Текст книги "«Афганистан, мой путь…» Воспоминания офицера пограничной разведки. Трагическое и смешное рядом"

В народе говорят: «Если утром мучительно стыдно, то вечер задался». Вот и офицеры и прапорщики на следующее утро продирали глазки со стыдливым чувством удачно проведенного вечера, в то время как у «москвичей» после сытного завтрака появилось желание «пообщаться с народом». И тут им на глаза, к своему несчастью, попал наш «доктор Пилюлькин» – он же Николай Ерш-в, который бодро, без какого-либо угрызения совести за вчерашнее, занимался зарядкой. При этом он вновь произвел на проверяющих неизгладимое впечатление: прямо на месте «крутил» акробатическую «мельницу». Дело в том, что Николай был каратистом и прекрасно физически подготовлен. Наблюдая за его «цирковым» представлением, московские гости были приятно поражены тем, что такие «Рэмбо» служат на «точке»! Правда, они не знали, что к этому времени Николая, мягко говоря, сгубила его профессия, вернее не она, а постоянное наличие в его распоряжении запасов медицинского спирта: по сложившейся «традиции» он утром «накатывал» сто грамм спиртика и весь день для него был «солнечным» (правда, врач он был от бога). Вот тут-то с ним и захотели пообщаться представители Центра – как-никак чувство «недосказанности»-то осталось. Беседа проходила очень доброжелательно и на позитиве до тех пор, пока «доку» не был задан роковой для него вопрос: «А как Вы проводите свой досуг?» Николай был человеком прямым и ответил честно: «Знаете, вот одни книжки читают, другие – марки собирают, а я – сто грамм выпью!» Реакция гостей оказалась бурной и в течение часа был решен вопрос о его досрочном откомандировании в Союз. При этом слово «досрочно» никак не вязалось с ситуацией с Николаем: вместо положенных 2 лет он провоевал в Афганистане уже 2 года и 3 месяца, а из округа ему уже выехала замена. Несмотря на это, москвичи увозили Николая с собой в качестве «трофея».

Провожая Николая, мы – недавно прибывшие офицеры, впервые увидели его в повседневной общеармейской форме с непривычными для нас красными просветами на погонах и того же цвета петлицами. К тому же он был трезвым. Однако за каких-то 20 минут полета на «вертушке» Николай, к изумлению своих «высоких сопровождающих лиц», полностью преобразился. По приземлению «борта» в аэропорту Пянджа встречавшие увидели незабываемую картину, которую очень красочно описал начальник КПП Николай. После спуска трапа из вертолета сначала вышел один из москвичей. За ним показался какой-то офицер в армейской форме, которого аккуратно «подавал» коллеге другой москвич. После чего «высокие гости» бережно взяли этого офицера под руки и, поддерживая его равновесие, направились к группе встречавших их офицеров. Ну а этот офицер в такт их шагов громко пел песню. Все задавались вопросом: когда и где Николай умудрился «принять на грудь» – ведь он садился в «борт» трезвым?

В погранотряде нашего доктора, как коммуниста, «вытащили» на заслушивание парткомиссии. И тут-то Николай, после партийного аутодафе – «торжественного» объявления ему выговора с занесением в учетную карточку члена КПСС и о «досрочном» откомандировании в «родной» КДПО, выдал свой последний «перл». Выходя из кабинета и переступив одной ногой порог, он неожиданно обернулся и, пристально посмотрев на членов парткомиссии и помахав поднятым вверх указательным пальцем правой руки, голосом провидца произнес: «Это еще не последняя война!» Как в воду глядел!

