Текст книги "Земля наша велика и обильна..."

ГЛАВА 11

Хлопнула дверь, ввалился Вадим Игнатьев, программист, спец по железу, начиная от компьютеров и заканчивая нашими автомобилями. Крупный, веселый, жизнерадостный, ярый антисемит, что не мешает ему дружить с Бронштейном, быть женатым на еврейке и даже ездить к ее родне в Израиль, славянофил и знаток древнерусского оружия, принимает участие в костюмированных сражениях на тему славянского воинского искусства. Я однажды побывал на одном, долго плевался и зарекся на будущее: восемьдесят процентов участников щеголяли в рыцарских доспехах и жаждали участвовать в сражении на стороне псов-рыцарей, в то время как в войско Александра Невского не удавалось набрать больше десятка… Вообще от обилия западноевропейского рыцарства и белых плащей с красными крестами рябило в глазах, наши ратники выглядели сиротами на своей же земле.

– Слава России! – провозгласил он торжественно.

– России слава, – ответили мы, Вадим, как и Ротмистров, к этому относится очень серьезно, а если кто уклоняется или пренебрегает ритуалами, сразу в его глазах становится предателем.

Лысенко наконец осмелился раскрыть рот, поинтересовался тихо:

– Что еще нарыл?

– Да я только с Горбушки, – сообщил Игнатьев, – хорошую маму прикупил, видеокарты вышли новые… А по теме я наскидывал файлы в отдельную папку.

– Где она, – спросил Лысенко сердито, – я не видел!

– Она в скрытых, – сказал Вадим с ехидной улыбочкой. – Чтобы не исчезла ненароком.

Лысенко засопел, никто не любит напоминаний о промахах. Однажды он, уже устав к концу рабочего дня, нечаянно смахнул нужную папку, посчитав ее дублем. А потом почистил корзину, в которую обычно не заглядывал месяцами. Но и тогда можно бы восстановить, однако он записал сверху массив новых данных, а уходя на обед, выключил комп, «чтобы не нагревал воздух». После обеда начал искать нужные документы.

Вадим сунул диск в щель, чуть развернул экран, чтобы видно всем, дождался, пока откроет, и быстро отыскал нужный файл:

– Смотрите! Вот динамика демографических процессов. Как вам это нравится? Ну, что русские вымирают – говорить не буду, знаете. Казалось бы, что может быть хуже? Оказывается, может. Так бы они, то есть мы, вымирали, может быть, медленнее, но когда рядом появляются злые энергичные соседи… гм… Что китайцев уже девять миллионов, знаете?..

Я кивнул, буркнул:

– Уже сообщили. Как что хорошее, так забудут, а как пакость…

Вадим зыркнул в мою сторону ревниво, повел курсором ниже:

– Смотрите, армян три с половиной миллиона, из них в Краснодарском крае – девятьсот тысяч, а в Москве и Московской области – два миллиона сто тысяч… Каково? А сколько народу в самой Армении, знаете?.. Идем дальше… народов Дагестана в Москве и Московской области – два с четвертью миллиона, а в самом Дагестане – всего миллион. Круто?.. Азербайджанцев в России живет четыре миллиона, из них три – в Москве!

Настроение мое портилось быстрее, чем курсор соскальзывал со строчки на строчку, Дятлов посмотрел на меня быстро и сказал натужно бодрым голосом:

– Ну, мы еще не в такой глубокой заднице, как Европа!.. Был я в Англии, там в Лондоне шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на негра!.. Да что там в Лондоне, в самых дальних деревушках и городишках полно негров, арабов, индейцев…

– Индийцев, – переспросил Вадим, – индусов то есть?

– Не один хрен? – отмахнулся Дятлов. – Все одно – низшая раса. А мы – белая, высшая. А в Германии? Как-то пришлось по работе в Берлин, Дрезден, Гамбург – везде негры, турки, курды… У нас хоть с этим еще терпимо. Москву можно пройти из конца в конец, негра не встретишь.

– У нас в Северном Бутове целая семья, – запротестовал Вадим. – Такой свинятник развели!

– Я не говорю, что совсем нет! Просто можно пройти и не встретить. А в Европе на каждом шагу.

– Зато у нас полно черножопых!

