Текст книги "Опус Серого Волка"

Глава четвертая| В кабинете у Турчина|

Комната представляла собой самую настоящую обитель ментовских сериалов двухтысячных годов. На одной стене висели разные фотороботы, на другой фотографии раскопанных могил и фотографий раскопанных, предположительно. Некоторые места на карте были закрашены красным маркером. И конечно банально висел коллаж на первый взгляд несвязанных изображений, стянутый красной ниткой. Надписи все тем же красным: «работают вдвоем», «возможная семейная пара», работают у обочин дорог».

Меж двух стен стояли стол. Стул. Сзади сейф. На сейфе огромный кактус до самого потолка. На столе был толстенный монитор, который основательностью своей создавал эту атмосферу. Так же как если вы поставите огромную статую у вас дома и она будет притягивать все внимание и создавать атмосферу, так и этот исторический предмет, похожий чем то на деформированную голову динозавра, задавал тон. Хотя насчет статуи у меня полная голословность. Сам не проверял. Где они его вообще нашли? Сейчас легче нормальные мониторы найти, чем такие… Отвлеченный на монитор, уж и забыл описать владельца его.

Немного в возрасте, поэтому немного в теле. Очки все как набекрень. Завидев меня, он их снял, чтоб казаться более серьезным. Только это совсем не получалось. Его вся натура внешняя представляла доброго дедушку. А насчет внутренней – сейчас узнаем. Что-то закрыв на компьютере, он сложил руки и нахмурил брови. Приведший меня изложил синопсис всего произошедшего. На удивление, даже не привирая. Хотя, кажется, он на это способен и не был. Пригласив меня сесть, заметил еще на столе маленький коврик «World of Tanks». Это для себя тоже отметил. Неизвестно где выгоревшие брови поднялись вверх.

– Лежанкин! К тебе дела сами под ноги плывут, везучий хряк, – голос ему очень подходил. Такой же располагающий и успокаивающий, хоть он и молол слова вместе. Даже трудно это речью назвать, как из шланга вырывались потоки слов, соединясь вместе. Иногда было трудно понять, о чем идет речь.

– Так точно, товарищ старший лейтенант! – хоть и не видел, но чувствовал, как Лежанкин расплывается в улыбке.

– Хорошо – о – о, – распелся старший лейтенант. – Его историю услышали, теперь давай свою версию рассказывай. Расскажи, расскажи, как тебе это все подбросили и вообще это не твое, – вместо этого скрыто достал телефон и начал записывать.

– Никто и ничего не подбрасывал. Это действительно мое. Точнее мамино… – специально путался в показаниях. – Это она мне завернула так, для бабушки.

– Так ты же говорил… – Лежанкин решил поймать меня на лжи, однако участковый прервал его повелительным движением руки.

– Ты же говорил, что к другу в гости идешь, или же Лежанкин наврал? Врет он, получается?

– Товарищ старший лейтенант… – как-то жалобно протянулось сзади меня. Конечно. Можно было свернуть и на эту дорожку, только казалось, это путь в один конец. Поэтому решил двигаться по своему пути

– Ни слова неправды от Лежанкина не было пока что, товарищ старший лейтенант.

– Сан Саныч можно просто.

– Сан Саныч, неужели свою бабушку нельзя теперь назвать другом? Тем более, я так опешил, когда меня остановили, – видно, что это потешило его старческое самолюбие, но он держал маску на лице.

– Знаю, как вы, друзья между собой бачите. С бабулей так же? Бачеешь? – брови снова, как тучи собравшись, загустели.

– С друзьями действительно так. Готов признать, но бабушка стала мне лучшим другом, когда воспитывала меня, пока мама не могла, а с лучшими друзьями я так не разговариваю! Потому что лучший друг у меня один! – да уж… Вот это я вкрутил так вкрутил. И как нашелся «лучший друг!», «Один!» – Так еще про маму выдумал, если спросят почему, обязательно скажу, что из-за алкоголизма. Тогда точно все поверят! Как далеко в этой лжи вообще можно зайти? Чем ужаснее и трагичнее, тем лучше! Это лучше продается! Чувствую себя ходячей желтой газетенкой, печатавший новый номер на каждый новый вопрос. Немного разогнав тучи, Турчин спросил с продолжающимся скептицизмом.

– Хочешь сказать, бабушка не сможет чай достать? И откуда такая упаковка? Только из-за нее тебя приняли, парень.

– Можно, Сережа, просто. В магазинах ближайших она такого не достанет, а куда ходить далеко… Это чай с мелиссой, особый микс.

