УПРЯТАЛИ!

Стоило мне только шевельнуться, как тон нашего надзирателя и кормильца стал совсем иным:

– Ага, баронет решил просто вздремнуть…

Тут же и засидевшаяся Сюзанна отмерла, разминая свой речевой аппарат и прочищая горло недовольным криком:

– Что за инсинуации?! И почему ты меня продолжаешь обзывать непотребными словами?! А за то, что ты меня бросил в камеру к этому незнакомцу, тебя князь посадит на кол!

– Как незнакомцу? – явно ерничал кашенос. – Разве ты еще не порадовала генералиссимуса своими ласками?

Я не выдержал при упоминании максимального вой-скового звания применительно к данной обстановке и хохотнул. И запомнил же, юморист! Видимо, Килтер Саградо обо мне все в деталях рассказал. А мне скромней надо быть, скромней. Иначе вздернут меня когда-нибудь на виселице, как самозванца. Доиграюсь шутками.

Мой смешок бедную девушку еще больше разозлил:

– Ну и чего ты ржешь, насильник поганый?

– Не гневите Строителей, сударыня, – укорил я ее. – Вас намного легче уговорить, чем сильничать. Да и возраст ваш несколько отпугивает мою цветущую юность.

Теперь уже радостно заржал кормилец:

– Ха-ха! В самой деле, ей уже почти двадцать пять!

– Не верю! – не слишком-то хотелось девчонку обижать, но чего это она меня насильником обзывает? Угощал со своего столика, выслушивал ее сказки, пальцем не тронул, а она в ответ что мелет? Потому и добавил с чувством: – Мне показалось, ей уже двадцать шесть. Не меньше.

На наш уже совместный смех Сюзанна отреагировала презрительным молчанием и последующим уходом в сан-узел. Сразу же оттуда послышался шум бегущей воды, словно моя сокамерница решила принять душ. Но скорей всего просто не хочет слышать подначек в свой адрес. Обиделась? Ну так ей и надо! Нечего обзываться и гнать напраслину.

Тогда как разносчик-начальник поинтересовался у меня:

– Пустые тарелки и блюда отдашь?

– Конечно! – Я бросился отдавать казенную и посуду харчевни.

– Да и обед уже через полчаса будет. Что-то будешь заказывать дополнительно?

– Заказывать? – Я рассмотрел остатки прошлого заказа, прикинул, что мне их вполне хватит до самого ужина, и решил: – Нет. А вот на ужин – в обязательном порядке. И много. Нас же теперь двое стало. Хе-хе! Устроишь?

Что именно устроить, мой благодетель уточнять не стал. Просто кивнул. Зато о нашем совместном знакомом вспомнил:

– Тут совсем недавно твой дружок забегал, десятник Саградо. Интересовался, не буянишь ли?

– Ха! Я когда сыт, никогда не буяню! – хохотнул я и тут же озабоченно добавил, понизив голос до шепота: – Слышь, а тебя князь не накажет за свою любовницу? Вдруг и в самом деле лютовать начнет после жалобы какой?

– Не переживай, все под контролем! – Он пригнулся к самому окошечку и тоже зашептал, раскрывая секрет: – Если бы только приказ княгини о домашнем аресте препроводил эту выскочку сюда, я бы к ней относился нейтрально. Но мне с самого верха дали добро на любые действия с этой красоткой. Так что, парень, не теряйся, сбей этой козе гонор. Не цацкайся с ней. Иначе мне придется ее совсем грубо ломать и перевоспитывать. А еще хуже ей станет, если я ее в общую камеру переведу. Пусть и женскую…

Не знаю почему, но в душе мне вдруг стало жалко эту рыжую красотку. Пусть она и крикливая, наглая, несдержанная и далека от деликатности, все равно не заслужила, чтобы ее подкладывали под иных арестантов. Да и угроза помещения в женскую камеру прозвучала как-то слишком мрачно, пессимистично.

Но вслух я самодовольно хмыкнул и даже поблагодарил кормильца:

– Мне повезло, спасибо! Э-э… как хоть тебя звать, благодетель?

