Текст книги "Опус Серого Волка"

– Сережка, ты ведь раньше таким не был. Ты взрослеешь, я понимаю…

– Мам, мне серьезно некогда. – отрезал я бежавший с полными ведрами воды. На первом этаже я все-таки был аккуратен на этот раз.

Пахом опять меня опередил и поливал уже утоптанный снег. Он просто издевается надо мной своей старческой молниеносностью. Опустошив и свои ведра, Коля осмотрел образовавшуюся корку с моей лопатой в руках. Довольный увиденным отправил нас вернуть ведра домой, чтобы они не мешали. За это время они с Дашей как раз успеют натаскать еще снега и лед окончательно схватиться. Быстро ворвавшись в квартиру, попутно пугая Берлиоза, сидевшего у двери ванны, грохотом ведер, пытался ворваться и в комнату, подле которой и сидел стражник в черном меху. Но дверь не открывалась. Вода шумела. Оставив ведра у двери, выбежал так же резко, как и вбежал. На улице уже все было готово для того, чтобы мы наладили это производство. Capo потрогал лед и опять довольный обратил на меня взор.

– Так, Пьеро, хорошо. Давайте, вы с Дашей будете толкать сзади, мы тянем спереди. Снег уже раскидан как надо. Вперед! – так мы и поступили. Было скользко, особенно упираться было неудобно. Пришлось просовывать ноги в выкопанные линии. Они были, правда, узковаты, за то глубина идеальна, осознание чего принесло мне удовольствие, однако не такое удовольствие, как от факта, что мой механизм работает!

С легкостью мы толкали этот клубок, как прежде, полной командой не могли сдвинуть с места. Даже рычаги не пришлось использовать. Коля кричал и присвистывал от удовольствия. Когда мы докатили шар почти до конца веревок, мы перехватились. Теперь мы тянули канат. На этот раз Дарья вежливо отказалась меняться. Снег опять был разбросан на ледяной помост и обильно смочен Колей. Мы так сделали еще пару раз, пока весь снег не закончился. Глыба теперь превышала скульптуры! Только видно было по лицу скульптора, что этого недостаточно.

– Даша, что там, одни крошки остались? – она подтвердила. С минуту он подумал, смотря глубоко в белизну у него под ногами. Собравшись с мыслями, capo развернул свою речь, как слова царя на папирусе:

– Значит вот что. Я собираюсь родить великую богиню колоссальных размеров, достойных иных. На голову, нет, на две выше своих сестёр. Хочу, чтобы одним движением могла меня оборвать, одним шагом раздавить – вот что я хочу сделать! Если вам мои мотивы непонятны, неинтересны, у вас еще есть возможность уйти. Для такой множественной статуи надо много снега. Снега не будет до конца месяца. Да и не стоило и надеяться на милость божью к нам? Было ли когда-нибудь иначе? Ради моей работы я готов на все, а чтобы они втроем появились на свет, нужен материал, которого становится все меньше. Это значит, что ради снега, ради материала я готов на все. Если вы это не готовы разделить, то опять же – еще не поздно уйти, – Коля внимательно оглядел наши лица. Никто не шелохнулся. – Хорошо, сегодня я отпускаю вас пораньше, не чтобы вы отдохнули, такого мы себе не в жизнь сможем позволить. Хочу, чтобы вы прошлись по городу, по улицам, дворам и нашли все, что угодно. Все, что сможет нам помочь переносить большое количество снега – это еще ускорит нашу работу, – на этом мы и разошлись.

Глава третья| Это что за любовная фигура?|

Уходя, хрустя снегом под ногами, уже и не думал, что прозвучит знакомое «Всем спасибо за работу!» – Но оно прозвучало, не смотря ни на что. Решившись, обернулся с закрытыми глазами и проорал «Не! За! Что!» – все меняется. Только все так же. Мы в порядке. Все в порядке. Раскрыв, наконец, глаза, увидел Дашу перед собой. Гримаса у нее была, будто ее оплевали: глаза прищурены, рот вытянулся. Это явная реакция на мой ор. Не удивительно, ведь на последней букве мой голос предательски подвел меня, что никогда раньше не случалось. – А! Извини. Не думал, что кто-то сзади будет.

– А я не думала, что ты так заорешь.

