Текст книги "Моя Латинская Америка. Заметки бывшего торгпреда"

Рис. 11. С министром внешней торговли Коста-Рики Самуэлем Гузовским, его супругой, сотрудниками министерства

Создание и стимулирование экспортных производств сопровождается активной внешнеторговой политикой Коста-Рики, направленной на обеспечение наиболее благоприятных условий для местных компаний-экспортеров. Будучи одним из членов основателей ВТО, Коста-Рика с самого начала 90-х годов стала наряду с Чили региональным лидером активной борьбы за устранение таможенных и других барьеров в торговле со странами региона, включая США, Мексику и Канаду. Заключение двусторонних соглашений о свободной торговле с Мексикой (1992 г.), Чили (1998 г.), Доминиканской Республикой (2000 г.), Канадой (2002 г.), сопровождалось продолжением переговоров по таким соглашениям со странами – членами КАРИКОМ (Карибского бассейна), и только с 2003 года – в рамках совместного с другими центральноамериканскими странами переговорного процесса с США, завершившегося после состоявшегося в 2006 году референдума подписанием и ратификацией аналогичного соглашения.

А железнодорожная тематика меня не миновала и здесь. В Коста-Рике, кроме сотен километров «банановых» узкоколеек, по которым рабочие в основном вручную толкают груженые зелеными гроздьями бананов вагонетки, есть одна 950-километровая, тоже государственная трансокеанская железная дорога, ведущая из атлантического порта Лимон к тихоокеанскому порту Кальдера. Дорогу эту в очередной раз местами сильно разрушило очередное землетрясение, и, как это часто бывает, руководство дороги начало искать возможного инвестора для ее восстановления. Так я познакомился с генеральным директором Ferrocarriles Costarricences Генри Руисом, близким другом тогда уже экс-президента страны Мигеля Анхеля Родригеса. Наши переговоры с Генри Руисом, в ходе которых я получил ожидаемый отказ от РЖД вкладываться в ремонт и потом в эксплуатацию «такой экзотики», быстро увяли, но контакт с Г. Руисом благодаря его и еще его жены интересу к России, мы с Галей не потеряли и однажды в воскресенье были вместе с Мигелем Анхелем приглашены на завтрак в дачный домик Г. Руиса в столичном горном пригороде Эредии неподалеку от клуба «Эль Кастильо».

Не помню всех деталей этого завтрака и разговоров, не выходящих за рамки обычных для того времени тем – Ельцин и Горбачев, шансы российских коммунистов вернуться во власть, русский балет и русская водка, но свой интерес у меня тоже был, и я спросил экс-президента, почему руководимому им правительству не удалось тогда приватизировать энергетическую госкомпанию и вообще почему в Коста-Рике не прививается так, как этого, видимо, хотят США, неолиберальная экономическая модель чикагской школы Милтона Фридмана. Мигель Анхель ответил просто, рассказав сюжет, связанный с его поездкой на Генассамблею ООН в 1998 году и состоявшейся в рамках этой поездки беседой с президентом США Биллом Клинтоном. «Клинтон тогда очень давил на меня, спрашивал, почему вы там не приватизируйте свои госкомпании, например в области мобильной телефонной связи, энергетики, портовом хозяйстве, не создаете конкурентной среды, потом просите кредиты под неэффективный госсектор?» «И что же Вы ответили?» – спросил я. «А я ему сказал, что у нас в Коста-Рике это не получится, просто не пройдет через парламент, с которым я ничего не могу поделать, asi es (и все тут)…» И засмеялся…

Я рассказал потом об этом разговоре В.Н. Казимирову, тогда послу нашей страны в Коста-Рике, и спросил, тянет ли это на телеграмму в Центр, он ничего не ответил, и я сразу понял, что этот вопрос сейчас неуместен. Не те были времена… А экс-президент все-таки тогда слукавил. Находясь у власти, он все же поспособствовал появлению на коста-риканском коммуникационном рынке частных иностранных компаний – операторов мобильной связи, не удержался, получил-таки от одной из таких компаний «откат», и через несколько лет коста-риканская, а может быть, и другая (как знать?) Фемида разожгла коррупционный скандал и в итоге наказала его несколькими годами тюремного заключения…

