Текст книги "НЕсвобода слова. Как нам затыкают рот"

Вынесение предупреждений СМИ

Надзирающий за СМИ орган имеет право и обязанность выносить СМИ предупреждения в оговоренных законами случаях. Закон «О СМИ» не оговаривает действия СМИ при получении предупреждения, а статья 8 закона «О противодействии экстремистской деятельности» устанавливает: «Предупреждение может быть обжаловано в суде в установленном порядке». Но не сказано, в каком именно суде – гражданском или уголовном! И не сказано, кем предупреждение должно обжаловаться – самим СМИ или прокурором.

До рассматриваемого Постановления Верховного Суда предполагалось, что оспаривать незаконное предупреждение должно само СМИ в гражданском суде в рамках судопроизводства дел, возникающих из публичных правоотношений. Но теперь, после разъяснений Верховного Суда, это становится не всегда возможно. В гражданском суде теперь можно оспаривать только такие предупреждения, в которых нет цензурных требований к органу СМИ, то есть не упомянуты никакие опубликованные этим органом СМИ материалы. Но если элементы цензуры есть – то есть некая публикация признана «экстремистской, то есть обосновывающей и/или призывающей к совершению уголовного преступления», что равноценно требованию запретить ее публикацию, то гражданский суд заниматься таким предупреждением не вправе, поскольку цензура – это объективная сторона уголовного преступления, предусмотренного статьей 144 УК РФ. А в уголовный суд по признакам статьи 144 орган СМИ сам обратиться не может, поскольку это дело публичного обвинения, которое может возбудить только прокуратура.

Следовательно, орган СМИ обязан не в гражданский суд обращаться, а написать в прокуратуру заявление с просьбой возбудить уголовное дело по признакам статьи 144 УК РФ против работников надзирающего органа, вынесшего это предупреждение, – с тем, чтобы в ходе последующего рассмотрения уголовного дела в суде признать вынесенное СМИ предупреждение незаконным. Прокуратура обязана это дело возбудить, а уголовный суд должен сначала вынести приговор по признакам статьи 144. Если приговор будет обвинительным, то суд в ходе рассмотрения уголовного дела признает предупреждение незаконным. Если приговор будет оправдательным, то тогда СМИ само обратится в гражданский суд и тот может признать вынесенное предупреждение и законным, и незаконным в зависимости от остальных обстоятельств дела.

Повторяю еще раз!

Указание судам в Постановлении Верховного Суда, что «вопрос о том, имело ли место использование средства массовой информации для совершения уголовно наказуемых деяний, следует решать с учетом вступившего в законную силу приговора или иного судебного решения по уголовному делу» предлагает органам СМИ такую схему защиты свободы слова.

Надзирающий орган считает работников СМИ преступниками, использующими СМИ для экстремистской деятельности, то есть в большинстве случаев – для совершения уголовных преступлений, и выносит за это предупреждение.

В свою очередь, работники СМИ считают преступниками работников надзирающего органа за то, что они, используя служебное положение, своим предупреждением препятствуют «законной профессиональной деятельности журналистов путем принуждения их… к отказу от распространения информации».

Как вам такой поворот дела?

Еще раз о пресловутом законе

Понял читатель, где тут «собака порылась» или нет, но должен почувствовать, что с этим законом что-то не так.

Задайте себе вопрос, а с какой целью этот закон был принят? Из его названия следует, что сделано это с целью борьбы с некой экстремистской деятельностью. Но как мы видели из содержания части 1 статьи 1 этого Закона, там указана, за очень небольшим исключением, деятельность по совершению преступлений, запрещенных Уголовным кодексом под угрозой наказания. Что же получается: после принятия закона «О противодействии экстремистской деятельности» эти преступления из Уголовного кодекса выведены, а статьи, предусматривающие наказание за них, отменены? Нет, их никто и не собирался выводить. Может, за эти преступления ужесточено наказание? Нет, в Кремле и Госдуме никто этих преступлений не боится. Тогда зачем к известным и понятным понятиям Уголовного кодекса нужно было добавлять мутное понятие «экстремистский», которое как бы превращает эти преступления не в преступления, а в нечто не подпадающее под действие УК?

