Текст книги "Рок. Шаги в вечность. Книга 4. Том 2 «Уход Льва»"

Глава 15

В вечерних сумерках двигались два всадника. Уже совсем потускневшие, совсем не яркие как днём лучи, преломлённого света, лениво освещали окрестности, торопясь умыться вечерним салютом и дать отсчёт времени наступающей ночи. Горизонт впитывал свет. Сумерки «окутывали» землю, сильнее и сильнее… И вот стало совсем темно.

Меж всадниками протекал неспешный, тихий разговор. Вернее, больше говорил только один всадник, другой предпочитал слушать, изредка вставляя или вопрос, или реплику, по поводу услышанного им…

– … Да, та война была неудачной для нас. Боги отвернулись от нас, почти сразу же. Причиной тому, я думаю, было наше торопливое выступление. Мы думали, что Гамилькар Барка, ещё слишком слаб, чтобы попытаться форсировать Гваделоквирт. Что он, будет нас ждать в пределах Андалузии и земель турдетанов. Но всё оказалось иначе. Не так. Барка, с малыми силами, появился у границ коссетанов и пока мы с ними не успели соединиться, уничтожил их главные силы. В битве пал их вождь Комор. В том бою погиб и постаревший Бортесс и Барка воздал ему ошеломляющие почести. Были выложены огромные погребальные костры всем погибшим в этой битве. Их зарева были видны за десятки вёрст… А уже на следующий день, его передовые отряды напали на мой авангард… Мы, на марше отразили нападение и бросились вдогонку, но это оказалось частью плана Барки. Конница была отрезана и истреблена. Подошедшая к месту сражения многочисленная пехота не успела закончить построение, как с фланга нас атаковали слоны… Они яростно топтали нашу пехоту, коя бросила оружие и бросилась бежать… Я до сих пор не знаю способа, коим Гамилькар переправил этих гигантов через реку в том месте. Брода там нет?! Как слоны оказались на нашей стороне – загадка?! Была весна. Река шумела от обилия дождей. Берега были топкими и непролазными для гигантов. Но… пехота была рассеяна и уже не имела никакой боевого духа и силы… Всё рухнуло в одночасье. Я был пленён и приведён к Протектору Союза иберов. Он обошёлся со мной уважительно и ни разу не унизил меня. Тех вождей, которые издевались над пленными, кои попали в начале войны к нам, он казнил. Просто и легко. Их головы выбросили в лес, на съедение диким зверям. Барка сказал тогда, что не считает за людей тех, кто не уважает чужую боль. Меня он отпустил. Отпустил с той частью воинов, кои уцелели в битве. Но мы заключили соглашение, кое гласило, что я, и мои соплеменники не должны переходить Гваделоквирт. Я строго соблюдал его. Пока, Брино не придумал хитрость. Гваделоквирт мне нельзя переходить по соглашению с Гамилькаром. «…Тогда нужно переименовать его! – сказал он, – Теперь, мы зовём его Бетисом!..» Так хитрость Брино позволила многим поверженным в войне с ним, думать о реванше… – Всадник, замолчал, задумавшись о чём-то, затем продолжил, – И я, подумав, понял, что это выход для меня и моих соседей, кои не хотят вступать с иберами в соглашения. Мы всегда жили войной и разорениями своих соседей. Почему, появившийся какой-то белый «африканец» Карфагена, будет ставить нам свои условия?!

Он снова замолчал.

– Так значит, вы отступники от соглашений и клятв, Индортис! – его собеседник посмотрел на Вождя подняв взгляд от земли, – Скажу тебе сразу – наши принципы более суровы! Отступников от своих слов, мы презираем как греков. Хотя, мы используем это племя греха, в своих планах. Греки когда-то были разделены двумя враждующими сторонами. Одна была приверженцем старых родовых обычаев. Другие, совращённые золотом, переселенцы. Вот они, хиллины, стали рассадником греха в Средиземноморье. Вот они, стали провокаторами разрушения Трои – форпоста родовых основ, который тысячелетиями стоял на пути расползания грехов клана Ану. Отступники от слов у нас тоже не пользуются доверием, Индортис. Отступник, у нас карается смертью. Иначе, зачем заключать соглашение.