– Никто не должен знать мое имя, – мужик стал говорить еще тише, – но тебе скажу: Нестор. Нестор Брайк. Не проговорись только никому!

– Так какой смысл знать имя, если и обратиться по нему нельзя? – удивился я. – Или ты так меня проверить хочешь? Не проболтаюсь ли я после женских хитростей?

Единый сразу в нескольких должностях, мужчина как-то замялся, скривился, а потом выдохнул:

– А-а! Будь что будет! Называй меня как хочешь. А то, в самом деле, получается, что я боюсь кого-то или стесняюсь.

Но как-то прозвучавшее признание мне показалось слишком наигранным, что ли? Или неискренним? И ауру рассмотреть не удавалось, чтобы проверить интуитивные ощущения. Копнуть глубже и озадачиться?

А с другой стороны, все вроде отлично складывается. Насиловать или притеснять девчонку я не собираюсь, а вот как источнику информации – цены ей нет. Да и пластинка янтаря на ней, аккумулирующая энергию для меня, еще ценней выглядит. Так что надо сделать все от меня возможное, чтобы и волки сыты были, и овца целой осталась. Кто в нашем коллективе волки, а кто овца, задумываться не приходилось.

«Да и то, скорей всего волк здесь один, и это я! – мелькнула в сознании лестная мысль, тут же задавленная осторожностью: – А не засиделся ли ты здесь? В тепле да сытости? А посему кончай болтать с этим типом и работай с более приятной собеседницей!»

Чем я и поспешил заняться:

– Хорошо, Нестор! Спасибо за доверие. Жду тебя с обедом.

Ага, так он и ушел! Дверца-то закрывалась не с моей стороны. Да и хозяином положения пока оставался именно кашенос. Вот он и решил уточнить:

– Но ты так и не назвал свою профессию. Или чем ты умеешь орудовать? А может, твои умения как раз и заключаются в странном слове «генералиссимус»? Что оно хоть означает-то?

В этот момент из санузла вышла Сюзанна. Умытая, причесанная, она села на стул, спиной к стене, положила руки на колени и замерла, уткнувшись взглядом в стенку. Словно демонстрировала свое полное пренебрежение ко всему миру.

Тогда как мы продолжили свой диалог:

– На моей родине много разных профессий. Порой и для меня загадочные и непонятные. Например: престидижитатор. А? Как звучит? – Судя по выпучившимся глазам Нестора, звучало солидно. Но затягивать разговор не стоило, поэтому я признался: – А слово «генералиссимус» обозначает высшего мастера в изобразительном искусстве. Иначе говоря, им награждается самый талантливый, а то и гениальный художник.

Наш кормилец от такого хвастовства вначале фыркнул:

– Ну ты, монстр! Точно от скромности не умрешь! – Но тут же предложил: – А вот нарисуй, к примеру, обыкновенный глаз. Сумеешь?

– Пальцем? У себя на лбу? – сыронизировал я. Имеющийся у меня фломастер я светить не собирался.

– Зачем пальцем? У меня мелки есть…

– А на чем?

– Да на стене и рисуй! – великодушно разрешил наш надзиратель, выкладывая на дверцу несколько разно-цветных мелков и поясняя их наличие: – Мне ведь надо делать отметки на всех уровнях, чтобы не забыть, где кто находится. Иначе забыть могу про кого-нибудь и месяца три не кормить… Ха-ха-ха!

– А если мой рисунок не понравится?

– Да не проблема! Заставишь свою подругу вычистить, и вся недолга!

Веселый мужик, чего уж там. Без меня меня женил, как говорится. Но я взял мелки, покрутил их между пальцами, приноравливаясь, и шагнул к столу. Да так прямо над ним и начал рисовать размашистыми линиями. Вначале левый глаз. Потом правый образовался. Затем скулы изящные получились. Носик деликатный. Над губками я особенно постарался, выводя их красным мелком. Тем более что натурщица сидела рядом, глядя на меня и не смея повернуться, чтобы глянуть на стенку у себя за спиной.

Затем я стал изображать рыжие локоны, увлекаясь все больше и больше. Да был прерван в самом начале своего творческого подъема:

– Хорошо, хорош! Иначе все мелки мне изведешь! – возопил Нестор. Но делал это радостно и с восторгом: – Да ты в самом деле талантище! О, как лихо нарисовал и сходство – феноменальное.