А еще Николай Ерш-в запомнился нам и тем, что в следствие своей пагубной привычки надругался над самыми светлыми чувствами нашего боевого товарища Ивана Лобанца. Как-то утром, будучи в состоянии «головка вава, во рту кака», когда запасы спирта истощились, «док» вынужден был пойти уже сам за «медицинской» помощью («чем бы похмелиться») по подразделениям ММГ. А с этим-то была проблема. И занесло его в комнату отдыха к офицерам минбатра (в отсутствие Лобанца), где ему на глаза попался объемный флакон французской туалетной воды, стоявший на прикроватной тумбочке Ивана – подарок жены во время недавнего приезда к нему на побывку в Пяндж. Не успели присутствовавшие и глазом моргнуть, как доктор, мучимый посталкогольным синдромом, тут же сунул свое «жало» в этот парфюм и продегустировал его не только на запах, но и на вкус. И хотя присутствовавшим офицерам дружными усилиями удалось «отбить» флакон, но «док» отхлебнул прилично. Чтобы Иван ничего не заметил, во избежание скандала и нежелания его расстраивать, кто-то разбавил парфюм чистой, «почти что родниковой», водой. В течение нескольких месяцев сослуживцы Лобанца, оберегая его светлые чувства и терзаемые совестью, молча наблюдали, как после бритья, освежаясь этим парфюмом, он с удовольствием и радостно заявлял: «А-ах, любимой женой пахнет!»

И в заключение темы борьбы с «зеленым змием» приведу еще одну быль, которую мне рассказал упомянутый Иван Лобанец. После завершения продолжительной операции в районе Таш-Кургана по взятию до селе неприступной одной из крупнейших на Севере Афганистана базы мятежников весной 1984 года в г. Пяндж вернулась наша НДШПЗ «Артходжа» во главе с капитаном Анатолием Мал-вым. Оказавшись в Пяндже, офицеры и прапорщики после четырехмесячного проживания в первобытных условиях бросились «снимать стресс» и окунулись во все прелести «цивильного» отдыха. Отдыхал и наш Анатолий. А в это время в гостинице, где он остановился, его ждала жена, нежданно-негаданно приехавшая к нему на «побывку» (и проживали они оба на одном этаже из 10 гостиничных номеров). Но встретиться любящим супругам уже несколько дней ну никак не удавалось: ежедневно жена приходила к дежурному Опергруппы отряда с требованием «отдать» ей мужа и получала заверения в его скором прибытии. Ну а Анатолий все это время «блуждал» между застольями у друзей-товарищей. Только на третий день, придя в Опергруппу, жена Анатолия столкнулась с Иваном Лобанцом, который тут же бросился на его поиски. Разыскав («уже» или «еще») хорошо «расслабленного» Толика и сообщив ему радостную весть о приезде жены, стал тащить его к ней со словами «Пойдем к жене!» Однако Анатолий из-за своей «усталости» что-то не понял и проявил высокий «облико морале», категорически заявив: «Я по бабам не пойду!» Тем не менее Иван, пересилив его сопротивление, все же доставил счастливого мужа к гостинице, где на входе они и столкнулись нос к носу с его женой. Чтобы понять всю комичность происходящего, нужно представить в тот момент внешний вид Анатолия: все десантники (включая «срочников») за несколько месяцев жизни в горах заросли «как Адамы» – у некоторых волосы были до плеч, «роскошные» бороды с усами (существовало суеверие, достоверность которого многие на себе проверять не желали: не стричься и не бриться до окончания операции), а лица – были черными от загара. Ну, настоящие афганцы. Неудивительно, что когда Иван, поддерживая какого-то пьяненького мужика-«неандертальца», радостно заявил опешившей женщине, что нашел ее мужа, то она с изумлением начала оглядываться по сторонам. Когда же Иван начал подталкивать к ней Толика, то она, будучи женщиной тоже морально устойчивой, твердо заявила: «Это не мой муж». Но Иван настойчиво толкал к ней Анатолия, заверяя: «Ваш, Ваш». И только вглядевшись в «утомленные» глаза «неандертальца», женщина с сомнением спросила: «Толя, это ты?» Тот наконец-то «прозрел» и с трудом произнес: «Я», обняв ее то ли от радости, то ли от слабости – ведь любимая жена всегда была его опорой в жизни. Вот при таких романтических обстоятельствах после длительной разлуки встретились любящие сердца.