Индортис, повернулся к собеседнику и не на мгновение не задумался над своим, тут же прозвучавшим, ответом:

– Тогда, что вы здесь делаете?! Насколько я знаю, у вас мир с Карфагеном! Разве это не клятвопреступление? Разве не так, Магистр Альба?

– Нет, – также, сразу же, ответил, его собеседник. – Мир у нас с Карфагеном. А мы здесь не воюем с Карфагеном. Мы здесь по другой причине. Я нахожусь в одной древней структуре, коя использует свои достижения во благо моего города. Не всё мне нравиться. Но многое подходит. Орден обособился от политики Сената. Это государство в государстве. Тебе это долго объяснять. Но мира мы не нарушаем, а Гамилькар Барка и его семья не есть Карфаген. Он Протектор Иберии. И с ним у нас нет договора. Как и у него с нами. Всё честно. Мы знаем – он готовиться прийти к нам в «гости». Поэтому, мы здесь. Но и в самом Карфагене, у него множество врагов. Как и у нас. Этим, мы с ним чем-то похожи. Так вот, мы здесь помогаем врагам Барки, убить и нашего врага. Когда это свершиться, нас здесь не станет. Мы уйдём в тень.

Индортис не поверил Магистру.

– Не понимаю?! Что-то ты, Магистр Альба, мне не договариваешь. Я думаю, проще бы было подкормить те силы в Карфагене, чтобы они и сделали грязную работу. Ты потерял половину отряда на моих глазах! Зачем же такие жертвы? Если, это сделали местные иберы, они мастера схваток! Если же, это сделал кто-то другой, я даже не знаю, что мне и думать поэтому поводу… Я вижу слабость вашего ордена.

Альба, с жёсткостью в голосе, ответил на это «замечание»:

– Слабость?! Мне кажется, здесь могут быть две версии произошедшего. И обе исключают и местных иберов, и андалузцев. Об этом, сейчас, говорить рано. Я ещё не выяснил всего, что хочу. Но, месть, за это я свершу. Не своими руками, так другими. В этом мои враги могут не сомневаться!

– Если сам, останешься жив, – вдруг, заметил на это Индортис, – Ты ещё в Иберии.

Эти слова, прорезали тишину, как спущенная, натянутая до предела тетива, коя разрезает воздух своим «свистом».

Альба, почувствовал тревогу.

– Раз я не оказался в числе погибших – я ещё нужен Богам! – Отреагировал он «холодным» голосом. – Я знаю, где нахожусь, можешь мне не напоминать, Вождь. Но… – Альба вдруг задумался, – я не знаю… каким Богам я нужен?..

Индортис покачал головой.

– Это нехорошо… Я вот… увидев то, что не ожидал увидеть, решил уйти на другую сторону Бетиса. И я мог попасть в такую же передрягу, послушай я тебя и дальше, Магистр Альба. Мы все будем действовать сообща. Собравшись в кулак. Это я уяснил в прошлой войне. Прошлое поражение, показало это.

Альба едва заметно улыбнулся.

– Скорее всего ты прав. Твой проход в тыл, мог бы быть полезен, только в одном случае, когда другие вожди не сидят на месте, а вторгаются в пределы влияния Союза Иберии с разных сторон. Но, думаю, что с такими вождями как Тестолапий, Корн, Брино, Сертокс вам единения не добиться. Все ваши попытки будут провальными.

Индортис, посмотрел на Альбу – в его взгляде сквозило удивление.

– А… что же, уважаемый Магистр, раньше говорил? – спросил он. – Ты преследовал здесь личные цели? И мы были в твоих руках игральными костьми?! Что за цели, ты преследовал, бросая нас под ноги слонов Гамилькара?

Альба, заскучавшим взглядом, посмотрел на оживившегося Индортиса. Тот, видя такую реакцию римлянина, добавил:

– Моя мать, Магистр, была знахаркой. И я, тоже, немного усвоил от неё некоторые способности. Я вот, чувствую в тебе, Альба, какую-то «силу», мне непонятную! Я вижу твои метания! Но в тебе есть что-то… есть… То, чего нет в нас! Какой-то амулет на тебе? Или ты сам… как амулет! Или часть его…

Это откровение Индортиса, ошеломило Альбу. Он вопросительно посмотрел на вождя, но ничего не произнёс.

Индортис улыбнулся.