Сейчас в России около полутора десятков организаций запрещены как экстремистские в рамках закона «О противодействии экстремистской деятельности». Но как вам понравится определение «экстремистская организация», которое вводит пункт 2 статьи 1 закона «О противодействии экстремистской деятельности»?

Цитирую: «экстремистская организация – общественное или религиозное объединение либо иная организация, в отношении которых по основаниям, предусмотренным настоящим Федеральным законом, судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности». Как видите, закон «О противодействии экстремистской деятельности» под экстремистской организацией понимает только ту организацию, в отношении которой уже имеется вступившее в законную силу решение какого-то суда о ликвидации или запрете деятельности на основании какого-то иного закона, но не на основании закона «О противодействии экстремистской деятельности». Это выглядит абсурдом, но нужно понять, почему такой абсурд введен в ранг закона.

Дело в том, что нормальное, понятное определение «экстремистского сообщества» дает Уголовный кодекс: «организованной группы лиц для подготовки или совершения преступлений экстремистской направленности». Но если и в законе «О противодействии экстремистской деятельности» дать именно это определение, то тогда станет ясно, что суд в гражданском процессе не имеет права признавать экстремизм организаций, поскольку речь идет о преступлениях, подлежащих юрисдикции уголовного суда. А если запутать положения закона, то тогда судьи на местах и в гражданском процессе будут признавать организации экстремистскими. Простенько, но со вкусом!

Точно такое же недоумение должно вызвать и приведенное в пункте 1 статьи 3 пресловутого закона понятие «экстремистских информационных материалов» – это материалы, которые «обосновывают и призывают к совершению преступлений, оговоренных в списке пункта 1 этой статьи». Но если говорить по-русски, то понятия «обосновывать» и «призывать» в русском языке обобщаются одним понятием «подстрекать». Но подстрекатель, т. е. автор такого информационного материала, является по Уголовному кодексу соучастником преступления, к которому подстрекает. Таким образом, рассматривая вопрос об экстремизме произведения, суд одновременно рассматривает вопрос о совершении автором этого произведения преступления. Однако в законе «О противодействии экстремистской деятельности» подстрекатель прямо подстрекателем не назван, и сам автор произведения в законе как бы вообще отсутствует. Совершенно очевидно, что информационный материал в законе не называется подстрекательским для того, чтобы не видна была связь между экстремизмом информационного материала и Уголовным кодексом.

Зачем это надо? Ответ один. Затем, чтобы запутать судей и прокуроров на местах – чтобы они не боялись в рамках гражданского дела обвинять авторов произведений в совершении ими преступлений и запрещать информационные материалы и общественные организации, не угодные российским властям. Закон «О противодействии экстремистской деятельности» принят для того, чтобы судьи и прокуроры на местах как бы «по собственной инициативе» нарушали статьи 13 и 29 Конституции России. Ведь статья 13 Конституции запрещает только «преступные сообщества», а не какие-то там «экстремистские организации», а информационные материалы не могут быть по статье 29 Конституции запрещены ни в каких случаях.

Ведь вот что получается на практике. Чтобы признать в рамках уголовного дела одного гражданина преступником – например, по статье 278 УК РФ («Насильственный захват власти или насильственное удержание власти»), требуется большой труд следствия, прокуратуры и суда. А для того, чтобы признать разом 50 тысяч человек преступниками, приготовляющими насильственное изменение конституционного строя, нужно лишь решение суда по гражданскому делу о признании организации этих 50 тысяч человек «экстремистской».

Ну, ладно, в России некому обвинить законодателя в нарушении основных конституционных прав граждан, но ведь есть и Запад с его декларациями о защите прав человека. Запад-то может обвинить законодателя России в попрании Конституции России? А это очень непросто сделать, поскольку закон написан так, что из него никак не следует, что законодатель России разрешал кому-нибудь нарушать права человека в России. Мало того, законодатель в статье 2 Закон «О противодействии экстремистской деятельности» прямо так и указывает судам и прокуратуре: «Противодействие экстремистской деятельности основывается на следующих принципах: признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина, а равно законных интересов организаций». Вы уж там старайтесь!