– Тебе же в другую сторону вроде…

– Все так. Вот, решила тебе помочь с дверью, раз уж ты нам так помог. Упрашивала и остальных, но Коля и слышать не хотел. Говорит, завтра большой день и нужно хорошо подготовиться. Пошел по мусоркам рыскать инструменты, подходящие для переноса снега. Ну а Пахом он…

– Пахом, – она улыбнулась смятенно на это.

– Верно. Поэтому я его даже не спрашивала. Честно говоря, я его немного побаиваюсь.

– Ох! Нечего его бояться! Он как старый, пушистый паук – плетет себе что-то под нос и боится тебя больше, чем ты его. Просто нужно поработать с ним поближе, и ты сама в этом убедишься.

– Надеюсь, это так. С тобой было то же самое… Ну что пойдем?

– Пошли, – пока направлялись к моему подъезду, разговор продолжался.

– Ты спрашивал меня про Васю, теперь моя очередь спрашивать тебя про Энго. Видимо, спрашивать, скучаешь ли ты по нему, бесполезно, судя по тому, как ты прокричал его коронную фразу.

– Я это сделал, потому что… – а почему? На кой я это сделал? Придется выдумывать на ходу. – Потому что нужно понимание – хоть раздели нас на пополам, все равно будет все по-прежнему. Неважно, кто будет кричать это. Незаменимых нет.

– И что же, Коля тоже заменим? – язвительно она осведомилась. Во всю дорогу до подъезда думал об ответе и, не найдя ничего лучше, ответил:

– Здесь сложнее все намного…

– Расслабься. Я не президент его фан клуба.

– Ну почему же? После ухода Васи полномочия автоматически перекладываются на тебя.

– Если так, то можно я их перекину на тебя?

– Вначале хорошо бы узнать, что нужно на этой позиции делать.

– Быть лучшим другом.

– Никогда им не был, не уверен, что справлюсь.

– Но начинать же нужно когда-нибудь?

– Это тоже верно. – сам не заметил, как мы уже оказались у моей двери.

– Боже ты мой… Тут словами и не описать. Что-то с чем-то!

– Мда… Еще не передумала?

– Коли я взялась… Тут за один присест и не справится, даже вдвоем.

– Ладно, поищу пока средство по эффективности схожее с безумностью этой двери, – поиски такого средства оказались тщетными. Зато нашелся обычное средство для таких дел. Засунув бутылку растворителя в просторные карманы утепленных штанов, направился к двери.

Выходя для сообщения этой новости, нашел ее с расстегнутой курткой. Ее мощную грудь обтягивала водолазка вишневого цвета. Она была облитой лунным светом из прилежащего подъездного окна. Даже в потемках она заметила, как сам уже превращаюсь в вишню, смотря на нее, поэтому сообщила:

– У вас тут в подъезде хорошо топят. Мне стало жарко, вот я и расстегнулась.

– Топят хорошо, а вот растворителя нет, так что как-нибудь в следующий раз. – Это вышло у меня как то само. Отвержение.

– Правда? Ну тогда… Покажи дверь хоть напоследок, – вот и в правду закрыл дверь, и мы уставились на мою изуродованную дверь. Зачем ей соврал, неужели засмущался? Глупость какая. Что она меня здесь изнасилует? В любом случае, она знает, что у меня есть девушка.

Вот так мы и стояли. В темноте рисунок казался иным, вырисовывались новые, пугающие фигуры и события. В этом, наверное, и прелесть абстрактной картины. В разное время увидишь разное. Ну или всегда будешь видеть одно – ничего. Полная тишина. Не хватало только сверчков. Жаль, что они давно уже спят. В такой тишине и темноте разум начинает играть странные игры. Сейчас, к примеру, вижу мощную фигуру, тянущую руку ко мне. Схватив меня за руку, она приложила к своей груди. Она еле помещалась в моей руке. Почувствовав кипяток чужой ладони, тут же пытался отдернуть руку, но безуспешно – не хватало сил.

– Отпусти, у меня есть девушка, – улыбнувшись она начала шептать в ответ:

– Не выдумывай. Сейчас уже не надо, – чувствовался мощный мотор питающий этого зверя. Его обороты увеличивались с каждым словом. – То, что ты сегодня сделал для Коли – бесценно. Я давно его таким не видела, он был… Почти как ребенок. Счастлив. Запомни! Сделав его счастливым, ты сделаешь и нас всех счастливыми, – она, наконец, отпустила мою руку и ушла.