– Да, – согласился Дятлов, – черножопых полно. Шагу не ступить. Ну Москва еще ладно, а вот то, что они расползаются по всей России, захватывают целые регионы – хреново. Вот у тебя здесь что за дикие цифры? Неужели в самом деле пора идти за веревкой и мылом? Это откуда?

– Официальные данные! – ответил Вадим обидчиво. – Зайди на сайт Российского статистического центра. Все в открытом доступе. Просто я выдрал данные без сопровождающих таблиц и графиков. Но если надо, вот ссылка.

– Не надо, – ответил Дятлов мрачно. – Верю, хоть и не хочется. Это же надо: кабардинцы – шестьсот восемьдесят тысяч в России, а в самой Кабардино-Балкарии – двести пятьдесят тысяч!.. Им что, здесь медом намазано?

– Видать, намазано, – согласился Вадим зло. – С осетинами та же картина: шестьсот семьдесят тысяч переселилось в Россию, а в самой Северной Осетии осталось только сто девяносто тысяч человек! Ингушей в России – триста восемьдесят три тысячи, а в самой Ингушетии – сто двадцать тысяч человек! Да и то надолго ли?

Дятлов ткнул пальцем в экран, оставив мутное пятнышко:

– А вот те вьетнамцы… Ну скажите, зачем нам три миллиона вьетнамцев?..

– Это сейчас три миллиона, – сказал Вадим.

– Да, в следующую перепись их будет десять, если не тридцать, – согласился Дятлов. – Что скажете, Борис Борисович?

Все повернулись ко мне, я чувствовал их требовательно-вопрошающие взоры, ответил с натугой, чувствуя, как голос от напряжения садится:

– До следующей переписи еще дожить надо.

Заурядная отмазка получилась зловещей, я сам ощутил в ней недобрый подтекст. А в самом деле, перепись проводят через каждые пятнадцать лет, а сейчас ускоряется не только гонка технологий: исторические процессы, дремавшие тысячи лет, вдруг проснулись и понеслись галопом.

Чтобы как-то скрасить впечатление, я попросил:

– Вадим, выведи данные последних геологоразведок по Восточной Сибири. Помнишь, ты обещал сенсацию?

– Их еще не обобщили.

– Но ты там полазил?

– Полазил, – признался Вадим. – Больно уж неожиданные результаты!

– Давай что есть.

Демостатистика исчезла, пошли более радостные данные о неисчислимых богатствах Сибири. Наконец-то завершена полная геологоразведка Восточной Сибири и Дальнего Востока, начато составление общей карты. Стыдно сказать, со спутников проверили глубины залегания всех руд в Южной Америке, в Африке, даже в Антарктиде, но в России все не спешили: и так открытых месторождений хватает с лихвой. А если штатовские спутники и давали своим хозяевам более точную картину, то те, естественно, не делились с потенциальными соперниками.

Вадим молодец, умело выдирал кусочки уже уточненной карты, составлял на своем сайте. Сейчас мы все смотрели и не верили глазам своим, но в моем сознании глубокой занозой засела мысль о девяти миллионах китайцев, что уже сейчас переселились на Дальний Восток.

Вадим с подъемом прочел вслух:

– Залежи нефти в Сибири превосходят втрое все остальные месторождения, вместе взятые!

– В России? – спросил Ротмистров.

– Я неясно выразился? – огрызнулся Вадим. – В мире!.. Нефти в Восточной Сибири больше, чем во всем остальном мире. Кроме того, там еще и газ, которого больше нигде практически нет. В смысле, в сравнимых количествах. Последняя тотальная геосъемка позволила выявить залежи редких металлов, огромные запасы золота, платины, молидбена, титана, не говоря уже о меди или олове. Кстати, обнаружены новые богатейшие залежи урана. Глубина залегания крохотная, даже удивительно, что обнаружили только сейчас… Да что говорить, мы беспечно относимся к богатствам, теперь это видно.

Дятлов кашлянул, сказал хмуро:

– Не тяни, скажи сразу.

Интонация мне очень не понравилась, я повернулся к Игнатьеву.

– Что там еще?