Конечно, приведенные мною «приколы нашего военного городка» абсолютно не дают основания считать, что на «точках» было распространено пьянство – приведенные мною ситуации вовсе ни о чем не свидетельствуют, ибо это были отдельные частности. Несомненно, периодически мы поминали погибших, снимали стресс по возвращению из «тяжелых» операций, обмывали награды и звания, отмечали дни рождения. Важно отметить, что и в этом вопросе проявлялся дух товарищества: когда неожиданно объявлялось о присвоении звания или вручалась награда, а «виновник торжества» по какой-либо причине оказался не готовым к такому знаменательному событию, то другие товарищи, узнав об этом, кто с радостью, а кто скрепя сердце, «скребли по своим сусекам» и приносили ему «беленькую» дабы только соблюсти офицерскую традицию (независимо от имевшегося в распоряжении спиртного, виновник обмывал звездочки или награду полным 200-грамовым стаканом). Конечно, «переборы» на «загранточках» были, но офицеры сами крайне негативно относились к этому и при необходимости воспитывали виновника, поскольку всегда нужна была трезвомыслящая голова при внезапном возникновении боевой обстановки, ибо от нас зависели не только наши жизни, но и жизни подчиненных. А чтобы осуждать или нет такое «пьянство» – нужно самому побывать на войне!

А в заключение темы борьбы с «зеленым змием» отмечу, что в 1984 году во время одного из служебных совещаний вышеупомянутый начальник Особого отдела КГБ по погранотряду подполковник Морг-в охарактеризовал морально-политическое состояние коллектива офицеров и прапорщиков ММГ-3 следующим образом: «На некоторых наших загранобъектах офицеры и прапорщики порой используют водку для расчета с местными жителями за предоставленную информацию или при обмене на какую-то помощь или «бакшиши» («бакшиш» – на языке дари «подарок»). И лишь за «Артходжу» я спокоен – там использование водки по «непрямому» назначению считается преступлением, сродни с изменой Родине». А еще отмечу, что, несмотря на приведенные случаи, спиртное на «точке» употреблялось не чаще чем раз в месяц-полтора.

Поскольку в этой главе был затронут вопрос о досуге на загранобъектах, то необходимо отметить, что их отдых состоял в регулярном просмотре советских телепередач (антенны наших телевизоров хорошо принимали советское телевидение) и художественных кинофильмов в клубе ММГ по субботам, воскресеньям и средам – политотдел бдительно следил за тем, чтобы на «точках» постоянно обновлялись фильмотеки, регулярно поступало необходимое количество газет и журналов. Также на каждой «точке» были весьма приличные библиотеки.

Тем не менее, в условиях «замкнутости» жизни на «точке» все развлекались как могли. Некоторые офицеры и прапорщики в дневное время пристрастились к рыбалке, проводя свободное время с удочками на речке Кокча и возле «точки» под сопкой, где ловили местную рыбу с красивым названием «маринка» (костлявее рыбы в жизни не видал). Часто проводились соревнования по футболу, волейболу и гиревому спорту. Большой вклад в организацию досуга внес наш «док» лейтенант Леонид Сакутин – очень доброжелательный человек и талантливый врач от Бога, он весьма серьезно занимался гипнозом и иглотерапией (мою сильную простуду в канун выезда на операцию он вылечил минутным сеансом из двух уколов игл в руку между большим и указательным пальцами и под колено с подключением к ним клем батарейки). А еще, будучи талантливым гипнотизером, он периодически организовывал посиделки-представления сеансов гипноза с участием желающих. Сакутин вызывал добровольца из числа бойцов и, загипнотизировав его, «превращал» то в Наполеона, то в Александра Македонского, то в Чапаева или его ординарца Петьку. Мы с изумлением смотрели, как «превращенный» в Буанапарте солдат-доброволец отдавал очень «заумные» команды призрачным маршалам Мюрату и Даву, генералам Савари, Лапуапу и др. Самым занятным было то, что после своего возвращения к действительности он не мог назвать ни одного из них. После окончания этих представлений на «точке» еще долго не утихал смех.

