Текст книги "Сотник"

Глава 2. Водонос

Когда день уже заканчивался и Алексей с Арамом шли в сарай, старый армянин посоветовал:

– Учи могольский язык. Не везде будет толмач, а воины и их жены не могут повторять приказания дважды.

Алексей советы раба не пропускал мимо ушей, прислушался и к этому. Он уже неплохо знал латинский и греческий, на котором общался в Византии. Но могольский язык сильно отличался от них и даже не был однородным, у каждого племени – свой диалект.

После скудного ужина нескольким словам его научил Арам. Старый раб провел в плену несколько лет, хорошо понимал моголов и сам говорил на могольском языке. Алексей взял себе за правило каждый день заучивать десяток слов. Язык был простой, но сочетания согласных звуков больно уж труднопроизносимые.

– На женщин их не смотри. Лучше всего голову опусти и глаз от земли не отрывай, – напутствовал его Арам.

Так началась для Алексея его трудовая деятельность в качестве раба-водоноса. За белым рабом бегали могольские мальчишки, показывали на него пальцем и смеялись, иногда швыряли в него камни. Но Алексей собрал все свое терпение, напустил на себя безразличный вид, и ребятня вскоре отстала.

День шел за днем, и Алексей уже начал различать воинов и их жен, хотя раньше они все были для него на одно лицо. По вечерам он учил могольский язык, хотя временами уставал очень сильно и было одно-единственное желание – спать. Хотелось забиться куда-нибудь, уйти от тяжелой и унизительной действительности.

Через два месяца упорной учебы он стал понимать, о чем говорят при нем моголы. Сам говорить на их языке еще не пробовал, не хотел показывать монгольским воинам знание их языка. Упорно повторял вслед за Арамом слова и целые фразы. И если сначала понимал общий смысл речи, то потом стал понимать весь диалог целиком. Но то, что он начал понимать могольский язык, не показывал, был неразговорчив, просто кивал и выполнял порученное. По роду своей повинности бывал почти у всех юрт, правда – общался только со служанками; иногда видел жен военачальников, но сразу вспоминал совет старого Арама, опускал глаза и проходил мимо.

Однажды он увидел удивительную картину: на площадке перед одной из юрт был разостлан ковер, и на нем, как на подушках, восседал сотник Оюн. Перед ним стоял низкий столик резного дерева, на котором стояли шахматы. Игра древняя, индийская, но как она попала к моголам? К тому же Алексей сильно сомневался в культурном уровне степняков. Эта игра требует ума, логики, аналитического мышления.

Алексей засмотрелся, споткнулся и едва успел подхватить кувшин – за разбитый кувшин обязательно последовало бы телесное наказание.

Оюн увидел оплошность Алексея и засмеялся. Но вышло так, что он запомнил неловкость белого раба.

Неделю сотника не было видно, а потом он снова сел играть в шахматы перед юртой. И оба раза – один, тренируясь.

Когда Алексей поравнялся с юртой, сотник поманил его пальцем. Ослушаться военачальника было нельзя, и Алексей подошел.

– Знаешь, что это такое? – Сотник показал пальцем на шахматную доску.

Алексей кивнул. В бытность свою фельдъегерем в Питере он частенько сиживал за шахматами. Разряда, правда, не имел, но шахматные книги почитывал.

– Я хочу сыграть с тобой! – заявил сотник.

– Это невозможно, господин! Я должен носить воду, иначе меня накажут.

– Нет ничего проще!

Оюн позвонил в колокольчик, и выбежавший из-за юрты раб согнулся в поклоне. Обличьем он напоминал кавказца – сухопарый, носатый, весь заросший волосами.

– Бери еще одного мужчину, вон тот кувшин, и пока мы играем, будете носить воду. А будете лениться – сам плетью отхожу.

Раб поклонился, убежал за юрту и вернулся вместе с другим рабом. Ухватив кувшин за ручки, они бросились бежать к ручью.

Алексей забеспокоился: не разбили бы кувшин, спросят ведь с него!

Он встал против доски. Вид шахматных фигурок, вырезанных из кости, был для него непривычен, и опознал он их лишь по расстановке на доске.