– А дальше не такое радостное…

Он запнулся, я сказал зло:

– Говори, говори. День начался все равно скверно. Даже эти сокровища вряд ли перевесят…

Он кивнул:

– Вы правы, Борис Борисович. Только что в новостях сообщили, что наша контрразведка задержала некоего Чеботарева, он работал на китайскую разведку. К сожалению, успел передать и данные наших геологов. Хотя… думаю, что китайцы уже сами со своих спутников все вызнали.

– А Чеботарев тогда зачем?

– А чтобы понять, что именно мы знаем сами.

– О своей земле, – добавил Дятлов ехидно и зло разом.

Я стиснул челюсти. Китайцы и так постепенно заселяют Восточную Сибирь, идет тихая инфильтрация, но сейчас, получив такие данные, они могут принять более решительные меры. Какие, еще не знаю, у них там сейчас к решению этой проблемы подключен не один институт стратегического планирования, но что постараются оттяпать Восточную Сибирь уже более ускоренными темпами, это ясно и моим тапочкам.

Ротмистров проговорил тяжелым, как груженный углем состав, голосом:

– Эх, не дали вы мне порадоваться… Только возликовал, что обнаружили клад, и вот теперь не смогу спать спокойно!

– А нам и так нельзя спокойно спать, – ответил Вадим.

Отворилась дверь, заглянул Бронштейн. Оглядел нас опасливо.

– К вам можно?

Дятлов и Вадим посмотрели на меня, я кивнул:

– Заходи, будешь шестым… или сколько нас здесь?

Он вошел еще опасливее, поинтересовался:

– Какое-то извращение?.. В бухгалтерии берут на троих.

– Это в старину было, – объяснил Дятлов. – А теперь мода на здоровье.

– У вас бутыль, наверное? Или трехлитровая банка?

– Все в сравнении, все в сравнении, – ответил Дятлов.

Я кивнул в сторону экрана.

– Вадим накопал материалы по ископаемым Восточной Сибири. А что у тебя на эту тему?

– У меня? Разве я не бухгалтер?

– Не жмись, – сказал я. – По совместительству ты еще и директор нашего Центрального Банка и также местный маршал Стратегического Центра Глобальных Исследований. Или как-нибудь круче, к примеру: Генеральный Директор Всеобщего Центра Стратегических Изысканий. Так что не скромничай. Помимо того, что ты, как тайный жидомасон, должен быть в курсе.

Он спросил обидчиво:

– Почему это вдруг тайный?

– А у явного ранг выше? Ладно, тогда явный.

Бронштейн посмотрел на экран, кивнул.

– Вот вы о чем? Ну, могу добавить, что еще зашевелилась и Япония.

– Острова? – спросил Ротмистров.

Бронштейн покачал головой.

– И не надейтесь так легко отделаться. Острова всей гряды – понятно, включая и Сахалин, но Япония уже всерьез претендует на часть Приморья.

– Основания?

Бронштейн развел руками.

– Говорят честно, без хитрости. Даже удивительно для азиатов. Или решили, что в данном случае такая тактика самая эффективная. Мол, у них в Японии нет ничего, кроме рыбы, мы же ходим по залежам полезных ископаемых. Они претендуют на все Приморье, но, конечно, готовы будут удовольствоваться частью Дальнего Востока. Дают понять, что все равно для нас он потерян…

– Это почему же?

Он ответил лаконично:

– Китайцы.

Ротмистров буркнул:

– Мол, лучше японцам, чем китайцам?

– Скорее расчет на то, что нам все равно. Потому Япония постарается отхватить кусок как можно больше.

Дятлов проговорил задумчиво:

– А не удастся ли их стравить за эти земли? Чтоб начали маленькую войнушку?

Игнатьев хохотнул:

– А желательно, чтобы большую. Да побольше, побольше! Как в старое доброе время… эх!

Я помалкивал, смотрел, как на экране сменяются таблицы, участки сибирских земель с отмеченными новыми месторождениями. Этих новых втрое больше, чем уже открытых со времен пещерных людей, если те водились в Уральских горах. В прошлый раз Америка вовремя встревожилась быстро растущей мощью Японии, которая сумела нанести поражение не только огромному по численности Китаю, но и России в Русско-японской войне, когда полностью уничтожила весь русский флот, захватила Порт-Артур и забрала острова Курильской гряды. Тогда Америка сумела поставить Японию в безвыходное положение, загнать в такой угол, что той ничего не оставалось, как скопить силы и во время Второй мировой войны постараться отплатить за обиды.

