Текст книги "Моя Латинская Америка. Заметки бывшего торгпреда"

Рис. 1. Моя мама, Соколова Валентина Николаевна, секретарь Тушинского горкома партии

Как тогда говорили, я оказался «достойным блата», учился хорошо, особенно по части языков. Тогда в Академии язык преподавали в группах по четыре человека по три часа (две пары, как сейчас говорят) ежедневно пять раз в неделю с обязательными домашними заданиями. До сих пор испытываю чувство огромной благодарности к нашим преподавателям испанского языка – Галине Генриховне Богорад, Терезе Диас, дочери бывшего генерального секретаря компартии Испании Хосе Диаса, Кончите Альварес, сделавшим наши уроки испанского буквально праздниками познания иберийской культуры и навыков свободного общения.

Изучение языка сопровождалось ежедневным чтением и изложением каждым из нас (по очереди) книги известного испанского писателя-аристократа, ставшего коммунистом, Игнасио Идальго Сиснероса «Cambio de rumbo» («Смена курса»). Книги о причинах, начале и исходе Гражданской войны в Испании 1936–1939 гг. Таким образом мы погружались в новый для нас мир и культуру – через идеологически выверенный программой обучения источник, к тому же наполненный неповторимым изяществом литературного стиля и высокой культуры испанского кабальеро, каким являлся ее автор, этот испанский патриот, аристократ-коммунист и воин-летчик, друг Антуана де Сент-Экзюпери.

Трехлетняя учеба в ВАВТ, со стипендией, равной последней зарплате, с обучением, разумеется, не только языку, но и многому другому, включая юридические дисциплины, международную экономику и право, гражданское право, маркетинг, бухгалтерское дело, а также географию мира, этикет, ораторское искусство и вождение автомобиля, – один из самых интересных периодов в моей жизни.

Жаль, что после окончания Академии мы не смогли организовать регулярные встречи выпускников: все мы потом в разное время находились в длительных загранкомандировках. Но со своими тремя товарищами по изучению испанского удавалось все-таки редко, но встречаться: с Геннадием Петровичем Косарецким, закончившим свою карьеру торгпредом в Бразилии, Володей Байбаковым (однофамилец руководителя Госплана!), бывшим старпомом одного из судов китобойной флотилии «Слава», работавшим в Анголе и потом торгпредом в Португалии, с другим Володей – Кузнецовым, работавшим представителем «Машиноэкспорта» на Кубе. В последние годы установились и поддерживаются нами до сих пор дружеские отношения с другими выпускниками Академии (по линии Минвнешторга): Борисом Орловым, бывшим торгпредом в соседней с Панамой Колумбии, и Олегом Павловичем Горским, с которым мы часто вспоминаем о Коста-Рике, стране, где он тоже работал до меня, а еще с Галиной Владимировной Кузнецовой, другой коллегой из стана бывшего Минвнешторга, последнего нашего торгпреда в Чили, ныне преподающей экономику в «Плехановке».

Учеба в Академии закончилась для меня преддипломной практикой в аппарате ГКЭС на Кубе, подготовкой и защитой дипломной работы на тему «Советско-кубинское экономическое и техническое сотрудничество в реконструкции железной дороги Гавана – Сантьяго-де-Куба».

Время последовавшей затем интереснейшей для меня работы и жизни в системе внешних экономических связей стало для меня временем реализации, пожалуй, главных моих способностей. Это время раскололось на два периода: пятнадцать лет при социализме и одиннадцать лет после его поражения.