Степняки играть любили во все игры, особенно в кости. Были они азартны, легко увлекались, порой проигрывая все свое имущество, а то и походные юрты. Но кости – удел простых нукеров.

Оюн сделал ход первым. Алексей ответил пешкой «е2-е4», ход классический.

Первые ходы он делал механически и быстро, но потом стал задумываться – не над игрой, нет. Судя по игре, сотник был шахматистом неважным, и Алексей размышлял: поддаться и проиграть или выиграть? Оба варианта чреваты: ведь он раб, и Оюн при любом исходе мог осерчать. Убить Алексея он не мог – чужая собственность, тем более, нойона Неврюя. Но побить – запросто, а то и нажаловаться Кутлугу, выдумав несуществующую провинность. Поверят, конечно, сотнику. И Алексей решил свести игру к ничьей, так Оюну не будет обидно. Именно так и случилось.

Но сотник подвох заподозрил, вскочил с подушек:

– Ты специально так играл?

– Но ведь это всего лишь игра, господин. Так легли звезды, – пытался оправдаться Алексей.

– Мы повторим. Но ты должен играть в полную силу!

– Прости, достойный воин, но зачем?

– Играй! Даю слово, что я не накажу тебя.

Ну, коли так! Сам напрашивается… И Алексей за десяток ходов поставил сотнику мат.

– Не может быть! – вскричал тот, увидев свой проигрыш. – Так не бывает! Покажи руки!

Но шахматы – не кости, в руки не спрячешь. Все фигуры на доске, можно сосчитать.

Оюн в возбужденном состоянии вскочил и забегал по ковру:

– Давай еще!

Они уже стали играть новую партию, когда сзади раздалось деликатное покашливание.

Оба игрока повернули головы.

Рядом с ковром стоял Кутлуг. Он потел и вытирал лоб тряпицей.

– Досточтимый Оюн, да пусть твои стада будут тучны! Этот бездельник должен носить воду, а не прохлаждаться. Юрты наших воинов не должны испытывать нужды в воде.

– Знаю, – отмахнулся Оюн. – Но мои рабы вместо него носят воду, и семьи воинов не пострадают.

– Ну, если так… – Кутлуг недовольно засопел и отвернулся.

Алексей тихо сказал на латыни: «Что позволено Юпитеру, не позволено быку». Однако Кутлуг дернулся и резко повернулся к нему:

– Это ты сказал? – Он ткнул пальцем в Алексея.

– Он, – кивнул Оюн, – наверное, по-славянски. Дикая страна!

– Господин, он произнес это на латыни…

– Э, какая разница! Скоро весь мир будет лежать у наших ног, и все должны будут изучать наш язык, – махнул рукой сотник.

Вполне могло статься, что Оюн был неплохим воином, но как человек он был недалек, и Алексей уже пожалел, что произнес эту пословицу.

Кутлуг покачал головой и пошел своей дорогой.

Игра не заладилась, и Алексей два раза подряд проиграл. Оюн же встал из-за столика довольный.

– Завтра ты придешь сюда снова, а воду за тебя будут носить мои рабы, – заявил сотник.

Конечно, играть в шахматы лучше, чем носить воду, но Алексей опасался реакции толстяка. Не для того он покупал раба, чтобы сотник, коих в армии полно, играл с Алексеем в шахматы.

Вечером, после ужина, Арам подозвал к себе Алексея:

– Иди в юрту Кутлуга, он хочет тебя видеть. Ты что-то натворил?

– Нет.

– Ну, беги, Кутлуг ждать не любит.

Алексей шел быстрым шагом.

Толстяк сидел в своей юрте на овечьей кошме и ел жареную баранину, запивая ее кумысом и периодически вытирая пальцы засаленной тряпкой.

Алексей стоял молча, господин сам решит, когда говорить.

Толстяк насытился, рыгнул и сделал знак служанке унести угощение.

От запаха жареного мяса у Алексея слюнки потекли – как давно он не ел мяса!

– Знаешь ли ты, червь, что провинился?

– Да, мой повелитель!

Видимо, повелителем Кутлуга никто раньше не называл. Он приосанился и напустил на себя важный вид.

– Тебе велели таскать воду, а не прохлаждаться за игрой.

