Текст книги "Не про бег"

Сын Абебе живет в США, а там слишком много юристов. Тефери Бикила подал в суд на Vibram за использование имени отца без согласования с родственниками. Судья федерального суда Такомы в иске на 15 миллионов долларов отказал. То ли адвокаты были неубедительны, то ли судья знал, в каком состоянии находилась могила Бикилы на кладбище церкви Святого Жозефа в Аддис-Абебе. Памятник отцу истца своротили с постамента. Абебе Бикила лежал в грязи, опершись на голову. Его ноги были отломаны. Они принесли славу Эфиопии и богатство семье, но родственники не спешили ремонтировать монумент. Восстановили памятник японцы.

Кроссовки и компромиссы

Saucony Peregrine Runshield я купил на Экспо Московского марафона. Получение номеров затянулось, я экономил силы, был сосредоточен, нехарактерно задумчив. Но на улице уже падали листья, лето прошло, а старые боевые Asics Cumulus героически погибли в стиральной машине. Нет, конечно, их можно стирать, но сушку я не выключил – и струи обжигающего воздуха превратили тапки в деревянный винт самолета братьев Райт. Тапки, которые пережили ледяную воду Финского залива, зеркально скользкий лед у шалаша Ленина, вмерзшие в землю острые камни темных дорожек Сестрорецка, так бездарно сгорели в барабане стиральной машины. После полутора тысяч километров пробега и даже после стирки они были как новые, только верх изогнулся, будто хотел увидеть, не стерлась ли подошва после долгой и трудной жизни. Не стерлась – и уже не сотрется.

В Saucony Type A6 я пробежал Нью-Йоркский марафон и зауважал их, как уважают друга, с которым побывали в классных передрягах. «Дайте что-нибудь на зиму», – попросил я продавцов на стенде Saucony.

У меня дома в коридоре есть хоспис для кроссовок. Там готовятся встретить лучшую жизнь жертвы неудачного эксперимента Абебе Бикилы, отказавшегося бегать босиком даже после триумфальной победы в Риме. Среди кроссовок есть трудяги, преодолевшие больше тысячи километров, есть рано сгоревшие на работе агрессивные тапки, которые помнят штурм Пулковских высот и тревожную пробежку по еврейским кварталам Бруклина. Ночью в темноте коридора они светятся неоновым светом, уже потускневшим, но еще зовущим на подвиги.

Иногда я выхожу с ними на пробежку, аккуратно заправляя в дырку высунувшийся мизинец у Noosa Tri или большой палец у Kinvara (надо бы почаще стричь ногти). Свежий воздух полезен всем, и даже холодная питерская серость дорог лучше уютной темноты гардеробной.

Peregrine стали самыми молодыми в этой компании. Они родились мрачно-черными, с тусклыми синими глазками. Грузные, уставшие от жизни, со шнурками, изуродованными преждевременным варикозом. Они отлично вписались в тесное пространство хосписа на нижней полке гардеробной.

Выпал снег. Ну, не то чтобы снег, но дождем это уже не назвать: слишком медленно падали капли и слишком белыми они были в те несколько секунд, пока лежали на земле. Peregrine, несмотря на молодость, чувствуют погоду. Увидев, что я надеваю ярко-зеленую теплую кофту, они высунулись почти до середины прихожей, как бы говоря: «Если не сейчас, то когда?» Нет, восклицательный знак они, конечно, ставить не умели, и даже точка выглядела бы слишком агрессивно. Они сказали эту фразу так, как мама просит своего давно взрослого сына надеть шарфик.

Мы побежали. Это не первая их пробежка, но на сухом асфальте, в тепличных условиях они не могли сказать ничего нового и явно проигрывали Kinvara с дырками напротив больших пальцев.

Но сегодня! Да, это погода для них. Протектор крепко цеплялся за синее желе на асфальте и намертво держал на покрытой инеем и снегом осенней траве. Повороты на узких скользких тропинках пробегались безо всякого уважения к свежему снегу, по-детски нагло.

От дорогой оболочки Gore-Tex производители Peregrine отказались, она тяжелая и чужая. Их собственная мембрана Runshield идеально выводила пот, не пускала к носкам воду холодных луж и не набирала вес в сырости.

Saucony Peregrine заботливы, как еврейские бабушки. В них тепло, сухо, комфортно и удивительно стабильно.

Saucony – американцы. Они ровесники Бостонского марафона. А Saucony Creek – это река. В 1910 году иммигрант из России Абрам Хайд основал свой обувной магазин в городе Кембридже, в пяти километрах от Бостона, и назвал его Hyde Athletic Industries.

Во время Второй мировой войны Хайд поставлял обувь флоту США. В его же обуви первый американский астронавт вышел в открытый космос. Какая американская компания развивалась без поддержки бюджета?

В 1960 году Хайд купил завод Saucony и перевел производство поближе к Бостонскому марафону и к своей штаб-квартире в Кембридже. Название Saucony компания получила в конце 1990-х годов.