Сюзанна быстро проскользнула мимо меня в самый угол и оттуда тоже стала хмыкать с определенным восторгом. Ну еще бы! Художник, прошедший обряд гипны в Священном Кургане, да еще и до того имеющий определенные способности, мог рисовать один день в месяц, чтобы жить безбедно все остальные дни. А то и раз в году напрягаться для большого полотна, а потом почивать на лаврах, оставаясь в полном ничегонеделанье.

Вернул мелки их владельцу и деликатно так напомнил:

– Обедать не пора ли?

– Точно! Заболтался я тут, – спохватился наш кормилец. Но перед тем как закрыть дверцу, спросил: – Может, тебе бумаги и карандашей принести?

Ну вот дежавю! Настоящее дежавю! В мире Набатной Любви я тоже в тюремной камере рисовал прекрасную девушку. Неужели и тут меня заставят творить? А потом в награду еще и казнят? Или что иное худшее вытворят?

Нетушки! Будем ломать устоявшуюся канву:

– Увы, в неволе творить не могу, – признался я в глубокой печали. – Только на свободе.

– Учту! – пообещал Нестор Брайк. Закрыл дверцу и удалился под поскрипывание своей тележки. Зато отозвалась Сюзанна:

– Теперь понятно, почему ты меня все о местных художниках выспрашивал. Хочешь стать придворным живописцем?

– Почему бы и нет? – Можно и порассуждать на эту тему. – Если хорошо будут платить и при этом не перегружать заказами.

– Так не получится. Либо заказов много и ты хорошо зарабатываешь в поте лица. Либо заказов мало и тебе не на что купить хлеба.

– К гениям подобное не относится.

– Тоже мне гений! Может, ты больше ничего, кроме этой физиономии, и рисовать не умеешь?

Я сделал вид, что рассердился, шагнул резко к девушке, прижал ее к стене и полез к ее поясу. При этом угрожающе произнес:

– Сомневаешься? Дай взгляну…

Вынул осколок и первым делом проверил, накопилось ли там хоть немного крайне для меня дефицитной энергии. Есть! Пусть и немного, чуть меньше чем полпроцента, но уже с этим я могу спокойно усыпить десяток человек. Или запустить по ним малым эрги’сом.

«Живем! Хе-хе! – порадовался мысленно, сливая сбор в пустующее хранилище. – Теперь девчонку надо беречь и лелеять…»

А потому постарался успокоить вздрагивающую сокамерницу:

– Ничего возле меня не бойся. Негативные эмоции из амулета я убрал, теперь тебе станет полегче… И проще. Относись ко мне как к родному брату. Который и сам тебя не обидит и другим в обиду не даст.

– Это как? – Губки красавицы почему-то вытянулись капризно.

– Ну вот есть у тебя брат родной?

– Есть…

– Ну вот и относись ко мне как к нему.

И вдруг она заявила:

– Своего брата я ненавижу и готова разорвать голыми руками при первой же встрече! – Еще и глаза у нее при этом так полыхнули, что я непроизвольно отступил назад:

– Нет уж, так усердствовать не надо. Без фанатизма обойдемся, раз с братом не получается… Тогда относись ко мне, как к лучшей подруге.

Теперь уже Сюзанна осмотрела меня как-то особенно задумчиво и неожиданно хохотнула:

– Нет, тебе это тоже не понравится.

– В каком смысле? – возникли у меня определенные подозрения.

– В наших отношениях – я активный лидер, и делаю с подругой все, что хочу. Причем мне глубоко плевать, что она почти постоянно остается неудовлетворенной.

– Интересная у вас дружба, – озадачился я, припоминая о царящих здесь нравах. – Хотя один раз я не против попробовать! – Ну да, с такой красоткой позабавиться, конечно, хочется, но остаться неудовлетворенным? Это не наш путь. Оставалось лишь предложить: – А что, нельзя просто дружить? Ну там, помогать друг другу, защищать, что-то подсказывать и давать порой дельные советы?