– Что неожиданно? Я что-то подобное чувствовал, когда находился рядом с Гамилькаром Баркой. Там тоже… сила. Но, несколько иного плана. Тоньше… что ли?! Твоя же отличается агрессией.

– От Гамилькара?! – Альба теперь не скрывал своих чувств: удивления, заинтересованности, крайнего возбуждения. – Что ты чувствовал?

Индортис подумал, прежде чем ответил:

– Находясь рядом с Гамилькаром, можно почувствовать, как твоя собственная агрессия, становится тише… и замолкает совсем. Почему-то «тухнут» и другие низменные чувства: спесь, ярость, злорадство. Появляется другое: взвешенность высказываемого, равновесие внутри себя, какое-то внутреннее успокоение… Но я уверен, если он захочет, он может будить в «соседе» и иные чувства… Это несомненно так.

Альба задумался.

– Но ты мне не ответил, Магистр – что ты здесь делаешь? Ведь, смерть Гамилькара лично для тебя ничего не несёт? Ты в ней даже не заинтересован… так как ты, часть той силы… Что и в нём. Я чувствую её… Ты к нам подослан?

– Я?! – Альба задохнулся от предположения Индортиса и его слов, они вызвали в нём двоякость чувств. – Я, подослан?! Я Мамерк Альба?! Хорошо… Я открою тебе несколько штрихов о себе. Я воспитывался в Ордене как его самый привязанный последователь! Пёс Ордена! Его пасть и зубы! Но я узнал другое… Узнал о себе… об отце… об деде… Но самое странное, что именно мой предок основал этот Храм. А вот Орден основывал не он! Здесь, кроется какая-то тайна… Я чувствую её… Мне предстоит распутать её, если мне позволят это сделать Боги. У моего предка был брат близнец… Ходит множество слухов и домыслов о его смерти… Но, его смерти не было. Как и нет могилы. Он, как мне сказал отец в одном из откровений, ушёл под Храм. Ушёл… и чтобы это скрыть, его объявили мёртвым. Но с тех пор, под Храмом, действительно живёт «нечто». Это могут подтвердить многие. Но, эти люди, часто умирают, после того, что видели… И мой предок умер, также, неожиданно. И отец. Они умерли вне Храма… перестав в нём показываться…

– Он что, клятвопреступник? – Спросил Индортис. – Ты сам сказал только, что, как умирают клятвопреступники?!

Альба удивлённо посмотрел на вождя. Эта неожиданно простая версия, прозвучавшая из уст Индортиса, поставила его в тупик.

– Клятвопреступник?! – повторил он. – Я об этом не думал… Я ведь тоже давал Ордену клятву. Если, нас отслеживают по ней, то в этом нет ничего удивительного. Но я не давал ничего такого Ордену, что бы я уже нарушил?! Я живу его идеями и заданиями. Единственное, что я могу позволить, это несколько сомневаться в чём-то, копаться в своих мыслях. Мой отец, значит, тоже стал сомневаться и искал… «что-то» искал… Как Ромул… Значит, наши мысли тоже отслеживаются?! И это уже даёт повод нас устранять, когда мы до чего-то дотягиваемся в своих поисках?! Мы все смотрим в кристалл… в кристалл времени… А что если это… Клянусь Юноной, я об этом не думал… Зрение во тьме даёт один кристалл, а если его подменить и давать другой… Они могут знать всё наши… Клянусь, Ареем, которого мы провозгласили Марсом, я был слеп… Нас поставили под опеку… кристалла… мы настроены на него…

Индортис, став свидетелем. Этого мысленного монолога магистра, который в своих размышлениях в слух, забыл о его присутствии покачал головой, вполголоса произнеся:

– То, что тебя гложет, и с чем ты хочешь сблизиться, сведёт тебя в могилу, Магистр. Уйди в сторону. Заведи семью и забудь обо всём…

Альба, словно бы придя в чувство, зловеще улыбнулся, посмотрев на вождя:

– Семью?.. Если я заведу семью, я уже никогда не смогу докопаться до истины. Семья – это тот инструмент, с помощью которого, они связали моего отца, деда и других родственников… Я специально привязывался к разврату, чтобы уничтожить своё стремление к Светлому… Чтобы войти в Тень… тень Храма. И я в неё войду. Войду самым непредсказуемым для них способом…

