Текст книги "Опус Серого Волка"

Часть четвертая| Глава первая| Раскол|

Добежав до места, тяжело дыша, опустил свой крест и закопал его. Мама уже что-то активно обсуждала с бандой. Знакомство одной семьи с другой. Подойдя, невольно был вовлечен в эту перепалку.

– Вот ты где! – коварно проговорила мама.

– Ну, наконец, Серый! – прозвучало от Бобенко.

– Такое ощущение, что к застолью подхожу, – съерничал уже сам.

– А ты не умничай. Где ты был и почему это на тебе школьная одежда?! Сказал, что к своей девушке пошёл, чтобы вы вместе отмыли эту дверь проклятую.

– Так и есть, вот как раз и моя девушка – указав на Дашу повернул голову к компании и подмигнул глазом, который был вне досягаемости взора мамы. – Просто запутался где же вы будите, искал вас.

– Знаешь, врать не хорошо, особенно собственной матери, – неожиданно влетел в диалог Удов.

– Вот, значит, как! Собственные друзья тебя на лжи уже ловят.

– Вась, Вась, Вась. – как скороговорка прозвучало реплика от Коли. – Если ты не в курсе факта, то это не значит, что он лжив. Ведь сама Дарья может подтвердить! – Коля по адвокатски положил руку ей на плечо. Было видно, что еще с прошлого моего заявления она еще не полностью восстановилась. Тем не менее спустя секунду она заговорила:

– Э – э – э… Да, так. Это действительно так. Даша Колесникова, очень приятно, – размягчение мамино было на лицо.

– Анна Дмитриевна. Нет, приятно мне с вами, наконец познакомиться. Мама этого оболтуса. – глубокий материнский вздох. – Сережка, понятно, что здесь твои друзья, дама сердца, но ты до конца не восстановился. Тебе нельзя на таком холоде находится столько времени.

– Ну, ма – а – а – ам…

– Анна Дмитриевна, не о чем беспокоиться. Ведь он не на месте будет стоять, а работать со всеми.

– Да, как в прошлый раз, когда он в горячке лежал здесь, подпирая ледяную глыбу? – поняв, наконец, что Удов специально проделывает это все, Коля толкнул его в плечо.

– Что – о – о – о? – затянулась поразившееся мать.

– Все было не так плохо, как мой вице рассказывает. Он просто устал работать и присел отдохнуть. Никто его не заставлял выходить или работать. Никто и не сможет теперь в его отделении. Он там главенствующий, Анна Дмитриевна. Неужели предприятие хотите обезглавить?

– Да, как тогда его чуть не обезглавили его же лопатой?

– Что?

– Что? – одновременно проговорили Коля с мамой.

– Как правда ни страшна, но это правда. Полдня лопатой колотил его тот амбал, – было указано на Пахома. Тот, в свою очередь, только мог потупить голову, как нашкодивший пес.

– Анна Дмитриевна! – неожиданно расступил остальных Энерго. – Анна Дмитриевна, я наблюдал за конфликтом и ничего такого не увидел, поэтому не вступал. Поспорили из-за лопаты. С кем не бывает? Рабочий момент! Это специфика работы! – Василий начал печатать на телефоне сообщение. – Если была бы действительная драка… Разве не увидели бы вы синяков на лице или на теле своего любимого сына? – непонятно, было ли это похоже на то, как уговаривают родителей сына с мячом еще остаться, чтобы поиграть, или на целое судопроизводство в отношении моего нахождения в команде. Может, мне действительно вырезал гланды Якволев в этой заброшенной, никому не нужной комнате, и это все мой «последний суд», как выражается Самуил Тимофеевич? Власов появился так же неожиданно, как и всегда. Было такое ощущение, что он просто прятался под землей, выжидая нужного момента. Шипящим своим голосом пытался закончить то, что начал Удов:

– Это очень хорошо, что вы здесь, Анна Дмитриевна. К моему вниманию были приведены некоторые факты, угрожающие не только вашему сыну, но и нашей команде в целом. В первый же день коллектив невзлюбил вашего сына. Принял в штыки. Завязалась драка. В тот же самый день ему дали обидную кличку. Впоследствии агрессия нарастала, особенно если принимать во внимание, что наше начальство, – он обмерил с презрением Бобенко, – не заметило этого, и, как видите, узнал он об этом только сейчас.

