Текст книги "Неизъяснимая прелесть первоисточника"

– международного конкурса военных писателей имени В. В. Карпова.

И т. д.

Из рецензии на произведение другого автора.

Есть в (название произведения) вещи, которых мы не можем принять… Например, чрезмерное применение ненормативной лексики и, так сказать, ненормативных сцен.

Теперь воспользуемся возможностью заглянуть в творческую лабораторию беллетриста, автора детективного романа. Интервьюер спрашивает:

– …вам не кажется, что специфичность образа жизни вашей главной героини может несколько покоробить читателя?

– …мне плевать на неписаные законы и табу. Если ты начинаешь работать и держишь в голове мысль о том, что сие допустимо, а сие нет, ничего приличного не напишешь. Тем более если ориентируешься на вкус обывателя. Моя героиня – проститутка. А проститутку должны трахать…

– Но не по три раза на каждой странице?

– Да хоть по десять. Лишь бы это было хорошо прописано…

…«это» прописано с очень большим знанием дела. И генитальные варианты, и оральные. В одном эпизоде бандиты даже весьма живописно «опускают» конкурента из грузинской мафии, предварительно аккуратно обрив его волосатое седалище.

…я действительно считал, что чрезмерно насыщенное прямыми подробностями описание «служебных обязанностей» женщины по имени… может помешать читателю поверить в искренность чувств по отношению к ней главного героя романа. Но… выдвигал свои контраргументы настолько уверенно и спокойно, что пыл мой понемногу увядал.

Немного ниже

– Вероятно, ориентируясь на эту самую публику, – ухмыльнулся я, – вы и назвали роман…?

– Нет, авторское название было другим. Теперешнее мне предложили в издательстве. Сказали, что так роман будет лучше продаваться…

– А как он назывался первоначально?

– «Выб… дки».

Я прокашлялся.

Думается, процесс проникновения в тайны создания литературного произведения можно завершить этим кашлем.

Кстати, о мате. (Какая-то куцая получилась рифма.) Как мы могли убедиться, в нашей изящной словесности он используется достаточно широко. Рецензенты периодически отмечают чрезмерное применение ненормативной лексики в разбираемых произведениях. Как правило, они относятся к этому однозначно отрицательно. Однако, по данному вопросу существует и альтернативное мнение.

О поле брани! Кто тебя усеял остатками крепких слов и скелетами непечатных выражений?! Кто напоил этот воздух настоем отборного мата?! Кто разбросал по земле неисчислимые запретные плоды?! Кто поставил вдоль границ этого поля ограждения из колючей морали и в придачу сторожей, исполненных высокого ханжества?! Кто, кто, кто?!

– Эх,… твою мать… – тоскливо разносится окрест.

На поле брани нашего литпространства сторонники этой точки зрения находятся в явном большинстве.

Тем не менее приятно отметить, что одновременно существуют девицы, настолько благородные, что информацию о мате и других наших реалиях получают не из первоисточника, а так сказать, кружным путем. Журналистка комментирует новогоднее обращение главы оппозиции к репатриантам.

Недалеко ушел от певца и лидер оппозиции…, записавший свое поздравление… …Чего только нет в этом ролике – и русский мат, и уличный жаргон, и… …водка…

Ревнители

На рубеже текущего столетия некоторые журналисты сосредоточились на противостоянии низкому, по их мнению, уровню печатной продукции, затопившей бесчисленные газеты и журналы.

Один из борцов за качество литературного языка с горечью констатирует:

Бросая взгляд на нынешнюю израильскую русскоязычную печатную продукцию, невольно

приходишь к горестному выводу об угасании русской словесности в Израиле.

Основное зло автор усматривает в широко распространившемся самиздате. Несколько фрагментов из его размышлений на эту тему:

Речь идет о заведомо бездарных и непрофессионально изданных многочисленных образцах неудобоваримой печатной продукции…

…самиздатчики творят, сокрушая здравый смысл.

Самиздатчики – народ воинствующий, готовый грудью встать за свое право являть себя миру наряду с талантливыми людьми. Они требуют всеобщего равенства для всех писак независимо от их таланта и подготовленности. «Свобода, равенство, братство!» – это их лозунг, лозунг голоштанников от словесности, литературных санкюлотов.