Глаза Альбы стали светиться, отразив множество загоревшихся на небосводе звёзд, будто бы в них загорелась бездна Вселенной…

Индортис, видя, что Альба впал в размышления, покачал головой и замолчал, поглядев на звёзды. Его мысли стали мрачнеть:

«-…Я иду дорогой тьмы, и попутчик мой, тоже слуга Тьмы, мечтающий о ясности теней, в кои погружён с детства. Плохой признак. Надо хорошенько подумать о дальнейшем своём пути. Скорее к Тестолапию…»

Глава 16

Гасдурбал, прежде чем отправиться к реке, снова вернулся в Кастулон. Цель его возвращения была одна – он решил взять своего сына Карталона с собой. Он уже давно обещал об этом своему сыну. Теперь, решил Гасдурбал, время пришло. Его скрытые отношения с Зоей мешали ему прежде, теперь же, он посчитал, что пора дать подрастающему сыну это известие в том свете правды, от которого, всё равно рано или поздно, не уйдёшь. Войдя в дом, он послал за сыном домочадцев и пока те его собирали, сам произвёл необходимые сборы. Гасдурбал, занятый этими сборами, услышал, как позади него открылась дверь. Решив, что это привели Карталона, он через плечо бросил радостную в интонации фразу:

– Ну вот сынок, теперь, мы, как я и обещал, отправляемся в настоящее путешествие! Ты готов?

– Что ты задумал, Гасдурбал? – вдруг услышал он позади себя голос Оттии.

Гасдурбал не спеша повернулся и взглянул ей в глаза.

– Это было задумано мной давно. Я не понимаю твоего вопроса.

– Ты берёшь Карталона на войну?! Ты в своём уме? – глаза Оттии горели гневом.

Гасдурбал выдержал этот взгляд совершенно спокойно.

– Оттия, я с уважением отношусь и к тебе, и к твоему отцу, ну а своих детей я люблю не меньше тебя! Так вот, чтобы ты знала – когда ты находишься на воде, в плавании, или в битве, ты всегда находишься в опасности. Море, есть море, Оттия! Тут уж ничего не поделаешь. Карталон давно просится на море. Давно. Ты сама выбрала ему имя. Ты забыла кто твой дядя?! Чего же ты хочешь? Чтобы я, снова, обманул его?! Нет. На этот раз всё будет так, как скажу я! А чтобы тебя успокоить, я замечу, что два прежних моих отлучения, были не просто для посещения дочери Титея – Зои. Я подчистил Лигурийское море, куда мы отправляемся с Карталоном. Пусть вдохнёт воздух морей, почувствует соль на своих губах, пролитую луной Лелей. Может из него вырастит хорошая замена своего дяди. Я думаю, сильного врага нам ожидать не приходиться, он покинул берега Лигурии. Враги могут появиться – я не хочу тебе лгать. Знаешь, ложь порождает ложь. Извини, что я делал это раньше. Но, пора, прекратить этот посев. Да, я питаю к Зое сильные чувства. Это произошло внезапно и было как наваждение. Словно сорвавшийся ниоткуда шторм, который накрыл нас обоих. И мой парус, в результате его разыгравшейся стихии, был порван, реи поломаны, а «галеру», неуправляемой снесло к берегу Зои. Так произошло, Оттия. Любовь к тебе, кою я считал сильной, притупилась, как я не стремился этого избежать. Но дети для меня остались любимы, как и прежде! Я их люблю не меньше прежнего, понимаешь?! Как же я, по-твоему, могу желать им зла? Поэтому, можешь даже не сомневаться, я скорее всего погибну сам, чем дам пострадать Карталону. А сын, должен быть чаще с отцом, чем с матерью. С тобой остаётся Кларисса. Наш союз не имеет силы, ты сама так решила. Заметь, я даже не спрашиваю о твоих отношениях с Фероном. Хотя, не скрою, мне это известие, доставило боль и досаду, как ни странно, это звучит из моих уст… Я сначала подумал о мести. Но в разговоре с твоим отцом, я пришёл в чувство. Я не могу сказать о нашем дальнейшем будущем… Что произойдёт дальше? знают только Боги!.. Но, с тобой остаётся Кларисса, со мной Карталон. Это справедливо. Я тебе обещаю, что с ним ничего не случиться.