Дальше – больше! Неоднократно намекал вышестоящим органам, что такое быстрое продвижение неопытного рабочего приведет только к негативным последствиям. Нет! Нет же! Наш доблестный лидер не хотел ничего слушать. И что мы получили? Его подчиненные просто отказывались работать, а он, больной, пытался их заставить, когда же они сами посчитали нужным работать подчеркну – сами, то бедный Сережа начал работать, пытаясь не отставать от общего темпа, практически на износ. Упал в обморок, и домой его тащили под ручки, – видно было, что он наслаждается собой. Ему нравилось, как звучит собственный голос, как он подставляет слова. Наконец пришло его время, время все высказать. Долго же он ждал этого.

Власов теперь был в своей стихии. Обуянный успехом своего ораторства, он начал рисковать и распускаться:

– Одно дело – он бы подвергал только себя опасности, но… Учитывая его прошлое и эпизоды, которые он здесь показывал… Вся команда подвергается опасности каждый день с ним на площадке, – до этого мама слушала с лицом одобрения, теперь злоба с обидой появились на лице. Заметив это, он протрезвел и опомнился. – Поймите! Я бы этого всего не говорил, если бы это не было моей работой. Это моя обязанность выявлять все угрозы для нас и устранять их, – от мамы не прозвучало привычное что. Видно было, что приговор в любом случае вынесен. Мне, наконец, не нужно было оправдываться, ткать новую ложь… Власов с Удовым торжествовали. Тут в грубой тишине исподлобья заговорил Коля:

– Да, все так. Все именно так. Впервые я здесь услышал о драке. О кличке знал, но не посчитал ее обидной. Когда он вышел больной, он сказал, что просто отравился. У меня были подозрения, что он болен, только не стал ничего делать. Теперь мне стыдно за это, ведь он не статуя, а живой человек. Остальные начали работать, потому что так сами захотели, да. Они захотели подчиниться после того, как он чуть ли не принес себя в жертву общему делу. Я знаю этих двоих как облупленных. Если они чего-то не хотят делать, то делать они это не будут. Пока на них не рявкнешь, естественно. Но в тот вечер мне этого не пришлось делать.

Остается только одно. Я доверял и повышал Сережу только потому, что видел и вижу в нем огромный потенциал. Как бы мной все сказанное пред и после напущено и пафосно не звучало… Неужели вы готовы поверить этим двоим, которые с первого дня нашептывали мне об ужасном Сером Волке? О его школьном прошлом. И неужели вы заберете Сережу, ставшим незаменимым звеном в этой цепи на велосипеде, который взбирается в гору?

– Осмотрев всех вокруг, она посмотрела и на меня. На лице мамы была решимость. Не дав еще кому-то сказать слово, хотя никто особо не хотел, кроме Власова, ему всегда есть что сказать, она вынесла вердикт:

– Какую кличку вы ему дали? – посмотрела она на Колю, однако за него ответил Энерго:

– Пьеро, как в Буратино, – мама снова посмотрела на меня. На этот раз с милой материнской улыбкой. Опустила голову к моей и поцеловала меня в лоб.

– Чтоб дверь была отмыта, как на работу буду уходить!

– без нужных подтверждений мне было и так все понятно. Хотелось прокричать, что она лучшая мама на свете, только она это уже знала и так, поэтому просто крепко-прекерепко обнял свою мамулю и, полный благодати, повернулся к остальным со следующим:

– Спасибо, что прикрыли, и надо извиниться, наверное, что вам пришлось это разыгрывать здесь. Сам заврался и вас в это втянул, – Коля схватил меня за руку и потащил в неизвестном направлении.

– Работой отблагодаришь.

– Эй! Куда это вы? Мы еще ничего не решили! – обернувшись, видел, как оставшиеся почти бежали за нами. Мы уже подходили к части двора, где было много снеговиком. Неудивительно их количество, ведь дети увидев Колю за работой, тоже хотят делать что-то похожее. Кто знает? Возможно из этого что-то и выльется. Capo начал указывать на снеговиков.