Тут уже рыжеволоска откровенно засмеялась:

– Как может молодой здоровый мужчина просто дружить с понравившейся ему девушкой? Ты или шутишь, или издеваешься? Или таким оригинальным способом ко мне клинья подбиваешь?

– А кто тебе сказал, что ты мне понравилась? – изумительно разыграл я полное удивление. – Ты совершенно не в моем вкусе, уж поверь мне. В противном случае ты бы уже давно ходила по камере совершенно голенькая.

– Во-первых, не ври! Все вы мужики одним миром мазаны. А во-вторых, меня еще никто не заставлял делать, что мне противно!

И так уверенно это заявила, что я непроизвольно покосился на свою разгрузку, лежащую в ногах кровати. Потом чуток повернул ее и понял, что двух метательных ножей не хватает. Обокрала меня? И готова ко всему?

Честно говоря, как-то не верилось в кровожадность этой несчастной узницы. Хотя как раз выпавшие на ее долю испытания могли подтолкнуть на самые непредвиденные крайности и на несусветные глупости. Это я – сыт, пьян, доволен почти всем и нормально выспался. А ей каково? Вдруг она готова мне уже сейчас вонзить нож в висок, а вторым заколоть нашего добрейшего кормильца?

Проблема! На ровном месте. И как ею разрулить?

Правда, и место ровным никак назвать нельзя: в чужом незнакомом мире, под домашним арестом (считай почти в тюрьме) да над головой довлеет необходимость срочно добраться до портала. В такой обстановке никакой речи не может идти о какой-то интрижке с подобной, весьма шебутной девушкой. Тем более если она украла боевое оружие.

Пришлось начать самым мирным тоном:

– Верни ножи, пожалуйста, на место.

– Нет у меня никаких ножей! – скривилась красотка в злобном оскале.

Во время небольшой паузы, продолжая присматриваться к ауре Сюзанны, я понял, каким образом она пытается выкрутиться:

– А где они?

– Твои ножи, вот себя и спрашивай!

– Подскажи, где их искать, и тебе ничего не будет. Обещаю!

– Мне многие мужчины много чего обещали! И ни один не исполнил даже сотой доли от обещанного!

– Считаю до пяти, потом ты пожалеешь. Раз…

– Вот! Все вы одинаковые!

– Два…

– И судьба тебя накажет!

– Три… – Заметив, что она изготовилась к прыжку, я тоже встал в более удобную оборонительную стойку.

– Только и привыкли пользоваться физической силой! – Ор усилился.

– Четыре… – Она стала сдвигаться вдоль двери, словно вдруг ей приспичило в санузел. Но не успел я сказать «пять!», как она воскликнула:

– Получи! – и весьма оригинально, ухватившись за решетку окошка руками, попыталась мне нанести удар двумя ногами в голову и в грудь.

Да уж! Будь я малость нерасторопнее или не успей меня подлечить симбионты, то так бы и улетел бессознательной тушкой под самое окошко моей персональной (пусть и временно) камеры. Настолько резкий, высокопрофессиональный получился удар у безобидной на вид девчонки. Примерно так умела действовать Мария. Чуть хуже – Катя с Верой. Подобное могла вытворить и принцесса Эмма Гентлиц, которую удалось выдать замуж за Феофана.

И хорошо, что я уже давно дую на горячее, а потому оставался начеку. Так что удар отвел влево левой рукой и крутнувшись корпусом. В тот же момент кулаком правой руки, фактически никуда не сдвигаясь, врезал своей противнице в солнечное сплетение. При этом очень старался… не убить. Подспудно успевая сообразить, что сражаюсь все-таки с женщиной.

Хоть и старался, но не очень в этом преуспел. Слишком жесткий и сильный удар получился. Женское тельце сложилось пополам и улетело в угол помещения. Хотя чего там было лететь-то? Полтора метра?

Но пока она сползала по стене, я успел прыгнуть к ней и подхватить на руки. Потом уложил на кровати и стал оказывать первую помощь. При этом ворчал с неприкрытой злобой:

– Эпическая гайка! Вот же дура бестолковая!.. Чего на танк прешь с голой пяткой?.. Совсем спятила девка… И ведь предлагал дружить… так нет, думает, она самая крутая в этом скворечнике!..