– Ну смотри, Серый, если он не с мелиссой и тем более, если это не чай… Знаешь, что в тюрягах делают? Будет тебе джимми – джимми, ача – ача. – смех и свет от золотого зуба Сан Саныча наполнил комнату, к сожалению, по моей роли смех не полагался, да шутка тем более не была понятна особо. Говоря все это и смеясь, он распаковал чай и понюхал его.

– Ладно, Лежанкин. Ступай дальше. Все сам оформлю…

– Что же там, товарищ…

– Ступай, говорю! – обернувшись на него, увидел, как Лежанкин походил на побитого пса. Обернувшись обратно, увидел две кружки, появившееся на столе. Тут и закончил запись. Конечно, предполагал, что так может закончиться, только в шуточном ключе это было!

Если он не разобьет мне кружку об макушку сейчас, то, считай, я пришел к лучшей концовке! Одна кружка была полностью розовая с надписью «Барби». Другая черная – «МВД России». Да уж, контраст на лицо. Был включен электрический чайник. Из нижней полки, закромов были вытащены всяческие сладости к чаю: печенье с джемом клубничным, сгущенка, шоколадки не последнего пошиба, трубочки с начинкой и, конечно, сам сахар в кубиках.

– Ладно, рассказывай. Что с матерью случилось тогда?

– Она сильно расстроилась после ухода отца…

– Пила? Пить начала?

– Да. Сейчас все хорошо, правда. – как-то спохватился я. – Ни разу пьяной не видел с тех пор. – Было отвратительно, что получаю услуги психотерапевта за историю, которую выдумал.

– У меня, знаешь, коньячок, коньяк припрятан, – смех меня чуть не разорвал, опустил голову, и делая вид, что вытираю нос, спрятал улыбку. – Да ладно, несерьезно я, шучу я, – и сам рассмеялся наконец можно и самому не сдерживаться. Теперь надо быть готовым к таким разрывным. Кстати о них.

– Сан Саныч, вы в танки играете?

– Конечно, как не играть. Все играют. Турниры здесь устраиваем. Бомжей даже из обезьянника достаем и заставляем играть, бомжей, проституток, таких, как ты, оборванцев. Деньги ставим, кто выиграет, кто победит один на один.

– Ого! А сами какую ветку вы прокачиваете?

– Нас все фашистами называют, вот их ветку и начал качать. Прокачиваю ее.

– Мы по разные стороны баррикад. Советскую ветку качаю, – его руки были как будто Сан Саных собирался придушить, а гримаса была зловещей.

– Ах ты, краснопузый! Ладно, шучу я, шучу, хе – хе – хе, – юмор у него был своеобразный и от этого привлекательный. Привлекательный своей уникальностью. Только к нему надо привыкать, это точно, поэтому в этот раз сделал вид, что засмеялся.

Чайник закипел, и мне предложили выбор: «Барби» или «МВД». Выбор одинаково нелепый и сложный. Случайно выбрал Барби. Сан Саныч принялся заваривать и приговаривал:

– Правильно. Правильно. Лучше куклой быть, чем мусором стать. Хе – хе – хе, – тут мой смех был подлинный. – Давай, выбирай, выбирай, что к чаю будешь. С чаем выбирай, – после выбора пары трубочек, пошла отрицательная реакция. – Давай, набирай больше! Больше давай. Вот попробуй. Не стесняйся! Не укушу же. Кусать то не буду, Серый. Волк Серый. Как у тебя фамилия то?

– Волкий.

– Хо! Хе-хе! Тем более не укушу. Кусать не буду теперь. Своих то мы не трогаем. Аф! Аф! – участковый завыл. Это невольно вызвало у меня улыбку. Так же невольно и закралась мысль выложить ему все как есть. Признаться во всем и будь что будет. Тогда Яковлев сухим не выйдет. Только все еще было вероятно то, что это уловка. Плохой коп притворяется очень хорошим. Как размокнешь от конфет и чая, начнешь думать, что вроде ты как бы и в безопасности, и вроде как можно убрать фильтры. Тут клац! Наручники закрываются на твоих запястьях. Надо же думать, что каким-то образом он проявит себя, маска соскользнет на секунду. В любом случае необходимо быть на чеку.

Заметив, как рассматриваю стенку с красными нитями, Сан Саныч, надев очки на перекос, решил утолить не только мой голод, но и мой интерес.

– Не слыхал об этом?

– Нет, не слышал.