– Виноват, господин, но это славный воин Оюн заставил меня. Сам бы я не посмел.

– Ты умеешь играть в эту игру?

– Да, мой повелитель.

Алексей знал восточный менталитет – для степняков много лести не бывает.

Неожиданно толстяк перешел на латынь. Произношение было ужасным, так говорят припортовые пьяницы.

Алексей на вопросы отвечал учтиво, на хорошей латыни.

Толстяк покачал головой и перешел на греческий. Им Кутлуг владел лучше, чем латынью, но ненамного.

– Писать и читать можешь?

– Могу.

– Где язык выучил?

– В Византии наемником служил.

Кутлуг удивленно вытаращил глаза, лицо его покраснело, налилось кровью, и Алексей испугался – не хватит ли его апоплексический удар.

– Продавец рабов ничего мне не сказал о твоем знании языков, воин из славян – и все.

– А кто меня спрашивал?

– Верно.

Кутлуг задумался. Он покупал физически сильного воина, а оказалось, что купил грамотея. Воинов у империи полно, умных значительно меньше, а вот грамотных, умеющих писать и читать – едва ли сотня наберется в войске Батыя. Такой раб должен стоить значительно дороже обычного водоноса.

Кутлуг мысленно возвеличил себя, свою прозорливость. Надо как-то это подать Неврюю, выпятив свои деловые качества. Нойон был воином, но грамотой и языками не владел, а тут такая находка! У Неврюя было только двое грамотных – звездочет и Монгит-лекарь, которому и доверять нельзя. Надо выбрать удобный момент и сказать Неврюю. Глядишь, и самому что-то с этого перепадет, скажем – жирный баран или пышнотелая рабыня.

– Иди, – сказал он Алексею, – и о нашем с тобой разговоре никому не говори. Завтра или в другой день можешь играть с Оюном, если у сотника будет на то желание.

Алексей поклонился, попятился задом и вышел из юрты. Не сказал ли он чего лишнего о себе? Вроде нет.

Кутлуг же откинулся на подушки из верблюжьей шерсти.

Хитер и дальновиден Оюн. Мода на шахматы пришла недавно. Сначала стали играть при дворе хана, потом темники научились, мурзы. Только учителей толковых не было. А Оюн явно метит на повышение. Да не подвигами продвинулся, а общением за игрой с вышестоящими. Воистину хитер, как змея. Раб его играть научит, Оюн при Неврюе желанным гостем будет.

Такого сближения сотника Кутлуг не хотел, у него был другой любимец, Бадма. Тоже сотник, парень простой, зато, возвращаясь из каждого похода, трофеями с Кутлугом делится.

Вокруг становища Неврюя степь широкая раскинулась. Трава по пояс, зеленая, сочная, местами маки красным цветом полыхают. По степи отары овец, табуны лошадей бродят. Радуются сердца степняков: лето в разгаре, тепло.

Жизнь Алексея заметно облегчилась. С утра до полудня он разносил воду. Потом перед юртой появлялся Оюн, прислуга выносила ковер и шахматный столик. Рабы Оюна забирали кувшин и выполняли работу Алексея, он же садился играть с сотником в шахматы. Теории Оюна он пока не учил, сам знал поверхностно, но выигрышные начала, хитрые эндшпили показывал. Память у сотника была хорошей, и он все схватывал на лету. Периодически Алексей поддавался, и Оюн радовался выигрышу, как маленький ребенок – вскакивал и расхаживал по ковру, гордо вскинув голову. Однако он и в самом деле стал играть значительно лучше.

В конце июня Оюн даже пригласил к себе Хунбыша, сотника третьей сотни, и после обильного угощения предложил ему сыграть.

Хунбыш, опытный игрок и иногда имевший честь играть с самим Неврюем, согласился, но, чтобы было интереснее, предложил поставить на кон раба. Победитель мог выбрать себе как приз любого приглянувшегося невольника.

Сели играть. Ходы продумывали, игра затягивалась. Ожидания Хунбыша о быстром выигрыше улетучились, как дым. Главное было не в потерянном рабе – таких еще можно было купить или захватить в других землях при набеге. Весть о проигрыше одного из сотников разнесется по становищу мгновенно. Поражение не в бою, но неприятно, задевает самолюбие.