Под влиянием Сакутина гипнозом увлекся и «наш» офицер-разведчик Александр Абр-в – и у него начало что-то получаться. В связи с этим, в комнате медсанчасти ММГ на «посиделках» офицеров и прапорщиков «док» и Александр Абр-в устраивали дуэли-представления по гипнозу, по очереди вводя друг друга в состояние транса. Один из таких сеансов чуть было не закончился трагически. Леонид ввел Александра в состояние гипноза и заявил ему, что у него в «одном» месте находится ежик – такого крика, который издал Абр-в, никто из присутствующих никогда еще не слышал. Когда же наступила очередь Абр-ва, то он «в отместку» потребовал: «Смотри на меня – у меня из глаз в тебя «трассеры» летят». Народ со смехом наблюдал, как «док», полулежа на своей кровати, пытался спрятаться от них за подушку. Ну а Саня еще «усугубил» ситуацию, заявив ему: «Смотри! Тебя «духи» окружают!» Леня судорожно заметался в поисках автомата, а затем сунул руку под кровать и неожиданно выхватил оттуда гранату РГД-5 и попытался выдернуть чеку из запала. Спасла реакция присутствовавших – в ужасе все дружно навалились на него, не дав выдернуть чеку. И смех и слезы. А на следующий день «наш» «особист» организаторам этих «посиделок» сказал: «А-я-яй!» К сожалению, спустя месяц произошло трагическое событие, в результате которого Леонид Сакутин навсегда утратил свою уникальную способность. Но об этом ниже. Кстати, Леня потом мне признался, что «подыграл» Саше, чтобы повеселить «народ». В этой связи до сих пор у меня нет ответа на вопрос: гипноз действовал или зрители были с «большими ушами»?

Ну а прапорщик на «точке» «Хатункала» в 1988 году от скуки чуть не стал «фальшивомонетчиком». Жизнь там была действительно весьма «хмурой»: подразделение размещалось в блиндажах и развалинах дома. Досуг был весьма однообразным: книги, газеты и телевизор. Поэтому, обладая хорошим юмором, он от нечего делать «изобрел» небольшой аппарат для «печатания» советских «червонцев». Он представлял собой небольшой барабан от какой-то детской музыкальной игрушки с ручкой по центру. В прорезь в нем вставлялся чистый листок бумаги размером денежной купюры и при проворачивании барабана с обратной стороны вылазила настоящая 10-рублевая купюра. Секрет был в том, что этот прапорщик был холостяком, денег получал прилично, любил разыгрывать сослуживцев и ради хорошей шутки был готов нести финансовые издержки. Для создания иллюзии достоверности происходящего «напечатанные» банкноты у разыгранных сослуживцев назад не требовал. Как-то «жертвой» его розыгрыша стал находившийся в командировке на «точке» инструктор политотдела отряда, который все произошедшее принял за чистую монету и по возвращении в отряд доложил о этом «изобретении» своему начальнику. А спустя несколько дней прапорщик был вызван в отряд для расчета в отпуск и когда зашел с обходным листком к начальнику политотдела, то тот невзначай поинтересовался его изобретением. Прапорщик не понял, что его розыгрыш приобретает серьезный оборот и, продолжая играть роль «изобретателя», выразил готовность продемонстрировать свое детище. Демонстрация прошла с большим успехом и аплодисментами, произведя неизгладимое впечатление на начальника политотдела и «случайно» оказавшегося в его кабинете упомянутого выше начальника Особого отдела подполковника Морг-ва: когда у них в руках оказались слегка влажные (якобы от свежей краски) денежные банкноты, то каких-либо сомнений в «гениальности» его изобретения у них не возникло. Шутка удалась на славу, но сам шутник оказался в смятении от реакции зрителей – аплодисменты прекратились и его обвинили в фальшивомонетничестве. Пришлось прапорщику, каясь, раскрыть секрет своей мистификации. При этом он не учел того, что начальство не любит чувствовать себя одураченным. А поскольку начальник политотдела тоже обладал чувством юмора, то тоже «жестко» над ним подшутил, впаяв прапорщику строгий выговор «за пропаганду идей фальшивомонетничества», «забыв» при этом, записать взыскание в его дисциплинарную карточку. Ну а шутник еще долго находился в расстроенных чувствах в ожидании неприятностей. Впрочем, как оказалось, даже представление на него к награждению правительственной наградой прошло через начальников политотдела и Особого отдела без проблем. Вот так проводили досуг на «точках».