– Кто-то выкапывает трупы и Бог знает, что с ними делает. И Бог только знает, сколько. Кто-то говорит: десять лет, кто-то -пятнадцать. Неизвестно, где откопал этот съехавший. Съехавший этот, а где ритуальные конторки места освобождают. У них тоже свой темный бизнес. Темный очень – мафия. Зимой он приостановился, что на руку нам. Весной, как снег подтает, снова вернется вот. Как легче откапывать станет, снова полезет, тварь безбожная. По всем кладбищам прошелся. Всем! Бабы, мужики, старики, молодые, дети. Дети даже! Свежесть могилы его только привлекает. И то не всегда. Совсем старые откапывает иногда. Все пытался, пытался пометить схожести, только ничего не выходит. Не получается понять типаж есть у него, нет ли. Ощущение, что просто, как в магазине игрушек, выбирает понравившуюся куклу. Главное – не выбрасывает, не избавляется, понимаешь? Значит, где-то складируют их или прячет, только где ему их прятать? Хотя что нам… Мы что? Он их, как тепло было – закопал и дело с концом. Снегом присыпало, подмерзло, вот и все концы потом. Это хорошо, что еще холодно. И так весь мозг проел мне, уже начальник с этим некрофилом. Еще парочка эта… По обочинам катаются и людей собирают. Потом пропадают они. До кучи. Самоуправец – самурай завелся. Собачек терроризирует. Заказы какие-то берет. Самоуправство! – в горячке объяснения старший лейтенант, кажется, только сейчас поняв, что рассказывает это все ребенку. – Да тебе это и нельзя, наверное, рассказывать. Не боишься такого? Хотя ты парень уже взрослый.

– Взрослый. И от такого у меня только интерес появляется, а не страх, – Сан Саныч доброжелательно улыбнулся губами придерживая, видимо, свой зуб для особых случаев. – Ну что… Смена растет? Может ты его и поймаешь. Десять лет! Десять! – он поднял палец вверх. – Что я палец то поднял? Акробат чтоль? Хе-хе-хе. Это кажется долго для тебя, а для нас уже… Для нас мгновения, песок все сыплется и сыплется сквозь руки. Сквозь ладони, потом пальцы. А как песок пальцами поймаешь? Как поймать?

– Никак, – невольно вырвалось.

– Вот именно, что и оно. Одно только толкает все эти десять лет. Мотивирует. Если крякну. Он и мой труп откопает, извращуга, и будет мне джими-джими, ача-ача. Снизу буду смотреть. Заставлять черти будут. Ну нет, поймаю и ему лучше устрою. Ему! – зевнув и потянувшись, он посмотрел на свои дешевые электронные часы – все в одном движении, кажется, они тоже были Haevnen. Почему они у всех? Неужели других не существуют? Видимо, не в нашем мире. – Ладно, ступай и больше сюда не попадай. – Выходя, и подумать не мог, что захочу подольше остаться в отделении полиции наедине с их представителем. На самом пороге я обернулся.

– До свидания, Сан Саныч.

– Я тебе дам до свидания! Такое свидание устрою! Из ушей будет… – захлопнул дверь с улыбкой. Напоследок он мне показал свой огромный кулачище, а потом неприличный знак с этим кулаком.

Глава пятая| Сумеречные сомнения и падения|

Выйдя, сумерки с мертвенным хладом окутали в свою шаль. Снега с неба так и не видать. Прохаживаясь по замерзшим улицам, придерживал шарф. Ночь была тонной и задумчивой, в такую и самому не грех погрузится в свои размышления.

Думалось о завтрашнем дне. План был таков, что тем же макаром, что и в прошлый раз, отправлюсь в школу. Стоило ли мне брать этот проклятый рюкзак, начавший этот клубок? Делать было нечего, так как с моим рюкзаком могут быть еще большие проблемы. А идти надо было в любом случае. Надо хотя бы напомнить о своем существовании. Прошла неделя, почти. Точно было то, что надо было избавляться от ее подруг. Только один на один. После этого посоветоваться с Самуилом Тимофеевичем насчет того, как можно дотолкать огромное количество снега до нужного места и вообще, возможно ли это. Еще что-то ускользало от меня. Важное. Делился с комиками этими на букву «г». Потом вспомню. И, наконец, вторая часть дня будет не менее важной. Нужно разобраться, что происходит с проектом у ребят. Держат в какой-то тайне и говорят загадками. Мысль о загадках, как речка, привела меня к озеру, окутанному, словно туманом, тайной. Тайной о том, кто же выкапывает трупы у нас на кладбищах и какие цели он преследует. Приказав себе не думать, глубоко понимая, что в своей «гениальной» голове, в больших скобках, дело не разгадаю.