Да. Вот так просто. Ушла. Постояв там еще с минуту, зашел и сам обратно, переваривая случившиеся.

Попробовал отвлечься. На стол выложил две книги, которые у меня были в рюкзаке. Взяв верхнюю, то есть «Бордовый чемодан», решил поставить на полку к остальным книгам. На столе остался Буратино. Взяв теперь его, открыл первые несколько страниц, и тут же какая-то ненависть наполнила меня, как горячая смесь заполняет форму. Шлепнул книгой об стол, будто пытаясь убить самого крупного жука, которого мне доводилось видеть. Потом швырнул книгу куда-то на кухню, хотя, казалось, причем здесь она? Вымотанный более морально, чем физически, решил отдохнуть. Мысль о том, что нужно рыскать по дворам и свалкам в поисках не пойми чего, меня угнетала. Решил отложить это до завтра, а пока уже летел на кровать, где и расположусь на ближайшую вечность.

Берлиоз в отсутствии хозяйки, а значит, и оптимального места для возлежания, припрыгал ко мне, мурлыкая. Приятный звук кошачьего моторчика наполнил комнату. Вибрации укачивали в сон грядущий.

Ах! Так как Буратино, не буду читать, по крайней мере в этой жизни, нужно послушать хотя бы альбом, который мне посоветовали. Вместе с этим проверю, что Власов убрал и удалил. Только как я не искал, никакой пропажи, на первый взгляд и не было. Все на месте, даже все переписки. Наверное, ему выгоднее было все оставить, чтобы легче было за нами следить. Написав лично Коле, предложил пересоздать все, чтобы щупальца Власова не дотянулись до нашей информации. Он согласился. За новое создание примется, как только вернется домой. Спросили меня еще о том, как мои поиски продвигаются. Чуть не спросил «какие?» Навряд ли Коля оценил бы. Убедил, что пока безуспешно. Он меня подбодрил. Ладно, думал, если альбом про любовь, то, может, он поспособствует моему скорейшему сну. Увидел на обложке фото самого Тайлера, так чопорно обрисованного по углам на розовом фоне. Мне показалось эта фотография темной, агрессивной, однако розовый фон, на котором он находится, контрастировал какой-то нежностью. Включив первую песню, тут же меня снесли агрессивные инструменталы, и только ты к ним привыкаешь и закрываешь глаза… Все идет на смену! Эта идея сквозит через весь альбом, будь это смена со спокойствия в активность или наоборот. Также некоторые звуки, ноты, инструменты перемещаются из песни в песню, но оставляют свой бит, перемешиваются и создают новое звучание. Кстати о них. К ним примешивается голос, не в привычном нам понимании, а как собственный инструмент. Во всех песнях он видоизменялся, но как раз в последней песне альбома голос остался голым – без фильтров и примесей. Немного еще полежав и обдувам услышанное, уснул. Все-таки это не для меня. Может просто еще тема не знакома.

На этот раз поднялся тяжело. Какой день – такой и подъем. Мама удивилась, чем это мне не понравился Буратино, и, не получив внятного ответа в силу утраты и утра, она все не успокаивалась насчет двери. Моим ответом было то, что у нас нет простейшего растворителя. Тут мама достала не из какого-то затаенного стенного шкафчика, для открытия которого нужно откинуть голову у бюста и нажать кнопку. Нет. Она достала из обычного ящика с химическими средствами растворитель, где он собственно и всегда был. Смотрела на меня мама теперь со скрещенными руками. Лица не видел, потому что не осмелился поднять глаза выше. Мое единственное оправдание было то, что этого все равно мало для нашей двери. В фрустрации мама подхватила бутылку и начала указывать на меня, говоря, что купит еще и чтобы сегодня дверь уже была чистой.