Гасдурбал закончил все сборы и собрал необходимые вещи в развёрнутый походный плащ.

В этот самый момент, в комнату вбежал Карталон.

– Папа, мне сказали, что мы отправляемся в путешествие! – Воскликнул он, прямо с порога.

– Да, Карталон. Отправляемся. Я уже всё собрал, что может пригодиться нам в плавании. Нас ждёт выполнение военной задачи, поставленной нам твоим дедом Баркой!..

Карталон, слушал это сообщение, открыв рот.

– …Ты готов? – Закончил Гасдурбал.

– Готов, папа! – выдохнул Карталон.

– Ты голоден? – снова спросил Гасдурбал.

– Немного. – Ответил сын.

– Тогда обед мы примем на марше! – Улыбнулся Гасдурбал. – Пора становиться мужчиной, Карталон! Как твой дядя!

Он, взяв сына за плечо, провёл его мимо замершей в нерешительности Оттии. Оттия стояла какое-то время в прострации и вдруг обхватив голову руками, села на пол и зарыдала… Слёзы залили ей лицо, а она не могла найти силы остановить их…

Отварилась другая дверь и… из неё вышла девочка. Увидев маму плачущей, она подбежала к ней и обняла.

– Мама, мама! Не плачь! Папа поцеловал меня и попросил, чтобы я не отходила от тебя! Он угадал, что ты будешь плакать… Он сказал: «Моя любимая Кларисса, когда мы уйдём с Карталоном, мама, наверное, будет плакать?! Ты успокой её! Обними, поцелуй… Я побежала к тебе и… точно… ты плачешь! Папа выходит видит сквозь стены?!

Оттия повернувшись, обняла дочь и прижала к себе.

– Теперь, Кларисса, та стена для нас непреодолима… Ни для меня, ни для папы. Но… – Оттия улыбнулась сквозь слёзы, – но в ней есть маленькие прорехи. Они для тебя и Карталона… Только для вас…

Оттия вытерла свои слёзы и снова обняла дочь. Та непонимающе смотрела на мать.

– Да. Какая ты счастливая, Кларисса! Ты даже не знаешь, как это хорошо быть ребёнком. И я тебя очень-очень люблю! – Оттия улыбнулась, прижав голову дочери к своей груди.

Кларисса, уткнувшись в грудь матери, немного подумала над сказанным матерью и произнесла:

– И всё же взрослой быть лучше. Можно делать всё что хочется. Ложиться спать, когда хочется, вставать, когда хочется… Ведь так, мама?!

– И так, и не так, Кларисса. – Оттия стала серьёзной. – Делать всё что хочешь, не могут даже Боги. Они тоже ограничены определёнными правилами и задачами. Но, тебе дочь, ещё рано об этом думать. Знаешь, а пойдём—ка посмотрим на нашего больного!

– Кларисса подняла голову:

– На Ферона? А я уже была у него. Он, сегодня, ещё не просыпался.

– Вот и посмотрим! – Оттия взяла руку дочери в свою ладонь и попыталась встать… но… села обратно, почувствовав головокружение.

Кларисса заметила, что с матерью «что-то» произошло.

– Что такое мама? Тебе плохо? – встревожилась маленькая девочка.

Оттия глубоко дышала. Потом, взглянула на дочь.

– Да ничего… ничего. Просто… Ой! Неужели это всё же так?! – Оттия прислушивалась к себе и выглядела растерянной. – Не может быть!.. мы были в связи дважды… Но мне кажется?..

Дочь стала тянуть Оттию на себя.

– Вставай, мама! О чём ты там говоришь?! Пошли… ты сама сказала… пошли же…

Оттия придерживаясь за стену, встала, прислушиваясь к себе. Потом, улыбнулась и обняла Клариссу.

– Пойдём, мой лекарь! Пойдём. – Она шагнула в сторону коридора. – Но только не спеши. Сейчас, голова встанет «на место»… Вот… вот… ну всё… пошли.