Как только девица судорожно задышала, а потом и уставилась на меня осознанно, я сразу попытался извиниться:

– Ты уж не серчай, у меня боевые инстинкты такие и удары, отработанные только на смерть. Хорошо хоть в треть силы ударил… Примерно…

Глаза девушки очень выразительно на меня пялились, а губы еле слышно прошептали:

– Все равно я уже умерла… Прощай…

Ну я-то уже ей не слишком верил. Потому связал руки и притянул их к головной спинке кровати, а ноги, соответственно, к нижней. И замер, пытаясь понять, что меня насторожило в пленнице. Что-то я упустил, что-то весьма важное. Кажется… Но вот что?

К сожалению, меня отвлек заглянувший к нам Нестор Брайк. Сразу после отброса дверцы он бодро заорал:

– Седьмая камера, принимай обед! – Но когда рассмотрел, что у нас творится, в изумлении протянул: – Однако… Весело тут у вас…

– Да вот, пытаемся как-то перезимовать, – приговаривал я отстраненно и не в тему, начав обыск на выделенном мне пространстве. – Милые бранятся – только тешатся… Любви все возрасты покорны… И на старуху бывает проруха…

Один нож отыскал под крышкой стола. Он лезвием был вставлен между столешницей и рамой. Второе орудие убийства нашлось за унитазом, приставленное стоя к задней торцевой окружности. Не сразу и заметишь.

Напряженно наблюдавший за мною кашенос попытался напомнить о себе, когда я стал найденные ножи обратно укладывать на их места в разгрузке:

– Вообще-то все оружие положено мне сдавать. Заранее! И за такую безалаберность десятник Саградо ответит по всей строгости законов. Во время пребывания в камере – ничего режущего и колющего иметь нельзя.

– Так меня это не касается, – возразил я, уже требовательно протягивая руки за обедом. – Я ведь не арестован, а просто временно поселен. Скоро меня экселенс вызовет да и отпустит к Бениной бабушке.

– А кто такой Беня? – насторожился Нестор.

– Это такая аллегория. Обозначает «на все четыре стороны».

– Угу, угу… И зачем ты все-таки Сюзанну связал? Не давала?

– О-о! Еще как хотела дать! – зацокал я в восхищении. – Да только мне такое «давание» не понравилось. Да и вообще, будь другом, а? Забери эту козу от меня! Заклинаю всеми Строителями.

– Не понял. Как же так? Такая деваха, а?

– А вот так: не сошлись характерами, и все тут. Да и… – оглянулся на кровать, пытаясь придумать вескую причину. – Объедает она меня! Глянь, как мало еды осталось. Я так и до ужина не дотяну, с голода опухну.

Вновь повернулся к кормильцу и всей мимикой потребовал: давай, благодетель, выручай! Но тот неожиданно замялся:

– Не получится… как бы…

– Что значит, не получится? Почему?!

– Дык, ы-ы… ключи у меня ток недавно забрали… все. Проверку собрались устроить, эту, как ей… компле́ксную. Да-а…

Врет собака! Вижу, что врет! А что мне делать? В глаза-то ему все высказать не могу. Кормилец все-таки. Усыпить его да вырваться отсюда? Так вроде рановато шуметь. И силенок бы еще подсобрать, прежде чем побег устраивать.

Так что я вздохнул и прибег к самому весомому аргументу:

– Ладно, с меня серебряк, – видя, как отрицательно замотал головой наш тюремщик, стал набавлять: – Два. Три!.. Четыре?.. Хм!.. Ботва вопрос: даю пять!.. Чего?.. Мало?! А если десять? Вот, прямо сейчас и получишь…

Но меня Нестор и слушать не хотел, продолжая мотать головой:

– Я бы со всей душой, но никак не получится! Нет у меня ключей! Вот не сойти мне с этого места – нет!

– Ну, знаешь ли…

У меня больше слов не хватало от такой наглой лжи. Еще больше меня нервировал сам факт такой подставы:

«Зачем? С какой стати?.. Что здесь вокруг моей скромной персоны замышляется? В какую это я аферу угодил?.. И ведь однозначно, что Сюзанна не простая любовница-вертихвостка, использовать такие боевые умения – это не передком подмахивать!..»