Только моя голова опять меня не слушалась. Теперь все мои мысли были только о копателе. Улицы опустели в поздний час, и я начал оборачиваться. Помню, однажды, посмотрев документальный фильм об ужасном испанском гриппе или «испанке», непонятно откуда закралась не менее ужасная мысль – хочу заболеть испанкой. Это не был какой-то помысел или порыв, а просто слова. Только справится даже с ними не мог. Во весь вечер, пытаясь уснуть, ворочаясь, только и было слышно в голове: «хочу заболеть испанкой», «хочу заболеть испанкой», «хочу заболеть испанкой». И ладно было бы – «хочу испанку». Думаю, в другом значении, мои мысли разделила мужская половина. Как странно было хотеть заболеть испанским гриппом и обязательно умереть, как половина Европы. Хоть это и не подразумевалось, так и теперь странно ускорять шаг, почти бежать от пустоты улиц.

Ведь он даже не интересуется живыми. Единственное, что меня может сейчас убить, так это бродячие собаки, которые были действительно опасны. Все еще пытаюсь рационализировать себя. Он перестал копать, а тяга к трупам у него все еще осталась. Вернул себя на прежнюю дорогу паранойи. Уже походив к своему дому, у соседнего в арке увидел темную фигуру сзади меня.

Это точно не обман. Ни зрения, не разума. Кто-то шастает во тьме и пытается затянуть меня туда. Забежав в подъезд и вставив ключи в кулак, занял последнюю свою точку. Отсюда только сдвинется мертвец. Смотря на закрывающуюся дверь, непонятно, ждал его или просто молил всех богов, которые там есть, чтобы дверь захлопнулась мощным магнитом. Нога остановила дверь, когда она уже почти закрылась. Вот и оно. Дверь полностью распахнулась, фигура вышла на свет и был сделан замах кулаком с ключами.

Женщина с мешками продуктов побледнела от страха. Это видимо была та фигура. Мешки она могла прислонить к стенке. Извинившись и объяснив, что это была глупая шутка, побежал к лестнице. Не увидев лед, навернулся прямо на спину со всего разгона. Бросив пакеты, женщина аккуратно подошла ко мне и помогла встать.

– Придурок какой-то воду здесь разлил, вот напасть. Ты в порядке? – вспомнив, какой именно мокрый бандит сделал это, тут же согласился.

– Да. Полный придурок. Вы еще раз извините. Я не подумал вам предложить донести продукты до дома. Мешки, наверное, весят тонну.

– Спасибо, я сама. Ты, главное, лифт не занимай. С остальным справлюсь. Ты то справишься до дома дойти? Здесь просто так же бабушка упала и до сих пор в больнице. – осознание не давало мне нормально говорить.

– Д… д… да… Справлюсь.

– Вижу, как ты справишься, давай доведу.

– Нет, правда. Спасибо.

– Ну, как знаешь, – мы разошлись и пока ждал лифта ко мне закралась мысль вопросительного характера. Как Яковлев узнал, что пакет был получен мной? Конечно, он тоже может блефовать. Только это не в его стиле, исходя из его прошлых произведений, и тем более перепроверить мне точно не повредит. А это значит, что нужно искать приборы для слежки за мной. Поднявшись на этаж, осматривал каждый уголок на предмет жучков. Если не это паранойя, то не знаю, что. Надо было искать нечто новое, что не вписывалось в привычный интерьер пропитого подъезда. Тут, подкравшись к двери соседей, которая была напротив нашей, увидел странного вида видео звонок. Конечно, в самом явлении ничего странного не было, зато угол, под которым он висел, и все приметы его подходили. Висит он недавно, не вписывается. Так что, недолго думая, повесил шапку на это устройство. Войдя в квартиру, сбегал за изолентой и аккуратным движением ослепил камеру. Берлиоз даже выполз из своих пинат, посмотреть, что делаю. Делаюсь свободным, Оззи. Просмотрев, что наснимал, теперь Яковлев меня заблокировал. Кажется, после всех этих мучений это заканчивается. После того, как пошел во банк и не прогадал, это действительно закончилось.