Свобода от умения и таланта, равенство в признании независимо от качества работы, маргинальное братство-святотатство…

А зло, проистекающее из самопальной поэзии, велико, ибо чудище это, рекомое Самиздат, обло, озорно, стозевно и лаяй…

Равенства, равенства вожделеют самиздатчики, литературная беспомощность которых с лихвой компенсируется воинственным стремлением отстоять свое право получить признание и стоять почти что рядом (вы на «П», а я – на «М») с настоящими поэтами и писателями…

В интересах русского слова в Израиле необходимо показывать истинное лицо невежественных самоиздатчиков, не бояться их воинственности и рева в защиту своей литхалтуры.

С целью дискредитации самиздатчиков ревнители русской словесности применяли оригинальный творческий прием – сочинение от имени самиздатчиков текстов весьма низкого уровня. И, надо сказать, им это неплохо удавалось. Ниже рассматриваются три небольших произведения, созданные в этом жанре.

Рассказ «Пантеры» завершается чтением поэтессой Фукс своих новых стихов:

 
Лежу в объятьях минотавра.
А он сношается, нахал,
В сварной избушке из двутавра
И изумрудных опахал.
Я отдаюсь меж двух истерик,
Я необузданно добра.
Русалкой я стремлюсь на берег,
Вся в чешуе из серебра.
 

Даже беглое прочтение рассказа не оставляет сомнения в том, что уровни профессионального мастерства ревнителя – автора и Пантеры Фукс вполне соизмеримы, чтобы не сказать более.

Я повиновался – я за свою жизнь так привык к повиновению, что если некому было повиноваться, я был не в своей тарелке.

В этом не длинном предложении однокоренные слова встречаются трижды. Также три раза использовано и местоимение «я». Но даже такую частоту взыскательный автор счел недостаточной. И следующая фраза опять начинается с ласкающего слух местоимения:

Я покорно поставил стихи в номер…

Третьим персонажем рассказа, помимо автора и поэтессы, является владелица (возможно, редактор) газеты, определяемая как этуаль и правозащитница. Но автор предпочитает называть ее «имя-вымя». Прозвище это родилось, когда в ответ на хвастливое заявление этуали: «Я даю газете свое имя», автор находчиво ответил, правда, мысленно: «Вы даете газете вымя». Разговор происходит еще до знакомства автора с творчеством разнузданной Пантеры, чем и объясняется относительно невысокий уровень сексуальности этого диалога.

Чуть ниже автор счел целесообразным продолжить удачно найденную рифму, охарактеризовав свою работодательницу как «даму, дающую газете свое имя-вымя-время-бремя».

«Имя-вымя» – сильно пьющая творческая натура, что подтверждается, к примеру, периодически повторяющейся в разных эпизодах руководящей просьбой: «Бутырчук, у вас со вчера не осталось немного водки»?

Процесс поглощения спиртного описан довольно ярко.

Пантера бросилась к нашему имени-вымени в объятья со словами благодарности. Не выпуская друг друга из объятий, они выпили по полстакана водки. А потом я ушел.

Еще фрагмент.

Однажды меня послали взять у пантеры интервью. Я повиновался. Вместо начала она простонала стихи:

Ты оставил меня, понимаешь?

Ты со мной поступил, как палач…

Грустным облаком белым растаешь,

И в ушах твоих смолкнет мой плач.

Очередное обращение автора к полюбившемуся ему словесному тандему. «Я повиновался», разумеется, возражений не вызывает. Но непонятно, почему поэтесса стонет, употребляя конструкцию, введенную в литературный оборот первым президентом Российской Федерации.

«Ты оставил меня, понимаешь»?

Впрочем, справедливости ради следует отметить, что вопросительный знак принадлежит Пантере Фукс, и, следовательно, стоящему за ней автору.

Наутро имя-вымя орала на меня как на одесском Привозе или на киевской барахолке: «Ой, сколько в вас все-таки еврейского, я вас умоляю. И первое – безответственность.

Если иметь в виду безответственность по отношению к русской грамматике, то следует признать, что этуаль права.

Другой ревнитель актуальную проблему графомании решает по-иному.