– Посмотри! Ты только посмотри на них! Неказистые, просто слепленные, покошенные и главное – все одинаковые. Никак…

– Я не позволю!

– Мы еще ничего и не собирались делать, – Удов стоял перед нами с раскинутыми руками, будто защищая эти детские поделки. Поняв, что с другом спорить бесполезно, Василий уставил взор на меня.

– Твоя мать меня не послушала, так ты меня выслушай! В побеге за своей грандиозностью он хочет разрушить всех снеговиков двора, только ему этого будет недостаточно, полезет в…

– Нам хватит всего, с Пахомом мы нашли много снега нетронутого на крыше электростанции.

– Я тебя перебивал тогда? Дай высказаться! Хотя понятно, что попытки будут тщетными тебя вразумить только послушай! Эти дети заслуживают такое же право создавать, как и Коля, даже если у них не получаются 3-х метровые статуи Афродит. Что если такой же умный, как ты сейчас, Коленька отнял у нас весь снег тогда? – он все-таки съехал к спору с Бобенко.

– Ничего бы не было!

– Вот именно, что ничего бы не было. Ни тебя, ни меня здесь бы не было. Сидели бы дома, как сычи. – последнее, видимо, невольно отсылалось ко мне. Соображать ясно не мог.

– Серый, Серый, посмотри, тебе не надо никого слушать. Ты все и так понимаешь. Эти снеговики – големы, бабы снежные. Как их можно бабами назвать, если у них даже пола нет! Три клубка – один меньше другого. Конечности из палок. Не покрытые снегом, просто кость – каркас торчит. Водой хотя бы уподобились облить!

– А разве обязательна плоть в произведении? Скелет теперь не может быть таким же прекрасным как тело? Ты сам делился, когда со мной восхищением костного устройства кисти человеческой.

– Эт… – Вася не давал себя перебить. Он направил повелительно на него палец

– И не смей говорить, что это другое! Концепт палочного каркаса с проволокой и задумка самого произведения из снега с добавлениями воды не я придумал. И не я использовал этот концепт на одной из первых выставок. Что это, если не кости с плотью, Коля!

– Их бездарность с ленью невозможно выдавать за определенное решение художника. У них глаз нет, одни глазницы. Немногие догадываются наконец вставить крышки вместо глаз. Про нос я вообще молчу. Отсутствие или кто-то жертвует морковью вместо него. Типичное произведение современной культуры с лицом смайликом. Упрощение простого. Только даже сама эта культура представляет снеговика намного сложнее и тем самым нереалистичнее. Везде, начиная от игр и заканчивая открытками праздничными. Везде можно увидеть на голове ведро. Хотя о каком ведре может идти речь, если людям морковки жалко? Метла в руке, повязанный шарф на шее. Неудивительно, что этого здесь ничего нет, бездомные это все бы разобрали тут же! Тем более, сколько ты видел пьянчуг разбивающих снеговиков, а потом и друг друга в дребезги? Было бы время, я бы просто подождал. Только дело в том, что у меня его нет, и споря с тобой, у меня его все меньше.

– Ты был бы прав, если выбрал просто подождать и не разрушать, ведь если каждый сделает такой выбор, то они доживут до весны.

– Какой ты наивный! – восклицал Коля в ответ.

– Тебе никогда не казалось странным выбор этих предметов для украшения снеговика? Весь концепт для страны, в которой мы проживаем, вполне мог представлять аналог язычного тотема из снега. Поклонение богам зимы. Они ниспослали с неба снег, а значит – он продукт Божий.

– Что ты несешь опять? – но Удов не обращал внимание на перебивки и продолжал.