Надо сказать, что в моих контактах с послами России в Коста-Рике и Панаме я понимал, что исчезнувшая государственная монополия во внешней торговле повлекла за собой и исчезновение обособленного от посольств положения торговых представительств РФ за рубежом. Поэтому моя полная информационная открытость и помощь посольству в деле торгово-экономических связей была, как я считаю, правильно выбранной мной стратегией отношений моего, так сказать, торгового отдела посольства с послами и всеми дипломатическими сотрудниками наших посольств. Думаю, что во многом благодаря такому решению я течение двенадцати лет оставался бессменным и нужным торговым советником для всех менявшихся четырех наших послов в Коста-Рике и для одного Генерального консула и двух послов в Панаме.

В этих контактах я на практике учился дипломатическим особенностям и приемам, связанными с работой в пространстве другой социальной и культурной среды. После В.Л. Розанова в Коста-Рику послом СССР, а потом России была направлена Валерия Николаевна Калмык. Подтянутая и энергичная, модели «комсомолка-спортсменка», выпускница филфака МГУ из группы, где училась вместе с такими персонажами, как будущий генсек М.С. Горбачев и первый секретарь ВЛКСМ Борис Петухов. В разговорах со мной она не скрывала своего глубокого разочарования развернувшимися на Родине процессами. Охотно делилась своими впечатлениями и опытом своей работы в качестве заместителя председателя Комитета советских женщин и представителя СССР во Всемирной Федерации женщин в Берлине. В обмен же на мою открытость и искренность, как могла, помогала удержаться на скользкой стезе бизнеса в моих делах с «Еврогидроминерой» и других. Не всякий посол, например, разрешил бы поселить в свободных квартирах жилого дома посольства российских специалистов – рабочих и инженеров-бурильщиков, работавших с А.М. Сойфером и «Анхелем Кастильо», да еще и пригласить их всех в одно из воскресений на теннисный корт и к бассейну в своей резиденции.

Рис. 12.

С послом РФ в Коста-Рике Валерией Николаевной Калмык, 1993 г.

Но чего не сделаешь ради развития теперь ставших главными торгово-экономических связей со страной пребывания? А после случившегося в марте 1992 года в Сан-Хосе землетрясения она отказалась от командирования в Коста-Рику для ремонта жилого дома посольства вороватых, как она говорила, спецов из Управления капитального строительства МИД, а все деловые контакты, согласование и контроль качества проводимых костариканцами восстановительных работ в трехэтажном жилом доме посольства, где мы с Галей занимали лучшую квартиру, поручила мне. Я же порой консультировался с нашими специалистами из «Еврогидроминеры» по некоторым сугубо техническим вопросам, связанным с этими ремонтными работами. Мидовцы из Управления капремонта приехали только на окончательную приемку.

Вместе с Валерией Николаевной мы были в начале 90-х свидетелями-единомышленниками разворачивавшейся так далеко от наших глаз, но принимавшейся нами близко к сердцу, последствиями «самой крупной геополитической катастрофы прошлого века» – гибели СССР и социалистической советской цивилизации. «Ну вот, докатились и до нас эти “волны предательства”», – сказала она мне однажды, прочитав мою информацию о приглашении, направленном Торгово-промышленной палатой Панамы М.С. Горбачеву, торжественно открыть очередную Международную выставку-ярмарку «ЭКСПОКОМЕР» в Панаме и выступить там с лекцией. И мы горько смеялись с ней вместе, когда в ответ на это приглашение панамцев от команды бывшего генсека поступила смета и счет на весьма круглую сумму в расчете на VIP-пребывание делегации из двенадцати человек… с женами и домочадцами. Смеялся и недоумевал, получив этот счет и смету, и президент ТПП Панамы сеньор Артуро Вальярино, не поленившийся приехать в Сан-Хосе ко мне в офис за разъяснениями. Ну а я вместе с ним – к Валерии Николаевне…