Чтобы это выглядело как неспровоцированное нападение, американцы даже пожертвовали своим Перл-Харбором, откуда заранее увели все боеспособные корабли, а оставили только старую рухлядь. Потом американцы окружили Японию, поставили на колени и навсегда запретили ей иметь армию и вообще вооружаться.

Однако сейчас Япония снова схвачена за горло. У нее совершенно нет ископаемых, разве что немного угля, все приходится ввозить, абсолютно все, ни одна страна не ввозит столько, Япония живет исключительно за счет экспорта, она всегда закупает сырье, делает готовую продукцию и продает… Но если сейчас ее обкладывают высокими торговыми пошлинами, то при малейшем повышении еще – Япония просто не выживет.

Ольхин и Левакин все помалкивали, слушали других, у нас все лезут с идеями друг впереди друга, только Левакин все же заметил в затянувшуюся паузу:

– Не нравится мне это… Америка снова загоняет Японию в угол, но на этот раз Япония может наброситься не на того, кто загнал ее в безысходку…

Ольхин тоже внимательно просматривал диаграммы, карты, глаза его мрачно поблескивали.

– Да, при всей ее ненависти к Америке, с заокеанским мордоворотом на этот раз связываться не станет. Научена! А вот оттяпать у нас Дальний Восток вполне может, может.

– Рискнут?

– Они прижаты к стене, – напомнил Ротмистров.

– Сомневаюсь, чтобы так уж резко повернули…

Дятлов сказал зло:

– Вы что, не видите? Штаты сами подталкивают Японию напасть на Россию!

– Это заметно, – отрезал Ротмистров. – А ты вроде бы видишь какой-то разумный выход? Скажи, не жмись!

Дятлов указал на экран.

– Взгляните, это американский флот. Видите, как близко к нему китайские корабли?.. Не знаю, насколько затевают все это серьезно, но американцы явно нервничают. Уже месяца три их держат в постоянном напряжении, а люди не железные…

– Как и корабли, – буркнул Ротмистров. – Простите.

– Да, я понял, – ответил Дятлов. – Корабли в самом деле, хоть и железные, но если люди нуждаются в отдыхе, то корабли – в ремонте. Соленый воздух, удары волн, постоянная качка, беспрерывное маневрирование – все это изнашивает двигатели. Корабли устали даже больше, чем люди. Они нуждаются в ремонте, люди – в отдыхе. Но едва флот оттуда уйдет, китайцы могут высадить десант на Формозу, то бишь – Тайвань. Потому американцы вынуждены держать там мощный флот.

Ротмистров хмыкнул.

– Не просто мощный!

Дятлов повернулся к нему всем корпусом, а из-за его спины Ольхин деликатно пояснил:

– Военная мощь Китая постоянно растет. Потому американцы вынуждены постоянно добавлять к своему флоту у берегов Тайваня все новые корабли и подводные лодки. Но когда-то наступит момент, что китайцы будут спускать на воду авианосцы и подводные лодки быстрее, чем это делает Америка! И тогда ей придется действительно худо.

Я слушал их голоса, достаточно злорадствующие, что понятно, самому тоже приятно, что вот начинают давать отпор этому зарвавшемуся тупоголовому ублюдку с крылатой ракетой в волосатой лапе гориллы. Мы начали, надорвались, но эстафету подхватили Китай, Корея, Индия, даже Япония выходит из-под контроля оккупантов, арабские страны усиливают натиск… Гм, но они, к сожалению, еще больше усиливают натиск на Россию, чем на Америку.

Вадим сказал с подъемом:

– Японские острова Мариама и Гуам все еще захвачены Америкой у Японии! Япония это помнит тоже. И напоминает так же часто, как и про Курилы. Так, Борис Борисович?

Я отмахнулся.

– Не о том сейчас надо думать. Беда, как вижу, подкралась совсем неожиданно. И с той стороны, откуда не ждали.

Игнатьев поинтересовался:

– Беда? Я пока вижу беду для Америки, чтоб она издохла, проклятая!

