Текст книги "И слов свечение"

«Я никогда не пил березового сока…»

 
Я никогда не пил березового сока,
С певуньей нежною в стогу не ночевал,
На Соловках не отбывал я срока,
Окурки за борт кажется, бросал.
 
 
Я повидал чужие берега и страны,
Где я сидел в кафе по сторонам смотрел,
Пил белое вино, курил марихуану,
Потом слегка устал, наверно постарел.
 
 
Писал чуть грустные картинки
Из жизни неба, трав, предметов и морей,
Блуждал по городам, забыв зашнуровать ботинки,
А ночью вспоминал потерянных друзей,
 
 
Так жизнь текла в заботах мелких,
Друзей потери, улиц, адресов,
Я жил как циферблат, что растерял все стрелки,
Я так и прожил, не нося часов.
 

«Нам интересно наблюдать…»

 
Нам интересно наблюдать
За тем, что прячется в потемках,
За тем, что трудно разобрать
В чужих словах, порой негромких,
 
 
Когда звонят нам, торопясь,
И в трубке слышим голос звонкий,
Как угадать, что, притаясь
За Вашей полуправдой тонкой
 
 
Сокрыто? Да и как понять
Про Вашу жизнь с какой-то тайной?
Хотя, нам лучше бы не знать,
Кто близкий Вам, а кто Вам дальний.
 
 
В неведении нам легче жить,
Себе не задавая каверзных вопросов.
Как у поэта: «Быть или не быть?»
На амбразуру мог бы, как Матросов,
 
 
Но нету сил туда ползти,
Мы так устали от сражений,
Где могут голову снести,
Не слыша наших возражений.
 
 
Поэтому не стоит нам гадать,
Что происходит там на самом деле.
Я с радостью хотел бы Вам отдать
Заботу о душе, что в незнакомом теле.
 

«Я понял, что мне скучно без тебя…»

 
Я понял, что мне скучно без тебя,
Никто другой меня не увлекает.
И без тебя я не люблю себя,
Я понял, без тебя и счастья не бывает.
 
 
Проходят скучные, бессмысленные дни,
Они ведь тоже без тебя вздыхают
И тоже не хотят ходить одни,
Хоть и не люди, а ведь как-то понимают.
 
 
Как заманить тебя в мои пенаты?
Портрет пообещать твой написать?
Купить шампанского с зарплаты?
Возможно, письмами, стихами забросать?
 
 
Я понимаю, что все это бесполезно —
Мечтаешь о любовнике другом,
Ведь спать и думать только о телесном
Проще, чем париться о ком-то дорогом.
 

Песня

 
Я столько видел вернисажей —
Своих, чужих – не перечесть,
Что чувствовал, не помню даже,
Слова, улыбки, вздохи, лесть.
 
 
Но где-то глубоко мы ждем аплодисментов,
Хотим внимания, признанья, любви,
Боясь взглянуть в глаза своих клиентов
Построить храм у Спаса на крови.
 
 
Храм для меня как созиданья образ,
Картина – жанр немного поскромней.
Возможно, заблуждаюсь – мне простите возраст,
С годами забываешь быть скромней.
 

Посвящение Тонино

 
Я слышу нежность в имени Тонино,
Оно звучит как детский шепот.
Пейзаж, похожий на равнину,
А в самом деле это город.
 
 
Пеннабили зовется городишкой,
Там вечно жил один мудрец,
Писавший для детей стихи и книжки,
Он был в той жизни истинный творец.
 
 
Творец, как говорят, от Бога.
Паломников толпа вокруг
И доброта, как изобилье рога.
Он был мне, кстати, близкий друг.
 
 
Мы редко виделись. И что?
Его всегда мне не хватало,
И я любил его за то.
Его всегда мне было мало.
 

«Есть в имени Тонино теплота…»

 
Есть в имени Тонино теплота,
Как шепот матери к ребенку.
В нем нежность есть и красота,
Желанье завернуть в пеленку.
 