После В.Н. Калмык послом в Коста-Рику был назначен наш известный и опытнейший дипломат Владимир Николаевич Казимиров, которому, таким образом, довелось в своей жизни дважды вручать свои верительные грамоты президентам этой страны. Первый раз, когда он прибыл в Коста-Рику в возрасте сорока шести лет в 1971 году открывать здесь посольство СССР, он вручал свои верительные грамоты и строго по протоколу президенту страны Хосе Фигересу Ферреро, второй раз в 1996 году, без всякого протокола – его сыну, президенту Хосе Марии Фигересу.

Назовите это судьбой, или блестящим предвидением, или тонким дипломатическим ходом, как хотите, но, уезжая из Коста-Рики в далеком 1976 году, Владимир Николаевич, наладивший за годы работы в Сан-Хосе с семьей Фигересов доверительные и даже дружеские отношения и получив в подарок от костариканца на память бутылку коллекционного испанского сухого вина, хранил ее еще двадцать лет. Он будто бы поджидал наиболее удачного для этого случая и дня. И в один такой воскресный день сентября 1996 года в его резиденции раздался телефонный звонок из знакомого ему еще с 70-х годов прошлого века дома. Президенту Хосе Марии Фигересу не терпелось побыстрее встретиться с доном Владимиром, которого он знал с детства как хорошего друга отца. В Сан-Хосе, в районе Курридабад они – соседи, и через несколько минут Владимир Николаевич был уже на пороге знакомого ему дома с букетом цветов для супруги президента и той самой бутылкой вина в руке. Бутылку с дарственной надписью отца Хосе Мария принял со слезами на глазах, коллекционное вино было немедленно разлито по бокалам, а еще через несколько минут душевной беседы президент позвонил в канцелярию, Владимир Николаевич – в посольство, и вручение верительных грамот нового старого посла нашей страны в Коста-Рике состоялось в доме Фигересов без всяких церемоний и формальностей, обычно присущих такому событию.

Многие вопросы дипломатического и не дипломатического характера потом удавалось решать Владимиру Николаевичу напрямую с президентом Хосе Марией Фигересом, самым важным из которых можно было бы, пожалуй, назвать организацию в 1997 году переговоров в Сан-Хосе министра иностранных дел Е.М. Примакова с президентами сразу пяти центаральноамериканских государств. И как знать, может быть, без «той самой» бутылки коллекционного вина решение многих из них было бы более затруднительным. Дело, конечно, не в бутылке, а в найденной послом форме проявления уважения к стране своей аккредитации и ее президенту. Факт, заслуживающий высокой оценки и тиражирования в разных формах и по разным поводам в отношениях России со странами этого континента. И не только этого.

Я на практике убеждался потом не раз, каким важным для развития отношений со страной пребывания и решения разных связанных с этими отношениями вопросов является вопрос установления личных связей посла с высшим руководством страны пребывания. И наоборот – связей руководства страны с послом той или иной страны.

Живут в Коста-Рике небольшой и в основном дружной колонией и бывшие россияне. Вышедшие замуж и женившиеся здесь, заброшенные сюда судьбой и изменчивыми ветрами глобализации и эмигрировавшие ранее. Со многими из них мне доводилось дружить и встречаться. В Сан-Хосе усилиями бывших танцоров из труппы ГАБТ СССР при содействии и участии Ю. Григоровича и коста-риканских партнеров в лице семьи Патрисии Каррерас была тогда открыта и работала Школа русского балета, в Национальном симфоническом оркестре Коста-Рики нашлись места для наших музыкантов, работают в Коста-Рике бывшие наши доктора, специалисты в области городского хозяйства и транспорта, образования. Есть и другие эмигранты и следы прошлых миграций из России, в том числе известных фамилий. Однажды вместе с атташе по вопросам культуры нашего посольства Алексеем Белоусовым мы побывали в маленьком деревянном доме на пляже близ атлантического порта Лимон в гостях у правнучки великого русского певца Ф.И. Шаляпина Маши Шаляпиной, высокой и крупной (в прадеда!) американки, оставшейся вынужденно одинокой, с дочерью на руках и почти без средств к существованию.