Но если это так, то почему на сегодня около семисот авторов произведений признаны подстрекателями к преступлениям в отсутствие вступивших в силу приговоров судов по уголовным делам в отношении этих самых авторов? А вы посмотрите на статью 13 закона «О противодействии экстремистской деятельности»: «Информационные материалы признаются экстремистскими федеральным судом по месту их обнаружения, распространения или нахождения организации, осуществившей производство таких материалов, на основании представления прокурора или при производстве по соответствующему делу об административном правонарушении, гражданскому или уголовному делу».

Во-первых, как из этого положения статьи 13 следует, что материалы признаются экстремистскими в рамках гражданского дела? Во-вторых, как из этого следует, что судьи могут принимать решение о гражданско-правовом последствии (т. е. о признании материала экстремистским) без учета вступившего в силу приговора по уголовному делу? В-третьих, где в этом предложении сказано, что суд при рассмотрении гражданского дела имеет право сам устанавливать признаки экстремизма информационного материала – т. е. устанавливать в нем наличие экстремизма? И если какие-то прокуроры и судьи на местах, в рамках гражданских дел сами устанавливают признаки преступлений, занесенных в список экстремистских, и на основании этих, ими же и установленных признаков выносят решение о признании автора материала подстрекателем к уголовному преступлению (что автоматически следует от признания самого материала экстремистским), то при чем тут законодатель? Он ведь ничего этого не разрешал в законе «О противодействии экстремистской деятельности»! Законодатель не отменял положения пункта 4 статьи 61 ГПК РФ: «Вступивший в законную силу приговор суда по уголовному делу обязателен для суда, рассматривающего дело о гражданско-правовых последствиях действий лица, в отношении которого вынесен приговор суда, по вопросам, имели ли место эти действия и совершены ли они данным лицом». И если судьи на местах в гражданском процессе начали считать для себя не обязательным иметь вступивший в силу приговор по уголовному делу для признания действия сторон гражданского процесса преступлениями, то при чем тут законодатель?

Прокуроры уверенно предлагают судам в гражданском деле признать общественные организации экстремистскими, то есть преступными сообществами, и ссылаются на закон «О противодействии экстремистской деятельности». Но законодатель, при обвинении его в этом беззаконии, имеет все основания утверждать – а при чем тут я? Я, законодатель, никаких прав признавать общественные объединения экстремистскими в рамках закона «О противодействии экстремистской деятельности» судам не давал! И это действительно так. Возьмите лупу и просмотрите закон – там и слова нет о признании организаций экстремистскими. Да и как это можно сделать, если для целей этого закона экстремистская организация – это не только та, которая признана экстремистской, но уже и запрещена?

Исключен законодателем и запрет деятельности общественных объединений в рамках закона «О противодействии экстремистской деятельности» тем, что для целей этого закона экстремистскими организациями признаются только уже запрещенные организации. Почему? Потому, что статья 13 Конституции РФ не разрешает запрещать никакие экстремистские организации – нет этого слова в Конституции, вот и законодатель не дает это сделать по закону «О противодействии экстремистской деятельности», предлагая судам нарушать Конституцию и запрещать экстремистские организации на свой страх и риск.

У законодателя в России есть все основания утверждать, что он не разрешал нарушать права человека. А то, что эти права в России массово нарушаются, и Европейский суд по правам человека в Страсбурге завален жалобами из России, то это исключительно из-за малограмотности судей, прокуроров и следователей на местах.

Должен обратить внимание, что Западу, похоже, надоело это перекладывание ответственности, и Запад с недавнего времени начал применять очень интересный метод для борьбы с фашизмом в России. Для освещения его я процитирую заметку из газеты «КоммерсантЪ» от 4 октября 2010 года, которая называется «Приговор не по делу».