Хунбыш проиграл. Он вскочил, лицо его покраснело от злости:

– Давай еще раз!

– Э, нет, уговор был на одну партию.

Они пошли к юрте Хунбыша. Рабов полно, не меньше полусотни, мужчины и женщины.

Оюн выбрал себе раба – молодого, сильного, из славянских земель. Они выносливы, трудолюбивы, один недостаток – строптивы бывают. Ну да это лечится плетью или кнутом.

Хунбышу стало обидно и досадно: пришел к Оюну развлечься, а самолюбие пострадало. Через своего надсмотрщика за рабами он поручил узнать – кто обучил Оюна, а узнав имя раба, отправился к Кутлугу. Вокруг и около не ходил. Для приличия спросив о здоровье толстяка и его семьи, попросил продать ему Алексея.

– Вдвое больше дам, чем ты на невольничьем рынке его купил.

Кутлуг был хитер и дальновиден. Зачем сейчас продавать раба вдвое дороже, если потом можно продать его впятеро? А кроме того, на Алексее просто необходимо зарабатывать сейчас. Кто не дает ему сдавать такого умного раба в своеобразную аренду – на день, на полдня. Слухи разойдутся быстро, желающие поучиться играть найдутся. Рядовой нукер, у которого за душой ничего, кроме трех коней нет, не пойдет, неинтересно ему, и денег мало. А вот сотники, черби, как называли интендантов, юртчи-квартирмейстеры, да и сыны мурз, нойонов – те не откажутся. Шахматы были игрой знати, давали шанс ближе познакомиться с военачальниками, продвинуться.

Все это Кутлуг сообразил быстро, поняв, что перед ним золотая шкатулка. Как же он раньше не сообразил?

– Продать не могу, это имущество Неврюя, – с видимым сожалением на лице ответил он Хунбышу.

Сотник приуныл, но Кутлуг продолжил:

– Но я могу сдать его тебе на день или половину дня. Это ведь по Ясе, правда? И совсем недорого, за день – два тенге.

Кутлуг знал, что Хунбыш богат и стрясти с сотника лишнюю монету совсем не зазорно.

По-восточному обычаю они начали торговаться, а какой же торг без горячих споров? Сошлись на одном тенге, но Кутлуг поставил условие – раба кормить и увечий не наносить.

Оба разошлись, довольные друг другом. Кутлуг купил Алексея за двадцать тенге и прикидывал, как ловко и быстро он «отобьет» вложенные деньги. Да еще и на пропитании сэкономить можно. От осознания выгодной сделки довольно потер руки. Ну, поставит он двух слабых рабов водоносами – так ведь и денег на их покупку было мало потрачено.

Каждый день Алексей по поручению Кутлуга стал ходить в юрту Хунбыша. Учить сотника он начал с азов, постепенно усложняя уроки.

Сотник к учебе отнесся серьезно и начал делать успехи. Через месяц Хунбыш обыграл Оюна и на радостях устроил для близких небольшой той.

На стойбище, как и при всяких военачальниках, постоянно отирались дервиши, звездочеты, предсказатели. Дервиши были проповедниками суффизма, ходили в длинных балахонах и высоких суконных шапках. Вели они себя раскованно, являлись без спроса в любую юрту, танцевали зикр и вещали о знамениях. Их не обижали, но относились с опаской. Кто его знает, вдруг нашлют несчастья, заболеет хозяин, падет скот.

Вот и на той Хунбыша заявился такой дервиш. Он начал вертеться в танце, потом заявил о падучей звезде, о плохих предзнаменованиях. Гости притихли. Степняки исповедовали тенгрианство, где главным божеством был Тенгри, и дервишам не очень доверяли. Они бы выгнали дервиша взашей, но Яса Чингисхана призывала уважать все религии и не выказывать предпочтения какой-то одной из них. Поэтому выходки дервиша терпели.

Дервиш вел себя как юродивый. Он подпрыгивал, гремел деревянной колотушкой, корчил рожи.

Алексей сидел отдельно от хозяина и гостей, на отдельном коврике у входа в юрту – он раб, а не свободный человек.