Рис. 13. С послом в Коста-Рике В.Н. Казимировым и его супругой Лидией Николаевной

Усилиями работавшего здесь до меня торгпредом Юрия Александровича Вислоусова и посла В.Л. Розанова в Коста-Рике нашлись наследники части имущества великого русского композитора С.В. Рахманинова. Мы вместе с супругой Вадима Леонтьевича Светланой Дмитриевной побывали в одной из квартир трехэтажного дома в столичном районе Барранко, где находится рояль и часть библиотеки композитора. Пригласивший нас хозяин квартиры, бывший атташе по вопросам культуры посольства США в Коста-Рике, был женат на дочери композитора Софье Сергеевне и, завершив свою дипломатическую карьеру, после смерти жены остался жить в Коста-Рике. Вскоре его дочь и внучку С.В. Рахманинова радушно принимали в Москве, на Родине деда, на центральном российском телевидении. Потом при моем активном содействии мы принимали приехавшего в Сан-Хосе на чистом энтузиазме музыковеда и пианиста из Московской консерватории В.М. Троппа для его почти месячной работы с рукописями С. Рахманинова, предоставленными временно посольству законными наследниками композитора по американской линии. Так что занимался я там не только торговыми делами…

Рис. 14. С замминистра культуры Коста-Рики и основателем костариканской школы русского балета Патрисией Каррерас (слева) и нашими преподавателями школы русского балета в Сан-Хосе супругами Даниловыми

Рис. 15. С пианистом московской консерватории В.М. Троппом и Юрием Чевордаевым, представителем «Аэрофлота» в Коста-Рике, спонсировавшим поездку пианиста в Коста-Рику

Выделяясь на фоне других стран Латинской Америки относительно высоким уровнем социальной стабильности, более равномерным распределением доходов, эффективной системой бесплатного образования и здравоохранения, Коста-Рике удалось и в эпоху так называемой глобализации и либерализации удержать эти позиции, хотя и открыв одновременно свое хозяйство для иностранного капитала и инвестиций и поставив своих производителей в жесткие условия конкуренции на мировом и внутреннем рынке.

Добившись этого и сделав главный упор на диверсификацию внутреннего производства, костариканцы смогли все же сказать два твердых «нет» апологетам неолиберализма вашингтонского разлива: НЕТ – демонтажу систем поддержки национального производителя и экспортера, НЕТ – приватизации государственных предприятий, занимающих стратегически важные для экономики и социального сектора позиции. В этом, по-видимому, и заключается суть так называемого третьего пути развития, по которому в значительной мере пионерно идет эта страна и который показывает, как можно сохранить экономическую независимость и безопасность страны, не прибегая к автаркии и открываясь иностранной конкуренции.

В марте 2003 года мне довелось побывать на конференции, организованной в Панаме германо-латиноамериканским фондом Фридриха Эберта, посвященной поискам альтернативных либеральному моделей экономического развития стран региона. Выступая на конференции, профессор Колумбийского университета (США) Кармело Меса Вега назвал «маленькую Коста-Рику» «идеологическим гигантом» за «реальную имплементацию в этой стране так называемого третьего, наиболее взвешенного для интересов людей и сохранения природной среды пути экономического и социального развития». Эпитет «гигантский», я думаю, можно отнести еще к усилиям трудящихся и предпринимательских кругов страны, своим трудом выводящим на уровень мировых стандартов производимые ими товары и услуги и твердо стоящим на страже национальных интересов и социальных завоеваний, в том числе и через избранные ими государственные институты. Вот такой увидел и запомнил я эту своеобразную страну – латиноамериканскую Швейцарию, как ее порой не без основания называют.