– Чтобы задобрить не только в виде возвышения тотемов, придумали вставлять морковь вместо носа для подношения. Присутствие крышек может свидетельствовать о традиции класть монеты на глаза умершего. Даже ведро с метлой можно объяснить! Во времена, когда посягающих на Русь было много, соответственно, много было павших воинов. И у каждого воина была семья, дети и дом, которые они защищали и пали. В честь павших воинов сыновья и дочери делали снеговиков, словно своих отцов. Вместо меча – метла, вместо шлема – ведро или другая похожая тара того времени. Ну и кто ты такой, чтобы отнимать традицию многих сотен лет у детей? Ах да, вы ведь теперь об этом.

О том, как отнимать у слабых. У тебя все происходило буквально за спиной. Обидно, наверное. Только это вы. Вы! Не я. И с места я не сдвинусь, пока вы не провалите отсюда.

– Ты просто проектируешь свою ситуацию, вот и все…

– видно, это задело за живой нерв.

– А ты не проектируешь свою на Микеланджело?

Каждую ночь, наверное, на него проектируешь. Только картинки ваши что-то не совпадают. Наверное, дело в том, что от него что-то осталось. У меня для тебя новость: от любви со снегом дети не рождаются. Что от тебя вообще останется? Мертвая птичка из поролона с рябиной вместо глаза? – Колю обуяла ярость, и он не смог удержать себя в руках. Он повалил Васю на землю, и они начали бороться. Хрипя, Коля все говорил:

– Хочешь уйти, а? А? Хочешь? – Пахом с Энерго имея богатый опыт в таких делах, быстро расцепили накалившихся парней. Энерго держал, нет, даже придерживал защищающегося. Вася, собственно и не порывался к драке. И так все доказал. Вот нападавший в руках Пахома еле держался.

– Что и требовалось доказать!

– Заткнись, даже уйти нормально не можешь, позер!

– Я то уйду, но только после вас, – тут Энерго предложил:

– Хорошо, давайте голосование. Проигравшая сторона уходит во избежания мордобойства. Кто за то, чтобы не трогать снеговиков?

– Да! Кто за то, чтобы дать всем шанс начать в этом ремесле и не отдавать весь материал этому напущенному индюку, который в любви со снегом, а не с единым человеком на этой чертовой планете? – Потом появился из-за спины главный подстрекатель прошлого разговора с поднятой рукой. Немного подумав и пошатнувшись от спокойного тела Васи, Энговатов присоединился к нему.

Сначала на продолговатом лице показалось расстройство от решения, но оно быстро переменилось на твердую решимость. Губы поджаты, брови сдвинуты до самых очков. Мне он казался самым преданным к Бобенко человеком здесь. Если он поднял руку, то все могут поднять.

Все? Даже я? Незаметно, как оказался меж двух лагерей, меж тишины беспокоя. По одну сторону был Удов с Энерго и Власовым. Обернувшись по другому, увидел по другую сторону. Бобенко был со своим двумя верными колоссами. Даша и Пахом стояли не так уверенно. Пахом потупил голову, опять тяжелая дума его одолела. Катя нервно грызла ногти на морозе. Решив меня поторопить, Удов сказал:

– Ты не выбираешь одного из нас. Просто согласен ли ты разрушать, а не созидать? – конечно, не согласен. Только когда тебе говорят, что ты не выбираешь, за кем следовать. Ты выбираешь за кем следовать. Нельзя написать идеологию без идеи.

Люди иногда просто хотят сгрудиться вместе. Соорудить эхо-камеру, где постоянно будут слышать «угу» и «ага», как в ясельной группе. Смастерить себе униформу и теперь не отличаться ни внешне, ни внутренне. Сражаться непонятно за что и где. Как бы ситуация меж этими двумя лидерами не казалось комичной, они хотя бы знают, за что драться, за что хвататься. Хоть их цель и мала, но явна.

Возвращаясь к прошлым размышлениям насчет того, что, собственно, представляется из подчинения и связывая с новыми, заявляю: в слове идеология должна произойти замена буквы «о» на «а». Люди ищут себе идеал. Идеальный лидер, идеальный оратор, идеальный человек, который будет идеален во всем. Стоит ли и говорить, что поток надежд разбивается о сухую реальность человеческой натуры?