Бездарный поэт, чья жена содержит семью уборкой виллы, сочиняет стихи на уровне Пантеры (Этуали).

 
…кроме букета, протянул жене газетную вырезку. А там…
Нечистоте и грязи подзаборной
Была вчера объявлена война.
Открытия общественной уборной
Днесь дождались и Хайфа, и страна.
Цветут улыбки в этот день дождливый,
Подарок – это здание для нас.
И я, поэт, стою в толпе счастливой
И слезы счастья утираю с глаз.
 

Кроме букета далее выясняется, что у графомана низок не только творческий потенциал.

Поэзия отнимала все силы у Сени, так что в остальных сферах он был просто бессилен, и Циля не чувствовала себя обделенной все двадцать два года брака, пока… Вот именно – пока! Однажды, когда хозяин виллы вернулся домой, случилось так,…

Чтобы в полной мере насладиться последующим, советуем сосредоточиться в максимально возможной степени после чего дочитать прерванную фразу:

…что Циля мыла пол и стояла на четвереньках, повернутая в противоположную сторону.

Можно расслабиться.

Хозяин увидел Цилю во всей ее красе, в общем, «в нем взыграло ретивое», и все прочее…

Выразив надежду, что от этой Камасутры читатель получил не меньшее удовольствие, чем хозяин, продолжим разбор. Последняя фраза неплоха, но в общем-то, довольно стандартна. Но мы не в обиде на автора, поскольку понимаем, что шедевры серийно не производятся.

Третий автор сочиняет и отдает своему герою следующие непродаваемые стихи:

 
Едва рассвет вдали заблещет,
Сажусь слагать стихи чуть свет.
Пускай жара, пусть дождик хлещет —
На то я истинный поэт.
Даю стихам своим названья,
В одних лишь правда, в прочих – ложь.
Но все они – мои созданья,
И часть души моей – все сплошь.
 

Поэт-неудачник издает книжку в оранжевом переплете, влезая при этом в огромные долги. Несмотря на красивый переплет, сборник никто не покупает, стремительно надвигаются сроки платежей, над графоманом и его женой витает тень финансового краха.

Но здесь беллетрист неожиданно находит эффектный сюжетный ход:

поэт… одевал через плечо сумочку с книгами, садился у фонтана, ставил перед собой коробку от плавленого сыра и начинал с выражением читать свои стихи. Дорогой мимо фонтана ходили богатые израильтяне. По-русски они не понимали, но страдания поэта, читающего нараспев свои стихи, западали в их сытые души, и эта сытая публика бросала в коробку из-под плавленого сыра беленькие монетки.

Благодаря регулярному разыгрыванию сцены у фонтана супруга поэта не только избежала необходимости становиться на четвереньки (по крайней мере на чужой вилле), но семья стала энергично возвращать долги. Полный хэппи-энд!

КРИТИКИ

Ведущий журнальной рубрики представляет читателям цитаты из сочинения «звезды альманаха». Творчество молодого автора он оценивает доброжелательно, но строго.

И хотя у Дашеньки пока большие проблемы с русской грамматикой, и выражается она, как тетя Соня с Привоза,… я твердо верю, что лет через десять она… и т. д.

Ведущий (соответственно назовем его Сашенькой) и сам не чужд сочинительства. В связи с чем нам показалось небезынтересным сопоставить выдержки из его произведения с оцениваемым им материалом.

Сначала тактико-технические данные авторов:

Возраст

Дашенька – 9 лет

Сашенька—более 40 лет

Основное занятие

Дашенька – обучение в начальной школе

Сашенька – политическая пропаганда

Дополнительное занятие

Дашенька – игра в куклы

Сашенька – литературная критика

Хобби Дашенька – сочинение беллетристики

Сашенька – то же

Теперь образцы беллетристики. Как младшая по положению и по возрасту, начинает Дашенька:

Жили были на свете на планете Чучкабук злые злые мозги. Хотели они уничтожить все планеты и остаться одни и завладеть властелинством Вселенной. Но трудно это им далось (даже можно сказать, не далось). Решили они убить или сделать тупыми планету Землю.