Они вышли в коридор, держась за руки. Кларисса шла немного впереди, оглядываюсь с непониманием на мать…

Глава 17

…Пройдя длинный путь по дну оврага, передовые тысячи, в которых находился сам Хван, неожиданно для себя, оказались на другой стороне высоких холмов. Здесь овраг «нырял» вниз по склону и к нему примыкал другой овраг, менее глубокий, чем тот по которому двигался отряд Хвана. Следопыты тут же «прочитали» следы – именно по нему ушли конные сотни андалузской конницы. Хван удивлённо крутил головой – у него складывалось впечатление, что в окружении Ганнибала имеется человек, родившийся и выросший в этих холмах. Этот человек знает здешние места лучше, чем линии на своей ладони. На вершину холма, на склоне которого они находились, подняться было невозможно – это не позволяла слишком крутая верхняя часть «шапки» холма, переходящая в голую, от растительности, скалу. Видимость с того места, где Хван вышел из оврага, была ограничена высотой деревьев, кои окружали их. Даже самые ловкие из воинов, кои поднялись на них, не смогли хорошенько рассмотреть окрестности – мешали кроны соседних деревьев, создавая непроглядную зелёную завесу. Хван, после этих попыток оглядеться вокруг, чтобы увидеть «хвост» колонны сына Гамилькара или андалузцев Сарбона, понял, что пути обхода отступающих нет и отдал приказ:

– Спешно идём по следам ушедшей конницы Андалузии! Мы должны их догнать!

Трубы проревели сигнал. Рога подали голоса, показывая, что приняли его. Отряды немедленно двинулись. После, пройдённой версты своей погони, появилась возможность прибавить скорости в движении. Хван, тут же, почувствовал внутренний азарт, свойственный охотнику, идущего по следу своей «дичи». Возбуждение охватывало его – на их пути попалось несколько лошадей, павших при отступлении андалузцев… Вскоре, к нему прибыл гонец. Он докладывал, что передовая часть конницы, уже дважды схватывалась с «хвостовой» туллой отступающих.

– Всё! Они у нас в руках! – потёр он ладони, – теперь, никуда от нас не денутся!

Преследователи приободрились и ускорились, уже чувствуя скорую схватку.

Хван торопился добраться до основных сил Ганнибала ещё до наступления вечера. Впереди возвышались уже три холма. Самый высокий из них был посередине. Противник, как было видно из донесений, движется именно к нему, то и дело отражая передовую тысячу Хвана, коя уже «плотно» сидела на их «хвосте». Ударив из засады, противник тут же отступал. Но этим задерживал движение отрядов Стратега Хвана.

– Ничего! У холма им деваться будет некуда! Надо будет или обходить его, или сворачивать в сторону! Эта задержка врага будет нам на руку! Расширяйте движение. Зажмём их с разных сторон. Используем их же приём! Нас пять тысяч, а их едва наберётся две. Дело будет весёлым! – подсчитывал результат схватки Хван. – Молокосос загнал сам себя в тупик! Ха-ха-ха!

Глаза Хвана блестели азартом и нескрываемым восторгом момента…

Между тем, противник, уже видимый, так как впереди открывался широкий распадок, по которому двигались его сотни, сконцентрировался по склону среднего холма. Хван улыбнулся:

– Львёнок понял, что ему не уйти и хочет «огрызнуться»! Ну что же, мужественный поступок. Так, слушайте приказ! Я пробиваю центр врага – атакую основную колонну противника, вынужденно повернувшегося ко мне! Вы, – обратился он к своим военачальникам, – обходите его. Главное отрежьте его от отступлений в сторону соседних холмов! Да! Здесь, закончилось, такое великое везение сынка Гамилькара, возомнившего себя Великим Стратегом! Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха! – подхватило смех его окружение. – Твоё обещание Тестолапию, привести его на верёвке, похоже, сбывается, Хван! Осталось захлопнуть мышеловку!

Хван оглядел всех торжествующим взглядом:

– Что же мы ждём? Атака!

Этот приказ – выкрик Хвана, тут же был подхвачен голосами труб, рогов, и голосами отдающих команды номархов.