«…Причиной нового скандала в отношениях между Москвой и Вашингтоном стала инициатива американского сенатора-демократа Бенджамина Кардина, который давно призывает американский Белый дом отреагировать на гибель в ноябре прошлого года российского юриста инвестиционного фонда Hermitage Capital Сергея Магнитского. На прошлой неделе г-н Кардин вместе с сопредседателем Комиссии по правам человека Палаты представителей Конгресса США Джеймсом Макговерном закончил подготовку законопроекта «О справедливости для Сергея Магнитского» и внес его на рассмотрение американских законодателей. По мнению авторов инициативы, США должны закрыть въезд на свою территорию 60 российским силовикам и судьям, подозреваемым в причастности к громкому делу. Помимо этого, по мнению господина Кардина, Минфин США должен «заморозить или запретить им все операции с недвижимостью и инвестиции в финансовые учреждения страны».

…В свою очередь, в МВД России корреспонденту газеты «КоммерсантЪ» заявили, что не понимают логику американских законодателей, включивших в список многих «случайных людей, никак не связанных с делом Магнитского», – например, зампреда арбитражного суда Московской области Маргариту Зинурову, которая рассматривала гражданские иски, поданные фондом Hermitage Capital. «Возможно, ее решения не нравились руководству фонда, но они были позднее подтверждены вышестоящими инстанциями. Почему же тогда представители тех инстанций не были включены в список?» – отметили в МВД.

Еще один фигурант дела – следователь Следственного управления при прокуратуре Южного административного округа Москвы Станислав Гордиевский в беседе с «Ъ» также выразил недоумение в связи с внесением его имени в черный список. Его участие в деле ограничивалось тем, что он в свое время уличил адвокатов фонда Hermitage Capital Эдуарда Хайретдинова и Владимира Пастухова в использовании поддельных документов, и этот факт никем не оспаривался.

…Не исключено, что в ближайшее время на призыв правозащитников откликнется и Европа. В частности, недавно тему санкций в отношении фигурантов «списка Кардина» затронул глава британского МИДа Уильям Хейг. «Сотрудники иммиграционных служб Великобритании могут отказать им (в получении виз. – «Ъ»), если сочтут, что присутствие этих лиц на территории Великобритании будет нежелательным для блага общества», – отметил он.

…Помимо этого в середине сентября 2010 года о готовности рассмотреть вопрос о введении санкций против фигурантов списка Кардина заявили власти Польши. В частности, глава польского МИДа Радослав Сикорский в письме руководителю Комитета по правам человека Сейма Польши Ризарду Каличу отметил, что «противозаконные действия и нарушение прав человека не могут игнорироваться международным сообществом». При этом в случае, если Варшава действительно внесет фамилии 60 россиян в черный список, перед ними закроются двери всех стран Шенгенского соглашения».

Интересны наивные сетования зампреда арбитражного суда Московской области г-жи Зинуровой о том, что ее решение «подтверждено вышестоящими инстанциями». Запад не такой дурак, чтобы не понимать, что такое вышестоящие судебные инстанции России. Для Запада такой инстанцией является только Европейский суд в Страсбурге. И создание этого интересного прецедента с фактическим признанием нарушителями закона, т. е. преступниками, 60 российских судей, прокуроров и следователей (а Запад применяет прецедентное право) может вскоре привести к ситуации, когда российских судей и прокуроров за рубежом будут арестовывать и после отсидки в тюрьме за незаконный въезд депортировать обратно в Россию. Это, конечно, мелочь, но она очень многим в России будет приятна, поскольку по опросам общественного мнения, проведенного «Левада-центр» летом 2010 года, сегодня верят судам всего 15 проц. граждан России, а 60 проц. – не верят.

Подковерная борьба судов?

Мне могут сказать, что я, как говорил медвежонок Винни-Пух, являюсь какой-то «неправильной пчелой», поскольку как-то неправильно толкую законы и Постановление Верховного Суда.

Мой родной язык – русский, и Постановление написано на русском языке. И для меня определение цензуры в законе «О СМИ» и в Постановлении Верховного Суда, как наложение запрета «на распространение сообщений и материалов, их отдельных частей», и требование статьи 13 закона «О противодействии экстремистской деятельности» наложения запрета на «распространение экстремистских материалов» – это одно и то же деяние.