Как обычно, под выбором прячется идея, под идеей – человек. Выбирая первое, ты невольно согласен и на второе, и на третье. И говорится не о блюдах. Еда в последнюю очередь приходит на ум, когда приближаешься к околополитичным размышлениям. Поверить не могу, что они просунули свое скользкое тельцо и сюда. Точно и здесь Коля оступился и это одно. Он продолжает падать, не хотя признать это, и это для него иное.

Теперь нужно решить. Обращаясь к последнему, заговорившим со мной, спросил:

– Вася, как ты знал о драке моей с Пахомом? Неужели ты все видел и ничего не сделал? Энго хотя бы давал мне дельный совет не вставать

– Мне рассказали.

– И кто же? Твой соглядатай? – тыкал пальцем на Власова. – Два из трех, включая тебя, конечно, пытались всячески меня выгнать или подпортить жизнь. Почему это я должен идти к вам на встречу, когда вы этого никогда не делали?!

– Один из нас шел и постоянно идет к тебе на встречу. Больше остальных даже. А позади тебя, там то же самое – два из трех. Думай теперь, кто еще один. Ответ может тебя удивить.

– Не хочу задаваться такими вопросами. Хочу человека, который ищет меня в своей команде, – быстро Вася нашелся и подтолкнул Энерго мне на встречу. Меня тоже что-то подтолкнуло на встречу к ним. Удов не верил своему счастью, Энерго был опять в каком-то смятении.

Я посмотрел вокруг еще раз. Взглянул на снежные творения с одной и другой стороны. Да, теперь все черно-белое. Посмотрел на рогатку, висевшую на ветке. Она была все на том же месте, только сдвинута к краю. Складывалось впечатление, что ее кто-то пытался достать… Пошурил в кармане и обнаружил фигурку кровавой королевы. Достал ее и еще раз посмотрел на свет перед правой рукой. Подойдя, наконец, вплотную к Удову, говорю:

– Нам не по пути, прости. Коллега, – еще ближе к Сане, вдыхаю воздух. – Энго, ты сделал свой выбор. – Развернувшись, пошел к Бобенко. И слышал себе в след:

– Ах ты, тварь злопамятная. Знаешь, мне тогда не рассказали. Доложили! Пораскинь мозгами на досуге, что это значит, – это самим собой. Только надо было идти дальше. Коля встречал рукой, согнутой в локте. Пожал и обнял. До сих пор не знаю, прав ли я или не прав. Даже если так, еще никогда быть ни правым не ощущалось так хорошо.

– Правильно, Сережа. Все правильно. Ты теперь с нами, – говорил, обнимая, меня, Коля, хлопая расстановочно по спине рукой. Отходя от меня, он продолжал, уже обращаясь к противоположным по отношению к нам:

– Все, кажется, решено. Голосов вдвое больше на нашей стороне. Власов можешь считать себя уволенным с позором!

– Как пожелаете, – напущено поклонился упомянутый

– Только все мое идет вместе со мной. Вы знаете правила, и его вам не удастся нарушить, – извивалась гадюка.

– Да-да-да. Как угодно. Только проваливай, – отмахивался он.

– С новым началом, Коленька! – уходя, сказал Удов.

– Значит так ощущается развод, м? Дашка, теперь ты – моя правая рука. Пахом с Пьеро, у вас остается та же динамика. Пьеро – ты старший. Слышал, Пахом? Я так сказал, чтобы лишних вопросов не было. Уверен, после всего, что ты сделал, ты будешь в восторге. Ладно, за работу надо приниматься… – Звучал он, поглощённый напускным энтузиазмом. Это понятно. Это драм представление в несколько актов действительно отняло много сил.

Глава вторая| По частям собрали вновь|

Нас с Дашей отправили собирать снег с крыши электростанции, пока они с Пахомом присваивают снег из бывших снеговиков.

Наверное, это нужное маленькое зло для большего добра. Нам нравится какое-то произведение, но часто ли мы задумываемся, как оно сюда попало. Какой путь прошло и какой путь сам художник должен был пройти, чтобы прийти к своему произведению?