Хван к этому времени, во главе самого сильного, хорошо подготовленного и экипированного отряда тяжёлой конницы, численностью в две тысячи, ринулся в распадок, взяв разгон для пробивного удара его «кулака». Лавина всадников, ворвалась в расширяющееся место для своего удара и увидела, как и предполагал Хван, что противник развернулся для отражения удара. Но… он, почему-то, разворачивался не сплошной линией, а построенными туллами с промежутками меж построений?! Когда между противниками осталось треть версты, Хван понял, для чего были нужны промежутки в построении – из них выехали конные отряды «священников». Они, набирая скорость, понеслись навстречу лавине Хвана и старый Хван, удивился, как сын Гамилькара, смог сохранить силы лошадей для такой атаки тяжёлой конницы. Но, что-то менять в этих условиях было уже невозможно и Хван выхватил тяжёлый меч, бросив клич:

– За Оклака, Хорса, Прикму и Ортеса! Воздадим врагу за гибель наших воинов!

Клич был подхвачен сотнями глоток и вскоре слился в несущийся вал неразборчивого звука:

– …от… еса!

В этот миг, «клещи» священников, глубоко вошли в построение конницы Хвана, круша всех перед собой. Звуки сменились… смешались… стали тембрально-металлическими, захлебнувшись яростью ударов оружия… В этот момент хвостовые части ромбов построения Священников, развернулись и стали давить на тех, кто оказался зажат меж ромбами глубоко вошедшей, в лавину врага, конницы Ганнибала… Сражение заполнило всю открытую площадь распадка. Вся открытая взгляду его протяжённость стала подобна «кипящей каше» в котелке распадка. Вал лавины Хвана, разорванный ромбами Священников, перемешался с ними, но Хвана это не заботило – он знал врага обходят с обеих сторон. Он ожидал атаки своих военачальников с флангов, а следом, должна была подойти пехота, которая, по плану Хвана, должна была закончить разгром его врага…. Битва ожесточилась… никто не хотел уступать…

Вскоре, с левого фланга Хвана, послышались звуки рогов и это означало – его крыло вышло на рубеж атаки. Старый Стратег рассчитал всё верно – враг был обойдён и сейчас будет атакован. Ряды всадников Хвана, услышав звуки приободрились и стали «неудержимыми» в схватке. Сражение превратилось в бойню, где тяжёлые всадники, падая с лошадей, продолжали схватку в борьбе на земле… Вот и справа, заиграли трубы, означающие что и там, военачальники старого охотника Хвана, уже на месте охвата противника. Это укрепило дух тех, кто ввиду мужества врага, ещё не до конца поверил в успех. Теперь же, всей массой воинов Хвана овладела эйфория успеха и победы…

…Хван, при столкновении в битве не стал пробиваться вперёд, а остался в середине строя. Он следил за всеми перипетиями сражения, контролируя «пульс» столкновения. Делал он это, как и подобает настоящему Стратегу. Теперь, он только ожидал появление отставшей пехоты. Он всё время оглядывался назад, с намерением рассмотреть её ряды, показавшиеся из леса… Но пехота, не торопилась появляться.

«-…видимо, мы двигались слишком быстро в погоне?! Она отстала намного больше, чем я предполагал! Но… ладно… Победа и так наша…»

Такие мысли, владели Хваном в этот момент.

Но вот… позади раздался шум.

«-…наконец-то! – Облегчённо вздохнул Хван, – Пехота достигла нас! Сейчас, она появится! И всё…»

Стратег вглядывался в кромку леса… но пехота не торопилась появляться. Какая-то едва уловимая мысль тревоги, пробежала по спине и остановилась у сердца… Теперь, он повернулся туда и… почти забыл о сражении впереди себя – пехоты не было?!

– … Пошлите гонцов назад! Где пехота? Где они застряли?! – Крикнул он своим ординарцам.

Но те… не успели выполнить его. Ответ на его вопрос, или вопросы пришёл сам собой. Позади них, послышался оглушительный крик, от которого замерли сердца всех, кто сражался в распадке:

– Ба-р-ка! – Непрерывным звуком грома извергся лес.

В нём началось сражение и шум оружия был тому свидетель. Хван побледнел. Его грудь похолодела… Вот из леса показалась густыми рядами пехота. Это была не его пехота. Воины были с округлыми щитами и широкими мечами на поясах. Но они не извлекали мечи из ножен. Это было их второстепенное оружие. В их руках были пращи различной длинны, посылающие свои снаряды на различное расстояние. Хван испытал шок – это были болеары. Град камней накрыл тылы конницы Хвана. Но это были ещё не все «подарки», приготовленные ему на этой «охоте». Одновременно, и справа, и слева, раздались звуки труб. Распадок огласился оглушительным криком:

– Андалузия!