Глава четвертая| Серебристое крыло|

Отправился на поиски. Проходя двор за двором, себя спрашивал раз за разом: что мне вообще искать? Выбор свободный именно и проблематичен своей свободой. Мешая молочную кашу дворовых дорог под ногами, заметил, что она была с кусочками банана. Они пролежали там слишком долго, от этого и этот бурый цвет всей мешанины. Спустя время фортуна мне все-таки улыбнулась в виде заброшенный машины. Уж не знаю какая это модель, в этом не разбираюсь, могу сказать точно только то, что это лада и то, что она заброшена. Дверь вполне может подойти для целей Коли. Ее можно даже использовать как скребок, если приноровиться. Машина еще не была в таком плачевном состоянии, что были выбиты стекла, однако из нее уже вытащили все вещи первого интереса: двигатель, части салона, руль.

|Интерлюдия третья

Помню, в интервалах между болезнями умудрялся выходить поиграть во двор, и познакомился я с одним пацаном. Имя не припомню, зато помню, как он любил машины. И именно машины, а не игрушечные машинки, они для него были не по масштабу. Ему необходимо было залезть внутрь, ощупать салон, покрутить руль. Его активные интересы даже назвал бы одержимостью, активно подпитывалась родителями. Сам он рассказывал, что у него большая коллекция моделей машин, где открываются двери, крутится руль и вместе с ним колеса, даже фары горят! Сказать, что тогда завидовал – ничего не сказать. Фары светятся! Так мало того, у него еще была кровать в виде машины. Вот это точно была мечта моего детства. Из-за постоянного времяпрепровождения на кровати, в силу обстоятельств хотелось кровать – машину, чтобы катить по гоночному треку в бреду болезни и хворных снах своих. Вот мама мне постоянно отказывала в этом, хотя в большинстве случаев отвечала моим капризам, пытаясь обеспечить максимальный комфорт и заботу. Как стало понятно потом, просто вырос бы из нее через пару лет.

На самом деле это была обыкновенная зависть, какая часто случается у детей, когда они, например, увидели редкую коллекционную карту. Он жил жизнью, которую я бы сам не отказался прожить. Он лазил по закоулкам в поисках свежи раскрученной машины, чтобы посидеть в ней. Он хранил карту близлежащих дворов с отметками всех «брошеннок», как сам их называл. Всем желающим коллекционер показывал свою своеобразную коллекцию.

Он смело спрашивал разрешение у водителей посидеть в машине, когда она была припаркована. Мужики соглашались, почесывая голову, смотря, как он крутит баранку и издает ему казавшиеся звуки рычащего мотора. Мне же тоже так хотелось, однако стеснение не давало этого сделать.

Вот однажды, сидя за рулем очередной машины, издавая привычный уже аккомпанемент, он прервался и, обернувшись на меня, сказал, что будет самым великим гонщиком в мире, и если я ему помешаю или не готов буду помочь в этом, то мне стоит идти дружить с другими. Стоит ли и говорить, что никуда уходить я не собирался, ни до этих слов, ни тем более после. Потом, уже спустя больные мои времена, удивительный мальчик сам пропал из вида. Возможно, он переехал куда-то, не попрощаясь. Мне показалось, что это было довольно в его стиле, но остается только на это надеяться.

Конец третьей интерлюдии|

Пора возвращаться из грез. Смотря на разбитый морально автомобиль, мне нужно было найти что-либо для съема двери. Порыскав рядом, нашел пару железных штырей и взял дверь на излом. Штырь больно сломался, что привело к моему поцелую с дверкой. Поняв, что грубая сила здесь не поможет, решил осмотреть конструкцию крепежей. Кажется, нужно было только открутить болты и снять с самих петель. Будем надеяться, что догадки мои меня же не подведут. Сбегав за отвертками домой, мама даже не заметила моего входа и выхода, принялся крутить. Дело шло тяжело, от ржавчины болты порядочно засиделись на месте. Приложил свою звериную силу. Вроде дело оставалось за малым. Дернув вверх, дверь сошла. Как только начал отходить от машины, Лада не захотела отпускать меня с ее крылышком и провода, которые не заметил и естественно не отсоединил, вырвали дверь из рук моих и опустили мне на ноги. Было неприятно… Попрыгав с минуту, как в мультике, обернулся на коварные провода. Вырвав с корнем, двинулся дальше ко мне во двор, через дворы – не хочется лишних взглядов на улицах.

