Текст книги "Жизнь – просто как дважды два!"

Жизнь – просто как дважды два!
Юрий Федорович Кищук

© Юрий Федорович Кищук, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Об авторе

Кищук Юрий Федорович, в крещении Георгий, выпускник ПСТГУ (2006 г.), бакалавр теологии. Автор статей в православных периодических печатных и интернет-изданиях на темы, связанные как с современным состоянием общества, так и с историей России.

О книге

Как часто случается так, что скопив какие-то средства, добившись каких-то высот в карьере, устойчиво стоя на ногах, мы вдруг понимаем, что в чем-то очень остро нуждаемся. В чем? В простоте. В той простоте, которая делает чистой душу и сердце. Потеряв в суете, напыщенности и деловитости, мы скорее ищем ту простоту, которая приближает нас к Богу и дарит нам другое отношение к окружающим нас людям. Ведь недаром классик когда-то произнес слова: «Только тогда легко жить с человеком, когда не считаешь ни себя выше, лучше него, ни его выше и лучше себя» (Л.Н.Толстой). Найдя Бога, взглянув по-другому на человека, нас преображает обнаруженная нами простота. Два рассказа-новеллы этой книги как раз о поисках «простоты».

Тихая агония чужой души, или «Северный» синдром

…Болит душа…. как часто я раньше не понимал что же это такое.… В десятки раз тяжелее переносить такую боль, нежели физическую… Боль в каком-то участке тела, или даже пусть во всем теле, в жизненно важных органах, когда-нибудь проходит, или стихает, ее хотя бы возможно порою контролировать с помощью лекарств. На боль душевную очень трудно повлиять, её нельзя заглушить. Нужно обязательно найти ее «корень», но не для того чтобы его вырвать, а чтобы попытаться найти наиболее действенные средства к прекращению агонии… Скорее всего, мне действительно необходимо завершить свое «никчемное» путешествие именно таким образом, – лежа в реанимационной палате в дали от родных, умирая от ожогов и ран, при полнейшем параличе всех органов чувств…

Постепенное угасание при наличии набора функций одноклеточного организма, и тяжелый душевный груз – вот итог моего почти шестидесятилетнего пребывания на земле. Окажись еще неделю назад в теперешнем положении, то извергал бы проклятия и яростные остроты, желая залить своей желчью безысходности и смертельного уныния не только грешную землю, но и прожечь её испарениями небеса… каких-то пять с половиной дней способны изменить жизнь…

Итак, утро среды и от дома я уже был далек на целых

12 часов. Вообще, чем дальше едешь, тем как-то проще и

удобнее становится расстояние измерять не километрами, а часами. Практически сразу после того как я сел в вагон меня окутала сонная нега, противостоял я ей ни долго, да к тому же и во сне быстрей пролетает время, а мне предстояло еще много времени провести «на колесах». Совершив все утренние ободрительно-гигиенические процедуры, я сел у окна с кружкой горячего кофе.

Тяготившее меня вчера и еще задолго до этого чувство отчаяния отступило, а в место его в сердце воцарились отчужденность и …близость, причем одновременно. Очень много неудобства мне доставляли пассажиры, с которыми непременно встречаешься лицом к лицу, выходя из своего купе. Нет, не всякое скопление народа может быть мучительно, но иногда бывает состояние, когда каждый обращенный пусть даже вскользь взгляд кажется чересчур лукавым, или гордым, или надменным. И напротив как неимоверно близки и дороги мне стали в то время оледеневшие руки-ветки берез, словно с мольбой о весеннем тепле тянущиеся к небу. Мне кажется, ничто не смогло бы привлечь так мое внимание, как тогда оно было приковано к хрустально-морозным одеяниям березок, и других деревьев. Как же тяжело сознавать, что через каких-то полчаса твоему безмятежно-бездумному, но все же одухотворенному созерцанию суждено прекратиться.