Новые силы врага, появившись на флангах, сжали конницу Хвана, коя попала меж двух «наковален».

…Хван испытал потрясение – сон, в который он то верил, то нет, вновь показал свою сущность в яви. Его обвели вокруг пальца! И кто?! Мальчишка! Голова его кружилась… Он не мог принять решения… Меж тем всё валилось из рук… и управление… и боевой дух его рядов. Ему «что-то» кричали с обеих сторон… но он не понимал «что». Он и не слушал никого. Горечь от обиды и поражения, сжало его сердце, растерзало разум, закабалило душу… Смерть его воинов, коя была видна со всех сторон, ослепила его… Он обнажил меч и тронул коня, направляя его в самую гущу сражения… решив найти там смерть…

…Гетулик Сарбон спрыгнул с коня. Он видел построенных пленных и направился прямиком к ним. Всего пленных было около тысячи. Разгром врага, учинённый в распадке меж холмов, был полным. Небольшие группы врага, кои выскользнули из окружения, преследовались и добивались в лесах… Пехота врага была уничтожена полностью. Те, кто не сдался, бежали, бросив оружие, но оказались перед обширным крутым склоном, в котором была только гибель от перелома костей… Некоторые прыгнули… остальные, понимая свою участь там, сдались андалузцам.

– …Где ваш Стратег? – спрашивал Сарбон, проходя меж пленными.

– Он пал! – наконец, ответили ему в одной группе. – Я сам был рядом с ним в этот момент.

Гетулик повернулся к своим воинам.

– Отыщите его. Этот идёт с вами! – он показал на ответившего и пошёл дальше.

– Каково было ваше полное число? – снова спросил он.

– Здесь пять тысяч. Были ещё два отряда: три и четыре тысячи. Остались лишь остатки отряда Ортеса. Он остался в тылу. – Поднял голову один из военачальников.

Вождь Сарбон оглядел всех пленных и спросил своё окружение:

– А где Ганнибал?

– Сейчас, появится, Вождь, он у своих раненых.

– А сам не ранен? – спросил Гетулик Сарбон.

– Нет. Боги сберегают его. Хотя, он говорят, был снова в самом центре схватки. – Воины, ответившие своему Вождю, окружили его, будучи возбуждены добытой победой.

В этот самый момент, из-за длинной вереницы пленных, выехало с пару десятков всадников в экипировке Священных отрядов. Их лошади были столь уставшими, что со стороны казалось – они еле передвигают ноги. Всадники, выехав, тут же спешились и, не спеша, повели своих скакунов под уздцы, в направлении Вождя Андалузии. Группа двигалась в строгом порядке, окружив того, кто находился в их середине – в самом центре. Этот воин, которого оберегали стражи, имел высокий, глухой шлем, который он откинул на затылок. Веерный султан, своими концами стучал ему по спине, коя была скрыта плащом, полностью забрызганным кровью. Этот охраняемый военачальник, шёл ровным, неторопливым шагом, осматривая пленных… Те, в свою очередь, не отводили своих взглядов и от него, рассматривая идущего с особым интересом… По рядам пленённого врага, полз громкий удивлённый гомон, наполненный некоторой оторопью от того, что видели их глаза…

Воин, насмотревшись на пленных, зашагал быстрее, более не обращая внимания ни на кого. Его копна тёмных волос, «выбилась» из-под шлема и время от времени, падала ему на лицо, заслоняя глаза. Он, то и дело, отбрасывал её наверх, оголяя юное лицо. Все, кто впервые увидел его, были поражены его юностью, как и совершенным спокойствием, которое выражало его лицо, не выдавая никаких чувств. Только, тяжёлая, целенаправленная поступь его ног, говорила всем наблюдающим за ним, о твёрдости духа и характера этого, можно сказать, ещё юноши. Вот и всё, что можно было прочитать в его походке и появлении, опытным в психологии, сметливым в наблюдении, людям. Воины, идущие вокруг него, выказывали возбуждение, радость, вперемежку с холодным восторгом, который просматривался, когда они смотрели на многочисленных пленных. Но тот, кого они опекали, не выказывал ни одного, общего с ними, чувства.