Текст книги "Опус Серого Волка"

– Да – а – а, брат. Влюблен ты по уши, – у заключившего налилась пьяная слеза, которая упала на дно стакана. Растроганный Тимофеевич махнул. – Ты сильно не углубляйся! Действительно, не все потеряно, таким барышням нужны захватывающие байки. Они хотят себе мужиков, которые вытянут их из скучной жизни и увезут на край земли. – Он начал что-то активно искать в своем бардаке, запинаясь об различные ключи. Самуил Тимофеевич любил оставлять инструменты на полу.

– В том-то и дело, что жизнь у меня интереснее не становится. Придя домой, я только буду дожидаться новой болезни, которая уже сует свою уродливую морду ко мне под дверь. Я солгал ей получается. А я не хочу начинать отношения или даже знакомства со лжи, – после активных поисков он протянул мне синюю толстую книгу. Автоматически прочитал название на рваном переплете: Жюль Верн «Вокруг света за 80 дней», «Дети капитана Гранта»

– Серьезно?

– Что ты так на меня смотришь? Знаешь сколько женщин клюнуло на то, что я им рассказал «Вокруг света за 80 дней» на свой манер и с собой в главной роли?

– Не думаю, что это сработает.

– Ну да, фильм же есть… – тогда ко мне пришло осознание, что Самуил Тимофеевич не мог, наверное, предъявить экспертного мнения в этом отношении. – По моему опыту – лучшие отношения основаны на лжи и обмане. Поскольку именно этим они заканчиваются, логично, с этого и начинать, – теперь мне так не кажется…

Глава шестая| О чем говорят мужчины?|

– Самуил Тимофеевич, у вас то что нового?

– Ох! Что у старика в коробке может быть нового? Все по прежнему – помогаю вон пацанам, – он стукнул звонко по велосипедной раме. – Им то кто починит, отцов то нет.

Старушка, которая мне комнату сдавала, умерла, и теперь родственники друг другу в горло вцепились. А мне то что делать на месте этой грызни? Договорился с директором, что в ночь я сторожем буду. Только такой себе я сторож, дрыхну на диванах в рекреации.

– Работаете над чем-то? – этот вопрос ввел его в маленький ступор.

– Нет, не работаю, – твердо установил после паузы.

– Что же, совсем ничего нет? – он тяжело вздохнул будто на что-то решаясь.

– Есть прототип, ничего больше. – опять он начал нервно что-то искать в своем бардаке, будто предчувствуя мою следующую реплику. Отлично ориентируясь в своей свалке Самуил Тимофеевич. Все-таки нашел, что искал. С усилием он приподнял прямоугольную коробку с множеством проводов с одного конца и что-то похожее на динамик с другого. Он именно походил, а не являлся. Вокруг него были кольца из медной проволоки. С боку я заметил прикрепленный старый кассетный проигрыватель.

– Хотел для народа что-то сделать, а в итоге все равно оружие получилось…

– Как оно работает?

– Оно не работает и не будет работать, – бывший инженер убрал свое изобретение и налил еще один стакан. Я попробовал сменить тему:

– Самуил Тимофеевич, вы Николая Бобенко знаете?

– А! Это тот архитектор? Видел его в интернете. У парня талант! Кто-то из его людей даже учился или учиться у нас. Но меня больше интересует, как они весь этот снег перемещают. Обязательно должно что-то в стиле египтян быть.

– Вот скоро и узнаю… – задумчиво произнес.

– Ты это к чему? Ты и с ними якшаешься теперь?

– Нет… Нет! Они просто у меня во дворе обосновались.

– Вот и отлично! Вначале чуть шумно будет, а потом будет на что поглядеть во всю зиму. Зимы у нас долгие, поэтому наглядишься из окна всласть. Может, даже участие примешь… Если захочешь, конечно, – Стоял и думал, рассказывать или нет про то, что я стал недавно «курьером особого порядка». Тимофеевич был так рад за меня, даже горд. Как могу напоследок такое рассказывать? Еще в запой уйдет… Не стал ломать фасад. Мы попрощались, и я покинул школу с животом, наполненным бабочками. Их, видимо, было настолько много, что они меня даже тяготили.