Глава шестая| Сумеречные успехи и взлеты|

Утром не встал, а пошел на взлет. Это вследствие важности дня, о котором думаешь в преддверии сего и не только. Мама рассказала, как ей рассказали, что я натворил ночью в подъезде. Ей не нравилось, что я больной, выхожу на улицу, тем более в такой час. Посыпались вопросы: что я делал так поздно, зачем испугал женщину и какого черта дверь еще не перекошена?! На все эти вопросы легли мастерски сложенные, лживые ответы.

– А дверь? Что дверь? Мне и так нравится, – сказал уже выходя, но не тут то было. Меня не выпускали. Мои обвинения? Плохое поведение, несоблюдение постельного режима, ночные прогулки неизвестно где и с кем, общее непослушание. Зацепившись за ее же упрек, ответил, что дверь покрасить поможет моя суженая. Только с ней надо поговорить с глазу на глаз. Впервые за последнее время ей не врал. Почти. Видимо, возможность познакомиться с невесткой, ее прельстила и меня отпустили с ограниченным временем. Заранее было известно, что уложить все задуманное не получится в указанный срок. Проделав те же операции, что и в прошлый раз, уже подходил к школе. На этот раз людей было намного больше. Целая вереница груздей, школьников. Однако даже среди них смог выцепить незнакомое лицо предположительного учителя. Интересно даже не то, что кто то захотел стать учителем, а то, что для вакансии у нас в школе кто-то должен был умереть.

Ждать общую ватагу подруг не имело смысла поэтому, у меня был план украсть Веронику на лестнице. Найдя их, надеялся, что она в самом конце. Иначе просто провал. Увидев ее тихий, тонкий стан поднимающийся на лестнице как раз в конце группы, я действовал. Ухватив ее за рукав, как в тот раз показал палец около губ. И жестами позвал за собой. Даже не посмотрев назад, она начала следовать. Мы направлялись в столовую. Сейчас там было минимально люду и мы могли спокойно пообщаться. Присев за стол, я начал:

– Видимо, ты не забыла обо мне, это хорошо.

– Хм – м – м… Не могу сказать то же самое. Хоть ты мне не чем и не обязан, ведь мы еще даже не друзья, – больно укололо в сердце, потому что правда.

– Раньше не мог. Когда мы тогда прощались, ты спросила, интересный ли я человек.

– Я спросила, интересная ли у тебя жизнь. Это разное.

– Как это разное, не объяснишь? – подставил руку под голову и готовился ее слушать. Только и хотел ее бархатного голоса.

– А вот так. Разные. Человек интересный может представляться интересным и к внешней стороне человека, и отчасти внутренней. Побуждения, рассуждения, идеи. Человек с интересной жизнью сам себя объясняет и объявляет. Жизнь его интересна, не завися, причастен он к этому или нет.

– То есть если ты жертва обстоятельств… И твоя жизнь все равно может быть интересной?

– Так и есть. Хм – м – м. Люблю таких. Поэтому стараюсь окружить себя людьми с такой жизнью. Катя, которая рядом стояла со мной, любит кормить бездомных животных. Сколько у нее историй о том, как ее чуть не съели заживо или как ее покусали, и теперь ей нужно множество уколов от бешенства. Вторая Катя постоянно с Викой цапается. Они будто были созданы, чтобы волосы выдирать друг другу. А Полина просто удивительна тем, что умудряется держать нас всех вместе. Хотя становится не так удивительно, когда узнаешь, что она держит своих родителей вместе. Они хотят развестись уже как пять лет.

– А твоя жизнь в чем заключается?

– Не в чем, кручусь сначала в школе, обязательно все пятерки должны быть. Потом с репетитором учу языки, которые мне не пригодятся. Секции, кружки, медали, награды, грамоты. Кому это нужно? Кому интересно?

– Такая жизнь… Это инвестиция в будущее. Если тебе кажется жизни остальных беззаботными и увлекательными, то ты ошибаешься. Нет, ты права, только завидовать им не стоит. Ты устроишься на отличную работу, будешь путешествовать. А что Катя, к примеру? Ее собаки съедят, про обоих говорю сейчас, – Веро́ника улыбнулась, отвела свои зеленые глаза в сторону и хлопнула меня, смеющегося, по руке. – Если не против, можешь послушать про мою счастливую жизнь. Раньше не мог к тебе прийти, потому что заполнял свою жизнь интересом. Если в прошлый раз она становилась все интереснее, то сейчас жизнь действительна – сплошное приключение. Очень странна, но интересна. Знаешь Колю Бобенко и его работы?