В социалистический период существования монополии внешней торговли главным, пожалуй, было ощущение моей и моих коллег сопричастности к реализации огромного социального проекта переделки мира на новый общественный лад, сопричастности «к самому ходу истории человечества», как однажды сказал мне мой аргентинский коллега, предприниматель и доныне президент Ассоциации экспортеров Аргентины Даниэль Сольда. И при всех трудностях и порой и несуразностях того советского периода времени, прозванного почему-то застоем, казалось, что от моей настойчивости, чиновного честного трудолюбия и умелого пера зависит, как быстро начнут строительство партийной школы в Браззавиле (Конго)

для руководителей страны, вставшей на путь строительства социализма, или, наконец, когда пошлют наши рыболовные суда к берегам социалистической Анголы, когда начнут проходку тоннеля под Андами в Перу для переброски вод Амазонки к засушливому океанскому побережью и турбинам ГЭС, сделанным в СССР, и что оплатит, наконец, военно-патриотическое правительство Перу долг перед СССР поставками рыбной муки и хлопковой пряжи за поставки им наших танков и вертолетов, и так далее… Да так оно и было…

А главной чертой моей работы как торгпреда, представлявшего интересы другой, капиталистической России, стала, пожалуй, ее постепенная, вынужденная, вызывавшая у меня огромное внутреннее сопротивление деидеологизация и сужение ее целей. От эпохальных и имевших социально-историческое значение до всего лишь узкокоммерческих задач обеспечения благоприятных условий деятельности российских частных, реже государственных компаний. И такое произошло во всех сферах нашей общественной жизни. В наиболее общем виде в 2006 году об этом очень горько и точно сказал выдающийся русский философ и социолог Александр Александрович Зиновьев: «Утрата смысла социального бытия людей стало одним из главных, если не самым важным отрицательным следствием наступившей после поражения социализма эпохи».

Работа в Перу. «Ольмос» и монополия внешней торговли

В Перу я приехал на должность эксперта-экономиста в аппарат экономического советника, т. е. представительства ГКЭС СССР в этой стране, в ноябре 1978-го. Перу тогда руководили патриотически настроенные, социально-ориентированные военные, пришедшие к власти в стране в 1968 году под руководством генерала Веласко Альварадо. В 1975 году вместо заболевшего В. Альварадо новым руководителем страны стал генерал Моралес Бермудес, а затем Фернандо Белаунде Терри, взявший под давлением США курс на демократические преобразования в стране. Покончив в 1973 году с правительством Народного единства в Чили, США обеспокоились положением их дел и в соседнем с Чили Перу, где позиции американских компаний в горнорудной промышленности были не менее, если не более важными, чем в добыче чилийской меди. Тем более что генерал Аугусто Пиночет сразу после переворота 11 сентября 1973 года национализировал добычу и переработку медной руды в стране.

Конечно, я готовился и много читал об этой экзотической стране, прежде чем наш Ил-62 приземлился после своего тогда самого длинного рейса «Аэрофлота» в аэропорту Лимы Хорхе Чавес, названного так в честь перуанского летчика, первого латиноамериканца, перелетевшего Атлантический океан. Но личные впечатления есть личные впечатления… Сразу поразили тянувшиеся вдоль дороги из аэропорта бесстыже открытые всему миру кварталы жилищ бедняков из циновок, сотканных из камыша, без крыш, с земляными полами, дети, просящие деньги на светофорах, и так далее и так далее… «Лима – город контрастов» – этот наш журналистский штамп сразу обрел здесь реальные черты, привыкнуть к которым и смириться с которыми за все последующие месяцы и годы нашей с Галей работы в Перу было невозможно… Прошли десятилетия, но Перу продолжает оставаться страной с одним из самых высоких в мире уровней бедности: 22 % населения по данным на 2015 год, а то, что было в 1978 году, было вообще бесчеловечным и запредельным для понимания. Помнится, как проезжавший транзитом через Перу на работу в Венесуэлу мой однокашник по Академии Гена Косарецкий не смог сдержать слез, раздавая в самом центре Лимы на улице Абанкай, что возле министерства экономики и финансов этой страны, мелочь из карманов в дрожащие руки голодных малышей. Это было тогда шоком для нашего поколения, уже не знавшего ни голода, ни ужасов войны, ни разрухи.