Поезд приближался к Красноярску, а это означало лишь одно – через несколько минут, «согласно купленным билетам», как минимум три человека зайдут в купе и мгновенно разрушат мое единение с природой, а главное, так редко случающееся единение с самим собой. Для того чтобы хотя бы на чуточку еще продлить свое состояние, к тому же еще и кое-что обдумать и осмыслить внутри себя, я решил твердо, оставаться как можно дольше для моих спутников «недоступным». Замкнуться полностью в себе, конечно же, не получится, в силу моего восприимчивого ко всему характера, но вот «вагонные роли», как мне казалось, мне всегда удавались.

И вот поезд начал замедлять свой ход, и на пороге передо мной оказалась молодая барышня с дамской сумочкой в одной руке и чемоданом на колесиках в другой, судя по всему бизнес-леди. Мы «дежурно» познакомились и попытались завести беседу тоже «дежурно». Вообще как сейчас принято говорить «обстоятельства нас вынуждают быть краткими и максимально тривиальными в разговорах». Так вот по-философски кратко и сухо на рассуждениях о погоде наша беседа «завязла» и сошла на нет. Помниться на ближайшей станции я выходил подышать свежим воздухом, а потом заснул. Говоря откровенно словом «сон» охарактеризовать мое состояние было нельзя, меня бросало то в жар, то в холод. Вырвавшись из городской суеты я не получил желаемого пространства и воздуха для разгрузки мозга и свободной работы мыслей. Наверное, тогда мои чувства были сродни чувствам собаки сорвавшейся с цепи, не приученной к свободе и оттого не понимающей куда бежать, ведь дома ждет цепь, а на улице неприязнь сородичей.

Впасть абсолютно и безвозвратно в состояние уныния и безысходности мне помешали появившиеся после моего кратковременного и бесполезного «отдыха» новые попутчики. И опять все «дежурно» и скучно, хотя опять-таки в рамках приличия и благовоспитанности… Так прошел еще один день.

Утро предпоследнего дня моего странствия. Именно с этого дня начался отчет моего постепенного перерождения, перемены, как казалось незыблемых жизненных постулатов и сложившихся точек зрения на многие вопросы. Всем купе мы «просыпались» часов до десяти утра, и снова все разговоры – учтивая нудятина, лишенная всяческих эмоций и чувств. Но после чаепития все очень сильно изменилось…

Простояв несколько минут у окна в раздумьях начал свой странный монолог Валерий, мужчина лет сорока с самого начала нашей поездки отличающийся частым употреблением в своем рационе кофе с коньяком.

– Помнится, в детстве я хотел жить около моря. Представлял, как мы с отцом ловим рыбу, за ловлей встречая яркую зарю. А теперь боюсь его, и чем больше поселяется в душе страх, тем сильней мне охота, с разбега сорвавшись со скалы лететь в его манящую и пугающую синь. И кажется порой, что это даже не синь, в снах море розоватого цвета а погружаясь бесконечно на дно захлебываюсь сладковато-дурманящей и как кажется дающей надежду водой. А может все и случится как в моем сне, но попробовать.… Нет! Нельзя «попробовать», надо решиться на это или отвергнуть как дурное наваждение. Хм! Смешно-то как «на-важ-дение»!

Эта речь непонятным образом ввела всех слушателей в какой-то гипнотический шок, было заметно, что каждый из нас хотел прекратить столь странный и пугающий монолог, но боялся потревожить оратора, ведь вид его становился с каждой минутой все ужаснее. При этом, знаете ли, это был ужас, который испытываешь не при виде агрессивного разбойника, а наоборот ужас холодной леденящей душу безразличности и циничности гробовщика или, например опытного врача патологоанатома. И всегда непреодолимо хочется от таких речей убежать и куда-нибудь спрятаться как в детстве или же услышать в окончании речи, что все вышесказанное шутка и от души рассмеяться. Но наш «темный» оратор продолжал, а его тон становился все более пугающим и словно бы обездвиживающим…

– Ну, хорошо! Посмотрим, что осталось мне в жизни?, – рассуждал Валера, но скорее рассуждал наедине с собой, будто бы нас и не было вокруг.