Впрочем, не на всех загранобъектах было так комфортно служить. Значительная часть «точек», и особенно в горах афганского приграничья в зонах ответственности Московского и Хорогского погранотрядов, находилась «у черта за пазухой» в весьма первобытных условиях. Коек с постельным бельем там и в помине не было, а в моде были спальные мешки. Да и проката кинофильмов не было, а в лучшем случае были небольшие телевизоры, с трудом принимавшие советские телепередачи. Посему единственным развлечением на таких «точках» был выход на войсковые операции или засады, куда все и стремились. На таких «точках» особенно «хмуро» и тоскливо было в дождливую погоду и зимой. Еще более тоскливо было на временно выставленных десантных погранзаставах, где удобств не было никаких априори, притом что понятие временности было весьма неопределенным и могло растянуться на год. Неудивительно, что многие офицеры, оказавшись на такой «точке», всячески стремились побудить командование погранотряда к снятию подразделения в родной Союз. Порой это приводило к достаточно комическим случаям. Так, по рассказам старших товарищей, в 1982/83 году майор И. А. Цар-ко командовал одним из десантных подразделений, которое было выставлено «на недельку-вторую» в горах афганского приграничья в зоне ответственности 117-го Московского погранотряда. Спустя четыре месяца он в категорической форме потребовал снятия точки. Когда же решение об этом принято не было, то Цар-ко стал побуждать командование к этому психологически. В один из хмурых дождливо-холодных вечеров во время его очередного доклада по аппарату «радио-ЗАС» дежурный опергруппы погранотряда услышал голос «умирающего лебедя», который с ярко выраженным украинским говорком из последних сил просил: «Снимите нас отсюда. Я болею, замполит болеет, начштаба болеет, очень многие солдаты болеют. Мы все здесь болеем». У дежурного, видимо, сложилось впечатление, что он разговаривает с руководителем затерявшейся и замерзающей где-то во льдах холодной Арктики научной экспедиции. Поэтому оператор о заболеваниях десантников временной заставы тут же доложил начальнику опергруппы отряда. Тот тут же отреагировал и по его указанию дежурный перезвонил майору Цар-ко: «Начальник опергруппы понял проблему и завтра вам пришлет врача!» Не расслышав сказанного, начальник «точки» еле слышным голосом умирающего попросил повторить ответ: «Я не понял Вас, что сказал начальник опергруппы? Пришлет доктора?», а затем в мгновение дежурный услышал рев разъяренного льва: «Какого врача? (далее следовал «трехэтажный» мат) Мы все здесь подыхаем! Снимите нас отсюда… (Далее «не хорошие» выражения.) Вы поняли, снимите нас отсюда! Мы здесь за… (снова плохое слово)!» И такое бывало!

В заключение коснусь вопроса представления к наградам отличившихся пограничников. В Погранвойсках КГБ СССР боевыми наградами незаслуженно не награждали и каждое представление проверялось «особистом», оперативно обслуживавшим подразделение на предмет достоверности описанного подвига и заслуг. А поскольку военные контрразведчики находились в подразделениях постоянно, лично участвовали практически во всех операциях, то ввести их в заблуждение было невозможно. Посему если военнослужащего награждали, то вопрос о заслуженности его награды сомнению не подлежал. Также существовало неписаное правило: военнослужащего после получения награды могли представить к следующей не ранее чем через шесть месяцев. А для представления к награде в более короткие сроки нужно было совершить действительно ярко выраженный подвиг. Все погибшие пограничники, в зависимости от характера подвига, в обязательном порядке награждались орденами Красной Звезды или Красного Знамени, а порой и орденом Ленина. Живые орденом Красного Знамени могли быть награждены, как правило, в случаях, когда награждаемому по какой-либо причине нельзя было присвоить звание Героя Советского Союза.