С бедностью и ее проявлением – агрессивностью и склонностью к экспроприации, а проще – к грабежам, я и многие из моих коллег по работе в разных странах этой Америки сталкивались и сталкиваются, вероятно, и до сих пор. В столице Перу Лиме проезжавший за моим автомобилем мотоциклист мощным рывком сорвал часы с запястья моей левой руки, беспечно положенной мной на открытое окно дверцы машины, на светофоре. В Коста-Рике в аэропорту у меня ловко украли кейс с документами и деньгами (около 2 тыс. долл.), пока я укладывал другие вещи в автомашину (кстати, документы воры тут же подбросили близ стойки регистрации на рейсы, благодаря чему я быстро их получил). Ну и так далее… Самый же памятный, последний «грабеж» я испытал, когда мы с бухгалтером КамАЗа Н.А. Кондратьевым после работы в Никарагуа решили перед посадкой в самолет погулять чуть вглубь торговых рядов, среди лачуг бедняков, аэропорта Манагуа в Никарагуа. Там обступившие нас хмурые юноши лет семнадцати-восемнадцати заставили нас купить за десять долларов… изготовленные ими самодельные рогатки с рукояткой из вечного тропического дерева, с мощной резинкой. «Из такой можно птиц убивать и человека, например полицейского», – сказал один из хмурых «пролетариев», недвусмысленно вынув из кармана увесистый камушек. Мы переглянулись, я первый отдал этому юноше 20 долл. и попросил испробовать рогатку… Так и поладили. А это оружие никарагуанского «пролетариата» теперь всегда висит над моим письменным столом как своеобразное напоминание о классовой борьбе «униженных и оскорбленных» против своих угнетателей.

Природа и климат в Перу оказались неожиданно своеобразными и даже суровыми. Воды здесь много и мало одновременно. И солнца тоже. Помню, как, еще не испытавший все особенности перуанского климата, обрадованный по прибытию туда солнцем и теплом начинавшейся в Лиме весны, сказочно наступившей после промозглого московского ноября, стандартно сказал одному из моих коллег, давно работавшему в Лиме, хорошая, мол, сегодня, однако, погода, всегда она такая? На что тот несколько мрачновато ответил: «Тут третий год хорошая погода…»

Покорившие народы Южной Америки испанцы за небольшим исключением старались основывать столицы своих генерал-губернаторств, превратившихся потом в столицы суверенных государств, на горных плато, на высоте от 500 до 2000 метров, иногда и выше, там, где царят посезонно не слишком влажные муссоны или охлажденные высотой горячие пассаты. Такие зоны высотного климата создают ощущение вечной весны и, видимо, были похожи на родные испанцам Андалузию или Гренаду. Так расположены, например, Мехико, Гватемала, Сан-Хосе де Коста-Рика, Сан-Сальвадор, Тегусигальпа, Каракас, Кито, Сантьяго-де-Чили, Бразилиа и многие другие города континента. Но там, где диктовали исторические и экономические факторы, климат выбирать не приходилось.

Конкистадор Франсиско Писарро расположил столицу Перу на обезвоженном, почти сухом тихоокеанском побережье, подальше от долго сопротивлявшихся конкисте аборигенов – народностей инков и аймара и поближе к побережью и кораблям, отправляемым с ценным грузом по океанам в метрополию. Такие же историко-экономические обстоятельства сказались на выборе мест таких столиц, как Панама, расположенная в самой узкой, удобной для трансокеанского канала части перешейка, соединяющего Южную и Северную Америки в зоне невыносимой тропической влажности, жары и смертельных лихорадок, а еще для Манагуа и Гаваны – сахарных житниц метрополий.

На всем тихоокеанском побережье Перу, где сейчас 9-миллионная Лима и другие крупные города, никогда не бывает дождей. С октября по май эту сушь подогревают дующие со стороны гор пассаты, а с июня по сентябрь с тихоокеанских тропических широт сюда устремляются теплые и влажные муссоны, заливающие дождями и ураганами только верхнюю, северную и центральную часть американского континента. Южнее эквадорского порта Гуйякиль и вплоть до Огненной Земли эти дующие нашим летом муссоны охлаждаются над гигантским холодным антарктическим течением Гумбольдта, или Перуанским течением, превращаясь в мелкую водяную пыль, называемую здесь гаруа, и в плотные многодневные туманы.