– Семья? Да, она есть, но иногда «напрягает» именно то, о чем когда-то искренне мечтал.… Думал ли я в свои 22 года, что для меня станут отвратительно противными спокойствие и тишина семейной жизни? Нет, хотя тогда, наверное, вообще по другому думал, были другие ценности, ориентиры! Да и были такие дурные качества в моем характере как юношеская наивность, «всевозможность» и «вседозволенность»! А сейчас хочется другого, но чего же? Адреналина, ярких эмоций? Если бы был больным, лежащим на операционном столе с такими «рвущимися» не понятно куда мыслями и желаниями, то тогда про меня сказали бы «посмотрите какая у него большая жажда жизни!». Но теперь я не болен и более хочется скорейшего пришествия минуты смерти, и не просто умереть хочу, а почувствовать смерть!

Валера, кажется, вдруг перестал смотреть сквозь нас, также как до этого смотрел сквозь окно вагона и наконец «увидев» нас, точнее осознав присутствие слушателей, он быстро окинул всех взором, и счел видимо нужным, объяснить свой монолог, но и это у него получилось довольно-таки экстравагантно.

– Вы теперь думаете о том, что я либо сумасшедший, либо просто богатый и разбалованный человек? Как же вы правы и одновременно сильно ошибаетесь! Да, видимо, очень разбалован и жизнью и людьми! По нынешним меркам, не беден, хотя, конечно не Рокфеллер или Ротшильд! Скажем так, моих денег достаточно, чтобы не только содержать себя и семью, но и хватает вполне на удовлетворение моих «странностей»…. Хотя, знаете – ли, жить, как говориться «как сыр масле» иногда очень «приторно» и отвратительно!

На несколько секунд в нашем вагоне воцарилась мертвая тишина. Казалось, что нарушить ее практически невозможно и вообще любые сказанные слова могут привести к странным и необратимым последствиям. Но среди нас все-таки нашелся человек, который взял на себя ответственность и стал оппонентом и критиком не только тишины, но и Валерия.

– Простите, конечно, меня, но я более не собираюсь слушать Ваши умозаключения напоминающие, увы, не философские размышления, как Вы их преподносите. Скорее Ваш монолог сходен с бредом, наподобие того, который бывает у больных белой горячкой. Скажу проще, все это полнейшая эгоистичная чушь. Мне интересен теперь лишь ответ на вопрос, какая из женщин согласилась связать с Вами свою судьбу? Или же Вы притворщик и лгун к тому же, или же раньше были другим?

Голос говорящего, а точнее «ответствующей» звучал очень твердо и безапелляционно. Анна Владимировна Гершинг, так звали нашу миловидную и смелую спутницу. Если и возможно представить, или сконструировать мысленно идеал современной деловой женщины, называемой теперь бизнесвумэн, то наверняка Анна стояла бы на ближайших предшествующих ему ступенях. Женщина не броско накрашенная, одетая стильно, но не «гламурно». Поведением, манерами, речью показывающая свою зрелость, таких людей в хорошем смысле называют «человек со своей точкой зрения».

Сразу стала заметной возможность, превратится ветерку, пронесшемуся мгновенно между нашими главными пока собеседниками-оппонентами в огромную и страшную бурю. Тогда то и была мной предпринята попытка разрядить обстановку.

– Подождите, давайте дослушаем человека! К тому же не зачем, основываясь на нескольких предложениях сказанных человеком делать поспешные выводы, и тем более уличать его в каких-либо пороках. Мы имеем дело скорее с инаковостью, ну или с чем-то в этом роде?!, – предположил «разряжая» обстановку я.

– Да-да Вы правы… это заболевание… наверное заболевание… мы все больны… тяжело больны, – послышался неуверенный еле различимый голос Андрея, человека занимающего четвертое место в нашем купе.