Дервиш подскочил к Алексею, выхватил у него из миски кусок жареного мяса, попутно перевернув рукавом пиалу с кумысом. Этого Алексей не выдержал. Он схватил дервиша за ворот халата и выволок из юрты, дав на прощание сильный пинок.

Дервиш отлетел на несколько метров, злобно прошептал ругательство, потом схватил деревянный посох, лежавший у юрты, и кинулся на Алексея. Выглядел он и вел себя как ненормальный, но палкой владел виртуозно.

Дервиш успел нанести Алексею несколько чувствительных ударов и не подпустил его к себе на дистанцию ближнего боя. Наконец Алексей исхитрился, схватил его палку и вырвал ее из рук дервиша. Алексей был зол и начал охаживать дервиша его же посохом – по плечам и по спине.

Палка была прочной, отполированной многолетним употреблением, и дервиш начал вскрикивать. Потом он не выдержал и бросился наутек.

Сзади раздались радостные крики, и Алексей обернулся. Оказывается, из юрты высыпали гости и с удовольствием следили за дракой.

У самого же Алексея настроение испортилось. Кумыс пролит, последний кусок мяса съеден дервишем. Он поклонился хозяину и поблагодарил за угощение.

Хунбыш посмотрел на лицо Алексея, приказал рабу принести лепешек и отдать их русскому. Лепешки были пшеничные, испеченные в тандыре и еще горячие.

Алексей пришел в сарай для невольников и раздал им лепешки, оставив себе одну. Есть самому, в одиночку, когда рядом были голодные собратья, было выше его понимания.

Происшествие имело последствия – уже утром его пожурил Кутлуг.

– Нехорошо блаженного человека бить, – покачал он головой.

– Он первый начал. К тому же у него палка была.

– На первый раз я тебя не накажу, но впредь будь благоразумней. Дервиш злопамятен, и он в становище не один. Если они объединятся против тебя, тебе придется худо.

Поднатасканные в игре сотники Оюн и Хунбыш стали делать успехи. Они обыгрывали таких же сотников и удостоились чести играть с самим Неврюем. Нойон же, считавший себя опытным шахматистом, был удивлен успехами сотников в древней игре. Сотники упираться не стали и рассказали, кто их учил.

Неврюю стало интересно, и он призвал к себе Алексея.

Сидеть за одном столиком с рабом было невозможно: Алексей, сделав ход, отступал на пару шагов назад. К тому же одежда его уже была ветхой, драной – ведь сменной не было. По мере возможности Алексей стирал ее в ручье, и одежда становилась чище, но новее уж точно не становилась.

Время от времени нойон окидывал Алексея брезгливым взглядом.

Эту партию Алексей выиграл. Неврюй очень удивился, но посчитал это случайностью. Однако он проиграл рабу и вторую партию, и третью…

– Скажи Кутлугу, пусть оденет тебя попроличнее и пострижет – не хватало еще блох и вшей от тебя нахватать. После обеда будешь приходить ко мне и учить меня игре.

Алексей поклонился и попятился задом к выходу.

Возле юрты стояли два телохранителя, рядом толкался Кутлуг. Ему не терпелось узнать, зачем раба вызывали к самому нойону. Это случалось редко, на памяти толстяка – единичные разы.

На его глазах один из телохранителей подставил Алексею подножку. Тот споткнулся, но на ногах устоял, а телохранители дружно заржали – все развлечение.

Алексей повернулся, собираясь уходить, и неожиданно резко ударил локтем правой руки телохранителя под дых. Тот от боли согнулся, хватая ртом воздух, лицо его побагровело. Потом он закашлялся и с трудом выпрямился. Глаза его сверкали злобой, но предпринять он ничего не мог. Убить раба или покалечить его означало нанести урон нойону. За это в лучшем случае можно было поплатиться службой, а в худшем – отведать кнута палача с непредсказуемым исходом.

Второй телохранитель удара Алексея не видел, слишком быстро все произошло, и сейчас таращил глаза на сослуживца, не в силах понять, что случилось.

Алексей же заботливо спросил:

– Что случилось, занедужил? Служба у тебя вредная, о здоровье думать надо.