Рис. 2. Схема комплекса «Ольмос»: орошение 5,5 тыс. га земель, 2 ГЭС по 300 МВт, переброска вод бассейна р. Амазонки – плотина высотой 43 м, трансандинский тоннель протяженностью 20,3 км и диаметром 4,8 м

В июле в Лиме при 10–15 градусах по Цельсию холодно и влажно, как в московском октябре, и в богатых домах жгут камины… Вода же в Тихом океане даже в февральскую и мартовскую жару не прогревается выше 10 градусов по Цельсию, и немногие перуанцы умеют плавать.

Но в Перу есть еще две климатических зоны: сьерра (высокогорная часть территории) и влажная тропическая сельва (бассейн р. Амазонки с притоком р. Укаяли). Переброска части вод этого бассейна сквозь Андские вершины на засушливое побережье была давней мечтой населявших эти земли народов, и патриотически и социально настроенный генерал Веласко Альварадо решил предложить реализацию этого проекта СССР.

Контракты на разработку гидроэнергетической и ирригационной части проекта, названного проект «Ольмос» по имени деревушки на склоне Анд, откуда предполагалось начать строительство, были подписаны в 1975 году, незадолго до смерти генерала. Защита готового проекта в министерствах энергетики и сельского хозяйства Перу, его утверждение правительством страны, оплата перуанцами в свободно конвертируемой валюте контрактной цены за его разработку (23,2 млн долл.) – все это сразу же после моего приезда стало частью моей работы, проходившей в контактах с представителями ВО «Технопромэкспорт» и «Сельхозпомэкспорт» и нашими инженерами-проектировщиками институтов «Гидропроект» и «Союзгипроводхоз». В своем конечном виде проект предусматривает переброску 19-километровым тоннелем под Андами части вод бассейна реки Амазонки на побережье с созданием ГЭС мощностью 600 МВт и орошением 112 тыс. га засушливых земель.

И сразу же после моего приезда в Перу аппаратом советника по экономическим вопросам посольства СССР в Перу (полное название нашей Mision Economica) по согласованию с руководством ГКЭС СССР параллельно процессу защиты и утверждения проекта в перуанских организациях нами были инициированы переговоры с возможными зарубежными фирмами-партнерами для совместного строительства объекта в составе международного консорциума.

Мне довелось работать над этим и вместе с представителями «Технопромэкспорта» и «Сельхозпромэкспорта» вести интереснейшие для меня переговоры с представителями зарубежных компаний в Перу: итальянской компанией – производителем энергетического оборудования «Джие Импреджило», шведской компанией – производителем строительного и проходческого оборудования и машин «Сканска», бразильской строительной компанией «Одебрехт», представительством в Лиме английского банка «Барклай». Работал и работал. Но то, что мне выпадет честь публичного подписания этого соглашения от советской стороны, я не ожидал и представить себе такого не мог. Как в тумане, помню, ехал я в президентский дворец, первый раз в жизни меня вез в «мерседесе» молчаливый водитель миссии в казавшейся огромной автомашине с флагом СССР на капоте, дальше часовые, встречавший в своем кабинете меня и представителей фирм, составивших консорциум, сам президент Перу Белаунде Терри. Всеми при этом ощущалось странное и даже тревожное отсутствие кого-либо, кроме меня, из посольства СССР и даже наших корреспондентов (а их в Лиме тогда было немало). Затем был сам акт подписания, перуанские журналисты, фото, торжественный обед и самое для меня неожиданное – необходимость и моего экспромт-выступления на обеде после подписания соглашения, которое я, подражая бразильцу и шведу, выступавшим передо мной, произнес (зачем-то!) на английском… Вот когда пригодилось мое пристрастие к языкам и прилежание в учебе! Справился…

Рис. 3. Перед вручением президенту Перу Фернандо Белаунде Терри 18 июня 1981 года соглашения и коммерческого предложения консорциума в составе ВО «Технопромэкспорт», шведской компании «Сканска» и бразильской «Одебрехт» на реализацию проекта гидроэнергетического и ирригационного комплекса «Ольмос»

Только потом стало понятно, почему я был удостоен такой чести. А когда я вернулся в миссию и хотел доложиться шефу, как полагается, и вручить ему текст подписанного соглашения о намерении создания консорциума его сторонами, он меня не принял, сказавшись на послеобеденный сон.