 
И гулкость тишины в Гуэрра,
Как будто бы в молчании гуру.
Величие и строгость в Эрра,
Ты будто слышишь эхо: «Не умру»
 
 
Он был, как говорят, творцом от Бога.
К нему всегда паломников толпа.
В том городке, где жил, есть горная дорога,
Но есть и незаросшая тропа.
 
 
Мы редко виделись и что?
Его всегда мне не хватало.
Теперь люблю его, наверное, за то,
Что без него мне просто скучно стало.
 

Портрет. Три этюда

 
Хотел бы Ваш я написать портрет,
Пытаясь для себя открыть секреты.
Опущены ресницы – как запрет.
В глазах, как в зеркале, знакомые приметы.
 
 
И губы чуть открыты для улыбки,
На грудь спадает прядь волос.
Движенье кисти слишком зыбко,
А почему? Вот в чем вопрос.
 
 
Овал лица – здесь нечего сказать —
Как говорится, просто идеален.
И, глядя на него, хотел бы знать,
Зачем же Вами был я ранен?
 
 
Только теперь, когда у Вас в плену,
Открылись мне мотивы преступленья.
Я не хотел бы ставить Вам в вину.
Вас, видимо, преследует тоска изнеможенья.
 

«Я мысленно писал портрет…»

 
Я мысленно писал портрет,
Пытаясь разглядеть секреты.
В глазах проглядывал запрет,
В бровях изогнуты приметы.
 
 
И губы мягкие капризны,
На грудь спадает Ваша прядь,
Мне незнакома, как отчизна.
А кожа как морская гладь.
 
 
Овал лица – здесь нечего сказать —
Он, как говорится, идеален.
И, глядя на него, хотел узнать,
Зачем же Вами был я ранен.
 
 
Только теперь у Вас в плену
Открылись мне причины преступленья.
Но я не ставлю Вам в вину,
Причиной было просто наважденье.
 

«По памяти писал я Ваш портрет…»

 
По памяти писал я Ваш портрет,
Пытаясь для себя открыть секреты
Застенчивости Вашей, как запрет,
И в отражении глаз я находил ответы.
 
 
В губах, полуоткрытых для улыбки,
И в локоне, спадающем на плечи,
Движенья моей кисти были зыбки.
Скорей всего я вспоминал тот вечер.
 
 
Овал лица был просто идеален.
И, вспоминая, я хотел бы знать,
За что же Вами был смертельно ранен,
Когда мне не хотелось умирать.
 
 
Очнувшись, понял: я у Вас в плену.
И мне открылись вдруг мотивы преступленья.
Поверьте, что не ставлю Вам в вину:
Прошла любовь, закончилось терпенье.
 

«Все в отпусках на Кот д’Азуре…»

 
Все в отпусках на Кот д’Азуре —
На море, в ресторанах, казино.
Никто из них не просит бури,
Все цедят белое вино.
 
 
Там, где нас нет, там точно лучше —
Так, кажется, в народе говорят.
Там, где их нет, там нам получше,
Пусть вдалеке без Вас тусят.
 
 
Мне ближе дачные курорты —
Веранда, сад, открытое окно.
Не надо вам рядиться в шорты,
Нырять, чтобы увидеть дно.
 
 
Сиди себе, часов не наблюдая,
И тишь, и благодать вокруг.
Смотреть по сторонам, зевая,
Перебирая в памяти подруг.
 

«Всё время тянет спеть, хоть что-то про любовь…»

 
Всё время тянет спеть, хоть что-то про любовь,
Но что-нибудь, что до меня не пели.
И чувство это испытать, как будто вновь
С тобой, с которой встретиться пока мы не успели.
 
 
С тобой, которая живет не знаю где,
И цвет твоих волос мне незнаком.
Твой адрес на конверте пишется «Везде»,
А ты живешь быть может за углом.
 