Сашенька:

– …в Тихом океане находился континент Му. 52

– Два континента! – подхватил я. – И оба утонули. Про них даже книгу написали «Му-му».

Все правильно, не оценила шутки Сюн. – Только континент был один. На нем жило много выдающихся магов. Одна из святых гор этого континента была источена непонятными норами, оставленными неведомыми чудовищами. Молодой маг, обследуя пещеры, обнаружил свиток на неизвестном языке, написанный непонятными знаками.

Дашенька:

Отупили они всех, кроме одного человека. Тот человек был не простой, а умный. Часто читал он книги в библиотеке, не смотрел телевизора, и был очень приятный и вежливый человек.

Сашенька:

Маг расшифровал манускрипт… Он назывался «Гхорл ниграл» и повествовал об ужасных обрядах, которые практиковали жители плато, ещё мало похожие на нынешний человеческий род… Там также говорилось о демонах дхо-ло, появившихся в то время, когда на Земле впервые возникли мыслящие существа.

– А где же тогда дхо-ло находятся сейчас?

– Не знаю, – в голосе феи прозвучало удивление, – я никогда не слышала, чтобы они ещё существовали. Может быть, раньше в них верили в отдаленных районах Китая? А потом дхо-ло исчезли, как и медведи-оборотни, и ещё много обитателей нашего мира.

Я задумался, но версии Сюн ничего противопоставить не смог.

Дашенька

И решили злые мозги уничтожить библиотеку. И поставить ему много книг о злых мозгах. Не-ет… Он был не тупой, он был не глупый человек. Не читал он таких книг. А читал он только Достоевского, Тургенева, Толстого. И вдруг он увидел, что все люди на земле страшно-страшно отупели.

Сашенька

Манускрипт перевели на один из языков континента Му, и наиболее отважные маги стали его изучать. Я как-то слышала, Бессмертные говорили, будто континент затонул из-за того, что кто-то из магов попробовал провести указанные в «Гхорл ниграл» церемонии.

Некоторое время мы шли молча. Я старался переварить услышанную информацию, не заработав при этом несварения мозгов.

Дашенька:

Так, решил действовать против злых мозгов. Но у него был ещё один барьер. Он не мог выйти из дома. Пришлось ему прыгать с балкона.

Сашенька:

С балкона нам открывалось жуткое зрелище. Как я понял, после банкета феи, лисы и немногочисленные люди высыпали во двор, чтобы погулять и размяться. И сейчас на них напали какие-то жуткие летающие твари…

Твари были черного цвета, покрытые лоснящейся, словно китовой кожей, и больше всего напоминали гибрид черта и летучей мыши.

Дашенька

Как-то он пошел в библиотеку и зашел в один зал. Зал был пустынный, пустынный, никого там не было, и что-то очень-очень страшно гудело… Ну все, тут-то он и все понял… Тут он и понял, с кем надо бороться. Начал думать-думать. И вдруг он услышал страшный пронзительный визг… А этот визг и был убийством. Он убил мозгов – злых мозгов!

Сашенька

Лю Дунбинь выхватил из-за спины меч, направил его в сторону нападавших и стал чертить кончиком меча в воздухе какие-то знаки, бормоча заклинания на китайском…

…черти …что-то ощутили, потому что как по команде повернули к нам головы, а затем целая их стая эскадрильей полетела к балкону, где стояли мы!

…горный дух выставил вперед огромные ладони и стал читать заклинание… Как вдруг нападавшие исчезли. Просто растворились в воздухе.

Пожалуй, на этом можно завершить сопоставление. Тем более, что в обоих произведениях одержана победа над злом, пусть и не окончательная.

Читатель безусловно не забыл прелестное четверостишье, содержавшее упоминание унитаза (См. «Не для?»). Автор предисловия к сборнику поэтессы характеризует ее творчество.

Поэзия… … насквозь женственна – и этим интересна.

Стихи… …буквально переполнены мелкими, но тем не менее чарующими бытовыми деталями, которые не заметил бы ни один поэт-мужчина! Своей пленительной витальностью ее поэзия напоминает только что пробившуюся из-под земли маленькую пальмочку.

Через пару абзацев критик внезапно и резко сменяет милость на гнев.