4. Год 1985-й. Афганские будни и тяжелые потери

1985 год стал самым тяжелым и кровопролитным для советских войск в Афганистане. Причиной тому явилось резкое увеличение спецслужбами США, Великобритании, КСА, КНР и ИРП поставок вооружений мятежникам – именно в этом году начались поставки ПЗРК «Стингер» и «Блоупайп», горной артиллерии, минометов, современного тяжелого, группового и автоматического оружия, что превратило афганские бандформирования фактически в современные армейские подразделения. В свою очередь, советские войска предпринимали активные усилия по нанесению решающего поражения мятежникам, что резко ожесточило вооруженную борьбу в Афганистане. Так, уже 28 января 1985 года силами трех ММГ и ДШМГ при участии «раимпалвановцев» началась масштабная отрядная операция в западной и северо-западной частях улусвольства Имам-Сахиб. Наша застава на БМП действовала в районе Арабкишлака, где вечером 29 января с нами произошло весьма забавное приключение. Мы на трех БМП-1 блокировали участок местности, примыкающей к болоту, но «духи» как в воду канули. Моя «бэха» занимала позиции возле развалин дома, которые прикрывали нас от внезапного обстрела со стороны болота. У нас на флангах в каких-то 50 метрах занимали позиции остальные БМП. Было очень темно и стояла оглушительная тишина, которую нарушал лишь концерт лягушек (это в конце января-то!). Мы несколько расслабились и решили поужинать. Из консервов была быстро приготовлена гречневая каша с тушенкой. В воздухе витал приятный аромат и мы, не евшие целый день, под урчание голодных желудков предвкушали вкусный ужин, в то время как Костя Соколов, будучи «дежурным огневым средством», с пулеметом ПК во время ужина должен был нести охранение. Помня известное армейское правило: «В большой семье «варежкой» не щелкай» или «Опоздавшему – кости» (естественно, это было шуткой, ибо мы никогда не оставляли товарищей голодными), он высказал «дельное», с его точки зрения, предложение: «Товарищ старший лейтенант! Давайте все быстренько поужинаем, а потом – на позиции. Ведь никого нет». Но я его разочаровал: «Хорошо, Костя, мы сейчас быстро поужинаем, а ты – на позицию, не бойся, мы тебя голодным не оставим – остатки сладки». И наш пулеметчик с огорчением (к нашему счастью) остался у пулемета.

Но как только мы начали ужинать – послышался щелчок сработавшего запала ручной гранаты, а затем за развалинами дома раздался взрыв. Подобравшийся «дух» бросил гранату с таким расчетом, чтобы она перелетела развалины и взорвалась возле нас. К нашему счастью, она запуталась в кроне дерева и не долетела до нас. Тут же в ответ длинной очередью ударил пулемет Кости Соколова. Нас как ветром сдуло – в одно мгновение мы рассредоточились и открыли массированный автоматный огонь по возможным местам нахождения бандитов. Прижавшись к стене развалин дома, я через дверной и оконный проемы стрелял из автомата «куда-то туда». В момент стрельбы углом глаза заметил в каких-то четырех метрах от себя большую вспышку и взрывная волна резко прижала меня к стене, «хлестнув» по мне какими-то мелкими осколками. Замерев на мгновение, а затем осторожно пошевелил руками, ногами и корпусом и, не почувствовав боли, я продолжил стрельбу. Пальба шла где-то минут 15 – как оказалось, стреляли только мы, поскольку какой-то отчаянный бандит бросил две ручные гранаты РГД-5 и быстренько смылся. Мы же из-за неясности ситуации «для аппетита» хватанули «адреналинчика». К счастью, никто не пострадал, но как оказалось, этот гад лишил нас ужина (кстати, и есть как-то перехотелось – адреналином поужинали). Его вторая граната попала прямо в казан с кашей и при ее взрыве все осколки ушли вверх по форме казана, а каша, которую я принял за мелкие осколки, досталась в значительной мере мне – я еще долго вытряхивал засохшую гречку со складок формы и «разгрузки». Ну а утром все увидели стоп-кадр из мультфильма «Ну погоди!»: на стене, к которой меня прижала взрывная волна, были отчетливо видны контуры человека (то бишь меня), «нарисованные» гречневой кашей. И такое на Афганской войне было!

Кстати, ремарка к этому приключению. Перед тем как началась эта «заваруха», на ПКП (полевом командном пункте) несколько офицеров нашей ММГ тоже были удивлены тишиной. Тогда кто-то в шутку произнес: «Ничего, сейчас Матроскин устроит…» (к этому времени я все еще продолжал играть в войну и лез в каждую передрягу). Договорить он не успел – послышался взрыв гранаты и поднялась стрельба.