– Кто же его не знает…

– Так вот, я теперь работаю с ним. Или на него? В принципе без разницы. Главное, что я ему в помощь при создании великого.

– Хм – м – м, ну и какого там? Слышала, что это почти как работа, только единственное отличие, что тебе почти не платят.

– Действительно так. Сперва мне выдали инструмент, потом его отобрали, потом меня избили им. Но ничего страшного. Я познакомился с Оксаной. Это тоже лопата. Они дают инструменту женские имена и считают свою лопату уникальным оружием против замерзания. Познакомил меня Энерго. Любит считать себя ЛЭП и присвоил себе слоган «энергия в каждый дом». Если к нему подключить провода, действительно можно целый город запитать. А избил меня моей же лопатой Пахом.

– Что же, как в фильме?

– Каком?

– Хм? Ты что не знаешь «Зеленого слоника»?

– Агх. В фильмах я не силен, прости.

– Извиняться здесь не за что. А как же твою лопату зовут?

– Ну, для начала ее нужно вернуть. У Пахома с ней родительские отношения.

– Что же лопата его усыновила?

– Если бы.

– Хм – м – м. Знаешь, возможно, если ты дашь ей имя она к тебе и вернется.

– А это идея, какое же посоветуешь?

– Не знаю. Хм – м – м… Какое тебе понравится?

– Мне твое имя очень нравится, – Веро́ника премило покраснела. – Знаешь, мне даже кличку дали – Пьеро из Буратино. Говорят, я такая же кукла, как и он.

– Здесь бы согласилась, – нет, ну это уже хамство. Она поспешила оправдаться:

– Ты очень интересный… С внешней стороны… – видно было, что это давалось с трудом, и все ее лицо залилось пунцовым цветом. Она засмущалась и опустила глаза еще ниже. Меня постигла та же участь, только с улыбкой.

Невольно повисла какая-то пауза, и хотелось поскорей ее прогнать.

– Ну, это… все это… только в первый день. Потом мы делали клубок снега, надо было полить ограду водой, а я часть расплескал в подъезде. На утро замерзло, и бабушка поскользнулась, но это ничего, потому что я вчера тоже там поскользнулся, – зачем вообще все это рассказываю и говорю. Волнение ворочает моим языком. Тут прозвенел звонок, не дав мне собраться.

– Большая перемена закончилась. Сереж, мне пора. Еще увидимся, надеюсь, – остановил ее, потянув за рюкзак, развернув и положив руки ей на ее совсем хрупкие плечи.

– Вместо надежды встретиться со мной, давай лучше встречаться, – Веро́ника опустила глаза в сторону.

– Мы ведь еще даже не друзья, – она наконец вернула свой взгляд.

– Зачем нам быть друзьями, когда мы можем быть кем то большими? – начал бурить ее глазами.

– Глупый. Не знаешь, что лучшие отношения начинаются с дружбы, – начав приближать ее, приговаривал почти шепотом:

– У нас и так… – но она прильнула свой тоненький пальчик к моим губам. Отстранила руку в жесте рукопожатия.

– Дружба? – посмотрев на руку с секунду, наконец, нашел чем заверить и завершить. Пожав руку, сказал двусмысленно:

– Пока, – и тут подтянул руку к губам в порыве нежности. Она разрешила это, хотя чувствовалось, что была удивлена. Взгляд понял – приятно. Взгляды, соединившись, бросили искру, как удар молота о наковальню. Она отвернулась от наковальни в красном цвете лица и удалилась, не сказав «пока» в ответ, оставляя ни только свой приятный запах, но и надежду. Проводил ее взглядом, пока она кокетливо удалялась физически, а вот метафизически она все была ближе и ближе к моему сердцу. Пришлось присесть и подумать. Слишком много всего было потрачено в эти двадцать минут.

Вроде отшила, а вроде нет. Ей просто страшно, что все пройдет слишком быстро. Есть надежда! Возможно, просто себя утешаю, что стал просто другом. По сути ей прихожусь ни больше не меньше, чем какая-то Полина, или Катя, или Екатерина II. Однако до сегодняшнего дня был даже меньше, чем это. А самое главное, она не сказала пока! Дружба? Пока! Пока что дружба! Ответила бы «пока» и она определила смысл точно. Ладно, сидеть и заниматься разбором полетов можно бесконечно. Надо быстрей двигаться дальше. Посмотрев в телефон, увидел с дюжину пропущенных звонков и сообщений. Все от мамы. Некогда. Меня осенило. Наконец вспомнилось, что эти два живых олицетворения геморроя говорили.