 
Вопрос: как встретимся, когда и где?
И как узнаем мы друг друга?
Скорей всего на божеском суде
С газетой буду я стоять внутри очерченного круга.
 
 
Я на свидание приду намного раньше
И буду ждать, пока ты не придешь.
Стоять и ждать, не думать о реванше,
Поскольку знаю: вечность – миг, когда ты ждешь.
 

«Все почему-то пишут про любовь…»

 
Все почему-то пишут про любовь.
Я тоже думаю: какой она бывает?
И сколько раз она приходит вновь,
И почему вдруг незаметно исчезает?
 
 
Какая в ней божественная тайна,
Связь неземная двух потерянных людей?
Как замыкание, испуганно-случайна,
Биенье сердца чувствуешь сильней.
 
 
И на душе и сладостно, и грустно,
Не чувствуешь себя самим собой,
Ты хочешь убеждать и письменно, и устно,
Какое это счастье – быть с тобой.
 
 
И только Бог, наверно, знает, почему
Мы незаметно устаем любить.
И близость вдруг похожа на тюрьму,
И остаётся только плакать и забыть.
 

«Повсюду дождь: в окне и в море…»

 
Повсюду дождь: в окне и в море,
За морем небо обнималось с Рождеством,
Сегодня Шаббат, если верить Торе,
Отметим праздник этот торжеством.
 
 
Забудем все: и горе, и невзгоды,
И просто будем дружно пить
За Вифлеем, тебя, Марии роды,
За всех, кого нам хочется любить.
 
 
А я смотрел в дождливое окно
И почему-то думал о вокзале,
О расставаньях, встречах, пил вино,
Смотрел на отражение твое в бокале.
 
 
Ловил себя на мысли: все равно,
Что было, и что будет с нами
Недавно, в прошлом, в будущем, давно,
Что и в любви мы виноваты сами.
 

«Всё происходит в жизни не случайно…»

 
Всё происходит в жизни не случайно.
Вначале кажется, что так не может быть.
Когда любимую встречаем мы нечаянно,
Порой любимого нечаянно забыть.
 
 
Нам кажутся случайными измены,
Нам кажется случайной даже ложь.
Скорей причина – жажда перемены,
От голой правды нас бросает в дрожь.
 
 
Допустим, вы случайно зеркало разбили,
То не случайно задаешь себе вопрос.
Любимую, возможно, разлюбили,
Пустили просто жизнь свою вразнос.
 
 
Забудьте все случайности на свете,
Раз так случилось, значит Бог с тобой.
Как ни крути, мы за случайности в ответе,
С покорностью неси свой крест, он твой.
 

«Сегодня странный, непонятный день…»

 
Сегодня странный, непонятный день
Жара на море, небо неподвижно, штиль,
Писать не хочется, охватывает лень
Устал, как будто прошагал десяток миль.
 
 
Не хочется ни думать, ни гадать
Что делать вечером и, впрочем, завтра утром,
Скорей всего, стихи опять слагать
И наблюдать песок, как он играет с ветром.
 
 
Вообще, приятно быть нигде,
Не знать ни географии, ни места
И вещи разбросать по комнате везде,
Не знать откуда дует ветер, с Easta или Westa.
 
 
Затем свалиться навзничь на кровать,
Накрыться чистой белой простынею,
Не глядя на часы, хоть для утра проспать
В обнимку с вечностью и собственной виною.
 

«Вся жизнь – игра. То в лошадей, то в номера…»

 
Вся жизнь – игра. То в лошадей, то в номера.
Наездники верхом, камзолы золотые,
И деньги сыплются, как из ведра.
Бинокли, женщины по ложам дорогие.
 
 
Что делать: ставить в одинаре,
А может, очередность угадать?
Билеты покупают, как в угаре,
Но тайну лошади самим не оседлать.
 