Книга… …вряд ли вызовет бурное волнение в озерце русскоязычной израильской словесности. Написана она с громадным количеством языковых огрехов и формально более всего напоминает интимный дневник склонной к рукоблудию семиклассницы.

До чего же переменчивы авторы предисловий!

А не замахнутся ли нам!

Автор заметки делится впечатлениями от просмотра постановки «Чайки».

Уйти… …с поля битвы между спорной режиссурой, вызывающей недоумение сценографией и бессмысленно громоздким чеховским текстом я не спешила. Я осталась до конца. Со сладострастным мазохизмом мы вместе с орущими на сцене актерами и икающими от стресса зрителями два с половиной часа пробирались через словесные завалы. Которые так умел нагородить покойный Антон Палыч, велеречивый и пафосный певец бездействия. Поколения людей, способных проговорить и выслушать предложения, в которых на одно существительное приходится пять прилагательных, вполне объяснимо исчезло еще до начала Гражданской войны. Современный человек не способен воспринять длинный монолог, не несущий смысловой нагрузки, пусть даже украшенный лингвистическими воланчиками.

В одном флаконе автор щедро дарит читателям и словесные завалы, и велеречивость, и пафос, и длинный монолог, украшенный воланчиками, и безразмерное количество прилагательных. А также сладострастный мазохизм в качестве бонуса.

На рубеже тысячелетий наиболее авторитетным критиком в нашем нешироком, но многоголосом литературном озерце считался Миша Пундик.

Миша Пундик о времени и о себе.

…Негодование подступает к моему горлу, пепел сожженных рукописей стучит в сердце. Дилетантство переходит все рубежи, дилетантство захватывает русскую речь…

…Сначала понятие «русская литература» незаметно подменяется термином «русскоязычная литература», а оттуда уже рукой подать до хейфецев….

…Дело в распространенном заблуждении, согласно которому любой человек, прошедший сквозь горнило всеобщей грамотности и выучивший тридцать три буквицы современного русского алфавита, уже может составить осмысленную фразу и только поэтому заслуживает быть причисленными к сонму писателей и поэтов….

…Кому как – может быть, сирым и бездарным литературным парвеню подобная литература «поистине необходима». Но мне, галахическому лингвисту, в семье которого из поколения в поколение русская речь передавалась в качестве профессионального инструмента, подобные утверждения от имени «всех, приехавших на родину» кажутся спекулятивными….

…Я, галахический лингвист Пундик М. С., беру на себя отныне (и присно, и во веки веков) функцию Главлита за неимением последнего в наших палестинах….

Исполнение лингвистом функции Главлита заслуживает самой высокой оценки. В прессе неоднократно отмечались характерные черты мишиного творчества: тщательный и подробный анализ текста, благожелательное отношение к автору, спокойный, выдержанный тон.

Пара примеров:

Что присуще их, извините, творчеству? Самодовлеющая слюнявая сентиментальность, малообразованность на грани наглости, обилие гебраизмов…

…собралась группка аутсайдеров и решила поэпатировать честную публику (возможного читателя). Но кроме как безвкусно поматериться всласть и скудоумно повосхвалять прелесть каннабиса (и его заменителей) не позволило элементарное отсутствие общей культуры.

Последняя фраза прекрасно иллюстрирует и малообразованность на грани наглости, и элементарное отсутствие общей культуры.

Пусть детишки (а детишкам этим, судя по всему, в районе тридцати лет) веселятся, стебаются, оттягиваются во весь рост – и исполать. У нас же все-таки демократия, а не хрен собачий. Одно только: если вы детки, претендуете на роль эдаких наркокультуртрегетов, то о культуре надо все же понятие иметь. А не довольствоваться переиначиванием общеизвестных (и от культуры далеких) мест, выдавая это за «русскую литературу» и «прозу литературного подполья». Это не культура подполья – это культура мусорной кучи. Где, взошедшая на говне, пышно цветет конопля…

Вот такие стили и образность присущи малограмотному, но переполненному апломбом явлению, которое именуется «творчеством»… (фамилия нами опущена)

….Впрочем, за малыми исключениями вся израильская русскоязычная гутенберговщина такова. И только ради этих исключений я – подобно крыловскому пернатому – разгребаю навозные кучи, вычищаю авгиевы конюшни. Правда, подобных сойферов и дихтеров (так в тексте) все прибавляется и прибавляется – несмотря на то, что я их душил-душил, душил-душил…

Пундик постоянно радеет о повышении качества русского литературного языка, культурного уровня авторов. Именно с этой целью лингвист на страницах критического обозрения, метко названного им «Маргиналии», время о времени проводит мастер-классы. Блистательные, искрометные, запоминающиеся.