Глава седьмая| Ком. Побежденный|

Вернулся домой, переодевшись прежним образом. Они уже тоже вернулись со школы и словно ожидали меня. Стоит ли и упоминать, о ком я. Все тот же ком, все те же люди и не уходили будто вовсе. Корпят и с места сдвинуться не могут. Неужели к ним никто так и не присоединился? Присоединится. Я понял для себя одно, что хочу делать то или иное не потому, что должен или не должен, а потому, что хочу. Даже если встану под начало этого художника – это будет моя воля. Вольное подчинение? Да, это возможно!

Это важный этап для Сергея. Он осознает, что такое вольное подчинение и по отношение к кому он готов применить этот термин. Почему, однако же, люди могут вольно вверить себя другим. Идиозность. Не путать с одиозностью. Я дал себе волю на выдумки слов, так как, на мой взгляд, идеи лидеров как раз приводят людей и отводят от них, создавая ореол одиозности. Видение – это нечто финальное. По отдельности со всеми идеями согласиться нельзя, но объединив их всех во что-то определённое. Уже можно и определить самих людей без каких-либо команд. Благодаря только этому направлению. Это одно дело и совершенно другое – безвольное подчинение, когда человек подчиняется определенному устрою, потому что так нужно. Еще есть вольное подчинение под лживой личиной – человек полностью уверен, что это его выбор, хотя… Или за него выбрали, или обстоятельства вынуждают. Можно потерять грань и уже не помнить и не понимать под какой из вариантов ты попадаешь. Однако же Сергей глубоко понял или он думает, что понял?

Попытала свои силы уже и вспомогательная команда – кошка за жучку, мышка за кошку… Как и первая – все безуспешно. Командир собрал свой народ сделать последнее усилие. После этого по домам. Вымоченные в поту и позоре. Слова не мои.

– Неужели вы не хотите вернуться домой, не то, что с

победой, а с осознанием этой победы? Победа ничего из себя не представляет без осознания каждого шага сделанного по пути к ней. Сколько сил вы потратили для достижения желаемого? Вы толкнули этого монстра и поставили его место. Вы это сделали! Если вы сделали это в голове, то вам осталось только реализовать это все! – он разбежался и примкнул к снежному кому. Более расторопные побежали с ним, другие пришли позже. После таких пламенных речей они горы готовы были толкать. С новой силой ком начал двигаться. Двигаться чересчур медленно, не хватало мощи… И тут мой выход. Из ниоткуда взбегаю к валуну и толкаю из-за всех сил. Чувствуется острую боль в позвонках и пояснице. Знал и инстинктивно чувствовал, что это необходимая боль для адаптации в новом коллективе и достижения цели. Еще немножко…

Слышится «И – и – и… Раз!» – вот на последних силах мы дотянули его до нужного места. Наша команда уселась на месте, прильнув головами к снежному монстру и тяжело выпуская пар из ртов и носов. После сугубо овощного существования такие героические поступки отразились на моем состоянии. Дышал тяжело и пытался пошевелиться с заклиненной спиной. Тут мне, как раз помог Коля Бобенко.

– А я думал, у тебя дела дома, – подколол он меня.

– Просто понял, что у вас тут повеселее, – попытался отразить я. Он уже подал мне руку, и из последних сил я поднялся, поравнявшись с ним. Если можно так сказать… Просто он был очень высок, на полторы головы выше меня и не только меня. Среди всей своей группы он выделялся высоким ростом. Я вгляделся в его черты. Увидел строгий каркас лица с острыми скулами и тупым подбородком. Вообще весь его лик представлял стойкий квадрат монолита с бездонно голубыми глазами. Причем цвет именно без глубины, а океанически голубой. Водянистый. Вся глубина исходила из мысли, которая наполняла его взгляд. Идеи для завтрашнего дня и идеями на десять лет вперед, взгляд, наполненный видением. Одет он был в красный пышный пуховик отличного покроя, куртку поддерживали утепленные черные штаны. Они были заправлены в дорогие зимние ботинки с длинной шнуровкой, которая обматывалась вокруг голени.

– Спасибо тебе, конечно, но я еще не придумал, как тебя поблагодарить.

– Не нужно никаких благодарностей. Так поступил бы каждый, – отвечал шаблонной фразой, а сам кричал в мыслях, чтобы он взял к себе под крыло.

– В том то и дело, что не каждый. Когда ты проходил мимо, вселенная поделилась на два. В первой вселенной парень остался у себя дома. Опять. Во второй ты выбежал, как чертов гепард и толкнул эту глыбу, как многопудовый слон. И второй парень должен иметь что-то, что погрузит первого в стыд и зависть.