Кутлуг удара Алексея тоже не увидел, но Алексея заподозрил. Подножка телохранителя не ускользнула от его взгляда, и теперь он связал между собой два этих мелких происшествия. За руку он оттащил Алексея подальше:

– Ты в своем уме? Телохранители подчиняются Неврюю и ответ несут только перед ним.

– Без воли господина они не тронут.

– Ты слишком смел!

– Вот объясни мне, Кутлуг, почему телохранители не моголы?

– Тебе этого знать не надо. А впрочем… Борьба за власть. Телохранители из рабов местами дорожат, и подкупить их невозможно.

Отравления в Орде были обычным делом – как и несчастные случаи на охоте. В пищу и питье подмешивали яд не только русским князьям, приезжавшим за ярлыком на княжение, но и наследникам властителей, чтобы убрать неугодных.

Алексей понял недосказанное.

По дороге к сараю невольников Кутлуг подробно расспросил об аудиенции у Неврюя.

– Шаровары я тебе подберу, волосы наголо острижем – есть среди рабов брадобрей и цирюльник. С рубахой вот хуже, больно ты высок.

Но из трофейных запасов одежду удалось подобрать.

Брадобрей остриг Алексею волосы ножницами, потом смочил остатки волос водой и соскоблил бритвой.

Алексей провел рукой по непривычно лысой голове и пошел к ручью купаться. Эх, хорошо-то как, вроде как несколько лет сбросил!

После посещения Алексеем Неврюя отношение к нему Кутлуга резко изменилось. Он выделил ему маленькую, но отдельную комнатушку – в том же сарае для невольников, но все же отдельную, с топчаном. Ранее Алексею приходилось спать на земле, накидав вместо матраца высушенной травы, и он понял, что явно поднялся в глазах толстяка.

На следующий день, как и было ему приказано, Алексей дожидался у входа в юрту. И когда слуга позвал его, оба телохранителя сделали шаг в сторону, пропуская. Они помнили вчерашний удар, и наука пошла впрок.

Неврюй играл неплохо, но с теорией игры он знаком не был. Проигрывал с бесстрастным лицом, но по глазам видно было – злился, какой-то раб играет лучше него! Неврюй считал Алексея пустым местом.

Периодически в юрту заходили чиновники, кланялись униженно и докладывали о состоянии дел. Алексей же услышанное мотал на ус. Он не знал, пригодятся ли ему эти сведения, но верил, что рабом он долго не будет и все услышанное пойдет впрок.

Особенно интересны ему были доклады юртчи – было такое учреждение в армии Чингисхана, ведавшее размещением кочевий, расположением лагерей, маршрутами войск.

Для передвижения войск по степи жизненно важно знать о наличии колодцев или расположении рек и ручьев. Юртчи же выполняли роль разведки, узнавая, где находится противник, какими силами он располагает и что думает предпринять. Выполняли юртчи и особые функции: подкупали, когда удавалось, военачальников врага и сеяли в тылу панику, крича о подходе несметных сил моголов.

Понемногу день ото дня Алексей многое узнавал о войске моголов. Для него это было важно, он понимал, что для Руси моголы – самый главный враг, грозящий уничтожением русичей.

Могольская армия имела десятичную систему построения. Десяток – арбан, сотня – джагун, тысяча – минган, десять тысяч – тумен. Имела она три части: центр – хол, правое крыло – барунгар и левое – джунгар. Боевое построение было в пять рядов.

Левое крыло состояло из легкой конницы, главным оружием которой был лук. Они начинали битву – кружили перед противником кольцо, беспрерывно осыпая его стрелами, нанося урон живой силе и деморализуя ее. Правое крыло в это время обходило врага с фланга, ломая его порядок.

Центр состоял из тяжеловооруженных всадников, имеющих длинные копья и сабли. Центр наносил главный удар.

В бою для управления войском использовались сигналы – белым и черным флагом, а сигнал к атаке подавался барабанами.

Каждый воин должен был иметь в саадаке два лука, а в колчане – не меньше тридцати стрел. Кроме того, аркан, шило, иглу и нитки, камень для заточки оружия, котелок и мешок с провиантом. Наличие всего периодически проверялось десятниками. Седла на конях были с высокими луками, стремена были короткие, ременные, что и вызывало у всадников характерную посадку с согнутыми в коленях ногами.