О нем, пожалуй, нужно сказать, что на первый взгляд он напоминал человека, страдающего неизлечимой смертельной болезнью, которая как будто бы не только, а точнее даже не столько охватила органы тела, сколько поразила душу. Постоянно выходящий покурить он выкуривал две пачки сигарет за день, его смоляно-черные кое-где с проседью волосы очень странно смотрелись на фоне белого как известь лица, не привыкшего казалось к выражению каких-либо эмоций. Его лицо было страшное, грустное и одновременно аристократически прекрасное. Вот, наверное, и все что я запомнил из его образа. Но вернемся к нашей беседе.

– А мне, знаете ли, ни сколько не стыдно!, – прервала мою речь Анна. Вообще не могу понять таких людей как Вы, уважаемый Валерий? Да и разговор Ваш уважаемые мужчины принял какой-то странно – отвратительно – унылый характер, не находите? Думаю, в вагоне-ресторане мне будет куда приятнее, к тому же я голодна! Поэтому разрешите откланяться, до следующей большой станции еще часа три, в это время обещаю Вас не беспокоить своим присутствием.

– Конечно, ступайте, – как можно мягче сказал я. У каждого из нас своя зона и предел комфорта! А Вы дорогой Валерий не стесняйтесь и продолжайте свой рассказ.… Все-таки на душе легче станет.

И в этот момент мне показалось вроде бы были исчерпаны все «неудобства». Выходящая Анна, взяв сумочку и сотовый телефон, просматривала свои звонки, Валерий присел у окна и задумчиво смотрел в заснеженную даль, казалось нескончаемых волшебных деревьев, неожиданно вдруг «ожил» Андрей.

– Простите, можете мне уступить место оратора, в нашем теперь уже сугубо мужском клубе, – немного хриплым, но очень уверенным голосом начал он. Вот Вы Петр Алексеевич твердо уверены в том, что разбираетесь в людях и наделены немалым жизненным опытом, чем и оправдываете неправомочно, как мне кажется присвоенное себе право быть человеком – «последней инстанцией». А на самом-то деле Вы очень обычный и до скуки ординарный человек. Вы также как и прочие люди в Вашем возрасте уверены в том, что опыт – это безотказный гарант безошибочности суждений, но, увы, все склонны ошибаться. Да и бывают ситуации, когда недопустима однозначность в оценке случившегося и выборе решения возникшей проблемы. Теперь просто замолчите хотя бы ненадолго и не вздумайте меня перебивать, пока я не закончу!

Он смотрел на меня в упор, казалось не моргая. Неожиданно мою душу охватили чувства давно ее не посещавшие. Словно как во времена средней школы почувствовал себя стоящим перед своим строгим отцом.

– Еще год назад я был очень успешным бизнесменом, – начал немного прищурившись, Андрей. Затем он немного наклонил голову, закрыл глаза, сдвинул брови, казалось, он боялся, вспоминая забыть о чем-то очень важном.

– В свои 32 года я считал, что хорошо воспитан, элегантен и довольно не дурен собой! «Семья» и «дети» для меня были очень далекими понятиями, к тому же обременительными и тормозящими мой карьерный рост, поэтому о таком важном событии в жизни любого человека как свадьба категорически не думал! Да и к чему думать, если мог «позволить» себе ухаживать за любой девушкой не стесняясь в средствах! Так вот в это «малиновое время», мне и пришлось столкнуться с трагедией задевшей и «подмявшей» меня, словно бумажный кораблик колесо проезжавшего мимо бульдозера.

У меня была девушка, хотя нет, ни в коем случае не подумайте, что это была одна из тех девиц, за которыми я ухлестывал. Она просто любила меня… как брата… и это было для меня удивительней всего на свете.