Только на следующий день все стало проясняться, и в итоге случилось так, что с подписанием соглашения о создании консорциума «Ольмос» оказались связанными и некоторые жесткие страницы внешнеторговой жизни, когда в условиях абсолютной монополии государства во внешней торговле и соблюдения жестких законов в интересах государства эта монополия иногда так проходила по судьбам людей, что зачастую и завершались нежданно-негаданно человеческие жизни. Вот так оборвалась тогда жизнь генерального директора ВО «Технопромэкспорт» Ю.В. Смелякова, зятя 1-го заместителя председателя ГКЭС СССР Виталия Георгиевича Морозова. За два дня до этого подписания мной по его поручению от имени ВО «Технопромэкспорт» того самого соглашения о создании консорциума и его передачи перуанцам для строительства «Ольмоса» он прилетел в Лиму из Турции или Ирана, где объединение работало по одному из гидроэнергетических объектов. Приехал с большим интересом, как я заметил, прежде всего к контактам именно с финансовым партнером в консорциуме – с английским банком «Барклай», с которым он работал и в Турции. Я был с Ю.В. Смеляковым на его переговорах с англичанами в качестве переводчика с испанского (представитель банка в Перу был перуанцем), потом успешно пробил ему в британском консульстве быструю визу для въезда в Великобританию. На переговорах же речь шла о счете ВО в лондонском отделении банка… Для этого Ю.В. Смелякову надо было срочно вылететь из Лимы в Лондон. Поэтому он и поручил миссии ГКЭС подписание соглашения. Однако в Лондон Ю.В. Смеляков вылететь не успел, его неожиданно вызвали (или направили «Аэрофлотом») вместо Лондона в Москву.

Приехавший в Лиму вскоре из отпуска представитель ВО «Технопромэкспорт» рассказал, что тут же, в аэропорту Шереметьево-2, он, а ранее и главный бухгалтер объединения «Технопромэкспорт» были арестованы, затем судимы Военной коллегией Верховного суда и расстреляны, а его тесть, выдающийся организатор советских внешнеэкономических связей с зарубежными странами В.Г. Морозов, ушел прямо домой со Старой площади после беседы с председателем Комиссии партийного контроля Я. Пельше пешком и без партийного билета в кармане…

Так что неслучайно я один, без сопровождения из посольства и даже вместо главы нашей «Мисьон Экономика» был отправлен в президентский дворец на подписание документа по консорциуму для «Ольмоса». В посольстве, вероятно, уже было что-то известно о неформальных связях руководителя одного из членов международного консорциума по «Ольмосу» с англичанами и был уже ясен намечаемый конец этой истории…

Переговоры с перуанцами о реализации проекта «Ольмос» консорциумом фирм четырех стран сначала зависли, а потом под предлогом осложнения переговоров Перу с МВФ по подписанию рамочного соглашения по новым кредитам и вовсе отложены. Но в ноябре 1982 года в Москве все же состоялись переговоры между перуанской делегацией во главе с министром экономики Перу Сильва Руэте и советской делегацией во главе с заместителем министра МВТ А.А. Манжуло. Эти переговоры, к организации которых мне, тогда уже в должности заместителя руководителя миссии ГКЭС в Перу, пришлось приложить много стараний, закончились подписанием межправительственного соглашения о поставках машин и оборудования, в том числе и для реализации энергетической части проекта «Ольмос» на условиях рассрочки платежей сроком до десять лет из расчета 8,5 % годовых. Это соглашение действует до сих пор, и, возможно, скоро придет день, когда оно будет основой для новых российско-перуанских переговоров и конкретных контрактов, потому что выполненный советскими специалистами технический проект комплекса «Ольмос» после многих лет ожидания и надежд все же был начат строительством и почти полностью реализовался.