Имелась и гвардия – отборные воины, где служили дети нойонов, мурз и особо знатных людей. Называли тумен – корпус пешиктенов. Гвардия была своего рода училищем, и после определенной подготовки оттуда назначались военачальники в обычное войско.

Кроме главного рода войск – конницы, – были и пешие наемники в малом числе и отряд осадных машин.

Еще в 1224 году Чингисхан выделил своему сыну Джучи обширный улус – кыпчакскую степь, Хорезм, часть Кавказа, Крым и Русь.

В 1227 году почти одновременно умирают Чингисхан и Джучи, и улус достается его старшему сыну Батыю, прозванному Соин-хан, что значит Добродушный.

Нойон проиграл все партии. Алексей устал стоять в полусогнутом положении, ныла спина. Наконец Неврюй отодвинул от себя столик с шахматами, давая понять, что на сегодня игра закончена, и Алексей с облегчением выпрямился.

– Скажи, – обратился к нему нойон, – почему русичи так сопротивляются? Наша армия сильнее, лучше обучена, у нас железная дисциплина.

– Мне будет позволено сказать правду?

– Я не посол, зачем говорить лживые слова? Я воин и хочу знать правду.

– Как бы ты, достопочтимый Неврюй, отнесся к тому, если бы Каракорум захватили… ну, скажем… менгиты?

– Такого не может быть!

– А все же?

– Боролись бы с ними до победы.

– Ты сам ответил на свой вопрос, Неврюй.

– Ваша рать сражается пешей, а у нас конница. Вы не победите, только понесете ненужные жертвы.

– Славянские князья пока разобщены, каждый держится за свой удел. Но пройдет время, ошибки будут учтены и исправлены.

Алексей не стал продолжать – Неврюй все понял сам.

– Сколько времени должно пройти?

– Много. Сто, двести лет – кто знает?

– За такое время русичи просто исчезнут, как канули в Лету многие народы. Не проще ли платить габалык? Одна десятина ханскому баскаку – и город не тронут, нам не нужна выжженная земля. Платите дань и живите по традициям своих предков.

– Прости, досточтимый Неврюй, я только твой раб и от меня ничего не зависит.

– Ты был воином?

– Твоя правда.

– Воевал с нами?

– Под Коломной, под рукой Евпатия Львовича Коловрата, боярина рязанского.

– О! – Неврюй был наслышан о жестокой сече, где рязанцы показали себя героями. – Но Соин-хан милостив, он отпустил оставшихся в живых в знак уважения к их доблести.

«Соин-хан», или «Добродушный», было прозвищем Батыя.

– Я был в их числе и ощутил на себе милость хана. Но мне не повезло на обратном пути, меня пленили.

– Судьба не всегда милостива к людям, мы лишь игрушки в руках могущественного Тенгри. Ступай, придешь завтра в это же время.

Алексей стал приходить к нойону каждый день. Бывало, Неврюй был занят делами, и, прождав три-четыре часа у юрты, Алексей уходил. Но зачастую после игры нойон беседовал с ним. Нойон говорил о цивилизации, которую несут моголы покоренным народам. Алексей не спорил с ним, берег голову, но, когда спрашивали его мнение, говорил правду. Не всегда это нравилось Неврюю, однако нойону было интересно знать позицию врага. Для военачальника Неврюй был любопытен и любознателен, и у Алексея мелькнула мысль: а не метит ли нойон занять место повыше, поближе к трону?

Лето шло к концу, ночи стали прохладнее, но дни оставались теплыми, и Неврюй решил выехать на соколиную охоту. Каждый мурза считал честью и своим долгом иметь у себя охотничьих соколов и ловчих барсов. Для этого они содержали особых людей, сокольничих.

Подготовка началась заранее, за неделю.

Когда Алексей узнал об этом, он даже обрадовался – хоть отдохнет от ежедневных визитов к нойону. Но он рано радовался: женщин на охоту не брали, но сопровождающих нойона набралось много – сотники, их приближенные, сокольничие, повара, обоз с провиантом, рабы для обслуги. Нойон и мурзы, сотники гарцевали впереди на лошадях, обоз же тянулся сзади.