А познакомились мы не совсем обычно. Когда-то один всего лишь раз, оказал одиноко стоящей ночью на остановке замерзающей девушке помощь, довезя ее до ближайшей церкви. По горделивой привычке оставил ей свою визитку. Ангелина, такое оказывается волшебно-неземное было у нее имя, позвонила через несколько дней, чтобы поблагодарить. Предложил встретиться, пытался «подкатывать», но безуспешно, постепенно мы сдружились, несколько раз встречал ее из храма, как то почти сразу она стала относиться ко мне как к старшему брату, стала заботиться обо мне, уж и не знаю чем, заслужил ее расположение. Поверите или нет, общаясь с ней, у меня появилось желание, не просто казаться, а в ее присутствии именно БЫТЬ хорошим, добрым, светлым человеком! Что говорить все мои разнохарактерные друзья в ее обществе старались вести себе дисциплинировано, тактично, высокоморально. Знаете, возникало такое чувство, что вот рядом с тобой идеал женственности, красоты, доброты и ты просто не вправе вести себя низко. Если и существуют ангелы, то думаю, мы с трудом смогли бы ее отличить от них. С ней было спокойно, тепло и безмятежно, а разве этого мало для современного человека постоянно барахтающегося, спешащего куда-то, живущего в непрерывном стрессе?

И вот, мы знакомы уже два года, за окном также как и теперь февральские морозы – отчаянные попытки зимы на прощание запомнится! Приближается ее день рождения, помню, волновался в тот день как студент-первокурсник. Главный вопрос: что дарить Той, которая довольна всем что у нее есть, которую видно насквозь, но одновременно душа которой загадочна, как восьмое чудо света и существенней всего то что у нее уже есть бесценное сокровище – доброе сердце?

Вышел из дома, долго не мог завести в тот день машину. И вот уже в нагревающемся уютном салоне набираю озябшей рукой ее номер, в надежде услышать звонкий как весенняя капель ее голосок: Здравствуй братик! У меня все в порядке, тебе ничего не нужно купить, приготовить погладить… …Гудок один… вот еще… звук знакомого голоса,…но ни ее голоса …первая мысль – ошибся номером пальцы то замерзшие… вторая – случайно набрал повтор звонка и попал к Сашку моему давнишнему приятелю еще со школы, вчера с ним договаривались о встрече…

К сожалению, я не ошибся номером и это был Санек, но говорил он не со своего телефона… Как гром среди ясного неба звучали его слова: Андрюха! Сильно не переживай, но здесь такие дела… с Ангелиной сейчас еду в «скорой» в больницу… приедешь все объясню,…записывай адрес.

У меня руки сразу же стали ватные, кое-как записал адрес, через секунду практически до упора жму педаль газа… Слезы льются рекой, ничего не соображаю, такое уже было три года назад, тогда умерла мама, но здесь ведь есть еще надежда..Опомнился уже на «встречке», благо машин практически не было, перестроился, свернул на обочину, минут пять не мог прийти в себя… Огляделся, оказывается, стою уже возле нужной мне больницы.

Не помню, где бросил машину и как оказался внутри, но вот увидел издали Сашку. Обычно замкнутый, молчаливый и практически всегда с присутствующим «ярким букетом» дорогого Хэнесси он стоял теперь опершись одной рукой на стену, в другой он держал за мохнатую лапу огромную мягкую игрушку, белого тигра… и рыдал, рыдал как ребенок навзрыд… это можно было даже заметить с того расстояния на котором мы друг от друга находились… Что могло произойти с человеком который постоянно был не трезви «с горя», но при этом никогда не позволял себе лишних эмоций и где же Ангелина, моя милая сестричка?

Когда я приблизился к нему, он на несколько секунд буквально оцепенел, а потом, пытаясь пересилить себя, сквозь слезы произнес: «Прости, я – сволочь, хотел опередить тебя с подарком и, подъезжая… практически на „четвертой“ передаче к ее подъезду… в общем прости… она шла с магазина….сам был не в состоянии ее везти, поэтому вызвал „скорую“!». Он опустил голову и постепенно «сполз» буквально по стене и сел на корточки. «С тобой позже разберемся пьянь! Где она?», – прокричал я. Он махнул рукой в сторону палаты интенсивной терапии.

Зайдя в палату, сам уже не смог сдержать слез. На Ангелине буквально не было живого места, при этом в ее добрейших изумрудных глазах-озерах не было ни боли, ни печали, она только лишь временами она начинала стонать. Не заметил, как ко мне подошел один из врачей и спросил:

– Вы – Андрей? Она очень хотела поговорить с вами!.