Эта предосторожность как раз оказалась моей главною опасностью. Услышал за спиной знакомый голос «Стой! Стоять! На месте!» – и т. д. Лежанкин! Вот сведет же судьба… Быстро сообразив, выкинул крыло в сугроб, где оно и утонуло. Сам дал дера до ближайших гаражей, где была целая плеяда вариантов спрятаться. Видев в какую сторону удрал, у него, видимо, промелькнула та же идея. Забежав в маленький выезд для гаражей, Лежанкин начал меня искать. Обзор на него представлял маленькая щель меж гаражей, куда смог непонятно как протиснуться. Пытаясь отдышаться, его ноздри раздувались все шире, создавалось впечатление, что он пытается меня учуять. Его голова наклонилась вперед, а поступь стала тише. «Пытается меня услышать, хоть бы пистолет не достал!» – подумал тут же. Зажал рот рукой. Все движения надо было делать медленно, иначе материал куртки начнет предательски шуршать или заденет стенку ненароком. Тем более чего-то резко не смогу исполнить – застрял здесь основательно. Лежанкин начал подпрыгивать, проверяя крыши. Вся его масса так нелепо амортизировалось при каждом прыжке, что мне пришлось прижать руку покрепче ко рту, чтобы не засмеяться. Тут он, будто почувствовав над собой насмешку, начал проверять расстояния между гаражами. Если найдет меня, то все… На этот раз здесь уже ничего не попишешь. Сказать, что спер дверь от Лады для бабушки – ночью мерзнет, нечем укрыться. Бред какой-то. Идет каждую проверять, отсюда не выкрутиться. Вот и до меня доходит. Предпоследняя. Последняя. Звонок.

Звонок? Звонок! Этот пулемет из слов даже отсюда слышно: спаситель! Лежанкин отвлекся и начал ходить кругами, объясняя, что делает и делал. Турчин его, естественно, перенаправил восвояси. Наконец преследователь удалялся, шаркая ногами. Посидел в этом гнезде еще минут десять одновременно и отдышался. Этот дворик точно запомню. Сейчас дверь необходимости забирать нет. Выйду пораньше из дома и откопаю ее потом. Риск, что он еще там, все равно присутствует.

Выбравшись с горем на пополам, пошел домой, до сих пор оглядываясь. Завидев, в каком поту пришел домой, мама поинтересовалась, чем это я занимался. Сказал, что бегал. Ведь это действительно так. Беспокойно осведомившись, что это действительно так, ее заверил. Это так. Только больше бегать не собираюсь. У нее отлегло, и она поставила предо мной кашу с бананами.

Подкрепившись и попытаясь закончить со своими обыкновенными делами, только затянул процесс. Направляясь в прежнюю локацию, прекрасно понимал, что опоздаю на нашу летучку. Зато какое эффектное появление! Найдя нужный сугроб, собственно двери и не наблюдал. Неужели украли украденное? Это не в рамках невероятного. Вопреки всему, ни отчаивался и прошелся по близлежащим территориям. Все-таки нашел свое крыло. От него открутили все, что могли открутить, вот только конструкция осталась цела. Это мне только и нужно было.

Тройка уже была на месте. Даша с Пахомом стояли, показывая их приспособления Бобенко. Коля объяснял, что у Даши слишком слабая и тонкая переноска для снега, и от долгого переноса она порвется. Действительно, этот легкий кусок фанеры, который Коля рассматривал, сломится под тяжестью. Заметив взгляды своих подчиненных, устремленные сквозь него, он тоже посмотрел на меня, несущего дверь, как гламурную сумочку. Рука продета в опущенное стекло и держалась за ручку.

– Вот это другое дело! – все рассмеялись. – Это хорошо, конечно, только это даже слишком хорошо, Пьеро! Мы просто-напросто устанем таскать этот средневековый щит туда-сюда.

– Да. Но зато его можно использовать как скребок! – и чтобы не быть голословным, продемонстрировал всем, что это действительно так.

– Вижу, вижу, добро! Только таскать будешь этот скребок ты. Опоздал ты, как полагаю, потому что скручивал это чудо с чужой машины, не так ли?

– Само собой. В смысле, таскать сам буду… Нет. То есть, они все чьими то были… – странно, что перед ним до сих пор заговариваюсь. Еще умудрился процитировать того парня из моих детских воспоминаний.

– Вообщем, ясно. Вставай к остальным. Так. Пахом, ты, что свою семью без стола оставил? – рядом с Пахомом действительно стоял боков деревянный, коричневый стол.