В 2004 году за дело и самую сложную часть проекта – проходку многокилометрового тоннеля под километрами горных пород перуанских Анд – взялся один из участников того, «нашего» консорциума по «Ольмосу» – известная на континенте и в мире сооружениями сложных инженерных объектов бразильская строительная компания «Одебрехт». Бразильские инженеры-строители, которыми руководил инженер Джованни Паласиос, за десять лет проделали почти невероятное – прошли в скальных породах перуанских Анд на глубинах до 1828 метров в самой высокой точке хребта тоннель диаметром 4,5 метра и длиной 20,3 км. На пути проходки тоннеля проходческим щитом «Робинс» (США) из-за частых в этом районе мини-землетрясений то и дело встречались завалы и даже обвалы породы. Температура в тоннеле достигала 54 °C, и проходческий щит пришлось оснастить дополнительной системой вентиляции и кондиционирования. Инженера Паласиоса вряд ли можно заподозрить в преувеличении, когда в ноябре 2014 года он заявил, что «прокладка трансандинского тоннеля проекта “Ольмос” отличалась высочайшим уровнем риска и была, возможно, самым сложным тоннельным строительством в мире». Строительство комплекса и сейчас еще продолжается. В программе строительства еще 15 км отводных каналов, водохранилище Лимон и плотина для сбора амазонских вод, 50 км трубопроводов для каналов орошения, 85 км ЛЭП, 150 км подъездных дорог. Возможно, и сооружение еще одной ГЭС. Так что тема для российско-перуанского сотрудничества в этой области, возможно, еще имеется…

Первая зарубежная страна, как первая любовь, незабываема своими открытиями. Многое еще в памяти. Помню, как счастливо мы просыпались с Галей от утреннего курлыканья голубей, с утра искавших что-то на газонах дворика нашей «Мисьон Экономика». Помню, как отогревались вечерами у нашего камина, спасаясь от всепроникающего гаруа. Как бесшабашно, и только потом понимая, как рискованно, мы с Галей и с приехавшей к нам на полтора года 12-летней дочкой Анечкой крутили на старой легкой «тойоте» серпантин за серпантином между Кордильерой Бланка и Кордильерой Негра в стремлении узнать, «что там, за поворотом»… Как прямо по стеклам номера гостиницы, будто водопадом, лил в Икитосе тропический ливень, и как мягкий баритон гостиничного менеджера вдруг звал меня: «Господин Юрий, Вас вызывает к телефону министр экономики Перу»… И «господин Юрий» прямо из бассейна, подплыв к барной стойке, разговаривал с министром… Что там говорить, у меня получалось. Казалось, вот-вот начнется строительство «Ольмоса», миссия ГКЭС в Перу расширялась, продолжались и при новом демократически избранном президенте Белаунде Терри начатые еще при военном правительстве Веласко Альварадо поставки в Перу наших танков и вертолетов, и даже тогда, когда в католическое Рождество 79-го началась наша афганская война, атмосфера и отношение к нам со стороны перуанцев существенно не менялись…

СССР был и оставался надеждой, отношения с нами активно использовались властями развивающихся стран для торга с МВФ и МБРР за кредиты и послабления, для собственных интересов, конечно, тоже, но все-таки прежде всего для хотя бы минимальных подачек, чтобы полуголодный и нищий народ выживал, продолжая оставаться обманутым и разобщенным. Недаром в Перу в 90-х практически бушевала гражданская война с партизанским движением «Сендеро Луминосо» («Светлый путь»), жестоко подавленным в апреле 1997 года президентом Перу японского происхождения Альберто Фухимори. Механизм же действия этих кредитов, в том числе и в Перу, подробно показан миру в публикациях и исследованиях уругвайского экономиста и ученого Эдуардо Галеано в книге «Исповедь экономического убийцы». Таким убийцей у него был американец, бывший сотрудник Всемирного банка Джон Перкинс. Главным приемом МВФ и связанных с ним банков является, как показал Д. Перкинс, значительное завышение стоимостей навязываемых для реализации на территориях зависимых стран инфраструктурных и других проектов, что приводит к росту их внешней задолженности перед странами-кредиторами и к расширению сферы и глубины их зависимости от метрополий и МВФ.