– Может лучше после операции, когда ей станет лучше?, – сбивчиво спросил я.

– Она ее не перенесет у нее слабое сердце. Ступайте скорей к ней! Сочувствую!, – положив мне руку на плечо, произнес врач.

Подойдя к кровати Ангелины, заметил, что ее светлое прекрасное лицо, словно светилось внутренним светом, увидев меня, она улыбнулась своей по-детски доброй и наивной улыбкой. Став на колени около нее, зарыдав, изнемогая от душевной боли и отчаянья, опустил свою голову ей на грудь. Она нежно левой рукой гладила мои волосы и шепотом произнесла: Прости, что оставляю тебя братик! Прошу не давай воли мести в своем сердце – это глупо и ужасно! Молись обо мне!. Зная мою гнилую натуру, она понимала, наверное, тогда, что не смогу все оставить на волю Божию и непременно попытаюсь навредить Сашке. Умирая, она заботилась о моей душе, даже до последней своей минуты оставаясь верной моей любящей сестрой, а я так и не узнал причину, почему и за что она так относилась ко мне. Да и вообще оней толком я ничего так инее узнал.

И вот… Еду во Владивосток, потому что не могу «перестроиться» и главное простить и оставить мысли о мести. Да, пытаюсь сбежать! Может быть, там наступит то время, когда месть мне станет больше противна, чем теперь такая жизнь!». Когда Андрей закончил свой рассказ мы втроем сидели, молча минут десять, пока рядом не послышался приближающийся стук знакомых нам каблуков. Анна возвращалась из вагона-ресторана, напевая себе под нос какую-то песенку, видимо пребывая в хорошем расположении.

– Какой же скверный у них кофе! Вы что тоже его пробовали, то-то смотрю у Вас такие омертвевшие лица, – с сарказмом произнесла Анна. А, все понятно! По Вашим лицам заметно, что была рассказана очередная история о тяжелой мужской доле! И все как всегда закончилось «коктейлем» трусости и мести! Знаете, кто бы что не говорил, но я уже много раз была свидетельницей такого странного сочетания качеств в мужчинах. Наверное, пора уже поменять наименования полов, теперь мужчины уже скорее стали достойны наименования «слабый пол.

– Не думаю, что, то о чем Вы сейчас рассуждали, имеет смысл! Мне кажется, просто кто-то из мужчин Вас сильно обидел, не правда ли?, – отозвался я.

– С чего Вы взяли? Этакий вздор! Одна из самых скверных черт моего характера – это всепрощение!, – поспешила опротестовать мой вывод Анна, но невооруженным взглядом стало заметно, что мои слова ее сильно задели.

Нашим словопрениям положили конец остановка поезда и возникшая из ниоткуда рассудительность Валерия:

– Мне кажется нам всем пора на воздух! Может и мысли у всех после этого станут трезвее, и выражать мы станем их понятней!

– Действительно здесь стоянка поезда 20 минут. Давайте прекратим наш спор Петр Алексеевич, Вы не против?, – вдруг неожиданно мягко произнесла Анна. Конечно, я был совсем не против и мы все, взяв необходимые вещи, одев куртки, шубы, дубленки, вышли на улицу.