– Эй! Не заставляй его думать, что только из-за него мы это сделали. Не перестарайся… – загадочно оборвал наш разговор парень, который отошел от места, где он активно жестикулировал в сторону глыбы, объясняя что-то оставшемуся. Оставшийся оказался тот самый бородач с фото и с парикмахерской. Я знал, что он здесь работает! Когда он подошел, объяснившись, Коля, видимо, почувствовал себя обязанным познакомить нас. Это был очень невысокого роста курчавый человек с шапкой хулиганкой, которая прикрывала его рыжие кудри. Общая его коренастость могла даже оттолкнуть, если не его харизма и манера говорить, которая могла притянуть обратно. Одет он был просто, можно сказать по рабочему – уместно для работ, которые они проводят. Черная куртка со стертой надписью, полу рваные штаны и простейшие сапоги.

– Это Василий Удов – моя правая рука. Вице – capo. И я бы даже назвал его «parente onorato» – уважаемым родственником. Главная причина, почему я стал знаменит – за это я его ненавижу. Помогал мне прежде всех – за это я его обожаю.

– Когда к тебе будут приходить толпы голых афродит для «позирования», ты меня поблагодаришь.

– А это… – заискивающе посмотрел на меня Бобенко.

– Сергей Волкий, – отдал, то что искал Коля.

– Это Сергей Волкий. Славный малый, из-за которого мы можем пойти домой со спокойной душой.

– Кстати об этом… – подхватил Удов. – Я набросал общий план для ударной команды. Все разошлись, и нам пора. Завтра долгий день, нужно отдохнуть.

– Как видишь, большая мамка загоняет нас всех домой, а я, пожалуй, еще останусь на пару минут.

– Совокупляя снег не растопи его весь! – на это Бобенко показал средний палец, делая наигранную мину. Они попрощались своим особенным рукопожатием. Мы удалились. Но по пути к подъезду Коля меня оборвал своим криком.

– Волкий, завтра мы тебя ждем! – только обернулся и показал на поднятой руке большой палец, поворачиваясь и не убирая руку до последнего момента. Не знаю, зачем я это сделал. Хотел выглядеть круто, наверное. Наверное, все вышло наоборот и Коля Бобенко жалеет, что взял меня. Только я вот не жалею! Пусть я даже буду как бурлак на Волге, зато стану частью чего-то большего. Сидеть дома и вариться в собственном соку – это не приведет меня к здоровой жизни. Я опять заболею – это закономерно. Чудо не случится, если я сам его не создам.

Глава восьмая| Подарочек|

Подходя к своей двери, застыл. Там лежала подарочная коробка. Сюрприз. И я даже знаю для кого. Войдя и распечатав, увидел еще один пакет и записку.

«С днем рождения. Надеюсь, ты скоро вырастешь и в новой профессии ты скоро будешь зарабатывать! Ты скоро станешь кем то, Сережа. И эти дни ближе, чем ты думаешь. Возможно даже завтра. Новый мой адрес: улица такая то, дом такой то. И разблокируй меня, пожалуйста, мне тебе столько нужно рассказать.» Глупо надеяться на то, что люди могут быть кем-то, кроме полных моральных уродств. Нужно было выполнять, иначе такие подарочки будут оказываться под моей дверью, и мама может их обнаружить. Ей это точно не стоит видеть и знать! Тем более не стоит наступать дважды на одни и те же грабли, думая, что он не придумает чего похуже с моим местоположением. Говоря это, сам думаю наступить на грабли доставки. Да уж, это точно стоило того рюкзака… Решив сразу ринуться, я сделал, как он мне велел.

По дороге у меня закралась опасная идея поиграть с ним в блеф. Ему сообщил, что меня кто-то видел. «Он хоть и не был в форме, но обычный гражданин не бежал бы за мной, причем долгое время». Это сработало! Этот скот сказал держать связь, ждать следующих указаний, а пока залечь на дно и не высовываться. Пару дней у меня точно было.

Глава девятая| Сан-Фран|

По возвращению я, естественно, плюхнулся на кровать и погрузился в мечтательную негу. Думал в основном о Веро́нике. Как удивительно ее родители при помощи перемещения ударения превратили обычное имя в необычное для нас, северян. Веро́ника. Даже черточка ударения нависла над буквой «о́», как над спелым вкусным яблоком. То краснобокое яблоко, которое не заставляет задуматься о наличии червя внутри, поэтому съедается оно мгновенно полностью, без огрызка, без остатка. Только черенок останется. Потом еще долго можно ходить с этим черенком гордо в зубах, который длинно будет торчать изо рта как зубочистка или сигарилла.