Посольство СССР в Лиме и ГКЭС СССР интересовали тексты таких соглашений, в том числе и в связи с «Ольмосом», и я с помощью одного сотрудника министерства экономики и финансов иногда доставал важные странички попадавших в его руки текстов проектов соглашений правительства Перу с МВФ и МБРР. Это помогало и нам вырабатывать наши подходы к разработке советско-перуанских документов о сотрудничестве в различных областях, но совершенно с других позиций.

Была в моей работе в Перу и еще одна сторона, поначалу мной даже как бы и неведомая. Не секрет, что в то время в этой стране было довольно много советских военных специалистов и просто военных, прибывших туда во времена военного правительства Веласко Альварадо для обслуживания и обучения перуанских военных пользованию нашими вертолетами МИ-8, а еще танками Т-62, разнообразным стрелковым оружием. Материалы о военной помощи СССР странам, которые я курировал в отделе (Ангола, Конго, Сан-Томе и Принсипе), в том числе и закрытые, я читал еще в ГКЭС, когда готовился к поездке, и поэтому, когда перед самым отъездом в Перу ко мне запросто в коридоре подошел перекурить недавно принятый к нам сотрудник нашего же отдела Володя Б. и вдруг, показав «корочку» ГРУ Минобороны, предложил мне «помочь в Перу нашим», я без колебаний также запросто выразил готовность и как бы в шутку щелкнул каблуками в стойке смирно.

Очень скоро я об этом забыл, но мало-помалу уже в Перу начал чувствовать внимание ко мне людей в штатском, на первый взгляд неприметных и скромных специалистов по военно-техническому сотрудничеству. Когда подошло время годового отчета и годового обзора экономики Перу и я его подготовил, один из них, уже хорошо мне знакомый, попросил у меня копии этих документов… Вскоре мне из Министерства пришло указание расширить работу в области обработки источников информации о добыче и переработке природных ископаемых в Перу, потом о наркотрафике… Я это делал. Мне это было, как говорят, не «в подляк», и интересные источники я покупал иногда в открытом киоске минфина Перу, офисе госкомпании «Минероперу», реже в книжных магазинах, но более всего в газетах. Интернета тогда ведь не было… Пригодилось знание английского. По собственной инициативе я готовил короткие выжимки новостей, которые мне казались важными для каждой диппочты. На информационных пятницах в посольстве иногда делился прочитанным с сотрудниками посольства и их женами. Только потом я узнал, куда шли копии этих моих рефератов – документов, ежемесячных выжимок из газет и журнала «Economica Andina». В общем, грамотно работали тогда наши военные… Включались все возможности, в том числе имеющиеся и у открытых наших диппредставительств и их сотрудников.

С некоторыми командированными в Перу военными я потом познакомился поближе. Один из них, украинец, его звали Иван Стадник, однажды так закорешился, что, когда поехал в отпуск, попросил меня разрешить ему переночевать в Москве в нашей квартире. Его тогда принимала вернувшаяся уже из Перу наша дочь Анна. С Иваном Стадником связан долго ходивший тогда в Перу анекдот. Как-то на приеме в посольстве в честь очередной годовщины Великого Октября он вдруг попросил слова. Тут надо добавить, что тем ноябрем всегдашняя напряженность вокруг спорной территории на границе Перу с Эквадором разразилась нешуточной очередной войной, на границу с Эквадором были направлены авиационные вертолетные и танковые подразделения перуанцев, командирована часть наших военных. Так вот Иван попросил вдруг на приеме после выступления посла Л.Ф. Кузьмина слово и провозгласил тост за здоровье нашего Чрезвычайного и Полномочного, за наших военных, которые там сейчас сражаются, и закончил его громким призывом: «Уперед, за нашу рiдну Эквадорщину!..» Зал хохотал долго.