 
Мой друг – эксперт в том лошадином деле,
И что с него? Ни дать ни взять.
 

«Все пишут тексты в Инстаграме…»

 
Все пишут тексты в Инстаграме —
Хотят внимания к себе,
Чтоб окружив себя друзьями
Сказать: – Скучаю по тебе.
 
 
И клавиши отстукивают буквы
В надежде – кто-нибудь прочтет.
Если влюбились вдруг Вы,
Вдруг Вам в этой жизни повезет.
 
 
Как коротки те обрывистые строчки.
Не надо писем Вам писать.
Поставит вместо строчек точки,
Зачем про Ваши чувства знать.
 

«Что нас волнует по утрам?…»

 
Что нас волнует по утрам?
Скорей всего, никчемные проблемы.
А я пью виски, строю храм
И размышляю на другие темы.
 
 
Как, например, не испытать тоски,
А вечером не чувствовать усталость,
Как сделать что-нибудь из сломанной доски,
Чтобы создать шедевр, нужна такая малость —
 
 
Всего лишь голова и две руки.
Еще, я слышал, вдохновенье —
Так рассуждают дураки,
Что верят в случая веленье.
 
 
Наверно, чтобы что-нибудь создать,
Необходимо обратиться к Богу.
Вам без него не совладать,
Поэтому ищите, помолясь, к нему дорогу.
 

Пыль. Три этюда

 
Пыль патиной лежала на столе,
На зеркале, в нем отражались стены.
Казалось, я дремал, закутавшись в тепле,
На потолке не замечая перемены.
 
 
С него по-прежнему свисал с кистями абажур,
Похожий на помятую подушку.
Из-под кистей – покрытый пылью шнур
И лампочка, как детская игрушка.
 
 
А за окном в пыли лишь тишина,
Как эхо далеки звонки трамвая,
В них слышалась тоскливая длина.
«Наверно, не усну», – подумал, засыпая.
 
 
То утро было в детстве – так давно,
Мне трудно вспомнить все детали,
Но память вспоминает все равно,
Что мы в пыли порой не замечали.
 

«Пыль патиной лежала на столе…»

 
Пыль патиной лежала на столе.
На зеркалах, что отражали стены.
Казалось, я дремал, закутавшись в тепле,
На потолке, не замечая перемены.
 
 
По-прежнему висел с кистями абажур,
Похожий на огромную подушку.
Из-под кистей, покрытый пылью шнур
И лампа пыльная, как из стекла игрушка.
 
 
За окнами в пыли лишь тишина
И эхо: шепоты, звонки трамвая.
В них слышалась чуть грустная длина,
Она затихла, растворяясь, тая.
 
 
Я просыпался в детстве так давно,
Что невозможно вспомнить все детали,
Но память сохраняет все равно,
Что мы в пыли не забывали.
 

«Пыль патиной лежала на столе…»

 
Пыль патиной лежала на столе.
На зеркалах, в них отражались стены.
Казалось, я дремал, закутавшись в тепле
На потолке, не видя перемены.
 
 
По-прежнему желтел с кистями абажур,
Похожий на помятую подушку.
Из-под нее покрытый пылью шнур
И лампа пыльная, как детская игрушка.
 
 
За окнами в пыли лишь тишина,
И эхо вдалеке звонков трамвая.
В нем слышалась протяжная длина,
Что затихала, незаметно исчезая.
 
 
Я просыпался в детстве так давно,
Что невозможно вспомнить все детали,
Но память сохраняет все равно,
Что мы в пыли тогда не замечали.
 

Города

 
И города стареют, как и люди,
На стенах их домов следы дождей.
Их крыши обвисают, словно груди.
Скамейки в скверах с временем белей.
 
 
У старых улиц есть свои приметы,
Они не красятся и не наводят марафет —
В них глубина и вечность Ветхого Завета,
Бродить по ним даю себе обет.
 