Произнося это имя, чувствуешь себя на пляже Лос-Анджелеса, а не в снежном плену снежного города. Или ощущаешь соленый морской бриз на губах, проезжая Золотые ворота по пути к Сан-Франциско в машине с откидным верхом. Чувствуешь какое-то тепло, к которому хочешь прикоснуться, стать его частью. Она вся соткана из света и тепла, начиная с ее щиколоток и заканчивая ее лентами в волосах. Эти ленты, она их заплетает утром. Это точно! Боже, какое счастье, если бы я заплел ей эти ленты в ее платиновый шелк хоть раз! Повязали бы по рукам и ногам меня эти ленты и утянули на дно этого шелкового океана платины ее волос.

Часть вторая| Глава первая| Первый день трудяги – работяги|

Начитавшись, наконец, сделал все свои дела. Приступил к приему пищи, чтобы запитаться перед работой. За стойкой на кухне ко мне подсела мама и начала смотреть на меня. Тут же понял, что к чему, но начать разговор не решался. После некоторого временного промежутка она спросила:

– Никуда больше не собираешься?

– Тебе что-то нужно в магазине?

– Нет – нет – нет! Ты просто стал так часто выходить на улицу…

– Да, кажется, мне идет это на пользу.

– Сережка… Я другого мнения – твое состояние произошло от техногенности нашего города.

– Ма – а – ам!

– Это засорение нашего воздуха. У каждого теперь в семье по машине, плюс еще машина для работы нужна. И сынок подрастает. Нужно к восемнадцатилетию что-то придумать, ведь как он без машины будет? Разъедание озонных слоев…

– Озонных? Может, озоновых? – ее, однако, было не сбить.

– С каждым годом количество космических запусков все возрастает, и из-за этого космическая радиация просачивается к нам! Все это повлияло прямым образом на твой иммунитет и влияет до сих пор, поэтому лучше воздержаться от лишних выходов на улицу. Тебе пойдет на пользу деревенский свежий воздух. Может на зимние каникулы поедем к бабушке Дее?

– Мам, ты хоть себя слышишь? Какая космическая радиация, какая бабушка Дея? Она же нас ненавидит и эта ненависть взаимна.

– Да, но мы ведь семья, неужели хоть в праздники не сможем сплотиться?

– Навряд ли. Ты помнишь, что она о нас думает в общем и о моем состоянии в отдельности, – последовала какая-то грустная неловкая пауза и уже я продолжил разговор:

– Я иду сегодня во двор помогать Коле Бобенко.

– Как?! К тому ремесленнику? У него же люди пашут как на галерах, с трех часов и до десяти. Посмотрела я, как они этот снег тягают. Это очень тяжело физически! С непривычки ты себе спину сорвешь!

– Поначалу я не буду сильно напрягаться.

– Да?! А что тогда о тебе подумают другие мальчишки? Неужели хочешь, как с Комариным? Я уже молчу, что ты будешь на морозе семь часов к ряду.

– Буду работать – не замерзну, стоически не замечал ее нападки, исходящие из защиты.

– Ты будешь работать, вспотеешь, тебя обдует, ты замерзнешь, будешь работать больше, чтобы не замерзнуть, тебя снова обдует и так до воспаления легких! – было явно и понятно, что мамзель никак не переубедить, если даже я составлю неплохой контраргумент, в ее кармане была еще тысяча и одна причина, почему мне нельзя на улицу.

– Мам. Я ведь все равно пойду. На улице мне действительно лучше, свободней дышится. Нельзя же всю жизнь в четырех стенах провести, как отец, – видно было, что последняя пара слов ее тронула. Быстро сгруппировавшись, я нанес последний сокрушительный удар: – Не будет, как в прошлые разы с таблетками, когда я думал, что себе помогаю, или со школой, потому что обещаю тебе, что не дам их довести себя до такого состояния, – театральная пауза, при которой я задержал дыхание перед финальным вердиктом.