Для меня деяние, охарактеризованное в статье 1 закона «О противодействии экстремистской деятельности» как «насильственное изменение основ конституционного строя», и деяние из статьи 278 УК РФ «Действия, …направленные на насильственное изменение конституционного строя», – это одно и то же деяние. Тем более что сам закон «О противодействии экстремистской деятельности» в статье 1 считает экстремистскую деятельность в большинстве своем уголовным преступлением: «…деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением» (абзац 8).

Хотите назвать эти деяния разными понятиями – называйте, а я не собираюсь грешить против русского языка и Конституции.

В Постановлении есть и еще обстоятельства, важные для СМИ, скажем, подсудность дел, но об этом ниже. Сейчас же хочу отвлечься на вопрос, почему Верховный Суд вынес это Постановление в таком виде, которым даже «подставил» нижестоящих судей, – почему Верховный Суд не умолчал о цензуре? Почему он не умолчал о требованиях статьи 49 Конституции, как он умолчал о статье 58 закона «О СМИ»?

Все члены нынешних российских властных структур режима ощущают свою полную безнаказанность за результаты своего пребывания в этих креслах. А это снижает требования не только к умственным способностям как руководителей властных структур, так и работников их аппаратов. За тупость и глупость начальники перестали наказывать своих подчиненных, мало того, она в судах России поощряется.

Вот, к примеру, факт, вызывающий удивление у иностранцев. Во всех цивилизованных правовых государствах судьи в большинстве своем – пожилые люди, имеющие большой жизненный опыт. А как же иначе? И в СССР тоже так было: председатель народного суда – юрист лет под 50, с ним судят два народных заседателя, примерно такого же возраста. Ведь их на предприятиях выдвигали, ну, какой коллектив выдвинет в народные судьи не знающего жизни сопляка, тем более соплячку? Это же издевательство над самим понятием «судья». И только в нынешней России суды переполнены «судьями», по возрасту являющимися сопляками и соплячками (в основном соплячками), которым и 30 лет нет. Почему? Ведь они еще глупы, зачем они нужны в судьях? Опытных юристов нет? А вот поэтому их, соплячек, и назначают судьями, что они глупы, – не будут следовать закону и народному опыту практического и действенного применения закона, поскольку мало что о законе и народе знают, а будут следовать указаниям начальства. Чем глупее судья – тем управляемее.

Вот и возникает вопрос – а, может, такое Постановление Верховного Суда появилось по недосмотру тех, кто готовил его текст? Так сказать, Верховный Суд нечаянно поступил по закону – не приходя в сознание? Строго говоря, я склоняюсь к этому выводу, но я и понимаю, как опасно недооценивать противника.

Верховный Суд в своем Постановлении и прямо, и по умолчанию показал всю антиконституционность закона «О противодействии экстремистской деятельности» и этим вошел в конфронтацию с правящим режимом. Зачем ему это?

Как сказано выше, Суд в Постановлении о ряде важных положений, защищающих интересы СМИ, просто не написал, но очевидно, что он о них не написал умышленно. Кое-что прямо извратил, о чем будет сказано ниже. Тем не менее, как мне кажется, все защищающие СМИ положения в Постановлении могли возникнуть не только в результате ошибки государственных служащих Суда, не только от тупого переписывания положений закона «О СМИ», но и осмысленно.

Начну несколько издалека. Огромное большинство народа воспринимает понятие «единоначалие» как диктатуру, необходимую только начальникам. На самом деле единоначалие – это стержень любого правильного управления, и в единоначалии, чуть ли не в первую очередь, нуждаются и подчиненные. Ну, представьте, что вами на работе руководят два равных по своей власти начальника. Один требует одно, а другой – другое, и оба за невыполнение своих требований наказывают. Как вам это понравится?

Так же паршиво приходится и этим начальникам. С них вышестоящее начальство требует исполнения дела, а подчиненный отказывается его делать на том основании, что исполняет приказ второго начальника. Сами эти начальники будут непрерывно валить вину за безобразия один на другого и драться между собой за реальную власть, пытаясь подмять под себя конкурента.