Панама: сопротивление неизбежному и рухнувшие надежды

Загрузив каждый кубический сантиметр нашей БМВ-318 домашним скарбом, бумагами и книгами, отправив перед этим нашу внучку Машу на Родину маме и получив своеобразное благословение нашей Чрезвычайной и Полномочной в Коста-Рике Валерии Николаевны Калмык, которую, к сожалению, мы больше никогда уже не увидим, мы отправились в наш очередной тысячекилометровый путь по Панамериканскому шоссе из Сан-Хосе в Панаму. Понимая, что на новом месте нам еще предстоит обживаться, обретать жилье, офис, налаживать и развивать деловые контакты среди панамских олигархов и аристократов, напутствовала нас Валерия Николаевна простой и емкой фразой: «Только не скромничайте там, Шемелин!» Хорошо бы, подумал я, понимая, о чем это она, но свою смету я уже утвердил в Министерстве, моя зарплата в Панаме была всего лишь на 300 долл. выше коста-риканской, и так уж совсем «не скромничать» я, конечно, не мог.

На следующий день мы спустились с моста Америк, разделяющего географически ее Северную и Южную половинки, буквально в море грязной воды, созданное щедрым сентябрьским тропическим ливнем, едва не заглушившим двигатель нашего автомобиля… Сейчас, когда я вижу иногда по телевидению, как в Европе да и у нас глохнут и плавают в таких случаях автомашины, вспоминаю, что что-то не припоминаю таких крайних случаев в Панаме, хотя там выпадает почти три метра осадков в год… А дело в том, что вода в Панаме как нигде в мире остро нужна не столько для водоснабжения или орошения, а прежде для работы Панамского канала – символа и причины создания самой страны. Поэтому ливневая канализация в Панаме одна из лучших в мире, т. к. является частью инженерной системы накопления воды в водохранилищах, снабжающих канал и его шлюзы. Так что, когда мы подъехали к знакомой нам по прежним приездам в командировку гостинице, несмотря на продолжающийся дождь, вокруг не было ни плавающих, ни заглохших автомашин, ни пробок из-за этого.

Панамские тропики и особенно лежащий в низине город Панама уж чем-чем, а благоприятным для здоровья климатом не отличаются. Двенадцать месяцев в году здесь просто жарко, и днем и ночью от 25 до 33 градусов по Цельсию, а девять месяцев те же самые градусы, но при 90 %-ной влажности воздуха. Добавьте сюда пары бензина и асфальта, пыль от постоянных, не прекращающихся строек и получите картину городского тропического ада. Поэтому жизнь в Панаме капсульная: всюду, куда бы вы ни пошли, – кондиционеры, обеспечивающие хоть какой-то комфорт для работы, отдыха, сна, передвижения. К этому не сразу привыкаешь и не у всех получается… Пришлось и нам привыкать и бороться с этим климатом. Каждое утро, когда еще не так жарко, накручивали ходьбой по паре километров по более или менее зеленым городским маршрутам, потом плавали в бассейне и только потом окунались в наши капсулы – автомобиль, офис, квартиру… В столице страны Панаме кругом море, но пляжей и прохладного бриза в городе нет… За этим нужно ехать подальше, к океану, за мост Америк или на длинную косу мыса Амадор на краю города.

Рис. 16. Торгпредство в Панаме в полном составе, 1995 г.