Идя по хрустящему снегу от мороза, он весь покрылся коркой, мы, наконец, дошли до станции. Заметив рядом самодельную лестницу, мы забрались. Осмотревшись, моя напарница начала ходить вокруг по крыше, волоча ноги. Сказала мне делать то же самое, чтобы сломать панцирь. Закончив с этим, она достала бутылку воды и начала смачивать снег. Влажный снег теперь можно было скатывать, за что мы и принялись. Решив оборвать еще одну тихую паузу, поинтересовался, что она обо всем этом думает:

– Если хочешь знать, дверь тебе не придется перекрашивать со мной.

– Да ну, это радует.

– Просто девушка в обиде закрасила. Получилось дверь для входа в галерею современного искусства, если бы дверь была частью этой галереи. Столько разных красок и цветов, – видно было, что интереса к моим рассказам нет, она просто катила снежный шар молча. Возможно, наводящий вопрос наладит контакт.

– Ненавижу болеть, когда выздоравливаешь такое ощущение, что пол сезона сериала пропустил. Что вообще произошло?

– А что здесь непонятного? Коля хотел снеговиков, Вася их не хотел. Больному ему пришлось выйти, спорить долго. Кричал ужасно. Видимо, из-за этих криков болезнь и испугалась. Вскоре он выздоровел.

– Это он из-за меня он заболел. Выходить тогда было эгоистично и глупо. Я ведь даже не подумал, что здоровье других подвергаю опасности, – опять тишина. На этот раз с согласительным тонном. – Так что думаешь насчет ухода Удова? Вы втроем вроде как друзьями были.

– Скажу одно – все, что не делается – все к лучшему, – опять молчание, мне ясно дали понять, что разговаривать со мной не хотят. А если и будут, то будут короткие, сухие ответы. Все-таки спустя какое-то время она добавила:

– Он вернется, обязательно. Ссоры для них – это обычное. Бывает, заспорят, обгавкают друг друга и спустя день, неделю, месяц пыль оседает, и они мирятся. Просто молча начинают работать вместе. Подкалывают друг друга, а потом, накопив много смешных историй и шуток за все это время, смеются весь день.

– Месяц? У нас нет столько времени!

– Знаю без тебя! Вроде для себя все делаем, а такое ощущение, что это вечно отклоняемый нами гос. заказ. Из-за этих ограничений он и пошел на это, – взгляд Колесниковой устремился на две фигуры рушихся снеговиков. Коля хотя бы пытался скрыть удовольствие, которое приходит после разрушения чего-либо из снега, Пахом же не пытался даже скрывать этого. Старик рушил их одним махом, влетал с двух ног, таранил головой. Смотря на него, можно было и забыть, что он в годах. Или то, что его покинул лучший друг. Странное распределение оказалось теперь не таким странным. Бобенко просто решил отвлечь Пахома от его дум. – Никогда такого не было… – продолжила Колесникова. – Мы же, Банда Архитекторов, всегда находим выход. Это все из-за несоразмерных амбиций его. Коля хочет сделать самую огромную статую из снега, как Микеланджело. Настоящего il gigante. Только всего снега в мире не собираешь. Этот бумеранг вернется и ударит нам в лоб.

– Подожди… Ты ведь не намекаешь на то, о чем говорил Удов? Ты в это веришь?

– Неважно, во что я верю. Главное, чтобы Колька верил в себя и в нас. Остальное неважно, – мои руки еще толкали, когда она мощным движением ноги скинула снег с крыши. Растянувшись на теперь чёрной крыше, увидел и слышал то, что и предполагал все это время.

Надо мной стоял колосс, сильный и верный. Она была словно вылеплена самим Бобенко для своей защиты, не то что коня может остановить на скаку, как отметил для себя, в первый раз ее увидев. Даша может целый табун остановить. Такой верный компаньон необходим, ведь верность ее соразмерна с собачьей, и нет ничего в этом зазорного. Уверен, что ни я, ни тем более она не видит ничего плохого в этом животном. Колосс посмотрел на то, как смотрю я на нее. Невольно улыбнувшись, видимо моей нелепой позе, сказала, что нужно поторапливаться, чтобы снег не замёрз, и, недолго думая, спрыгнула вниз, прямо в свежи разбитый снег. Уверен, лестница тихо посылала себя куда подальше. Последовав ее примеру, оказался внизу, где как раз Даша гладила своих собак.