Я буду постоянным напоминанием о том, что в русском языке существует шесть падежей (как минимум), три вида склонения существительных, два вида спряжения глаголов, что «жи-ши» пишется с буквой «и», а к деепричастным оборотам им лучше вообще не приближаться без предварительного повторного курса родной речи за 3-6-й классы.

Для другого занятия маэстро предпочел менее традиционную форму. Ученикам, т.е. читателям, предлагается быстро произнести несколько литературных терминов:

 
Анапест, Дактиль и Хорей…
 
 
Еще быстрее! Несколько раз подряд! Скороговоркою!
Ну что, услышали благозвучность?
 

Если да, то можно наслаждаться достигнутым эффектом.

Вот сижу я в этом райке, смотрю на ужимки актеров-дилетантов и хохочу взахлеб. Как над «пиздактилем» (простите, анапестом и дактилем).

Оценки, щедро раздаваемые Мишей поэтам и писателям, – яркое свидетельство его безупречного литературного вкуса.

Не люблю ссылаться на Маяковского, к которому отношусь к неприкрытой гадливостью…

…какое отношение имеют к литературе Игорь Иртеньев и Владимир Вишневский – на эту тему можно поспорить…

…А коль скоро говорим о римэйках и центонах – то зубоскалы Иртеньев и Вишневский на подметки не годятся тому же Тимиру Кибирову…

…Тщание переплюнуть малохудожественные вирши барда Высоцкого…

…И даже до уровня филатовского «Федота-стрельца» (при всей невысокости филатовского литературного уровня наш… не дотянулся

«Уж по мне – так эта штука затмевает столь нелюбимого мною Есенина…»

Не думаю, что есть смысл делать большое предуведомление о жанре т. наз. «песенной поэзии» – достаточно помянуть праотцев сего жанра, который с натяжкою, но все же может быть причислен к литературе. Эти праотцы – Михаил Анчаров, Булат Окуджава, Александр Галич, Александр Городницкий…

В великолепном рассказе мишиного тезки – Булгакова есть фраза: «Счета женщины гасил человек столь вознесенный, что у него не было фамилии.» Это же на какую высоту вознесен начальник подотдела очистки, если дано ему право так говорить о Маяковском и Есенине, Окуджаве и Галиче, Высоцком и Филатове!

Русскоязычному автору чрезвычайно трудно удостоиться хотя бы неотрицательного отзыва критика, парящего столь высоко, и обладающего вкусом, столь утонченным. Тем не менее, отдельным счастливцам изредка удается заслужить его благосклонность.

…точнее, чем в цитате, не скажешь:

«У нас не совпадают взгляды на горшки с мясом. Я ей так сказал: быть рабом, лакеем, жополизом только чтобы кормить деликатесами собственную жопу – я не намерен!»

«Шибко нервных на зоне, прости за выражение, в ж -у е – т! Без спроса и любви. Шокотерапия народная, но, увы, излечивает. Раз и навсегда»

При всей жесткости, при всей тягостности (для неискушенного) прозы… – он пишет прежде всего о любви. О любви к женщине. …Безо всяких выкрутасов и цирлих-манирлих. И его опусы не вызывают тошноты.

Выше Миша представил себя публике как лингвиста, в семье которого из поколения в поколение русская речь передавалась в качестве профессионального инструмента. Некоторые примеры использования критиком профессионального инструмента нам уже известны. Но русская речь уникальной семьи настолько хороша, что хочется слушать (читать) ее еще и еще.

Цитировать прозу… нет смысла – ни стилевыми достоинствами, ни умопомрачающими выводами она не обладает.