Только мы ступили на перрон, как на нас сразу же обрушилась все своей силой февральская вьюга. Ветер будто бы не имел какого-нибудь определенного направления и дул отовсюду. Снег потерял свою изящность и мягкость, теперь казалось что его «составляющими» были не чудесные причудливые снежинки, а скорее «ледяные иголки» кем-то случайно или нет оброненные на небе. Обычно в такую непогоду вспоминаются истории про странствующих рыцарей, или богатырей готовых вытерпеть все невзгоды, совершить любой подвиг ради любви. И еще вспомнилась любимая сказка Андерсена. Казалось, вот закроешь глаза и услышишь юный голосок Герды спешащей на помощь брату… И конечное же весь этот ледяной снежный вихрь не что иное как происки Снежной Королевы… Пока я обо всем этом размышлял наша «Снежная Королева» видимо замерзла окончательно и попросила помочь ей подняться в вагон. Около своего купе мы оказались практически все одновременно и, открыв дверь, замерли также вместе от удивления. Около окна сидела девочка лет шестнадцати с книгой в руках и была погружена в чтение настолько, что минут пять не замечала даже нашего присутствия. Все недоумения разрешила проводница, объяснив, что миловидной барышне не хватило билета, а ее поездка не терпела отлагательства, потому она «подсадила» ее к нам. Попросив прощения за то, что сделала это, не узнав нашего мнения, она поручилась за юную попутчицу как за очень приятную особу и отличного собеседника. Ну что же никто из нас не был против присутствия еще одного собеседника, тем более каждый из нас, хоть и не высказывая того, надеялся, что разговор в этом случае приобретет боле оптимистичный лад. Лариса, а именно так звали нашу юную спутницу, выглядела не как обычные подростки в ее возрасте. Она был скромно, но со вкусом одета, а ее манеры напоминали о былом существовании институтов благородных девиц. Обладая не заурядной внешностью и высокими манерами, что сразу было видно, она была чиста и как то особо возвышена. Все что она делала, как себя вела, не было искусственным, все это было настоящим. Согласитесь подобное сочетание качеств в 16 летней особе сейчас очень большая редкость. Из «приветственно – официальной» части мы все выбрались благодаря опять-таки Ларисе.

– Вы знаете, стараюсь не позволять себе сравнений, – обращаясь к Анне, промолвила Лариса. Но, при взгляде на Вас у меня сразу, же возникает перед глазами образ святой княгини Елизаветы. Наверное, Вы очень любите помогать людям у Вас очень доброе и лучистое лицо! Впрочем, простите, возможно, эти мои умозаключения, да и мое поведение для Вас покажутся странными, или даже вызывающими!

– Ничего предосудительного в твоем поведении не вижу, не стоило извиняться, – спокойным и немного сконфуженным голосом промолвила Анна. Жаль только, что ничего не знаю о той святой княгине, имя которой ты назвала. Да и с любовью к людям у меня порой возникают проблемы потому, наверное, на нее особо моя персона похожей быть не может.

Начинающийся и обещающий быть интересным разговор оборвал не громкий но уверенный голос Андрея:

– Пожалуй, я пойду в вагон-ресторан. Не буду стеснять Вас своим унылым видом и отталкивающей физиономией!

– Сударь, ну что же Вы так…, – останавливая его как можно убедительней начал я. Нам всем будет полезна такая своеобразная «инъекция добра! Вам стоит остаться и быть если не собеседником, то хотя бы слушателем этого прекрасного ребенка!

– Останьтесь, возможно, действительно Ваш отнюдь не радужный «портрет» приобретет некую умиротворенность, что, конечно же, для нас всех будет очень не плохо, – неожиданно поддержал меня Валерий. Наши слова возымели все-таки силу над Андреем и, помявшись, в попытке «улыбнуть» свое лицо он остался и присел на свое место.

– Вот знаете, говорят очень интересно наблюдать за маленькими детьми, – продолжала Лариса, – а мне интересны взрослые люди, и среди них как бы это странно не звучало, более всего поражают «устроители парадоксов»!

– Барышня!, – промолвил я, – неимоверно поражен Вашим увлечением! Можно ли полюбопытствовать давно ли Вы занимаетесь своими наблюдениями и что это за тип человека «устроитель парадоксов»?

– Мне кажется господа, мы не достаточно обходительны и внимательны для взрослых людей», – нежным голосом произнесла Анна. Угощайтесь Лариса вот чай и сладости, а то мы Вас практически как пленницу допрашиваем, – пододвигая все перечисленное поближе к Ларисе, заключила иронично становящаяся все боле мягкой наша «Снежная Королева».

– Нет, что Вы я ни в коей мере не чувствую себя пленницей в вашей компании! Вы все так милы и обходительны! Благодарю за чай и угощение, – отпив немного из чашки, улыбнувшись, ответствовала Лариса. Теперь, если позволите, поясню каким образом, в моем понимании, люди из обычных ординарных превращаются в «устроителей парадоксов».