Следовало все хорошо обдумать. А то и допросить пленницу, с применением пыток. Если надзиратель уйдет, конечно. Ну а пока надо действовать созвучно поговорке: «Война – войной, а обед – по расписанию!»

И я заходился переносить выставляемый обед на стол. Две порции.

Глава 13
ПЫЛКИЕ И РАЗВРАТНЫЕ… МУТАНТЫ?!

Не успели гости расположиться и осмотреться в выделенных им комнатах, как вернулся устроивший их слуга и порадовал:

– Узнал на кухне, еще можно позавтракать. Если желаете?

– Конечно, желаем! – заверил Леонид, не ставший упоминать, что их уже целители покормили. – Веди! – А для царевича перевел отдельно: – Ну не спать же мы сюда прибыли. Сейчас в столовой осмотримся, новые знакомства заведем, начнем аккуратно выспрашивать о странных незнакомцах.

– Начнем? – досадовал Торух Новаш. – Так ведь я ни бельмеса в этом языке не понимаю.

– Зато ты великолепно отвлекаешь внимание на себя. А любопытство – великая сила. И под это дело легко разговорить самых малословных.

– Ладно, готов быть молчащей диковинкой. Лишь бы это принесло пользу.

Столовая оказалась совсем рядом с гостевыми покоями, и за несколькими длинными столами еще оказалось достаточно графских нахлебников, гостей и приживал, чтобы с кем-то познакомиться и пообщаться. Добрая половина из столующихся лиц выглядела в своих ливреях как элитная прислуга, с точки зрения землянина. Но раз уж тут так принято, то чему удивляться-то?

И усадили новеньких вполне удачно: за гостевой стол между несколькими представителями знати (если судить по одежде) и дамами, наверняка близкими к этим данным мужчинам. А может, и супружеские пары здесь завтракали? Потому что слишком уж многими касаниями они обменивались между собой, порой и обнимали друг друга за плечи или за талии. А судя по бокалам с вином на столе, то все это выглядело скорей как дружеская вечеринка, а не деловой короткий завтрак в доме внезапно погибшего приятеля.

Найденов тоже от предложенного вина отказываться не стал, а поднимая бокал, обратился к соседям по столу с просьбой:

– Мы к вам прибыли издалека, всех правил этикета не знаем, так что прошу извинить, если что не так. И премного будем благодарны, если вы нам подскажете да заодно введете в курс дел вашего графства. Да и княжества в целом.

Пригубили вино, закусили кусочками сыра, после чего познакомились и представились друг другу. О себе иномирцы сказали, что они с Гремящих островов, практически отшельники. Ну разве что Леонид не постеснялся себя вновь назвать целителем Парацельсом Авиценной.

Их сотрапезниками оказались не только один барон и две баронессы, но также и четверо представителей дворянства, именующихся здесь клайденами. По земным стандартам они соответствовали виконтам. Иначе говоря, в компании оказались отпрыски и дальние родственники как местного графа, так и обитающих здесь же обок иных дворян. И все они прибыли в данный замок графов Диялло, чтобы выяснить подробности гибели, высказать свое соболезнование вдове да и банально посплетничать с себе подобными.

Но самое пикантное, что все они представились разными именами, то есть в браке из присутствующих никто не состоял между собой. Проще говоря, добрая половина из них являлась любовниками, а вторая половина готовилась к интимным отношениям или была готова к ним. Еще позже Найденов понял, что такое понятие, как ревность, в здешнем мире табу. А кто поддается этому постыдному и никчемному чувству, поддается всеобщему порицанию, если не крайнему остракизму из круга себе подобных.

– Неуместная крайность, – объяснил он своему спутнику, переводя осознанные реальности этого мира. – Уж на что я гулена и бабник, готовый любую, пусть самую благоверную женщину соблазнить, но и меня такой мир не устраивает. Потому что представить себе не могу такую картину: моя возлюбленная станет мне изменять с другими, а я должен делать вид, что ничего страшного не случилось. Маразм, не иначе!