Когда я был молодой и глупый, я бегал длинные дистанции в маленьких резиновых кедах. Это как босиком, только еще граммов по четыреста на каждой ноге. Потом двадцать лет не бегал.

Обычно новая жизнь начинается так: в понедельник вы вдруг решаете, что что-то нужно менять. К середине дня вы уже уверены, что надо поменять почти все, и идете в магазин покупать новые кроссовки, новые штаны и новую кофту для занятий бегом. И они остаются на долгие годы для просмотра телевизора на даче. Я ограничился покупкой кроссовок, а бегал в старых тренировочных штанах с вытянутыми коленками. Про бег я тогда знал только то, что пишут для имбецилов на сайтах о здоровом образе жизни, поэтому пошел в правильный магазин к правильным людям. Продавец задал нужные вопросы и почувствовал себя руководителем проекта в Центре ядерных исследований, рассказывающим об очередном бозоне блондинке. Увидев в моих глазах озабоченность проблемами кинематики и физиологии, он предложил желтенькие кроссовки. Моей первой беговой обувью стали Asics Noosa Tri.

Городок Нуза в Австралии знаменит национальным парком с коалами и опоссумами, фестивалем серфинга и пятидневным грандиозным мероприятием Noosa Triathlon Multi Sport Festival, ежегодно проводимом в конце октября. Это один из этапов Кубка мира на олимпийской дистанции и почти четыре тысячи участников. В 2005 году вдохновленные этим событием Asics выпустили модель Noosa Tri специально для триатлона.

Сейчас у меня десяток пар кроссовок для разных задач, а те я покупал, понимая, что они одни на все случаи жизни: бегать длительные, интервальные, восстановительные и участвовать в соревнованиях.

Что нужно от кроссовок, кроме красивого цвета? Хорошие тапки – это набор компромиссов. Ступня прилетает в асфальт, отскакивает наверх и в этот момент испытывает гигантские ускорения. Старик Ньютон учил нас, что сила – это произведение массы на ускорение. Если мы хотим экономить силы, масса, умножаемая на гигантское ускорение, должна быть как можно меньше. В чем тут компромисс? В жесткости. Легкие тапки не амортизируют. Если уменьшать массу до нуля, мы получим пятки Абебе Бикилы. Даже он отказался от этого варианта.

Английский врач Элдер Райт, смешивая морфий с уксусным ангидридом, получил диацетилморфин. Ничего интересного в этом соединении он не обнаружил и остаток жизнь провел, изготавливая мыло и фейерверки. Однако немецкая фармацевтическая компания Bayer увидела в веществе большой потенциал и начала продавать его в качестве лекарства от кашля. Особенно хорошо оно действовало на детей. Пятнадцать лет Bayer продавала это лекарство под торговым названием Heroin. Компания выпускала аспирин, алкозельцер, пестицид «Циклон Б» и другие полезные и вредные вещества. Одно время главой наблюдательного совета Bayer был Фриц тер Меер, отсидевший семь лет по приговору Нюрнбергского трибунала за использование узников концлагерей в медицинских экспериментах.

В 1937 году где-то между аспирином и «Циклоном Б» компания изобрела полиуретан. Выдающийся немецкий химик Отто Байер, по счастливой случайности оказавшийся однофамильцем основателей компании, реализовал химический процесс, который привел к получению вещества, положившего основу всей химии полимеров.

Каучук – отличный материал: упругий, стойкий к воздействию гадостей, но тяжелый и трудно поддающийся обработке. Отто Байер получил легкую эластичную упругую полимерную пену.

Представьте себе спагетти – длинные молекулы полимеров в кастрюле. Если мы добавим сливочное масло, получится почти жидкость. Если мы, не промывая макароны, дождемся их охлаждения, выйдет упругий брусок. Полиуретаны устроены почти так же. Их длинные молекулы обеспечивают растяжение материала. Но между длинными молекулами, как шпалы, расположены уретановые связи, которые обеспечивают упругость, сохранение формы и возврат энергии. Физические свойства макарон определяются их длиной и количеством масла. В полиуретанах свойства зависят от длины полимерных молекул и количества уретановых связей. Вариантов миллионы. Полиуретаны – не длинные уретаны, и производятся они тоже не из уретанов. Это любые длинные молекулы, объединенные уретановыми связями.

До совсем недавнего времени из множества вариантов полиуретанов не находилось ни одного пригодного для изготовления подошвы гоночной кроссовки. Самым распространенным был EVA – этиленвинилацетат. Он очень хорош, но быстро деградирует, плохо работает при низких температурах и недостаточно упругий. В 2010-х годах сразу несколько компаний выпустили на рынок обувь с подошвой из волшебного вспененного полиуретана. Идея заключалась в создании микроскопических герметиченых шариков. Они упруги, сделанные из них материалы возвращают больше половины поглощенной энергии. Adidas назвал полученную технологию Boost; Puma произвела NRGY и получила иск от Adidas. Saucony выпустила Everun. Nike в своих лабораториях пошла дальше и разработала материал на основе полиамидных и полиэфирных блоков.