– Ладно… Только ты мне пообещал. Не задерживайся там допоздна и не забывай про учебу, – победа… После трапезы выглянул в окно и увидел, как уже все собираются. Собравшись и сам, я сбежал вниз по лестнице. Вспомнились слова Коли о какой-то вещи, которую он должен мне отдать за мою решимость. Все это время не придавал этому значения. Возможно я его не так понял? Он одарит меня и отпустит несчастного, зато с подарком.

Выбежав во двор, застал всех вокруг при собрании. Все были явно на своих местах. Не любил я этих скопищ, чтоб со всеми познакомится. Всегда это чувствовалось из-под палки и натянуто. Тем не менее все собрались. Вся команда состояла из всего лишь шести человек. На удивление все разношерстные, что я не мог увидеть вечером в прошлый раз. Там были старшеклассники, какой-то бородатый мужик, одна баба и загадочная фигура, вся закутанная в шарфы и теплую одежду. Издалека мне показалось, что фигурка замотана в ковер. Дальше шла баба. Причем именно, что баба, а не женщина. Такая может коня на скаку остановить. Если вам не показалась компания странной, то там были еще и две хаски, видимо, этой бой-бабы. Коля начал свою речь:

– У нас новый член команды – Сергей Волкий. Он поставлен на позицию скарпеллини, но метит на верх, к нам, скульптурам, – бородатый мужик усмехнулся из толпы. Тот самый! Бобенко это заметил и только укоризненно посмотрел. – Сереж, ты будешь работать с этими двумя славными чудаками на букву «М», – бородач отреагировал отрицательно. – Чтобы не забивать тебе голову столькими именами, думаю, ты сам со всеми познакомишься в процессе.

Все! Дама и господа, за работу! Благо у нас ее предостаточно! – когда все разошлись, видимо почувствовав нужный момент, Коля достал из снега пластиковую широкую лопату и вручил ее мне. – Это тебя выделит из всех остальных Сергеев из альтернативных вселенных.

– Спасибо! – безуспешно я пытался спрятать свой энтузиазм.

– Она только твоя. Не давай другим ее. У на с этим строго. Особенно у Энерго с Пахомом, со своим инструментом они связаны чуть ли не брачными узами, – он улыбался рассказывая это. Мне, однако было не до шуток почему-то. Стоял в каком-то ступоре. Увидев это, Коля хлопнул меня по плечу и прибавил: – Да ты не напрягайся, сам во все это втянешься. Если уж будут какие-то проблемы, то приходи ко мне – мы обсудим. Ваша основная задача будет заключаться в том, чтоб откинуть снег, который мы будем срезать лопатами. Снег потом будет использоваться для заборчика. Ладно, не буду тебе портить первое впечатление, ступай к ним и поработай на славу!

Почувствовав себя каким-то дошкольником, входящим на первое знакомство класса, направился к ним со своей лопатой. Эта переходная встреча, которая делает из дошкольника полноценного ученика начальных классов, у меня тоже не задалась. Хотя кто-то удивлен?

|Интерлюдия первая

Был я тогда все еще тем же болезненным хмырем, и перед матерью встал выбор: отдавать меня в обычную школу или встать на домашнее обучение. Так же меня можно было отдать в специальный интернат. Последний вариант был сразу исключен для мамы, а насчет двух остальных она долго колебалась. С одной стороны, она хотела максимально защитить меня, с другой – понимала, насколько важна социализация для подрастающего падавана, и не хотела участи отца, который теперь вечно один. Помню, войдя в спортзал начальных классов, я увидел бесконечное количество других детей и некоторых учителей. Тогда еще я, естественно, не представлял, что эта комната, которая олицетворяла клаустрофобию, являет из себя наш спортзал. Так как уже давненько не выходил во двор, такой шум и гам произвел на меня эффект, от которого я в момент развернулся и пытался сбежать из этого дурдома. Видимо предугадав мою реакцию, мама закрыла резко дверь, хоть я и пытался протолкнуться. Сейчас понятно, что это было необходимое зло в ее глазах. Тогда, однако, я чувствовал абсолютное предательство и раздавленность. Мать для меня стала врагом номер один. И я с полной уверенностью решил, что переживу этот шабаш и не буду с ней разговаривать во весь оставшийся день! Меня встретила, как я потом узнал, наш основной учитель – Селезнева Оксана Анатольевна.