Как ни странно, царевич на это отреагировал индифферентно:

– Как по мне – ничего страшного. Полная свобода нравов – мне нравится. И это правильно.

– Хм! – Леонид посмотрел на его высочество с жалостью: – Это все потому, что ты ни разу в своей жизни еще не влюблялся. Наверняка у тебя во дворце любая дама отдавалась тебе по первому движению брови, вот потому ты и не можешь оценить искренних глубоких отношений между влюбленными.

Но эту тему они обсуждали уже после завтрака. Тогда как за столом землянин сумел сразу повернуть разговор в нужное ему русло:

– О себе мы много рассказать пока не можем. Только после разрешения ее светлости, Маланьи Диялло. Поэтому давайте лучше поговорим о ночном происшествии. Это ведь так интригующе: взрыв, жертвы и трагическая участь зуава. К тому же, как я слышал краем уха, виновника этого происшествия уже нашли и арестовали. Так ли это?

Мужчины тоже пытались как-то показать свою осведомленность по данному вопросу, но по сравнению с женщинами явно не дотягивали. Особенно в этом плане выделялись сидящие напротив землянина баронесса и виконтесса. Если уж они начинали говорить, грамотно дополняя друг друга и поддерживая единую слитность речи, остальным оставалось только скромно помалкивать.

Обе дамы убедительно доказали, что посторонних гайчи вокруг зуава Диялло в момент его гибели не было. И не могло быть. Следовательно, это сам зуав проявил неосторожность с каким-нибудь из имеющихся у него артефактов. Об осторожных сомнениях по поводу «подруг» любвеобильного хозяина дворца были даны описания и характеристики двух «куриц», которые понятия не имеют, что такое магический артефакт. А потому и никоим образом не могли воздействовать на артефакт, как и не могли инициировать взрыв.

– Вдруг там кто-то еще был? – допытывался Леонид.

– Нет. Потому что среди найденных кусочков плоти не отыскали ничего лишнего. Только зуав и его подруги. А ведь останки тел успели даже снизу собрать, еще до того, как начался прилив. Я беседовала с помощниками экселенса Сток-Лира… Это наш главный жандарм княжества. Так вот они утверждали, что ни лишнего клочка тела не нашли, ни посторонней капельки крови.

Найденов вздохнул после этого с облегчением: Борис Ивлаев жив! Просто где-то прячется. Или лечится? А может, залег в укромном месте и приходит в себя? Все-таки взрыв произошел страшный, могло и самого создателя эрги’са зацепить.

Пришлось интересоваться дальше:

– Откуда тогда слухи о многочисленных арестах?

– Именно что слухи! – безапелляционно заявила клайдена. – Не более. А все потому, что личных слуг четы зуавов сразу же развели по разным помещениям и допрашивали самым тщательным образом. При этом их показания сверяли между собой в малейших подробностях. Но сейчас они уже приступили к исполнению своих обязанностей. Никого из них даже домашнему аресту не подвергли.

– А если и говорить о домашнем аресте, – продолжила баронесса в тон своей подруги, – то речь наверняка идет об отступнике, которого экселенс приказал поселить в седьмой камере самого верхнего, льготного уровня. Но уж наверняка этот момент никоим образом не относится к взрыву.

– Прошу меня простить за незнание ваших местных реалий. – Леонид подбирал осторожно каждое слово. – Но что именно, по вашим понятиям, обозначает термин отступник? – Заметив, что на него смотрят с недоумением почти все сотрапезники, дал более развернутые объяснения и напомнил: – Мы ведь с Гремящих островов, а там у нас несколько иная терминология. Да и вообще, порой отшельники не видят новых гайчи десятилетиями. Поневоле отвыкнешь от цивилизации.

Объяснения явно всех успокоили, и клайдена в охотку дала развернутую информацию:

– Отступниками у нас считаются все, кто хоть как-то пытается усомниться в правильности деяний Строителей и в неправомочности или ошибочности оставленных нам завещаний великих предков. Например, на том же уровне тюрьмы давненько уже сидит иной отступник. Так он осмелился заявить такую ересь: можно кое-что улучшить в наших жилищах и кое-что перестроить в них. А? И как вам такие речи?