– Беда в том, – сказал я, – что совсем не вовремя обнаружили эти полезные ископаемые… да еще целое подземное море нефти!.. И так Сибирь безлюднеет, на нее уже поглядывают эти соседи…

Игнатьев еще не врубился, а Бронштейн, Ротмистров и Дятлов посерьезнели, насупились.

– Ну не настолько же это серьезно, – сказал Дятлов с неудовольствием.

– Разве? – спросил я горько. – А давайте скажем прямо: если сегодня Япония высадит свои войска – пусть крохотные! – на Курильские острова и даже на Сахалин, мы не сможем их защитить. Более того, если захватит Владивосток… впрочем, и все Приморье, как уже захватывала в Гражданскую, мы разве сможем дать по зубам, как делали раньше? Вообще ничего не сможем. Оботремся и будем протестовать. Будем обращаться в международные суды… Понимаете?

Ротмистров проворчал:

– Понимаем. В суды обращается слабый. Сильный посылает флот и утюжит крылатыми ракетами.

– Вот-вот. Сколько бы мы ни говорили о международной юстиции, но в мире по-прежнему прав тот, у кого больше пушек.

Дятлов сказал невесело:

– Если введет свои войска Китай, мы тоже ничего не сможем сделать. Моральный дух наших солдат надломлен… как у всего народа. А дух китайских солдат силен. Их страна на подъеме! Они верят в свою правоту, в правоту своих руководителей.

Ротмистров со злостью стукнул кулаком по краю стола:

– Черт! Я еще помню, как мы помогали нищему голодающему Китаю, который весь из крохотных деревень и рисовых полей, где полуголые крестьяне сажают рис… А что теперь? Могучий индустриальный Китай, выпускающий современнейшие компьютеры и снабжающий ими весь мир, смотрит на Россию… эх!..

– С брезгливой жалостью? – подсказал Игнатьев.

– Хуже. Как на пустое место. Да-да, как на пустые земли, куда пора… уже пора!.. начинать вторжение. Нет, даже не вторжение, это слишком лестно для России, это подразумевает сопротивление, а на самом деле произойдет попросту заселение наших земель.

Я взглянул на часы.

– Ого, у меня встреча с делегациями из Новосибирска. Ребята, продолжайте без меня, вынужден вас покинуть.

– Наша ячейка? – поинтересовался Игнатьев.

– Да, – ответил я с гордостью. – Сами создали, теперь вливаются в нашу партию. Ладно, занимайтесь нашей текучкой, но не забывайте, что интересы России – вовсе не писсуары на Тверской!

ГЛАВА 12

С делегацией управился быстро: принял, пожал руки, наговорил хороших слов, поздравил и одобрил, затем незаметно спихнул на Власова, он любит играть главного, а сам уединился в кабинете, включил комп, на экране возникла карта Восточной Сибири. В геологическом режиме сразу виден резкий прогресс в деле исследования полезных ископаемых: за последние годы карта заполнилась втрое значками с углем, оловом, медью, молибденом, никелем, ртутью, ураном, золотом, а главное – нефтью и газом. В демографическом режиме разными цветами отмечены места наиболее плотного заселения, увы, вся Восточная Сибирь с точки зрения заселенности – пустыня. Желтым цветом отмечены поселения китайцев, я прошелся по годам, на карте желтые пятна расползаются, как при мультипликации.

Японцев, понятно, ни одного: у них уровень жизни гораздо выше, переселяться на Дальний Восток не горят желанием, но это вовсе не значит, что не зарятся на его богатства. Еще как зарятся, разве что не так откровенно, как Китай.

Я стискивал ладонями виски, попросил Юлию сделать крепкий кофе, выпил, обжигаясь, залпом, в черепе посветлело, а кровь пошла по жилам горячая, как расплавленное железо. Сердце бухало часто и сильно. Я не мог сидеть, вскакивал, метался взад-вперед и снова бросался в кресло, шарил по новостным сайтам, жадно вчитывался в скупые строки сообщений о встречах, переговорах, торговых договорах, совместных проектах, стараясь увидеть быстро меняющуюся картину. Если бы меня застал за таким занятием Лукошин, он бы заявил сурово, что настоящий патриот должен думать о борьбе с продажными партиями демократов, что дружно рвутся к власти, искать пути, чтобы ставить им палки в колеса, а не глазеть на то, что делается в чужом мире, но я-то ч у в с т в у ю, что будущее России решается сейчас там, а не перед зданием мэрии, где старушки протестуют против установки писсуаров рядом с Мавзолеем Ленина.