Представьте себе обычную как принято говорить среднестатистическую семью, воспитывающую детей, или одного ребенка лет семи. Родители среди прочих воспитательно-нравственных указаний, конечно же, запрещают ребенку использовать в своей речи нецензурную брань. Но вдруг в семье кто-то из взрослых приходит с работы очень уставшим. Даже скорее «разбитым» и состояние свое другим описывает очень эмоционально, настолько, что, не замечая того, для пущей окраски тягостности «рабочей лямки» вставит-таки бранное словечко. Спустя какое-то время родители, услышав оный «не чудесный оборот речи» из уст своего дитяти будут искренне пребывать в недоумении: «откуда ж подцепил он этакую гадость»? Ну, или давайте возьмем немного шире масштабы уже не семьи, а допустим города.

Прошлым летом мне довелось бывать в гостях у моего дядюшки в городе N-ске. Так вот сочтя погоду, безветреннопрогулочной, а багаж мой не очень-то тяжелым мы решили не пользоваться услугами такси и с вокзала пройти пешком до необходимой нам остановки автобуса. Мой взгляд, «бегая по сторонам», в незнакомом мне городе, вдруг остановился на красочной растяжке. Висела она, как позже выяснилось практически над центральным проспектом, а вот информационное содержание ее было повергающим просто в шок, – это была рекламная акция, повествующая об открытии нового стриптиз – клуба. Что теперь можно говорить об исчезновении ныне целомудрия, откуда ж ему взяться в городах, рекламирующих на своих центральных площадях и главных улицах отнюдь не добродетель?

Такого серьезного поворота разговора из нас не ожидал никто. Возникла вдруг пауза, девочка вопросительно смотрела на каждого из нас, своими чистыми и добрыми глазами. И казалось, что не на лица она обращала свой вопросительный взор, а прямо в сердце, озаряя скопившийся там хлам каким-то дивным светом, и от этого становилось все сильнее не по себе. Не могу ручаться за других, но мне стало совсем неудобно. Ведь я, человек уже преклонного возраста вдруг сконфузился перед ребенком. Решив «выйти чистым» из подобной ситуации и последовав верно в построении своей речи иезуитам отвечающим вопросом на вопрос я витиевато начал:

– Не слишком ли Вы критично относитесь юная леди к современному обществу. Ведь если принять Вашу теорию, то выходит, что скоро мы все превратимся в безнравственных обезьян! А кого сударыня Вы все-таки хотите «оставить» жить на земле мне очень не понятно?!

– Простите господа, но девочка права абсолютно во всем» – заявил неожиданно громко и четко Андрей, перебивая, готовую парировать мой удар Ларису. Мы сами себе и своему будущему объявили негласный геноцид, не замечая порой мы своими дурными поступками и словами убиваем друг друга, и что страшнее всего мне кажется, мы не сможем уже отыскать дорогу назад к добру, – закончил он как то очень утвердительно.

– А Вы, Андрей случайно не пророк апокалипсиса, – язвительно заметил Валерий. Или же просто Вы хронический неудачник? Если желаете знать мое мнение, то считаю что живя надо не бояться всякой ерунды, рассчитывая на свои силы и на то, что слова начальника о поднятии зарплаты все-таки, в скором времени материализуются. И опять, как и в самом начале нашего вояжа противостоять Валерию решила Анна:

– Странно даже… Первый раз встречаю «человека искусства» исповедующего материализм! Вы ведь если я не ошибаюсь известный скрипач Валерий Хрусталев?». Валерий утвердительно склонил голову, добавив, что впрочем, не намерен сейчас затрагивать свою профессиональную деятельность. Наша компания настолько «разошлась», что буквально еще чуть-чуть и казалось, все забыли бы о сути разговора и погрузились в бесполезный, ни кому не нужный спор. Решившись остановить все это, я настоял на том, чтобы все же предоставить слово нашей юной собеседнице: