Текст книги "Рок. Шаги в вечность. Книга 4. Том 2 «Уход Льва»"

Гетулик, с улыбкой одобрения, наблюдал за появлением и движением этой группы. Он слышал, как в строю пленных, обсуждалось появление того, кто истребил два их отряда и тщательно «проредил» ряды третьего, в течении пяти дней. Ловушка, в кою попался сам Хван, обескуражила многих из них…

– Какие потери, Ганнибал? – спросил вождь Андалузии, не дожидаясь приближения сына Гамилькара к себе вплотную.

Ганнибал, выглядел сосредоточенным – видимо «что-то» обдумывал.

– Потери есть, и они не маленькие. – Произнёс он, – Четвёртая часть моего отряда.

Этот ответ не выявил на лице Гетулика никаких чувств: ни одобрения, ни осуждения.

– Где Белес? – только спросил он.

– Я здесь! – из-за спин воинов выглянула седая голова Белеса. – Только что закончил преследование бегущих!

Гетулик одобрительно кивнул.

– А где Агнис? – спросил теперь Ганнибал, поворачивая голову в разные стороны.

На его лице, впервые за время его появления, выразилась озабоченность. Гетулик не ответил, а только повёл глазами, за свою спину.

– Я здесь, Ганнибал. – Из-за спины вождя Андалузии, вышла та, о ком он видимо, сосредоточенно думал, дорогой сюда.

Ганнибал увидел в её руках принадлежности лекарей и понял, что она помогает обрабатывать раны, получившим их воинам. Но, увидев её, он сразу же стал гораздо «мягче» лицом, стерев с него свою сосредоточенность.

Опытные воины, кои стояли рядом с ним, похлопали его по плечу.

– Наш Ганнибал, не проронил ни слова, по дороге сюда. Мысли о Агнис, заботили его больше всего. – Заметили они.

Только, теперь, Гетулик улыбнулся и шагнув к подошедшему, по-отечески обнял его.

– Ты сегодня доказал всем врагам, что им теперь, придётся иметь дело ещё с одним Львом из Рода Молнии. И горе тем, кто решит, что ты, ещё слишком молод, чтобы перехитрить тех, кто считает себя «бывалыми» охотниками, каким себя считал Хван. Теперь, они в качестве объекта охоты, так как молодой Лев, покинул «гнездо» и вышел на «промысел». – Гетулик произнёс это довольно громко и множество пленных, услышали его слова.

– Что будем делать с пленными, Вождь? – Спросил Белес.

– Отправим их к Кастулону. Пусть там, пока, найдут им применение. До того, как Протектор, решит их судьбу.

– Да. Это верное решение. – Отозвался Белес. – Я тоже был склонен предложить тебе это…

К этому времени, Ганнибал подошёл к Агнис, коя занималась ранеными андалузцами, наравне с лекарями.

– У нас тоже множество раненых, кои хотят получить помощь твоих рук, Агнис. – Сказал он, но в это время, позади него, послышался ропот и гомон, наполненный болью, скорбью, удивлением и сожалением от увиденного…

Все обернулись в сторону строя пленных. Несколько воинов несли чьё-то тело…

Поднеся его к вождю Сарбону, они бережно положили его.

– Вот… – Сказал один из них, и те, кто был с Ганнибалом раньше, а также пленные, узнали в нём Вождя Прикму, пленённого ранее.

– Это Хван. Мужественный человек. Правая рука Тестолапия. – произнёс Прикма. – Я нашёл его по твоей просьбе, Сарбон. Он принял смерть, чтобы не иметь позора.

Ганнибал и вождь Гетулик рассматривали убитого Стратега Хвана.

– Ну что же, надо отдать честь погибшему Стратегу. Как это положено погибшему с честью воину, не выпустившему из своих рук оружия. Хван сражался мужественно и не показал нам своей спины. Жаль. Мне он не был врагом. – Гетулик оглядел пленных. – Мы его похороним вместе с его воинами, воздав все почести погибшим. Надеюсь, на небесах, мы не будем врагами.

Он снова кивнул, и воины подняли тело Хвана на свои плечи. Они медленно понесли его вдоль строя пленных кельтов, кои опускали головы, от стыда перед усопшим…

Глава 18

Тестолапий готовился к штурму города Айбуры. Заканчивая последние приготовления, к дню назначенного штурма, к нему в ставку, гонцы от военачальника Ортеса, привезли весть о разгромном поражении старого охотника Хвана и его смерти в последнем для него сражении. Также гонцы рассказали, что число возвращающихся из рейда, едва насчитывают полторы тысячи воинов. К вечеру прибыл сам Ортес и оставшиеся в живых воины.

– … Боги против нас в этой местности, Вождь. – Закончил свой рассказ Тестолапию Ортес. – Даже, Хван оказался в их ловушке. Нам надо обойти эти холмы. Те, немногие, из числа отряда Хвана, коим повезло прорваться из кольца, рассказали о многочисленной силе, коя спрятана в них от наших глаз. Она затаилась в ожидании новой жертвы! Я советую тебе, Вождь, не двигаться больше через них. Армия в кулаке в этих местах не пройдёт, а по отдельности, отряды рискуют сгинуть, как отряд Хвана.

Тестолапий, после слов Ортеса, угрюмо обвёл взглядом свою собравшуюся на Совет, ставку.

– Кто хочет высказаться? – Произнёс он.

Военачальники переглядывались. Первым поднялся стратег пехоты ареваков Эдьенд.

– Тестолапий, то, что случилось с Хваном, может произойти с любым из нас. Давайте рассуждать здраво. Если, мы, пойдём на штурм города и завязнем здесь у стен Айбуры, то те, кто «оседлал» холмы, соединятся вместе с ветонами и виттиями. После этого, они ударят нам в тыл. Мы тоже окажемся в кольце. Мой Вождь, отправляя меня к тебе в помощь, предупреждал меня о бережливом отношении к вверенным мне людям. Я уже дал Хвану две тысячи моих ареваков и где они?! Они не вернулись из рейда, который казался лёгкой прогулкой для поимки строптивого «львёнка» Гамилькара. Погибли они. Погиб сам Хван. Но я спрашиваю себя – ради чего они погибли? Ради охоты Хвана, или ради твоего задания, кое было дано на основе взыгравшего в тебе гнева на Гордея?! Оказалось, что его слова совсем не пусты. А ведь он предупреждал нас всех о опасности недооценки врага! Этот твой капризный гнев, Тестолапий, стоил жизней двух тысяч моих ареваков и шести тысяч твоих воинов во главе с Хваном. Не многовато ли? Чего же нам ждать у города, имея такую силу у себя за спиной? Зря, мы пришли сюда. Мавр Абаба снова перехитрил нас, отправив нас по самому опасному маршруту вторжения в Андалузию. – Закончил Эдьенд.

Со всех сторон, после слов военачальника ареваков, послышались голоса вождей.

– Правильно, Эдьенд!

– Верно. Мы здесь заперты в ловушке.

– …мы сами забрели в неё.

– Места неизвестные нам. К тому же виттии вооружились. Вчера был разгромлен ими наш отряд. Нас обложат здесь, если мы будем сидеть у города.

– Правильно. Взять его с ходу не удастся!..

Тестолапий, сидел опустив голову, слушая эти высказывания. Последним высказался Вождь беллов Берс.

– Надо отступать от города, Тестолапий. Это также верно, как и то, что холмы эти, – вставший с места Берс, кивнул в их сторону, – непреодолимы для армии. Вспомни легенды. Туда, в эти холмы виттиев, не вторгаются враги уже несколько сот лет. А те, кто решили нарушить этот запрет – сгнили на их склонах, а их кости растащили дикие звери! Я разделяю твою ошибку, Тестолапий. Когда мы все приняли это решение – мы находились в заблуждениях. Ветоны не присоединились к нам, как мы на это рассчитывали! Уже это должно было заставить нас переосмыслить наше решение. Теперь, они враждебны нам. Это опасно вдвойне, и я предлагаю вернуться на равнины Толето.

Берс сел на место.

После его слов гомон усилился. Высказывались разные мнения по выбору направления отступления к Толето. Тестолапий, пока, молчал, пребывая в размышлениях…

– Я выслушал вас всех, – начал он говорить, подняв голову, – и нахожу ваши мысли здравыми. Теперь, я должен сказать о том, о чём я молчал и не говорил, в силу той тайны, коя не давала мне открыться перед вами. Мы согласились на рейд сюда по одной причине – вождь Индортис, связался со мной в тайне от Брино Корбуло и оповестил меня о своём плане вторгнуться в Андалузию с другого берега Бетиса. Это должно было оттянуть силы врага от этих мест. Но, как видите, этого не произошло… – Тестолапий немного помедлил, подумав о чём-то, и продолжил говорить, – Именно поэтому, мы отделились от Брино и Абабы. Я думал, что Гамилькар бросит главные силы для создания заслона от мавров и лузитан на землях карпетанов, а мы успеем вторгнуться в Андалузию с этого направления. Индортис же перережет подход их резервов от южных городов и карфагенян Гадира. Вот каков был общий, тайный план, который, как я вижу, не сбылся.

Вожди и военачальники зашумели, после этого откровения Тестолапия. Они делились своим мнением по поводу несбывшегося развития событий.

– …План, конечно же, хорош.

– Да, даже стоящий в терпении наших небольших неудач. Но гибель Хвана и других вождей – это слишком дорогой подарок в его честь…

– Да вы что?! Какое терпение неудач?! Наши общие потери уже перевалили пятнадцать тысяч! Здесь, у города и там в холмах! А крупных столкновений ещё не было!..

– Правильно! К Вождю Сарбону присоединились оретане. Теперь присоединятся ещё виттии и ветоны!

– Может быть план и был хорош, но всё пошло не так! Но вы забыли о хитрости Индортиса! Он способен перехитрить любого. Он пошёл по тому берегу, а это самый лёгкий путь вторжения в пределы Андалузии. Он, более хорош для Индортиса, но не для нас!

– Индортис, в прошлой войне с Гамилькаром, был пленён и отпущен Протектором. Ему верить нельзя!.. Он клятвопреступник!

– Нет. Надо идти к Толето. Собрать всех хитрецов вместе. И всем вместе идти на Гамилькара. Только так, мы, добьёмся победы…

Голоса не затихали.

Тестолапий, сидел обхватив голову руками. Внезапно, он поднял её:

– Приведите ко мне Гордея! Я помню, что он очень хорош в озвучке разных советов! Его я ещё не слушал! Ведите всех, кто может давать советы!

Зал Совета затих. Все взгляды были устремлены на Тестолапия.

– Ты правда хочешь послушать его? – спросили его ближние военачальники.

– А что?! – Тестолапий обвёл их взглядом. – Вас я послушал, теперь послушаю его! Надеюсь, что он ещё жив?

Тестолапий поглядел на военачальника стражи. Тот сразу же взглянул на своих воинов и несколько из них скрылись за спинами собравшихся на совет. Тестолапий снова оглядел вождей и соратников.

– Ваше стремление к соединению с Абабой и Брино, мне не понятно?! Совсем недавно, точно такое же стремление я видел в вас в отсоединении от них?! Вы все ратовали за это. Но стоило нам обрести несколько неудач, как все стали намного «прозорливее и мудрее». Я, Тестолапий, вождь самого мощного племени западной Иберии вакцеев, напоминаю вам – мы долго враждовали с ареваками, но в этом походе мы вместе! Всем хочется богатств южной Иберии. Но, наши стремления слишком различны. Лузитане Корбуло мечтают о былой империи его отца. Она простиралась от Селеции, Дитюне до самой Айбуры, под стенами которой мы стоим. Его отец подчинил себе бетуров, кинетов и даже «занёс» свою руку над Кордубой. Но… здесь, его постигла неожиданная смерть и вся империя распалась в одночасье. Дело там было довольно тёмное. Раздор братьев и раздел земель. Но, теперь, Брино, повёл себя совершенно иначе. Он увёл свою армию, гораздо дальше своих земель, чем делал это прежде. Я знаю для чего! Этим он отвёл войну от своих границ. Наши земли вакцеев, тоже далеки отсюда. Но земли карпетанов, ветонов, витиев, оретан уже пострадали. Если мы уйдём отсюда, мы оставим Индортиса без поддержки! А он, может воспользоваться этим и совершить захват Кордубы, без нас. Мы ведь оттянем на себя все силы Гамилькара! Именно, поэтому, я тогда и выбрал этот план действий. Но… я ничего не знал про эти холмы. Теперь, я понимаю, почему Брино не захотел идти этим путём.

Тестолапий задумался.

В этот момент, вернулась стража, посланная за Гордеем. Их лица выдавали растерянность. Тестолапий, покраснел от гнева, увидев их одних:

– Что случилось? Он мёртв?! – взревел он.

– Он бежал, вождь Тестолапий. Дерево перепилено чем-то. Кто-то просунул ему в клетку зубчатый нож.

Тестолапий вознегодовал:

– Как?! Как такое возможно?! – он посмотрел на военачальника стражи.

Тот пожал плечами.

– Стража не покидала места его содержания. Это возможно было сделать только во время смены стражников.

Тестолапий покачал головой.

– Предатели. Кругом предатели. Казнить последнюю стражу! – жестокость охватила его сущность.

Но в момент, когда воины стражи оторопело двинулись выполнять его приказ, случилось иное – в совет вошли ещё одни гонцы.

– Тестолапий, – начал говорить старший из них, – мы привезли тебе сообщение от Индортиса. Наш вождь пересёк Бетис и движется к тебе. Он не пошёл в тыл врага. «Что-то» насторожило его, и он отказался от первоначальной задумки. Но, уже в процессе движения вдоль реки, нас видели галеры карфагенян. Это был Гасдурбал Красивый. Наши отряды уже начали переправу и его галеры, разметав часть наших плотов, прошли вниз по течению Бетиса. Но, одна из галер, развернувшись, ушла на вёслах вверх по течению реки, для предупреждения Гамилькара Барки о нашем вступлении в войну! Всё вскрылось, Вождь! Таиться нет причин. Индортис предлагает тебе соединиться с ним и идти к равнине Толето. Там есть возможность развернуть всю нашу мощь армий. Индортис понял, что, разделившись, мы стали хорошей «дичью» для Льва. Наш вождь, уже в четырёх переходах от тебя…

Это известие взбудоражило весь совет. Поднялся всеобщий галдёшь. Все говорили разом и понять «что-то» было трудно.

Тестолапий посмотрев на своё неуправляемое воинство, громко произнёс:

– Ждём Индортиса. Соединившись, вместе пойдём к Толето. Наверное, это правильное решение. Будем надеется, что Боги укажут нам путь дальше и встанут на нашу сторону. – Он махнул рукой, подавая знак, что распускает совет.

– Что делать со стражей, коя выявила побег Гордея? – спросил его военачальник стражи.

Тестолапий, будто отвлечённый от своих раздумий, обернулся и сдвинул брови:

– Ничего не делайте. Хватит смертей. Гордей освобождён Богами. Может быть его совет, который он дал мне сразу же после первой неудаче, был высказан не им, а самими Богами?! Мы просто не услышали их…

Он повернулся и угрюмо побрёл в сторону своих шатров…

Глава 19

Ферон окреп настолько, что смог уже сидеть на своей постели. Последние три дня, его силы и тело окончательно повернулись в сторону выздоровления, и он с удовольствием выпивал все снадобья, кои ему подавал лекарь, какими бы противными они не казались. Лекарь, наблюдая эти изменения, светился радостью и счастьем, от ещё одного подтверждения своего мастерства в избранном им для себя ремесле. Оттия, тоже, почти не отходила от «больного», как будто он и не выходил из того небытия в коем находился до недавнего времени. Но, лекарь, как не гордился столь большим успехом в лечении тяжело раненого Ферона, всё равно не спускал с него глаз, понимая, что раны могут повторно воспалиться и его тревога с опасностью для Ферона, ещё не исчезли. Он разрешил Ферону сидеть, но запретил любые попытки вставать с постели…

Ферон, проснувшись, медленно открыл глаза и когда взгляд обрёл резкость, обвёл взглядом комнату, надеясь увидеть рядом с собой ту, о ком не забывал даже во снах. Его глаза искали Оттию. Но, посмотрев в обе стороны от себя, он понял, что находится в комнате один. Ферон, не спеша, осторожно, приподнял голову, посмотрев на небольшой стол у его изголовья – там всегда стояли снадобья, кои он должен был выпить с самого своего пробуждения, до того, как ему принесут завтрак. Вот и сейчас, он заметил на нём четыре чаши с различными по цвету отварами. Некоторые он уже запомнил и по запаху, и цвету, имея уже представления о их вкусе и тягучей плотности. Таких чаш, со знакомыми ему отварами, он заметил две. Две же другие чаши, с находящимися в них жидкостями, были ему незнакомы. Ферон посмотрел на те, кои впервые появились в его рационе лечения и потянувшись, стал принюхиваться к ним, по одной поднося их к своему носу. Одна пахла какими-то пряными травами. Другая пахла не вполне приятно. Можно даже сказать зловонно и запах, ударив по его обонянию, заставил поставить последнюю из них на стол. Ферон взглянул на знакомые чаши. Их запах он уже знал и, поэтому, принюхиваться не стал. Он взял одну из них. Она, тоже, знакомо пахла не совсем приятно и Ферон, залпом осушил её, скривившись от горечи. В этот, не вполне приятный момент, он думал только об одном – как скорее встать на ноги. Ради этого он был готов на все тяготы своего лечения, кое показывало уже хорошие результаты и Ферон, воодушевлённый этим, взял в руки вторую чашу. Он выдохнул воздух из лёгких и припал губами ко второй чаше со снадобьем. Терпкий вкус этого снадобья, обжёг все внутренности Ферона и он, едва справившись с рвотным желанием, подхватил со стола кувшин с водой и большими глотками попытался «утопить» вкус этого снадобья… Он выдержал достаточно продолжительную паузу, прежде чем снова взглянул на стол – на нём оставалось две чаши и все с незнакомым на вкус и тягучестью содержимым. Он снова потянулся и взял ближайшую к себе. Преподнёс к губам – резкий запах снадобья заставил его зажмуриться, а в горле возник непреодолимый ком. Ферон понял, что это снадобье, лучше выпить первым, дабы напоследок осталось более приятное. Но, так как он уже успел вдохнуть его запах, он не решился сейчас выпить его, боясь «взрыва» тошноты. Он, одновременно, вспомнил вкус предыдущей чаши и, поэтому, дрожащей рукой, поставил чашу на стол. Он снова взял чашу с водой, чтобы заглушить чувство тошноты, перед тем как ему снова предстоит «борьба» за своё здоровье со вкусом снадобья и недугом. Отпив воды и прополоскав рот, он снова повернулся к той чаше, коя не имела зловонного запаха. Он медленно взял её в руки и поднёс к губам – эта снадобье, имело запах пряностей и совсем не отвратный запах. Ферон подышал им несколько мгновений, как будто «проветривая» свои лёгкие и выдавливая из них остатки прежнего запаха, отставленного в сторону снадобья. После этого, Ферон поставил его на стол и снова взял в руку ту чашу, от которой совсем недавно отказался. Теперь, он был настроен решительно. Ферон, выдохнув, влил содержимое чаши себе в рот и двойным глотком, проглотил содержимое… Сразу же, не вдыхая воздух, он взял со стола сосуд с водой и припал к нему, запивая ворвавшуюся в нутро горечь… Сбив привкус снадобья, Ферон снова лёг, искоса поглядывая на оставшуюся, последнюю чашу. К его горлу подкатывала тошнота и он глубоко дышал, прислушиваясь к себе. Последнюю чашу он решил выпить чуть позже, когда справиться с тошнотой и привкусами лекарств Филона у себя на губах. Он лежал, откинув голову, и медленно, глубоко, дышал. Его мысли полетели в сторону, от выпитых снадобий. Он закрыл глаза… и перед его внутренним взглядом, возник образ Оттии. Этот образ не покидал его все дни, кои он провёл в горячке. Он думал, что его жизнь снова приобрела смысл. Теперь, саму жизнь и себя в ней, он видел совсем по-другому… Оттия завладела его сердцем и помыслами, а то видение, кое возникло в его сознании и пришло к нему, когда он находился за гранью жизни, успокоило и умиротворило его душу. Ферон, с удовольствием вспоминал его, глубоко копаясь в памяти беспамятства. Он не говорил о нём самой Оттии, а оставлял для себя, как лекарство, кое стирало привкус всех отвратных Филоновых отваров. Он вспоминал разговор с Актихом…

«-…если верить тому, что мне привиделось, то Ирис носила не моего ребёнка… Я чего—то не знаю… я что-то пропустил в своей молодости?! Как-то отец, что-то пытался объяснить мне о родовых законах Светлооких Родов?! Я тогда был молод и глуп… и не слушал его. От того, помню всё очень плохо… Как же они назывались то?.. те законы Родов Светлооких?.. Законы Рита… вот… вспомнил. Отец говорил, что девушка, вступившая в первую связь с мужчиной… по природному строению тела своего рожать детей будет только от этого первого мужчины. Так… вспоминай, Ферон… вспоминай. Пропустил важное… очень важное в этой жизни… Ирис носила ребёнка от меня… но он оказался не моим… Актих сказал, что это его ребёнок… И это вполне может быть… так как он был первым с ней… Но, он же сказал, что у меня появится свой… вернее уже появился?! Так… нужно понять… понять суть тех законов, чтобы разобраться в них… Актих не был первым мужчиной Ирис… как и я. Значит, если Ирис понесла ребёнка от их встречи… он не может быть не только моим, но и его?! Но… я видел реакцию Ирис, когда она узнала о смерти Актиха… Она упала беспамятства! Что это было? Женская слабость… или всё же, что-то другое… проявления истинного чувства?! А что, если она, потом, да и в дороге играла и со мной, и с Актихом, когда „строила мне глазки“, чтобы проверить истинность чувств именно Актиха, а я был просто „инструментом“ её проверки? Я об этом совсем не думал! Был слабоумен, как „бычок“… Ведь, „игра“ с мужчинами была её профессией?.. Голова идёт кругом… вот задачка-то! И не к кому обратится за разъяснениями… Нет, есть! Гамилькар Барка… он знает о Родах Светлооких почти всё! Знает те законы… Рита… Потому что сам несёт ту мудрость Родов, ибо ведёт свою родовую линию от них… не прекращая её. Надо только узнать о ребёнке… моём ребёнке!..»

Ферон открыл и снова закрыл глаза, увидев сосуд с лекарством. Он почему-то не хотел совсем вспоминать о нём… Ему хотелось думать о другом.

«-…Актих упомянул о моём ребёнке. Моём! Он, с другого мира знает о нём… Значит, они „там“ более могущественны, чем здесь… Да …об этом сказала „тень“ Актиха. Даже, Танат, не может встать на пути посланной „тени“ Актиха… А если Оттия уже носит моего ребёнка, не зная об этом?.. Но, опять, встаёт вопрос – а моего ли?.. По тем законам… он должен быть Гасдурбала Гикета… даже, если, именно я был его источником зарождения?.. Голова идёт кругом… я просто не могу терпеть… мне надо выяснить суть и правду… Эх! Что же я не дослушал отца-то тогда!.. Он же говорил… говорил, что есть исключения… Но какие они? И как работают?! О, отец! приди ко мне во сне и подскажи…»

Ферон снова открыл глаза, посмотрев на сосуд.

«-…надо выпить его, чтобы не мозолил глаза. Чтобы не отвлекал. Это снадобье пахнет пряностями… не должно иметь отвратного вкуса… Отвлекает от размышлений!..»

В тот момент, когда он уже потянулся с постели, чтобы медленно присесть на ложе, он услышал чьи-то шаги. Он, по слуху определил, что шаги приближаются к его комнате… Он, перевёл свой взгляд от чаши со снадобьем, на входную дверь, ведущую вне комнаты, в коей он находился… Ферон стал ждать появления того, кто шёл, как он подумал к нему, забыв о снадобье… Но… шаги, простучав за дверью по полу… прошли мимо.

Ферон вздохнул и это его погрузило в новое раздумье.