Явился с распечаткой материалов Игнатьев, с любопытством покосился на каскад географических карт на экране.

– Мы на редколлегии все закончили. Посмотрите, что получилось. Это общие, так сказать, тезисы, но, как ядро, пойдет. Кое-что можно, конечно, убрать, я сделал с запасом.

Я отмахнулся.

– Позови Беловича. Он у нас специалист по этому вопросу. Заодно утрясешь и организационные.

– Можно звякнуть от вас?

– Давай, – ответил я безучастно.

Белович пришел буквально через минуту, бодрый и жизнерадостный, тоже взглянул на экран, заявил с апломбом:

– Ага, заинтересовались будущей схваткой гигантов?.. Проблема в том, что Штатам нужны громадные средства на перетягивание каната с быстро набирающим мощь Китаем, нужен новый технологический прорыв. Однако для нового, уже последнего скачка в противоборстве нельзя размещать фабрики по производству компьютеров и других высокоточных производств в Китае! Но и в Штатах невыгодно…

Игнатьев фыркнул:

– Хотите сказать, что выгодно в России?

– А почему нет? – ответил Белович задиристо. – Мы хотя бы белые!

– Мы не белые, – хладнокровно сказал Игнатьев. – Мы – пьяные. А пьяный – хуже негра. Пьяный даже топор уронит на ногу, чего негр не сделает. Или кувалду, что для нас сподручнее. Не-е-ет, надо смириться, что еще долго будем сырьевым придатком. Что делать, но все-таки это не самое худшее. Да, будем добывать сырье, но постепенно начнем строить на месте заводы по переработке, самой Америке выгоднее перевозить к себе не сырую нефть, а готовые бензин, керосин, масла…

Белович поинтересовался:

– Кстати, почему «к себе»?

Игнатьев посмотрел непонимающе, наконец понял, улыбнулся с неловкостью:

– Да-да, простите, это я по привычке. Конечно, институты по разработке наиболее высокоточных технологий они оставят у себя, но производство постепенно могут перенести сюда, в Россию, поближе к сырьевым запасам. Это экономически выгоднее, а деньги считать они умеют.

Они повернулись ко мне, озадаченные моим молчанием, я сказал вяло:

– К сожалению, они умеют считать только деньги. А с настроениями считаться никогда не умели… по-настоящему. Да если честно, у нас это умеют еще хуже.

– Хуже некуда, – согласился Белович. – Друзей бездарно растеряли, с врагами не подружились, с союзниками рассорились… Эх! Хуже всего, что мы сами, я имею в виду Россию, готовы к падению государства. Никогда еще население не было настолько деморализовано, настолько в дупе, как теперь говорят. Если уже сами о себе заговорили, как о самом никчемном, бестолковом, тупом и спивающемся народе, то что вам еще надо? Само слово «русский» звучит уже как ругательство. Не зря здесь вспоминали, что всякий русский, очутившись на Западе, старается скрыть, что русский!

Игнатьев буркнул:

– Правительство намечает крутые реформы.

Белович отмахнулся.

– Все уже знают, что любые реформы в России заканчиваются крахом и еще большим ограблением населения. Если в прошлую войну был патриотический порыв уничтожить гитлеровских захватчиков, то сейчас на Дальнем Востоке обрадуются, если там высадятся японцы и объявят их земли своей территорией. А азиатские регионы России слова не скажут, если отойдут Китаю, мол, хуже не будет, а вдруг да будет лучше?

Снова, в который раз, я ощутил, что, удивленные и обескураженные моим молчанием, они поглядывают на меня вопросительно. Все-таки смолчал, сам еще не разобрался, тогда Игнатьев поинтересовался осторожно:

– Борис Борисович, вы помалкиваете так это загадочно. Что-то случилось?

– Случилось, – ответил я невесело.

– Что?