В брошюре дилетантского изготовления – «Родной речи» – на титульном листе обозначены (с портретами) четыре автора альманаха – Мух, Святой Егорий, Осс и Владимир Магарик. Похоже, лишь последний пользуется именем-фамилией, а не употребляет безвкусное погоняло.

Право Миши Пундика насмехаться над псевдонимами вполне обосновано и родилось не вчера. Красивая фамилия гордого, древнего, литературного рода встречается в летописях со времени Владимира Красное Сормово. На пленарных заседаниях Думы (не нынешней, боярской) Пундики сидели значительно выше Шеиных и Долгоруких, которых заслуженно презирали за худородство. Не говоря уже о выскочках Романовых.

ЛЕПО ЛИ СЛОВА ЛЕПИТЬ?

«Пришли иные времена.» По сравнению с Пундиком критики последующего периода относятся к разбираемым произведениям и их авторам значительно более доброжелательно. С другой стороны читатели, пытаясь разобраться в приводимых далее цитатах, с тоской вспоминают Мишино изложение, доступное, ясное и четкое. Судите сами.

Большая же и настоящая литература, не шучу, силы Генри Миллера московского розлива, шибает из интереснейших пассажей об общественного – маргинальной, затейливо – вагинальной жизни героини. Вагон и маленькая тележка – о душе и теле, мать вашу, о земном и непорочном, о душе и траханье… Раз сама Алиса в десять футов – по Кэрроллу, рок -н -ролла, – то размер имеет значение! Сказ, миф о громовержце свирепом и нимфе свирельной!

А паром, апропо, он, братан, в законе, по планктонным понятиям – часть суши, со всех сторон окруженная суками. На деле, конечно, галера, но вохра давно смылась, охра с плакатов слиняла, а никто и не заметил… … Паромская обитель! Куды ж нам плыть, тудыть… Дрейфует, собирается, сосредотачивается… Ползет на Ахерон на всех парах, чего же вотще лежать под паром плоскомирно…, барометр сулит нам крах и швах, и мор, и глад, вброд покоренье тонкошеих перешейков – пророк – поэт и сам не рад…

Я кубооптимист, знаете ли, – засахаренные кры… лья! И наука умеет много гитик, мистик, эзотерик – пропасть интересного впереди! Сего ж эона итог логичен: с расколотого двойными молниями неба спускается из преисподней страшный домик – завод – факела – быдло, руны – нары, грохот – вагнер, зигфридрихард, лающие майна – вира, дымы – пожарища, штурм унд дранг, нахостен – костохрустен – валгалище! И Даня, хлопнув пару стаканов (судьба сверхчеловека), преодолев горячку и аврал, уходит в метель, в покойное никуда с ангельским братцем Алешенькой…

Лепо ли слова лепить без ритма и метра… «Стаканчики граненыя» – безусловно, ведущая мелодия, гран – ария трилогии. Без нее никуда! Экая октава! Но негоже забывать также, что в текст вложена еще и оратория (позовите Генделя, старенького Генделя) – «Блудный сын». Вот, например, как общедоступная «Ариадна на Наксосе» (слышите подмигивающее «на – на – на) – оперка внутри оперы, спектакль – матрешка, так и у (имя автора) евангельская притча от Луки подвигает «полузабытого немецкого композитора восемнадцатого века Маркуса Свена Вебера» сочинить себе либретто и оснастить музчасть. (Имя автора) лукаво и вдохновенно описывает свой апокриф – мистификацию, изобретательно изображает композитора – Вебера, да не того (как Берлиоз у нас не тот), несет благую весть от Маркуса, да и вообще в имени Свена Вебера мне слышится, буберится «Ребе с Вены».

Из рецензии, цитированной последней, воспроизведено всего лишь несколько процентов текста. Пусть те, у кого терпения больше. цитируют дольше. Оценить степень насыщенности отрывка именами собственными мы не решаемся.

Любопытно, что создатель этих фрагментов предъявляет претензии читающей публике, ссылаясь при этом на весьма высокий авторитет.

…По мнению Дмитрия Быкова, у нынешнего читателя просто отсутствует орган восприятия сложных текстов – как отрезало!

Если говорить о текстах ТАКОГО уровня сложности, то надо признать: критик абсолютно прав.