Есть еще одна страница в перуанском периоде моей работы, связанная с, так скажем, не служебными обязанностями, а желанием помочь справедливому делу, которому там, в Перу, посвятил себя заместитель руководителя представителя Минрыбхоза Эдуард Михайлович Смехов. В перуанской совзагранколонии, как тогда называли сообщество советских людей, попавших за рубеж в командировку, все всех знали, часто встречались на разных мероприятиях в посольстве. А Эдуард Михайлович, когда прослышал о новом замсоветника в миссии ГКЭС, приехал сам ко мне познакомиться и своим обаянием, знаниями, чувством юмора и интересными рассказами из жизни военного моряка, а потом гражданского, помощника капитана рыболовного траулера Балтийского флота внушил нам с Галей и уважение и доверие. Он и его жена Жанна быстро стали одними из наших близких друзей, что за рубежом особенно важно и памятно.

У представительства «Соврыбфлота» в Перу было много работ и задач. В тот период нашими рыбаками после обнаружения также нашими учеными института ВНИИРО огромных запасов анчоуса в юго-восточной части Тихого океана и за пределами экономических зон побережья Перу и Чили, велась промышленная добыча этой рыбы, а заодно и других видов, и в огромных масштабах.

В отдельные годы между 1975 и 1991 г., когда эти уловы были прекращены, количество наших средне– и крупнотоннажных судов, включая рыбозаводы для производства рыбной муки, работавших там, доходило до 90 единиц. Для обеспечения снабжения судов продовольствием и водой, проведения финансовых расчетов с поставщиками, организации сменной работы экипажей в Лиме и какое-то время в Сантьяго-де-Чили были открыты представительства Минрыбхоза СССР, в Панаме, поближе к долларам, работало специально созданное для этого советско-панамское совместное предприятие с финансовыми задачами, число рейсов «Аэрофлота» на маршруте Москва – Шэннон – Гавана – Лима, Москва – Рабат – Гавана – Лима – Сантьяго-де-Чили доходило до трех в неделю.

На побережье Перу в порту Кальяо постоянно стояли, швартовались и отшвартовывались наши рыболовные суда. Они заправлялись там продовольствием, водой, получали переведенную из Панамы валюту. Понятно, какого уровня достиг здесь соблазн у местных фирм – поставщиков продовольствия как можно теснее «дружить» с представителями Минрыбхоза, аналогично для представителей Минрыбхоза был шанс использовать ситуацию для личного обогащения.

Эдуард Михайлович приехал в Перу на работу, недавно сменив тут другого товарища, отработавшего свой срок. Быстро вошел в курс дела, вполне справлялся со своими обязанностями и очень скоро, как говорят, напал на след допускаемых шефом и бухгалтером представительства нарушений. Не буду здесь рассказывать всех нюансов и фактов, рассказанных мне Э.М. Смеховым тогда и потом, уже на Родине, всех перипетий его борьбы и моей человеческой и партийной (так скажем) поддержки его. И поскольку цель моего изложения здесь касается вопроса контроля государством внешнеэкономической деятельности, то скажу основное: воровство было явным, доказать ему это на месте, в Перу, никому не удалось. И он вынужденно прервал свою командировку после инфаркта, который Гале рискованно, но все же удалось как-то компенсировать лечением на дому. Эдуард Михайлович продолжил свою борьбу в Москве. Я помню, как мы встретились с ним после его попытки добиться приема в Международном отделе ЦК КПСС для того, чтобы представить все явные и косвенные доказательства огромных хищений валюты у государства его нечистоплотным шефом. Бесполезно. И уже очень потом он рассказывал, как даже генеральный секретарь компартии Перу Хорхе дель Прадо безуспешно приезжал в Москву с целью разоблачения грязных сделок представительства Минрыбхоза в Лиме на самом высоком уровне. Представитель был неприкасаем. Так начинала уже тогда и с головы гнить уже подернутая плесенью стремления к личной наживе Главная Рыба страны – КПСС.