«-…если всё, что я узнал, находясь на „пороге“ иного мира, правда, то наши предки, действительно, для нас наши Боги?! И они прямо воздействуют на нашу судьбу. В своей молодости я был невоздержанным… я испортил многое… Та связь с Ирис, „увела“ от меня Оттию… А до этого, моя невоздержанность, лишила меня Саламбо… О Предки! сколько же я совершил ошибок!.. Я ведь любил Саламбо до беспамятства. Но… успевал ходить с молодыми друзьями к „торговкам“ своего тела… Это быстро разнеслось по Карфагену. О моих похождениях, кстати, не только моих, узнали многие семьи… Неудивительно, что для Саламбо я перестал существовать, как мужчина… Она в то время потеряла мать. Я же проводил дни в развлечениях… Правда, отец устроил мне разнос… после которого я остепенился… Но, ненадолго. Да… Потом, Саламбо отправилась обучаться софистике на Балканы… Мудрецы учили её тому, о чём я слушать не мог… Я вернулся в Карфаген. Решил добиться военной карьеры. И, как мне рисовали картины мои юношеские мечты, по её возвращению, готов был поразить её множеством совершённых мной подвигов… Добиться её расположения своей доблестью… Как глупо. Сейчас, я вспоминаю это со стыдом и улыбкой разочарования о своих мечтах, той поры… В то время, в Карфагене было более десятка тысяч таких же как я, молодых горожан, кои добивались того же… Весь порыв юности был подчинён этому… А надо было учить мудрость… впитывать её… пока был жив отец. Я не обучился его гончарному искусству. Не успел… упустил… жаль. Как жаль! Эх!.. Я надеялся добиться славы быстро и чрезвычайно глупо. Гамилькар Барка сразу же распознал все мои ошибки. Он всё время, одёргивал, учил меня… Я же поднимал „колючки“, как ёж. Шипел, противился, обижался… Даже, враги Протектора приметили это и решили использовать меня, как инструмент… Отец, одёрнул мой разум, который был на плоскости мышления зачатия человека: да-нет. Только тогда, я с усилием, с терпением, кои всё время проверяли меня на прочность, стал прислушиваться к урокам Гамилькара. И это было спасением для меня. Это было правильным. Сейчас, я понимаю, что, если бы такое произошло со мной сейчас и кто-то, кого бы я обучал военной науке, стал спорить и противится мне, моим урокам – я бы оборвал их в очень грубой, резкой форме. Гамилькар же обходился со мной мягко. Он, всё время, старался, до мельчайшей подробности, растолковать, разъяснить мне мои ошибки и заблуждения. Он видел все мои обиды, укоры взглядом… но, продолжал терпеть меня, не отдаляя от себя. Хотя, имел на это больше оснований, чем сдерживать меня около себя. И я, постепенно, вышел и этого „болота“ зависти, тяги к мести, стяжательства славы и других пороков, коих было несколько десятков… Моя голова прояснилась… стала чистой в своих мыслях. Я уже прекрасно разбирался с теми ложными посылами, кои мне предлагали его враги. Их ложь стала очевидной для меня! Я стал так бурно реагировать на эту их ложь, что однажды, в совете Суффетов, в гневе разбил скамью о мраморный пол, напугав этим всю эту свору серых, загнивающих завистливой желчью, торгашей, у коих нет ни Родины, ни совести. Разломанные её части, я бросил в сторону скопления приверженцев клана Магонов и иже им подобным… разбив несколько несветлых голов… Больше я в совете Суффетов не появлялся… Они закрыли мне в него доступ на год. Боялись очередной „летающей“ скамьи… Гамилькар, к тому времени был в Иберии… Да… Сколько времени уже утекло с тех пор?! Отправляясь в Иберию, Гамилькар увёл за собой всех своих приверженцев. В городе остался только его дом, в котором были несколько его самых ближайших домочадцев, и приверженцев, таких как Диархон, кои приглядывали за семьёй, обеспечивая её полною безопасность. Я тогда был погружён в траур по ушедшей в мир иной Ирис… Я был растерян, безутешен, раздавлен. Поэтому, Протектор не позвал меня с собой… Это вызвало у меня некоторую обиду… но со временем я понял, что он один, по-настоящему разделял моё горе, переживая и понимая, что происходит внутри меня… Беда вошла в мою дверь и я уже не мог проводить её. Моя жизнь снова наполнилась бессмысленностью. Я служил в коннице. Всё время посвящал походам, охраняя границы провинции Тапс. Искал смерть в столкновениях, но она обходила меня. Я казнил себя за то, что уделял мало времени Ирис, когда мог это делать… Но… время не вернёшь… не повернёшь… Мне советовали найти замену ей, среди дочерей Карфагена… но, все они мне были не по сердцу… Хотя, в Карфагене очень много красивых девушек. Но, бродя по улицам я не находил никого и ничего… кроме воспоминаний. Та пустота, коя образовалась в моём сердце не пускала в его полость привязанности никого… Никого и ничего, только тягостные для сердца воспоминания… Так прошло много времени… Только тогда я решил уплыть из Карфагена – уплыть вслед своему Стратегу. „Может быть я найду покой там?“ Подумал я тогда… Через год, я был отправлен сюда, вместе с отрядами конницы, коя была подготовлена для действий в Иберии. Я привёл эти отряды Протектору и совсем скоро понял, что это совсем не Африка. Здесь, было всё по-другому. В этой стране нет долгосрочных договоров, союзов… Всё может изменится в самые короткие сроки. В любое мгновение, на окраине Союза Иберии, может вспыхнуть война. Протектор нашёл надёжных союзников только в Андалузии, Турдетании, Баскии и ещё нескольких провинциях поменьше выше названых. Союз, в начале атакованный с разных сторон, не только выстоял, но и стал двигаться, расширяясь, и на запад, и на север. Кельты потеряли покой – жить разбоем стало намного труднее. Гамилькар, замиряя непримиримых ранее врагов, заключал договора о военной поддержке и двигался дальше, оставляя им самим решать и вести политику торговых отношений, но уже через мирные, спокойные, выгодные и той, и другой стороне, переговоры. Иберы и кельтиберы, не знающие целые столетия мира, с удивлением поняли, что те войны, кои они вели друг с другом, были совсем не необходимые, как считалось ранее… Увидев в этом что-то новое, я с новой отречённостью, стал вникать в службу, дабы забыть о прошлом. Гамилькар принял меня, как и прежде, без какого-либо осуждения и упрёка. Я понял мудрость своего Стратега – он относится ко всем совершенно ровно. Не выделяет никого. Для него все „дети“… Так я, снова, погрузился в „рутину“ службы, коя спасла меня. А женился я внезапно… и вновь остался один… не успев осознать это… Шло время… Моё спокойствие было нарушено, только в Картахене… Когда я внезапно увидел Оттию… Она, как это не странно, стала приходить ко мне во снах… Я ругал себя за это, просыпаясь среди ночи. Но, несмотря, на то, что я корил себя, она снилась мне всё чаще и чаще… Я вспоминал наш разговор с Гасдурбалом Гикетом в Картахене и чувствовал себя в неудобном положении – мне казалось я отступник от своих слов, поборник своей чести… А с того самого момента, когда она одела мне на голову венок, провожая нас с братом Гасдрубалом в поход, я потерял покой… Я думал о ней и боялся себе признаться в этом… „Боги сошли с ума!“ – думал я. Это было наваждением. И вдруг, это наваждение обрело реальные очертания, кои мы нарисовали сами… Но, несомненно, содействие и вмешательство Богов в произошедшем – налицо! Только, будет ли это во благо нам обоим?..»