Именно в это время мы убедились в гарантированной надежности наших автоматов АК-74. Дело в том, что зима в северных районах Афганистана была очень влажной, а температура крайне редко опускалась ниже 5–7 градусов мороза, да и то ночью. Зимой температура в основном варьировала от + 8 до 0 градусов по Цельсию (во второй половине февраля уже зеленела трава). В связи с чем снег держался лишь полторы-две недели, а в остальное зимнее время погода была не очень холодная, но промозглая, пробирающая до костей, пасмурная и зачастую туманная. Поэтому из-за повышенной влажности такая погода переносилась нами значительно тяжелее, вызывая частые и многочисленные простуды. Особенно сложно нам приходилось в такую погоду на операциях. К тому же влажность способствовала «прихватыванию» ржавчиной подвижных частей механизма автомата (особенно газового поршня) уже через три-четыре часа после прекращения стрельбы из него. И если автомат не почистил сразу, то со временем передернуть затвор было весьма проблематично. Но советские солдаты всегда отличались сообразительностью: автомат упирали прикладом в землю и резким ударом каблука по рукоятке затворной рамы досылался патрон в патронник, после чего делали выстрел, от которого вся ржавчина вмиг слетала и вновь можно было вести бой.

А еще в зимнее время мы сталкивались с рядом бытовых проблем во время ночевок на операциях. Так, если «спальники» от холода спасали нас достаточно хорошо, то спать на промерзлой земле было не совсем комфортно, а еще неудобнее было спать сверху на «броне» (если летом она согревала своей теплотой, то зимой ее холод проникал даже сквозь ватный вкладыш). Вот тут-то и был востребован бронежилет, который укладывался под спальник, что спасло многих из нас от простуды почек и других «болячек» из-за сна на мокрой и холодной земле. Те же, кому не доставалось бронежилетов, стелили на сырую землю целлофановый мешок или картон, что тоже сохраняло наше здоровье.

31 января 1985 года начался второй этап войсковой операции отрядного масштаба в районе Калайи-Заля (кишлаки Актапа – Саксаколь) против бандформирования Абдул Хади Клыча (ИПА). Но участвовать в активных боях нам не довелось – на трех БМП мы находились на блоке в отдаленных песках (если можно это назвать блоком, когда машины находились на отдельных сопках на расстоянии 400–500 метров друг от друга), а затем вдоль реки Кундуз прикрывали направления, на которых ожидался выход «духов». Запомнились мне из этой операции три эпизода. Так, когда одна из моих БМП попыталась подняться по крутому песчаному бархану, то ее гусеница «зарылась» в песок и «разулась». Казалось, такая мелочь, но мы потратили около пяти часов на то, чтобы «обуть» гусеницу на катки – машина стояла боком под значительным уклоном на бархане и торсионы вжимали катки в песок так, что сделать это мы сумели только под мудрым руководством все того же майора Георгия Налетко. БМП стащили с бархана и только тогда смогли одеть гусеницу на катки.

Второй эпизод. По команде с КП мы на трех БМП спустились из сопок и въехали в кишлак, где в заболоченной местности моя машина села на «брюхо». Когда же мы попытались выбраться, то по нам неожиданно ударил вражеский пулемет. Удивительно, но эта стрельба способствовала проявлению находчивости у нашего механика-водителя Анатолия Зайца – под свист вражеских пуль и стрельбу нашего ПКТ мы прикрепили бревно к гусеницам и медленно прокрутив их на какой-то метр-полтора, сумели вылезти из грязи.