Одна спокойно поддалась ласкам, другая вырывалась и провоцировала на игру. Видно было, что справлялась она только с одной. Поняв, кто есть кто, спросил:

– Значит, это Вольф? – вопросил и указал на игривого пса.

– Верно. Вольфганг – в честь Моцарта и… – она замялась.

– И?

– В честь песни Tyler the Creator. Ты его слушаешь?

– Слышал пару песен. Эй, это не разве тот кто съел таракана в клипе? – она начала снова обильно смачивать снег и обратно придавать ему форму шара. Присоединился слушая ответ.

– Да, но он изменился. Хоть не слова в его песнях не понимаю, но чувствуется, как его музыка изменилась, и вместе с этим чувство от нее. В этом и прелесть, не так ли? Можешь не разуметь, о чем говорят, но можешь почувствовать. В конце концов, его бренд одежды называется Golf Wang. Тайлер поменял местами буквы Wolf Gang, разве не видны перемены.

– Хм – м – м… – никогда этого звука не издавал.

Видимо, от Вероники заразился. – Он только поменял две первые буквы и все? Большие ли это перемены?

– Тебе просто нужно послушать последний его альбом

– Igor. Это…

– Подожди! Игорь? Так и называется? – улыбаясь, она начала снова объяснять.

– Да нет же! Игор. Как помощник доктора Франкенштейна. Все выверено, начиная с первой ноты и заканчивая последней. Посмотрев клипы на песни, стало ясно, что это история о любви. Падение в любовь, восхищение, восхождение, падения, ссоры и, наконец, расставание. Мои догадки утвердились, когда я перевела названия песен. И вот в последней ноте – «Мы еще друзья?» прозвучала нота, которая начинает первую песню альбома – «Тема Игора».

– Значит цикличность?

– Да! Не только жизнь циклична, но и любовь.

– Сегодня вечером послушаю, – мы уже подкатывали ком на законное место. Бобенко неодобрительно покачал головой и крикнул:

– Катите его сюда! Нам нужен цельный кусок! – Даша тяжело вздохнула, но повиновалась. У меня же были вопросы:

– Что? Что это значит?

– Это значит, что мы будем лепить из цельного куска. До сих пор не понимаю, как мы будем толкать такой крупный клубок.

– Об этом не беспокойся, но как его можно считать цельным, если он будет из составных частей, как Франкенштейн?

– Если катать его туда-сюда…

– Это опять же, столько времени! – напоминал ему зачем-то.

– Поэтому и торопимся! – подкатили по итогу к указанному месту. Пахом, как галантный джентльмен, коим он и является, поменял подуставшую Дашу. В замене не заметил разницы в силе, что удивило. Пахом, как ему обычно свойственно, ничего во всю работу не сказал, только указывал мне, где упирать руки. Нужно было уминать прилипший снег для прочности. Коля теперь с Дашей подкидывали под снежное перекати-поле куски снеговиков. Нет, они не пытаются подпортить нам жизнь чисто из вредности. Так ком мог наесться и укрепиться по пути следования. Как они не старались заменять друг друга – один уходит, другая приходит и т. д.

В интервалах между тем, когда подбрасывали чистый, почти белоснежный материал, по пути снежная сфера собрала последние кусочки снега, как голодный путник вылизывает тарелку, не наевшись. Что не аппетитно, так это куски земли и даже собачьих экскрементов, которые шар тоже зацепил за отсутствием в некоторых местах снега. Земля, как плешивая голова оголяла себя. Вот наконец мы подъехали к нужному месту. Даша с Колей принялись быстрыми движениями прилеплять остатки. Без передыха необходимого для некоторых, мы тоже начали собирать как можно больше кусочков и одним легким движением они прикреплять к конструкции. Исчерпав ресурс, Коля приказал толкать снег к двум остальным фигурам, пока они будут опять подбрасывать куски по массивнее. Поняв, что мы так и будем туда-сюда толкать снег, собирая все что нужно и не нужно, у меня появилась идея.