 
И в городах есть прелесть увяданья —
Они, как люди, с возрастом мудрей.
За жизнь не раз они видали расставанья,
И всхлипы слушали, и хлопанье дверей.
 
 
И в городах стареют даже птицы,
Деревья, окна, чистые пруды.
Они стареют, как знакомых лица.
И в этом нет ни толики беды.
 
 
Большой любви все возрасты покорны,
Сказал однажды без иронии поэт.
Пусть города, седея благородно,
Живут до тысячи и даже больше лет.
 

«Однажды в полусне ты прошептала…»

 
Однажды в полусне ты прошептала:
Свобода – одиночеству сестра,
Что ты свободной быть устала,
С любимым хочется погреться у костра.
 
 
И я подумал, ты, наверное, права
По поводу желания согреться,
Когда, обнявшись, шепчутся слова,
От их тепла нам никуда не деться.
 
 
Ты все мечтаешь, как хозяина найти
И добровольно сдаться в рабство,
Желая навсегда к нему уйти,
Сжигая города и царства.
 
 
Ты с гордостью наденешь свой ошейник
И на коленях, цепью зазвеня,
Ты поползешь туда, где прячется отшельник,
Не бросив даже взгляда на меня.
 

«Мне утром хочется молчать…»

 
Мне утром хочется молчать,
Смотреть в окно, не понимая,
Как новый день опять начать,
С того или иного края.
 
 
Где вдохновенье мне занять?
Или желание созерцания?
В молчании я хочу понять,
Как из беспамятства прийти в сознание.
 
 
И про себя пробормотать,
Что я хотел бы чашку чая.
Свои желания осознать —
Я утром их ищу, предполагая.
 
 
Но нету в том большого смысла:
Их выбор просто недоступен мне.
Как шторы, неуверенность повисла.
Надеюсь их найти в моем окне.
 
 
Напрасно взглядом я блуждаю по стене,
Растительность лениво наблюдаю.
Скорей желания прячутся в углу
Предполагаемого рая.
 

«Сомненья чаще мне приходят на рассвете…»

 
Сомненья чаще мне приходят на рассвете.
Тревога и озноб шевелятся во мне.
Как долго прожил я на этом свете,
Не помню даже своего рожденья дня.
 
 
Тот день настолько далеко,
Что память путается в датах.
Ей вспомнить вечность нелегко.
И не желает думать с грустью об утратах.
 
 
Казалось, ей должно быть все равно,
Она всего лишь только память.
Тем более, все было так давно —
Зачем меня ей понапрасну ранить?
 
 
Проснувшись, я смотрю в окно.
Начало декабря, дождливая погода,
А в памяти моей мерещится одно
Число забытое. Не помню даже года.
 

Сон

 
Деревья за окном, как в хрустале,
Их ветви, словно снежные брильянты,
Стекло все в инее на письменном столе,
Замерзли на дверях рождественские банты.
 
 
Такого я еще не видел в январе,
Куда ни бросишь взгляд – таким бы белым было,
Как белизны шабаш был на моем дворе
В честь нового царя по имени Белило.
 
 
Он был не виден, но при том
Снег сыпал он со страшной силой,
Кружился в танце белый гном
С метелью – девушкою милой.
 
 
Она слегка была пьяна,
Пытаясь в танце скинуть туфли
Кричала гному: пей до дна!
От танца их моя свеча потухла.
 
 
Я продолжал дремать и в темноте
Угадывал в снегу уснувшие предметы,
Часы в снегу притихли в немоте
Я верить начинал в приметы,
 
 
В разбитые случайно зеркала,
В рассыпанные крошки соли.
Мне мать когда-то в детстве зарекла
Всегда терпеть и не бояться боли,
 
 
Она сама со временем пройдет.
Сквозь сон я слышал ее шепот:
– И благодать к тебе придёт,
Пока еще ты слишком молод.
 