Так вот когда писали текст действующей Конституции России, то ее авторы то ли по недомыслию, то ли специально, дабы ослабить государственное управление России, ликвидировали единоначалие государственного управления. Так у нас появились два равновластных, избираемых населением высших органа власти – Дума и Президент, из которых по Конституции ни один другому не подчиняется. В 1990-х гг. мы видели, как Дума и Президент разворовывали Россию, но вину за ее обнищание валили друг на друга: «коммунистическая Дума» – на Ельцина, а Ельцин – на «коммунистическую Думу». Это двойное управление есть верный признак того, что власть в России не демократическая – т. е. не народная и не предназначена служить «демосу»-народу. Она служит сама себе.

В СССР, народном государстве, единоначалие было, отсюда была и эффективность службы государства народу. Если не принимать во внимание верхушку КПСС, являвшейся единственной высшей властью над всей властью, то по Конституции высшая власть была у Верховного Совета – у законодателя, ему подчинялась исполнительная и судебная власти. Эти власти были единоначальниками в своих делах. Ответственность не размазывалась – у каждого дела был один человек или орган, который за все отвечал. Я ни в коей мере не считаю управление СССР идеальным, просто с точки зрения формального управления оно было намного разумнее нынешнего российского управленческого маразма.

В СССР законодатель не только принимал законы, но и единственный их толковал – а как же иначе? Это же верх идиотизма, если не начальник, а какой-то безответственный идиот, даже если его и назвать судом, будет толковать приказы начальника. В СССР законодатель и назначал судей, и снимал их за нерадивость, а как же иначе? Какой же разумный начальник допустит, чтобы контролер его приказов не от него зависел? Как таким контролером управлять? Как его заменить на лучшего, если прежний не контролирует исполнение приказов начальника?

А смотрите, что происходит в России. Государственная Дума принимает законы, но проследить за их исполнением не способна, поскольку судей по критерию личной преданности подбирает Президент. Дума принимает законы, но толкует их не она, а судьи. Мало того, законы толкует не один суд, а сразу два – Конституционный и Верховный. Все законы вытекают из Конституции, мало того, статья 18 Конституции требует, чтобы суды общей юрисдикции в части прав человека руководствовались не законами, а прямо Конституцией. Но Верховный Суд толковать Конституцию не может – это прерогатива Конституционного Суда. Причем Конституционный Суд может перетолковать толкование Верховного Суда по любому вопросу. Но Конституционный Суд не несет никакой ответственности за применение законов, и вся ответственность за десятки тысяч жалоб, адресованных в Страсбург, лежит на Верховном Суде. Короче, американский вариант Конституции для государства по имени «Раша» надругался над судебной системой России «не по-детски».

В результате в России у такого важного дела, как толкование законов, оказался не один начальник, как было в СССР, а два – Конституционный и Верховный суды, из которых один главный, а второй ответственный (в смысле, отвечающий). Исходя из опыта и знания того, как действуют системы управления, я склоняюсь к мысли, что между этими судами идет не видимая непосвященным драка, а рассматриваемое Постановление – это результат этой драки.

Получается так. Определить, что именно является цензурой, – это прерогатива Верховного Суда, а не допустить появления цензуры в законах России – это прерогатива Конституционного Суда. Определить, какие вопросы разрешаются в уголовном и гражданском производстве, – это прерогатива Верховного Суда, а не допустить появления законов, по которым граждане признаются виновными в преступлении без вступившего в силу приговора по уголовному делу, – это прерогатива Конституционного Суда.

Верховный Суд, скрыв в Постановлении свою вину за ущемление свободы слова в России посредством игнорирования разбора 58-й статьи закона «О СМИ» и выпятив вину Конституционного Суда в форме его согласия с учреждением в России цензуры, т. е. с нарушением статьи 49 Конституции, «подставил» Конституционный Суд. Ведь последний уже 8 лет спокойно наблюдает, как закон «О противодействии экстремистской деятельности» насилует статьи 29 и 49 Конституции особо изощренным способом.