– А ты не видишь? – спросил я. – В Сибири обнаружили огромные залежи всего-всего, а кто будет разрабатывать? Понимаешь, как бы мы ни орали о засилье Америки в нашей жизни, как бы ни желали ей всякой гадости, вплоть до погружения всего континента в океан, как случилось с Атлантидой, но все же давай-ка, положа руку на сердце, признаемся… Америка и мы – белая раса! Если не нравится мой расизм, тогда так: Америка и мы – западная цивилизация. Построенная на христианской морали, которая дала науку и все эти нынешние компьютеры. Япония и Китай, как и все индии и пакистаны, – это Восток, это другая мораль, другие ценности, другая духовность. И пусть сопляки в наших дворах восторгаются восточными единоборствами, но мы все прекрасно понимаем, что только христианская мораль смогла дать толчок вообще науке, так преобразившей мир. Все восточные мировоззрения – стоячее болото. Там прогресс немыслим! Не приди европейцы на Восток, там и сейчас все так же дрались бы мечами и приносили в жертву людей. Так с кем нам в этом великом противостоянии взаимоисключающих культур?

Игнатьев взглянул на меня с удивлением.

– Вы что? Уж не жалеете ли юсовцев?

– Нет, – ответил я откровенно. – Юсовцев – нет. Но американцев мне жаль. Раз уж приходится выбирать между ними и восточными странами… а выбирать приходится, то…

Он перебил:

– Погодите-погодите! Это с какими восточными? Исламом?

Я отмахнулся.

– Для меня они все восточные, все чужие. Неважно: древняя это индийская культура или еще более древняя китайская… не понимаю, что хорошего находят в древности?.. Для меня все чужое, что не христианское. И не потому, что свое, я – атеист, если даже хочешь – язычник, но я признаю, что только христианство сумело из своих схоластических споров о том, сколько ангелов поместится на кончике иглы, положить начало рождению науки, технического прогресса и всему тому миру высоких технологий, что нас окружает. Понимаешь, я бы и дальше бодался со Штатами, стараясь их ослабить, ибо сильному мозги не нужны, а слабый, глядишь, и поумнел бы немного, но сейчас Штаты в очень хреновом положении. На них не плевать надо, а… как ни дико, помочь!

Он отшатнулся, смотрел на меня, не веря глазам своим. Наконец проговорил бледным колеблющимся голосом:

– Ну, знаете… Если бы не знал вас столько лет, сказал бы, что вы – засланный казачок. Такое сказануть! Поддержать Америку – это же надо? Нет, вы сами хоть поняли, что сказали?

– Да понял, – ответил я досадливо. – Вот сейчас вижу, что сказал правильно, и вижу, что еще не все сказал… Сейчас, сейчас… на ходу додумаю. Давай прикинем, что будет, если восточным странам, вообще Востоку, удастся Америку опрокинуть…

Белович молчал, смотрел на меня исподлобья, а Игнатьев сказал с убеждением:

– Не удастся!

– Вот-вот, – спросил я невесело, – тоже рассчитываешь, что Америка устоит, потому можно кусать ее сзади за ноги?.. Ладно, а если не устоит?

– Устоит! – отрезал он упрямо. Посмотрел на Беловича за поддержкой. Тот кивнул, мол, устоит, можно нападать, ничего с нею не сделается.

– Я тоже надеюсь, – продолжал я. – Пока что держится. Но все же, если не устоит?.. Или устоит, но ослабеет в схватке настолько, что не в состоянии будет защитить Европу?.. Ведь, как ни крути, когда сюда придут Япония и Китай, мы не выстоим. И сбудется самый страшный сон Леонида Ильича: на Красной площади китайцы едят палочками мацу… А еще раньше, чем китайцы, сюда могут вломиться моджахеды.

Белович кашлянул, сказал вежливо:

– Из Афганистана, что ли? У них народа не хватит.

– А много и не надо, – ответил я невесело. – Русских сейчас хоть голыми руками бери. К тому же моджахеды бывают не только афганские. Прибудут и пакистанские части, и арабские войска… Словом, чем больше я думаю над противостоянием цивилизаций… да-да, сейчас как раз время их противостояния!.. тем больше я вижу, что мы должны поддержать Америку.