Ехали к низовьям Итиля – как они называли Волгу. Многочисленные рукава ее кишели рыбой, берега, где в изобилии водились утки, поросли камышами, в ложбинах и урочищах обитали степные волки, шкуры которых ценились как трофеи. Были и степные шакалы, лисы.

Отправлялись на охоту, как на праздник, предварительно принеся жертвы главному божеству – Тенгри. Выезжали под завывание труб и бой бубнов.

Всадники периодически уезжали от обоза, скрывались из виду. За нойоном неотступно следовали телохранители – всем была памятна смерть на охоте Джучи, отца Батыя, которого нашли с переломленным позвоночником.

Обоз из полусотни арб, запряженных быками, шел медленно, поднимая облако пыли. Алексей ехал в шестой арбе, вместе с толстяком Кутлугом. Большого желания трястись в арбе, глотая пыль, не было, но Кутлуг передал пожелание нойона присутствовать на охоте. Видимо, в свободные минуты нойон хотел развлечься.

Обоз прибыл к одному из правых протоков к вечеру. Рабы стали устанавливать походные юрты и разводить костры для приготовления пищи. Воины выпили хмельного стоялого кумыса из бурдюков и бродили по лагерю, похваляясь, у кого какой сокол лучше.

Алексей же наслаждался природой. Воздух чистейший, вода журчит, на небе – яркие крупные звезды, какие бывают только на юге.

Тоскливо ему стало. И от родных земель далеко, и друга себе среди рабов не нашел. Там у всех было одно желание – выжить любой ценой, даже за счет другого.

Рано утром нойон и его окружение выехали в степь.

Вернулись они к вечеру, довольные, демонстрируя трофеи – несколько уток и шакала. На радостях выпили кумыса и устроили пляски.

Алексей смотрел с любопытством – могольское веселье вблизи он видел впервые.

Сын Неврюя, Сангир, так разгорячился, что скинул ичиги и халат и полез в воду охладиться.

Степняки воду не жаловали, купались редко и в чанах или в корытах, плавать не умели. Через реки переправлялись вплавь, держась за лошадей и подстраховываясь надутыми бурдюками.

Сангиру хмель ударил в голову, и он решил проявить удаль.

Протока не выглядела широкой, метров пятьдесят, это не Итиль широкий. Сангир барахтался в воде и радостно кричал, пока другие воины с опаской смотрели на него с берега, однако он оступился в омут. Вода в бочажке была холодной от подводного ключа, и ему сразу свело судорогой ногу. Он стал кричать, но воины некоторое время не могли понять, что кричит он не от восторга, а просит о помощи. А поняв это, испугались. Плавать они не умели, к тому же под водой может водяной царь сидеть, в жертву себе заберет. И чем сильнее бился Сангир, тем сильнее он запутывался в водорослях, голова его уже периодически под водой скрываться начала.

Моголы кинули аркан, чтобы Сангир зацепился за него, но в этот момент он ушел под воду.

Алексей, находясь на берегу, услышал шум. Он подбежал, оценил обстановку, не зная тогда еще, что в воде – сын Неврюя. Сбросив ветхие сапоги, он, как был – в шароварах и рубахе, прыгнул с берега.

В несколько широких саженок он добрался до омута, нырнул, ухватил утопающего за косичку. Все могольские воины носили на затылке косичку, порой довольно длинную, до середины лопаток – в бою волосы защищали от удара мечом или саблей.

В это время по берегу в панике бегали сотники, телохранители и знатные гости. Кутлуг кричал телохранителям:

– Чего стоите? Прыгайте в воду, спасайте господина!

Но прыгнуть никто не отважился. На берегу были воины, прошедшие не одну битву, и трусов среди них не было. Но вода – чужая стихия, там живет свое божество, и это останавливало моголов.

Алексей, ухватив Сангира, попытался вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха – от нехватки кислорода в глазах уже расплывались темные круги. Он на секунду выпустил косичку могола, вынырнул на поверхность, жадно хватил воздуха и снова ушел под воду. Ухватив за косичку уже безвольное тело утопающего, он заработал ногами и одной свободной рукой.