Кстати, о здоровье. Мне, конечно, повезло: жена – врач или, как строго, недвусмысленно говорил брат моей жены Юрий Петрович Заболотиков, математик, работавший над проблемами прохождения радиочастот в плотных средах, «Тебе, Аламес (так он меня называл), повезло в жизни». Он приезжал к нам однажды в Коста-Рику в конце 1991 года и был поражен природной экзотикой и климатом этой страны. Жить же в климатических условиях Панамы было непросто. Помогала нам моя регулярная утренняя пробежка, Гале – прогулка и потом вместе плаванье в бассейне в кооперативном, типа нашего ТСЖ, доме, где мы жили. А бегать по утрам или вечерам, как получится, я начал в двадцать восемь лет, после того как вдруг не прошел медкомиссию для допуска к экзаменам в Академию КГБ СССР, ныне им. Ю. Андропова. В 1966 туда был объявлен комсомольский набор, и я получил от своего райкома направление туда сразу после вступления в партию, оформленное партбюро ЦНИИ МПС, где я тогда работал и был членом бюро ВЛКСМ института. Вот тогда я и начал бегать по утрам трусцой, чтобы соответствовать так сказать требованиям жизни, времени и семьи. Уже тогда у меня ведь было двое детей – дочерей. Бегал до шестидесяти восьми лет, пока не появились другие болячки, несовместимые с бегом.

Рис. 17. Городские кварталы Панамы из окна нашего офиса в панамском районе Обаррио

Так что этот задел в здоровье пригодился мне в Панаме. А тут надо было скорее приступать к работе, в гостинице долго не проживешь, быстро нашли и сняли трехкомнатную квартиру за 1800 долл./мес., наше Генконсульство выделило мне кабинетик (отдельный офис торгового отдела сумели найти только через год), и началась наша панамская капсульная жизнь и работа…

Если сейчас, по прошествии уже двадцати лет с той последней долгой заграничной жизни, попробовать выделить главное ощущение от этого периода жизни, то это было, пожалуй, чувство досады и стыда за собственное бессилие в многочисленных ситуациях, свидетельствующих о случившемся как раз в эти годы ослаблении России, снижении ее авторитета и влияния в мире.

И еще, и очень часто, и за довольно низкий уровень профессионализма и, наоборот, высокий уровень стяжательства многих новоявленных бизнесменов. До сих пор не забывается чувство стыда и замешательства, которое я испытал, читая еще в Коста-Рике в декабре 1991-го (как жаль, что, выполняя инструкции, не записал дословно) циничную телеграмму МИД РФ козыревского периода. В этой телеграмме российским послам и дипработникам в своих беседах с официальными и неофициальными лицами стран пребывания поручалось объяснять нараставшие тогда трудности экономического и социального положения России – безработицу, рост цен, преступность, проституцию, детскую беспризорность и другие – «недостатками советского общественного строя, деформированной экономики СССР, мол, трудно поддающейся сейчас реформированию и демократическому преобразованию»… Чего тут больше, лжи, цинизма или незнания исторических фактов? Причины гибели СССР подробно проанализированы в десятках, если не сотнях публикаций, объяснены в многочисленных свидетельствах десятков, если не сотен людей, и, я думаю, здесь нет нужды в каких-либо моих дополнительных соображениях. Но о некоторых из последствий этого, коснувшихся меня в работе за рубежом, хочу рассказать.

В 1996 году панамский Rotary Club пригласил меня, торгового представителя России в Панаме, выступить на традиционном завтраке открытия очередного сезона на тему о последствиях перестройки для экономических связей со странами Латинской Америки. Готовясь к выступлению, я просмотрел изменения структуры экспорта СССР и России за последние двадцать лет, увидел, как выросли в сравнении с советским периодом наши валютные поступления за счет отказа от бартерной по сути торговли со странами СЭВ, на которую приходилось свыше 80 % внешнеторгового оборота СССР, и сделал из этого следующие основные выводы:

1) несмотря на крах СССР, Россия не погибла, и ее руководство удержалось у власти благодаря теперь уже валютным поступлениям от экспорта нефти и газа;

2) валюты, мол, хватило на импорт и на насыщение изголодавшегося по потреблению международного ширпотреба населения;

3) теперь валюты вкупе с демократией и дружбой с Западом хватит и на развитие промышленного сектора, и появятся в Латинской Америке и наши инвестиции, и новые современные автомашины, и прочие изделия «Made in Russia».