Опять Пахом не вымолвил ни слова вне рабочей среды. Не назвал куклой, не посмеялся, как я обливаюсь потом. Судя по всему, предательский уход Сани действительного повлиял на него. Добравшись снова до места, клуб снега был размером с другими скульптурами. Ясно только, что Коля на этом не остановится. Настало время изложить свою идею Бобенко:

– Capo, послушай. Это не бильярдный шар, катать его туда-сюда. Не прилипший снег просто остается там, и мы уж точно не вернемся за ним попутно собираю всю эту грязь и листья. Сам посмотри, какой материал бурый стал. Разве из этого получится достойное завершение работы?

– Хорошо, что ты предлагаешь? – вспомнив, что важнейшая часть плана спрятана вдали отсюда, под снегом. Как безумный дернулся туда. Вернувшись, Коля был уже удивлен и немного скептичен.

– Канат?

– Да! Если его разделим на две части и выкопаем в снегу две подходящие борозды и вставим их туда, мы сможем тянуть ком еще больших размеров.

– Каким образом? – все еще не понимал Коля. Решив доходчиво все объяснить, достал тетрадь.

– Если вкатим ком на борозды, взявшись правильно за канат, то будет вроде как обволакивать ком, остальные двое смогут толкать сзади.

– Не только двое смогут тянуть и толкать, так?

– Конечно, места хватит для многих людей. Именно поэтому это и будет возможно. Плюс, снег незакрепленный останется здесь, и можно будет его собрать, оставляя белоснежность, – Коля разглядев повнимательнее мои чертежи, представлявшие собой детские каляки, улыбнулся.

– Если это сработает на практике, то будет единственной хорошей новостью за сегодня. Самое оптимальное место для всего этого именно здесь. Где снеговики – там осталось совсем мало снега. Здесь же снег остался, и он утрамбован глубоко. Можно будет покрыть льдом дорожку, по которой клубок будет катиться. Так полегче будет? – я только кивнул, не поняв, как сам об этом не догадался, – Снег не будет прилипать и собрать его заново будет легче. Вот теперь дело пойдет! За работу! – благо Оксана была все еще у меня. Быстро за ней сбегал.

Пахом уже выкорчевывал снег, каким-то образом оказавшись быстрее меня. Посмотрев на его процесс, пришлось его остановить.

– Вот что значит не посоветоваться с начальником! Смотри, как глубоко ты копаешь. Туда попадет слишком много снега, и навряд ли он прилипнет, – Пахом не отреагировал и только исправился – стал копать не так глубоко. Какая-то просто тень прежнего Пахома. Мне уже хочется, чтобы он хоть что-то свое, брюзжащее, старческое сказал. – Мне тоже грустно и непонятно, почему он ушел. Но надо это смятение превратить в ярость, чтобы он обзавидовался и пожалел, что ушел.

– Ты еще молод…

– А ты уже стар, и тебе не стоит расстраиваться из-за этого. Сколько раз у тебя в жизни это все происходило?

– На удивление… это первый, – здесь уже не нашел ничего сказать, хотя должен был. Мы в тишине перешли к другой борозде. – Я просто страшусь.

– Чего же, смерти? Да, для тебя она не за горами, – это немного его позабавило, что меня самого намного больше обрадовало.

– Можно и так сказать. Просто если меня выгонят, это для меня смерти подобно.

– Старый конь борозды не испортит, как там ваши говорят. С чего ты взял, что тебя выгонят? Ты тут незаменим, Пахом.

– То, что я делал… Это нельзя простить. И я не буду даже надеяться на то.

– О чем ты… – но меня перебили и это еще ладно, Пахом раскрывался, как настоящий человек, как Семен, и за упущение этого намного обиднее.

– Мы распутали! Вы там закончили?

– Да, да. Все готово.

– Пулей тогда за водой! – что было делать? Пришлось бежать. Мама, уже, видимо, сто раз пожалевшая, что меня отпустила, смотрела, как наполняю ведра водой.

– Значит, это ты тогда воду пролил. Человек в больницу попал!

– Я тоже чуть не попал, навернувшись там. Так что правосудие восстановлено, как по мне.