– Живу без семьи можно сказать так, что невелика потеря.

– Ладно, дело твое. Даша, тебе очень повезло, что я нашел это старье у нас в чулане, – capo показал большую картину с пейзажем на толстой деревяшке. Движения кисти были грубы и резки для такой нежной атмосферы. – Мы с Дашей – растеряшей будем относить и выкладывать сюда вдвоем, вы же будите тянуть лямку поодиночке. Если будет тяжело – можете объединиться. Думается только, что вы такие упертые. В любом случае все сделаете по отдельности. Ну а потом все буквально по накатанной, – все это время Пахом качал головой с иронической улыбкой. Коля ни смог этого не заметить. – Что, Пахом? Что тебя так веселит?

– Ничего, ничего, ничего.

– Нет уж! Нас теперь стало намного меньше, к счастью или несчастью. Так что я теперь не могу тебе твои смешки отдаленные дозволять. Давай, выкладывай!

– Да так. Сколько лет живу, а все не привыкну – мне кажется, что все неслучайно с этим листиком фанеры.

– Если ты думаешь, что я хочу просто меньше работать, то ты глубоко ошибаешься, – выпалила Колесникова

– Уверен, что это так, – иронически отозвался Пахом.

– Почему тогда я отказала поменяться во второй раз?

– Из вредничества.

– Ты и теперь уверен, что это так? – Пахом призадумался. Потом, словно разгадав какую-то загадку, его лицо просияло так, что мне было видно даже из-за его спины. С этим он сказал:

– Я все теперь понял! – и начал переводить взгляд от Даши на Колю и обратно. Первая упомянутая раскраснелась. Было обидно, что такой сухарь в прямом и переносном смысле понял, а мне так и не понятно. Коля же, оставшись ко всей сцене равнодушный, рассудил:

– Лучше бы не спрашивал… Давайте за работу, благо сегодня ее предостаточно.

Вот мы и выдвинулись в крестовый поход к соседним дворам. Попутно на помойке Пахом нашел лямки, которые мы привяжем, чтобы тянуть свои снегосборы за собой. Не знаю, радоваться мне или наоборот. Подойдя к снеговикам, без лишних слов и прелюдий началось мясо. Бобенко все так же безразлично кромсал снеговиков, а Пахом залетел, как арбалетный болт в одну из множества фигур. Перво упомянутый, заметив, как мы стоим отстраненно, сказал тоже присоединяться. Приказ есть приказ. Пока мы все рушили, голос до толи знакомый нас остановил.

– Ну надо же! Вы посмотрите на это рвение, – знакомое лицо снимало нашу работу на телефон.

– Васек, тебе это не остановить.

– Да разве я пытаюсь? Поэтому я пришел один. Ведь я знал, что до этого дойдет. И вас, всех придурков, предупреждал. Дальше будет больше.

– Ты пришел потрепаться или что? – надежда, что Василий вернется все еще была в его голосе, хоть он и пытался не подавать виду.

– Просто хочу сказать, что Даня мне предлагал организовать фонд для защиты снежных произведений. Но я ему говорил, что это не обязательно, если наш Коленька ограничиться только разрушением во дворе, где он работал. «Может, никто даже не заметит», – говорю ему. Вот только увидев ваш зверинец, раскинувшийся на белоснежных скатертях трупов скульптур маленьких детей, мне стало ясно – это необходимо сделать. Необходимо защитить скульптуры детей от таких хапуг и монополистов, как ты.

– Отличная идея! Создай! Создай и обратите, пожалуйста, внимание на истинных монополистов в виде Савы и его головорезов.

– Сейчас речь не о нем, а о тебе, любимом. Сава хотя бы труды чужие не поглощает!

– Он жизни человечески ломает! А уж о том, как Сава идеи архитектурные…

– Ты соринку в глазе соперника увидел, а в своем бревно не хочешь заметить и замерить? – долгий вздох, долгая пауза. – Ладно, развлекайся, пока можешь. С завтрашнего дня ни один снеговик не падет от твоих рук, – Василий ушел, выслушивая от Коли со среднем пальцем по ветру.

– Давай! Вали! Вали, пока сам не упал от моих рук. Думаешь, ты такой же создатель, как и я? – Коля осекся и гавкнул, чтобы загружали снег, наконец.