Поскольку я был, вероятно, достаточно убедителен в своих умозаключениях и мои графики на экране красиво подтверждали мою убежденность, главные газеты Панамы на следующий день выдали на первых страницах весь оптимистичный пассаж русского торгпреда и даже графики. Меня даже поздравляли, но я все же не мог отделаться от чувства студента, получившего пять незаслуженно. Или человека, получившего одобрение от врага… Потому что сразу после моего выступления ко мне подошел крупный панамский предприниматель Мoises Levi, оптовый торговец джинсами и прочим ширпотребом в свободной торговой зоне Колон, и довольно грубо, но, главное, откровенно сказал, что, мол, «Юрий, о чем ты говоришь? Россия теперь зависит от нас, Запада, а русские будут шить по нашим моделям и под нашей маркой джинсы и собирать автомашины тоже под нашей маркой, и это будет наше, а не ваше “Made in Russia”… хотя и собрано или сделано by russians. И никакой дружбы с демократиями Запада у России, уверяю тебя, не получится, а будет либо подчинение Западу, либо борьба с ним». Я что-то возражал, но он перевел быстро разговор на то, как бы ему сейчас купить по дешевке у российских предпринимателей два контейнера мотоциклов «Минск», случайно оказавшихся в Панаме, чтобы потом удачно сбыть их в Колумбию. С мотоциклами я ему помог, а в остальном, надо признать это и сегодня, Моисес оказался прав, хотя и не рискнул он тогда выступить с этим в клубе публично…

Рис. 18. То самое мое выступление в Rotary Club в Панаме (апрель 1997 г.)

И вот уже падают, а потом и вовсе прекращаются поставки наших автомашин «Лада» в Панаму и страны региона, сгорает в Набережных Челнах цех по производству двигателей грузовиков КамАЗ, и они вслед за «Ладами» тоже потихоньку исчезают с латиноамериканских рынков, панамские банки с удовольствием всасывают на свои офшорные счета миллионы долларов со «следами пота и крови» на них российских работяг, уходят в небытие из юго-восточной зоны тихоокеанского побережья Чили наши рыболовные суда и исчезают с южноамериканских улиц и аэропортов офисы «Аэрофлота», а с латиноамериканских аэродромов наши Ил-62… Многие бизнесмены, журналисты и политики, с которыми мне доводилось встречаться, особенно средние и мелкие предприниматели, в открытую недоумевали, почему тогда мощная, как им казалось, коммунистическая партия не справилась со своей внутренней пятой колонной, отдала империализму на растерзание страну, которая только примером своего существования давала им не только гипотетическую надежду на лучшее социалистическое будущее, но и служила опорой в их практической борьбе в сфере бизнеса за лучшие условия в отношениях национальных бизнес-структур с крупными западными ТНК и банками. Бизнесмены недоумевали, а бывшие выпускники Университета дружбы народов им. П. Лумумбы, бывало, и действовали. По-своему.

Еще в начале января 1992 года, уже после исчезновения с карты мира Советского Союза, я в единственном числе представлял на скромной международной ярмарке в г. Давиде на западе Панамы стенд ВО «Международная книга». Среди целей этого участия была и прагматическая задача распродать на выставке, и как можно больше, советские пропагандистские издания на испанском языке. По-провинциальному суперторжественно прозвучали гимны международных участников, в том числе и российский, заменой которого (гимна России еще не было) я предложил из имевшегося в арсенале местного радио набора вариантов первую часть второго концерта С. Рахманинова для фортепьяно с оркестром. И этот «гимн» прозвучал, когда поднимали на флагштоке российский триколор. Но потом я получил за все, что называется по полной, от одного молодого панамца, посетителя стенда «Международной книги».