В этот самый момент, погружения Ферона в «бездну» размышлений, кои оторвали его от всего происходящего в яви, дверь в его комнату открылась…

– Ты проснулся! – комната озарилась улыбкой той, о ком он всё это время думал. – Как ты себя чувствуешь?

Ферон, от неожиданности, растерянно посмотрел на неё, почему-то попытавшись подняться.

– Ты что?! – Оттия бросилась к нему, упираясь своими руками о его плечи. – И не думай даже! Филон предупредил меня, что ты должен лежать ещё, как минимум девять дней! Рана должна начать затягиваться и снаружи, и внутри. Пей все снадобья, кои он приносит тебе лекарь Никанор. Ого?! Он тебе сегодня принёс четыре чаши! Значит, что-то заметил в твоём состоянии. Какие-то изменения. Усилил лекарственную дозу – значит, хочет укрепить тебя! А ты вставать?! Нет. Самое большее, можешь сидеть.

Оттия отодвинула от Ферона пустые, выпитые им чаши.

Ферон, выказывал своим взглядом полное приобретение чувства счастья и гармонии. Глаза его просто сияли восторгом от этого момента, когда Оттия обняла его плечи. Его тяготило только его состояние. Как он хотел обнять её и прижать к своей груди, но силы ещё не вернулись в его тело…