Игнатьев перебил зло:

– Борис Борисович, вы совсем охренели!.. Сказали бы, что надо уменьшить наскоки на нее, я бы еще понял. Но… поддержать? Националисты мы или нет?

Я покачал головой.

– Ты что-то путаешь сам. Мы – русские националисты, но это вовсе не значит, что надо обязательно нападать на Америку. Быть русским националистом – это прежде всего любить Россию и стараться сделать все для ее блага, для счастья ее народа. Если для счастья России надо Америку вбить в землю по ноздри – сделаем, но если для блага России лучше Америку поддержать, то почему мы должны бодаться с нею даже себе во вред?

Игнатьев смотрел непонимающими глазами. Для него мир рушился. Тем более что именно с моих работ так люто возненавидел Америку. Да многие ее возненавидели после моих «Тезисов о политкорректности» и «Катастрофы Заокеанского Рейха», хотя я развенчивал идеалы Юсы, а не Штатов, тем более – не Америки, но не было еще идеи или просто работы, которую бы поняли так, как хотел автор. Юсу отождествили со всей Америкой, как в Штатах отождествляют русских и коммунизм, а также русскими считают казахов, узбеков, туркмен, осетин, и пошла-поехала…

– Мы что, – объяснил я, – демократы какие-нибудь вшивые? Это они всегда полумерами. Снизим нападки – потеряем боевой дух. В результате потеряем голоса избирателей, а их и так с гулькин нос. Нет, мы по-прежнему должны проводить наступательную политику. Мы в первую очередь наступательностью и выделяемся. Что для нас самое главное? Верно: интересы России!.. А сейчас, как ни печально, интересы России в том, чтобы Америка выиграла противостояние с Востоком. Мы сами воевали с Востоком, забыл?

Они смотрели на меня неотрывно, словно ждали, что я вот-вот рассмеюсь и скажу: здорово я вас наколол? У Игнатьева лицо вытянулось, что-то моя шуточка затянулась, да и сам я шуточки не очень жаловал.

– Мы и сейчас воюем с исламом, – сказал я, – стыдливо в духе политкорректности называя это борьбой с терроризмом. Но мы теперь воюем всего лишь в своем огороде, ма-а-аленьком таком огородике, Америка же ведет бой в масштабах планеты. Собственно, она делает то, что делали мы, когда были Советским Союзом. Она сейчас несет на своих плечах всю тяжесть войны. Знаете ли, когда восточная цивилизация будет оттеснена в свой угол, можно поцапаться и с Америкой, но, извини, сейчас это как-то нехорошо… да что там нехорошо, для политика не существует «хорошо» или «нехорошо», вообще не существует моральных понятий, но это… это пилить сук, на котором сидишь!

Игнатьев открыл, закрыл рот, все молча, Белович пробормотал сдавленным голосом:

– Японское – это хорошо загримированное китайское. Один черт прет на Россию…

– Наши политики совершают много ошибок, – сказал Игнатьев зло. – Жаль, что они не саперы. Может, и не допустили бы Россию вот до такого! Борис Борисович, общественное мнение такой поворот в политике РНИ не поддержит.

– Общественное мнение, – возразил Белович, – это мнение тех, кого не спрашивают. У меня зачесалось левое Фаберже. Это примета, что русский в гору не пойдет, русский в гору побежит… снова и снова!

В кабинет заглянула Юлия.

– Борис Борисович, к вам приехали, как и было запланированно, из Сызрани.

– Зови, – разрешил я, а Игнатьеву и Беловичу сказал виновато: – Ребята, у нас уже не деловой разговор, а пререкательство какое-то. Давайте разговор отложим.

Белович кивнул, воспитанный джентльмен, а Игнатьев спросил с подозрением:

– Надолго?

– Хотя бы до обеда, – сказал я. – Перекусим, попьем чайку или кофе, кому что можно, успокоимся. И заново посмотрим на карту мира. Там происходит незаметный пока передел, а мы, Россия, впервые в нем не участвуем. Мы замечаем, что Штаты резко усилились, это наш больной вопрос, мы ничего другого не хотим видеть и ничего не желаем больше, чем чтоб Штаты провалились в пропасть… но давайте посмотрим трезво: кто придет на место Штатов?