 
Я просыпался. За окном светло,
Шабаш и танцы, видно, стихли.
Все, что я видел, снегом покрывало,
И я почувствовал, что боль моя утихла.
 
 
Я созерцал заснеженные ели,
Узоры на обветренном стекле
Они своим покоем грели,
Я просыпался нехотя в тепле.
 

«Как я хотел бы поменять…»

 
Как я хотел бы поменять
Сегодня на далекое вчера
И, возвратившись, с грустью сознавать,
Что это только лишь игра.
 
 
Игра в потерянное время,
Где правило и боль одна —
Тащить вам за собою бремя,
А перемена вовсе не видна.
 
 
Дни проходили чередою
Я их считаю невпопад
Пусть глупо это, я не скрою,
Что лучше – это или ад?
 
 
Вы в нем когда-нибудь бывали?
Я в нем живу почти всегда.
Там не так страшно, лишь печали
Ночами снятся иногда.
 

«Сегодня ночью я не мог уснуть…»

 
Сегодня ночью я не мог уснуть,
И мысли путались неровными кругами.
Хотелось отгадать, понять, где суть,
Запутанная мифами, историей, богами.
 
 
Рождественская ночь. Я в Тель-Авиве,
В окне фонарь, как Вифлеемская звезда,
Напоминая нам о предстоящем диве
И о пустыне, где не ходят поезда.
 
 
Ты рядом и, наверное, не спишь,
Лежишь с полузакрытыми глазами,
Дыханье теплое, рождественская тишь,
Надеюсь, Бог с тобой, да и немного с нами.
 
 
И в это утро, что 7-е января,
Открой глаза – в окне увидишь море,
Перекрестись, ни слова говоря
И манна снизойдет, и вдруг исчезнет горе.
 

«Рожденья день и грусти, и веселья…»

 
Рожденья день и грусти, и веселья.
Когда друзья, собравшись за столом,
Льют масло на душу с похмелья,
Звенят бокаловым стеклом.
 
 
В тот день мы вспоминаем детство,
Ушедшее за тридевять земель,
Соседей, их приятное соседство,
Прошедшей жизни горький хмель,
 
 
Обрывки фраз, улыбки, лиц овалы,
Дым сигарет, пролитое вино,
Салата оливье завалы —
Всё это было так давно!
 
 
И сколько дней рождений было,
И все слились они в одно,
В ту ночь наутро сердце ныло,
А утру было все равно.
 
 
А мне тем более не важно,
Когда исчезнет боль в груди,
Я праздную те дни отважно
Надеюсь, их немного впереди.
 

«Сегодня пятница, сижу напротив Липпа…»

 
Сегодня пятница, сижу напротив Липпа
Прогноз нам обещает: будет дождь.
Болею одиночеством, как гриппом,
Закутавшись в шарфе я, как индийский вождь.
 
 
Кафе, что на бульваре, как на берегу
Реки, в которой пересохло русло.
И я, как сторож, баржу стерегу,
Губами медленно потягиваю сусло.
 
 
Мой телефон загадочно молчит,
Нет денег и, возможно, связи,
В стакане виски неожиданно горчит.
Засохшие цветы – в стеклянной вазе.
 
 
Как долго не было дождя или ненастья!
Наверно, месяцы, а может даже годы,
Так и сижу на берегу и ожидаю счастья,
А виски все горчит, не попросить ли соды?
 
 
Хотел писать тебе письмо,
Но не приходят ни слова, ни фразы,
Пошёл сегодня день, наверное, восьмой,
Не лучше ль нам закончить сразу?
 

«Мы лжём себе, не замечая…»

 
Мы лжём себе, не замечая,
Как мы от истины безмерно далеки.
От поиска причин изнемогая,
Лгать продолжаем, правде вопреки,
 
 
Когда пытаемся бессонными ночами
Хоть как-то оправдать свои грехи,
Стараемся поверить в чудо сами,
Хотя надежды на успех невелики.
 