Он подошел, представился, начал задавать вопросы о сути перестройки, порой сам же на них и отвечал, а потом, раздраженный моими «скользкими дипломатическими» ответами, набросился на меня, как на «предателя дела социализма», ударил и повалил на землю… Конечно, вмешались люди, начали звать полицию, парень (студент местного университета) быстро исчез. Я же, поразмыслив, не стал педалировать расследование, которое, кстати, довольно вяло было начато полицейскими. Ничуть не подавленный таким к себе отношением, я нашел в этом поступке панамца даже опору для своей позиции, вспомнив прочитанную в посольстве в конце декабря 91-го ту самую козыревскую шифровку о том, как надо объяснять людям за рубежом падение социализма в СССР. Со стыдом вспомнил. И обрел новую опору, как бы встав рядом с этим студентом. С тех пор вся моя дальнейшая работа за рубежом как бы окрашивалась этим стыдом и одновременно надеждой на использование советского опыта и ресурса. Я пытался как мог противостоять развалу внешнеторговой политики и практики, использовать все лучшее из экспортных наработок прошлого, из правил государственного контроля, основанных на принципах монополии внешней торговли.

Я добивался участия наших компаний в проходивших в Панаме выставках «ЭКСПОКОМЕР» и «ЭКСПОКОМЕД», тащил через них в Панаму и вообще в Латинскую Америку наших деловых людей, доказывал высоким российским визитерам необходимость пресечения практики внешнеторговых операций с использованием офшорных компаний. Кое-что получалось, бо́льшая же часть потраченных усилий были напрасными… Но главной своей задачей я считал не допустить прекращения начатого в конце 80-х годов проекта экспорта автомобилей завода ВАЗ в Панаму и через Панаму в другие двадцать шесть стран региона.

История с налаживанием экспорта изделий советской автомобильной промышленности в Панаму и через в страны Латинской Америки, по моему мнению, вообще могла бы и не состояться, если бы к этому не был причастен наш бывший соотечественник Лев Иосифович Родин. Я слышал о нем от многих моих коллег как о человеке чрезвычайно интересном, богатом и непредсказуемом в отношениях с партнерами, но относящемся с уважением к советским людям. Часто думал, как пройдет наша первая встреча с ним, и готовился к ней.

И вот я вошел в огромный, весь разгороженный стеклянными перегородками, образующими кабинеты сотрудников, зал фирмы «Моторес Интернасьоналес» (МОИНСА), хозяином и директором которой он был. Лев Иосифович, небольшой, довольно щуплый бледнолицый старик в крупных очках, с довольно короткими, лежащими на огромном пустом столе руками, сидел на небольшом возвышении в торце этого зала, спиной к окну, за которым был виден почти весь город, столица страны Панама.

Казалось, со своего возвышения он видел всех своих работников, а они видели его. Меня не представляли, я представился сам, он пригласил сесть, и мы обменялись визитками. Я настроился было на долгую беседу, начал ее с обычных, полагающихся в таких случаях вопросов о здоровье, семье, что-то подарил из своих скудных представительских запасов (как обычно, кажется, водку и календарь), и вдруг он посмотрел на часы и предложил пойти сейчас в тир, пострелять, мол, у него сейчас как раз по распорядку недели очередная тренировка…

Обескураженный, что тут скажешь миллионеру, я согласился, и мы пошли через весь зал, сопровождаемые любопытными взглядами сотрудников, в том числе и наших работавших в МОИНСА специалистов заводов ВАЗ и КамАЗ. Так в тире и прошла, а точнее была скомкана наша с ним первая беседа. А стрелял он лучше меня… Почему он повел тогда меня с собой в тир, я сам тогда не додумался. Подсказали опытные ребята из консульства: «Лев Иосифович таким образом хотел узнать сразу, из какой ты, Юра, конторы: правда торговой или другой…»