Хоть в первый раз услышав эту фамилию, когда она представилась при встрече со мной, не придал значение, но ее фамилия невероятно подходит ей, если только убрать первую «е». Постоянно во время уроков она, отходя от темы и рассказывая грустную историю, она плакала навзрыд. Иногда доходило до того, что весь рассказ прекращался на самом интересном из-за слез. Плакала она, естественно, не из-за слезливых историй, а из-за нашего поведения, ее ситуации в семье, даже плохой погоды. Мол, устала от этого снежного плена, этой вечной мерзлоты, никакого просвета, пять лет без отпуска и так далее, и так далее. Оксана Анатольевна не поспособствовала нашему благополучному воспитанию.

Мы представляли собой худший класс за последние десять лет. По крайней мере, нам так говорили, однако стоит заметить, что это был тот редкий случай, когда большинство учеников и родителей могли согласиться с таким оценочным суждением. Все удивлялись, как могли эту молодую, тончайшую, как нить женщину во всех отношениях отдать в наш класс. Но видимо недостаток кадров и не до этого доведет. Мне же все-таки иногда доставляла такая театральная подача историй, казалось, что-то живое еще есть во всех этих учителях. Наш класс просто не мог усмотреть в ней достаточно строго учителя и лидера. Класс ходил вверх тормашками, и Оксана Анатольевна плакала, так как совести у нас не было. Сие действо продолжалось из раза в раз. В редких случаях, правда, она убегала к учителю по музыке Кулагиной Элле Васильевной. Женщине утвердительной со всех сторон, куда не посмотри. Телом она утверждала себя, сразу входя к нам в класс после визита к ней Оксаны Анатольевны. Потом она утверждала своим басистым голосом свой характер и отношение к нам. Даже фамилией она своей утверждала, что от нее можно получить одно – кулак. И это далеко не пустые слова, к сожалению… Поэтому тут же, при виде настоящего учителя, все замирали и выслушивали бесконечную тираду, о том какие мы моральные уроды без сердца, такие и сякие… В принципе, мог бы с ней даже согласится, если бы не отсутствие самосознания.

Оксана Анатольевна провела с нами пару бессмысленных игр, чтоб мы запомнили имена друг друга и подружились. Забегая вперед, скажу, что все это выветривается по выходу из этого душного помещения. Последней нашей задачей был рисунок школы. Зачем нас заставляют рисовать то, что мы видели пару раз я не задумывался. Возможно, проверяют, у кого присутствует фотографическая память. Изображал я школу довольно неплохо, на мой взгляд, но не успев закончить, один парень отобрал у меня простой карандаш и подкинул мне, видимо свой. Сломанный. Изгрызенный. Коричневый! Такая наглость привела меня в ступор. Попросив вернуть мое по праву, он естественно мне отказал. Аргументировав это тем, что он уже видел, как я рисую и посчитал, что он принесет больше пользы этим карандашом. Видя этот короткий диалог, я заглянул в его работу и увидел то, что он уже успел обвести те короткие линии, которые он умудрился набросать коричневым, и даже имел наглость подписать свою работу – Комарин В. Не знаю, что он делал все это время, но он только начинал, пока все уже заканчивали. Чувствуя бессилие, обратился к нашему будущему учителю и рассказал всю историю. Она сказала на это, что не стоить ругаться из-за каких-то карандашей и вручила мне еще карандаш. Он был еще хуже… Желтый. Причем не такой насыщенный, яркий, а тусклый, еле видный на белой бумаге. Желтый! Посмотрев на арсенал ее стола, я понял, что бы я не выбрал – исход будет один. Вернувшись к моему почти законченному рисунку, мне осталось дорисовать окна и крышу. Понадеялся, что не так уж все будет плохо. Но начав рисовать крышу по ней закапал дождь, причем самый настоящий, не нарисованный. Это я плакал над своей работой. Смотря на все это сегодня нашел – я конечно над чем убиваться, но дело было даже не в рисунке, а в том что он забрал мою вещь, потому что думал он лучше меня и мне не смогли в этом помочь. И вот уже сидел, плача, дорисовывал свою золотую школу и остальные дети кружились в хороводе. Оксана Анатольевна отлучилась от общего круга проверить мой прогресс. Она сказала какие-то слова комфорта и обняла меня сзади. Сама заплакала слегка. Тогда я почувствовал что-то особенное, но не понял что.

Сегодня стало понятно – это чувство соединения и единства двух людей, которые не подходят этой системе. Во все годы начальной школы так не разу и не сделал для нее того же, а зря.