 
Как хочется поверить в небылицы,
Как хочется нам боль свою унять
И перестать листать уставшие страницы.
 

Смирение

 
Смирение сравнится с тишиной,
Когда покой смыкает веки,
Когда в сознанье возвращается больной,
Когда вдруг исцеляются калеки.
 
 
В смирении река покрыта льдом,
Как хвойный лес после пожара.
Оно – как опустевший дом
Или затишье после свары,
 
 
Когда закопан ты живьем,
Когда кончается дыханье.
Но мы пока еще живем.
И мы пока еще в сознании.
 
 
В смирении не следует роптать,
В смирении глотают только слезы,
В смирении на всем лежит печать —
Печать полу-смертельной дозы.
 
 
В смирении отношенья рвём
И вспоминаем тех годами,
Кому сказав, что мы без них умрем,
Смиренно умираем сами.
 

«Я продолжаю находиться в коме…»

 
Я продолжаю находиться в коме
С усталым ожиданьем темноты.
Мой телефон молчит в истоме,
Мне без него хватает пустоты.
 
 
Мне кажется, я на пределе,
Терпение погрязло в суете,
Так безвозвратно проползут недели,
Наступит май, проснувшись в теплоте.
 
 
Трава, скорей всего, зазеленеет,
И дни лениво поползут опять
Я думаю, они ведь не посмеют
Мою надежду на покой отнять.
 
 
Когда я обрету его – не знаю,
Да, впрочем, и не надо это знать.
Я на мгновение глаза свои закрою,
Тогда смогу немного помечтать
 
 
О том, что не из этой жизни,
О том, что далеко от нас,
О том, что там не буду лишний,
О том, что больше не увижу вас.
 
 
Мечтать. Мои прикрыты веки,
Но свозь ресницы еле брезжит сон.
Я думаю, о чем мечтали греки,
О чем – бог моря Посейдон…
 
 
Так незаметно засыпаю,
По телу разливается покой,
Ловлю себя на мысли, чуть зевая:
Не засыпай! глаза свои открой!
 
 
И в тот момент, как на ладони,
Увижу, будто наяву,
Как гаснут свечи на амвоне,
А я не умер – я живу.
 

«Писать стихи приятней о пейзаже…»

 
Писать стихи приятней о пейзаже
чем о какой-то там любви
хотя проблема в написании та же
когда ты с ними визави
 
 
как обозначить расстоянье
дистанции и близости внутри
поймать все смены состоянья
на море, что проснулось до зари
 
 
где ветер пошевеливает волны
вглядись в песок и на момент замри
он кажется серебряно-безмолвным
и грусть его запрятана внутри
 
 
на нем ты видишь россыпи травы
они от соли почему-то поседели
и если б знали только вы
как это передать возможно в акварели
 
 
морской водою белый лист залить
взять кисть привычную для размышленья
перо гусиное с ней рядом положить
и написать пейзаж – скорей, стихотворенье.
 

Романс

 
Я видел Вас, увы, всего два раза,
Один – во сне, другой раз – наяву.
И, испугавшись, понял как-то сразу,
Что я без Вас теперь не проживу.
 
 
А Вы у зеркала подкрашивали губы,
Платок небрежно падал с Ваших плеч.
Ну, а когда вдруг распахнули полу шубы,
То тень моя к ногам пыталась лечь.
 
 
Я созерцал с восторгом Ваше отраженье
Богини моря, выходящей из воды.
Вы были чудным идеалом воплощенья,
Летящим ангелом с картинки Агады.
 
 
Потом Вы удивленно приоткрыли губы,
Приблизив пальцы. Поцелуи второпях.
Затем исчезли, завернувшись в шубу,
Оставив только тень свою в дверях.
 
 
За пеленою ситцевой метели
Смешались дни во сне и наяву,
Не нужно было даже и недели
Понять, что я без Вас не проживу.