– Полное безрассудство! – возмутился Найденов. Хотя на самом деле одобрял правильность заявления неведомого ему отступника. Как на его взгляд, то вообще нельзя строить так, чтобы в подавляющем большинстве комнат не было окон наружу. Живут здесь люди, света белого не видят, а потом и возникают у них фобии вредные. Боятся выйти в чистое поле или не решаются глянуть из окна на морские просторы.

Но его восклицание было воспринято правильно, в духе местных традиций. А потому народ вновь вернулся к обсуждению последних новостей.

«Но про этого отступника надо будет не забыть, – сделал заметку в памяти внимательно прислушивающийся Леонид. – Вдруг сегодня арестованный тип где-то прятался и успел заметить что-то странное? Или кого-то постороннего? Но о месте расположения тюрьмы надо спрашивать не у этих знакомых, а у совсем посторонних. Придется до обеда не сидеть на месте, а ходить, общаться со всеми и вынюхивать, высматривать, ощупывать…»

Не знал он в тот момент, что ощупывать придется очень скоро. И очень много. Но совсем не то, что предполагалось. Он-то собирался поискать значки иных порталов. А так как чаще их не видел, но ощущал тактильно, следовало кончиками пальцев ощупать самые перспективные места.

Увы! Не получилось воплотить наметки в действия. Те самые клайдена и баронесса сразу же после стола подхватили землянина с двух сторон под локотки и потащили подальше от остальной компании. При этом все время косились на идущего сзади Торуха:

– Ах, баронет! Вы так искренни и добродетельны…

– Что наверняка ответите на несколько наших вопросов.

– Пусть они и касаются вещей интимных, личных, зато весьма волнующих наши любвеобильные души.

Найденов постарался избавиться от фривольных мыслей, которые стали его одолевать после плотного соприкосновения с ним некоторых частей женского тела:

– Смелей, сударыни, я весь внимание.

– Вот вы говорили, что ваш спутник ташрамп – чуть ли не последний представитель своего вида…

– Без всяких оговорок – последний.

– То есть у него не было женской особи для продления рода?

– Увы, как ни прискорбно.

– Но в то же время он дееспособен?

– Хм? – При всей своей любвеобильности землянин не мог понять, к чему весь этот разговор: – А почему вы спрашиваете?

– У нас есть парочка служанок, которые давно мечтают покувыркаться в постели с кем-нибудь особо экзотичным…

– Да, да, – вторила ей подруга. – И ташрамп подошел бы для этой забавы лучше всего.

– Вот оно что, – протянул Найденов, стараясь подавить в себе рвущийся наружу смешок и сразу догадавшись, кто эти истинные любительницы извращений. – Интересные у вас служанки. Только вот ничего у них не получится, потому как мой спутник уже весьма преклонных лет. А посему вышел, так сказать, из репродуктивного возраста.

Дамы на это лишь весело хихикнули:

– Мы в этом как-то и не сомневались!

– Просто хотели проверить тебя на искренность.

– И посмотреть на твою реакцию…

– После чего показать нечто изумительное, что есть в моем замке.

Вот так, заговаривая гостя, они по нескольким широким переходам провели его в замок клайдены. А Торуху ничего не оставалось, как плестись сзади.

Что характерно, все остальные замки местных дворян располагались все в той же единой стене. Ну разве что разделялись между собой несколькими жилыми зонами по сотне или полторы сотни метров да пятидесятиметровыми «приусадебными» участками. То есть все это находилось в едином пространстве каменного рукотворного лабиринта. И только местами эти лабиринты отсекались от иного пространства прочными стальными воротами, железными дверьми поменьше, а порой и совсем неприметными, но еще более прочными калитками. Ну и верхние четыре, пять этажей принадлежали знати, а все, что ниже в Стене, и являлось непосредственно городом.

Некоторые переходы напоминали улицы, иные, более узкие – проулки, ну и в некоторых местах открывались площади высотой в три, а то и в четыре этажа. При этом не каждая площадь имела вверху прозрачную крышу, дающую дневной свет. Чаще освещение оставалось обычным: тусклые лампы аварийного контура. Хотя иных средств глобального освещения тоже хватало.