Третий эпизод. Мои БМП заняли позиции рядом с КП мангруппы и ночью мы несли боевое охранение посменно, отдыхая тут же в спальниках. Для отдыха мною был облюбован нос БМП с откинутым волноотражательным щитком. Ночью старший лейтенант Иван Лобанец, будучи дежурным офицером по КП мангруппы, при проверке несения службы моими подчиненными решил подшутить надо мною. Он подошел к БМП, на которой я спал со стороны головы и, имитируя «духа», шутя начал меня душить руками. Спросонья мне показалось, что это враг. А поскольку все мы боялись неожиданного нападения противника во время сна и всегда стремились быть готовыми к его отражению, то спали в спальниках с автоматом в обнимку с досланным патроном в патронник. Поэтому, почувствовав, что меня кто-то душит, не теряя хладнокровия, вместо того чтобы пытаться освободиться от захвата, я спустил предохранитель и нажал на спуск. Прозвучала короткая очередь в два патрона и дикий крик: «Не стреляй! Свои!» Итог этой шутки: я временно оглох от выстрелов, мой спальник пробит пулями и пропах порохом, испуг у меня и у шутника (но штаны-то все же остались сухими). До сих пор не пойму, как его не задели мои пули? Порой из-за таких шуток и гибли люди.

В целом же этот этап операции для нас оказался небольшим выездом на своеобразный пикник: безлюдная местность и куча дикой живности на больших просторах открытой местности, исключавших скрытый подход и внезапное нападение на нас бандитов. Тогда-то мои бойцы и применили новый вид охоты на диких уток, многочисленные стаи которых обитали на реке Кундуз (говорили, что это были эмигранты из СССР). Их «ноу-хау» заключалось в том, что наш гранатометчик давал очередь из АГС-17 «Пламя» по стае диких уток, мирно плескавшихся на воде. После разрывов гранат между ними большинство уток улетало, но на воде оставалось два-три «подранка» (так мы наказывали их за измену Родине в форме бегства за границу). Затем доброволец, войдя в роль охотничьей борзой, плыл к подбитым уткам и подбирал их. Таким образом, проблем с разнообразием блюд не было – Анатолий Сербинов, Рашид Одиноков, Константин Соколов, Анатолий Заяц и Сергей Фомин не то что жаркое, даже пельмени умудрялись делать на позициях. Один из эпизодов лепки пельменей во время этого «пикника» запечатлен на прилагаемой фотографии. Все было прекрасно, но впереди была… беда.

8 февраля операция закончилась и наша мангруппа, совершив почти 60-км марш, остановилась на привал в Шерхане. Там бессмертный экипаж БМП-1 № 806 сделал свою последнюю в жизни фотографию. Казалось, все завершилось успешно: 10-дневная операция закончилась без потерь и осталось лишь совершить 80-км марш на «точку». Все отдыхали, шутили, веселились. Но на душе у меня что-то было не так: меня все больше и больше охватывало предчувствие чего-то страшного и неизбежного. Я не мог объяснить, что меня мучало – настроение ни с того ни с сего упало и меня интуитивно охватило не проходящее чувство опасности, беспокойства и даже появились мысли о гибели. Мое настроение заметили другие офицеры, и Ваня Лобанец спросил: «Что с тобой?» Я неожиданно для себя ответил: «Знаете, мужики, меня, наверное, завтра убьют». Они опешили: «Ты что, дурак? Операция закончена. Выбрось дурные мысли из головы, а то «накаркаешь». Однако эти мысли меня не отпускали до утра – сон не шел, а когда рано утром 9 февраля 1985 года наша колонна начала движение – мое сердце лишь сжалось в тревожном предчувствии чего-то ужасного. Я не кривлю душой – многие бойцы, побывавшие в аналогичной ситуации позже говорили о том же. Тем не менее марш проходил как обычно – мои три «бэхи» № 802, 805 и 806, как обычно, замыкали колонну, растянувшуюся не менее чем на полтора километра. Первой шла БМП № 802 в составе командира отделения сержанта Рауфа Бутылкина, наводчика оператора ефрейтора Валерия Лихошвы и механика-водителя ефрейтора Юрия Колесина и двух бойцов в качестве десанта. Моя 805-я в составе командира экипажа старшего сержанта Владимира Терентьева, наводчика-оператора ефрейтора Анатолия Сербинова, механика-водителя ефрейтора Анатолия Зайца и десантника ефрейтора Константина Соколова шла второй. 806-я в составе командира отделения старшего сержанта Евгения Рожнова, наводчика-оператора ефрейтора Рашида Одинокова, механика-водителя ефрейтора Сергея Фомина и десантника-пулеметчика ПК ефрейтора Василия Романенко замыкала колонну.