Над компромиссом между весом и амортизацией работают химики. Мы ждем и запасаемся целым арсеналом кроссовок. Медленный восстановительный бег требует мягкой обуви. Она бережет связки и не травмирует мышцы. Быстрый бег требует низкого веса и контроля отталкивания. Легкие кроссовки травмируют ноги, нужно немало времени на восстановление. Большую часть пробежек я делаю в тяжелой мягкой обуви. Иногда кажется, что в ней устаешь сильнее, но восстанавливаешься быстрее.

Saucony Freedom – абсолютно новые кроссовки с подошвой целиком из термополиуретана. Я люблю Saucony за их гибкость: верх очень похож на связанный заботливой бабушкой носок. Надеваешь и ощущаешь комфорт и тепло домашних тапочек. В кроссовках нет ни одного лишнего шва и ни одного жесткого элемента. При этом шнуровка позволяет затянуть обувь точно по ноге.

Весят тапки 255 граммов. Здесь есть волшебство: кроссовки не легкие, но за счет хорошего возврата энергии масса в полной мере не ощущается. Первые пробежки были немного клоунскими: земля ощутимо пиналась, нога подскакивала, приходилось прилагать усилия для того, чтобы поймать ее. Ощущения – будто над землей натянут батут и ты бежишь, подпрыгивая и ловя себя на лету. Производители утверждают, что такая подошва увеличивает экономичность бега на 1 %. Я склонен согласиться, но с оговоркой: бег на такой подошве требует навыка. Перепад между носком и пяткой – 4 миллиметра, как на моих боевых Type A6, а значит, кинематика движения ноги на тренировках будет такая же, как на соревнованиях, но нагрузки очень бережные.

Мои боевые тапки – Saucony Type A в различных вариантах. Это носки со стелькой, 170 граммов. Жесткие, легкие кроссовки без наворотов. Я в них поверил, на последних километрах марафона это их главное качество. У них небольшой ресурс, но я не бегаю марафоны часто.

Теперь про кинематику. Нога прилетает на внешнюю часть пятки (если ваша прилетает на носок, вы, вероятно, знаете все это лучше меня) и перекатывается на носок, подворачиваясь внутрь. Если утрировать, то одни бегают как Чарли Чаплин, отталкиваясь большим пальцем; другие, как косолапый мишка, – толкаясь мизинцем. Некоторые счастливчики толкаются всей передней частью стопы. Вот этот поворот стопы наружу и называется пронацией. При избыточной пронации получается великий артист, при недостаточной – медведь, от которого, кстати, в лесу хрен убежишь. Задача производителя обуви – скомпенсировать кривоногость и заставить стопу работать правильно. При избыточной пронации под свод изнутри подставляют пластмассовую колобашку. Нога начинает отталкиваться от земли наружной частью стопы и от колобашки – внутренней, получается хорошо. Для недостаточной пронации внутреннюю часть подошвы делают мягче, позволяя ноге провалиться и довернуться внутрь. При равномерной загрузке стопы уменьшается нагрузка на суставы. Они перестают работать на скручивание и не компенсируют несоосность движения. Кроме того, мышцы работают вдоль оси движения и всю энергию передают для движения вперед, а не сложных дугообразных перемещений.

Это теория. На практике никакой разницы между кроссовками с избыточной и недостаточной пронацией я не увидел. То ли вес у меня не такой, чтобы это почувствовать, то ли ноги не сильно кривые, то ли это маркетинговый ход, за которым ничего не стоит.

И, наконец, про верх. Во время бега ступня устает, расплющивается и увеличивается в размерах. Значит, кроссовка либо будет болтаться в начале дистанции, либо жать в конце. Производители знают об этом. Современный верх делается из бесшовной эластичной сетки, которая отводит тепло от ноги, не натирает и плотно обхватывает ногу при изменении ее геометрии. Чаще всего сетку укрепляют лентами жесткости, чтобы сохранять геометрию и прочность конструкции.

Теперь самое главное. Технологии и материалы у всех кроссовок одинаковые. Ну… почти. А ноги разные. Без «почти», все: даже ваша правая нога отличается от левой. Так что никогда не верьте специалистам, которые будут советовать вам кроссовки известных им марок, поверьте мне. У специалистов свои ноги, свои задачи и свой стиль бега. Наденьте кроссовки в магазине и походите в них минут двадцать, чтобы они согрелись и приспособились к вашей ноге; пробегитесь, если это возможно. Не торопитесь, торопиться будете после тридцатого километра. Если вас что-то смущает, поменяйте производителя. В конце длительного бега вас будет бесить каждая мелочь, а возможность менять кроссовки каждые три месяца есть не у всех.

Интересно, что делают с кроссовками, которые больше не могут работать? Я привык к ним. Просто так выбросить на помойку? Надо хотя бы шнурки от них оставлять на память.

Гатчина и сломанная электричка

Осталось километра три. Сзади тяжело дышит и громко топает человек, он метрах в семи, но звуки меня раздражают. Я уже привык к своим шагам по лужам: чафк, чафк, чафк. Но он все громче и громче: хлюп, хлюп, хлюп и хрипит. Хочется прибавить темп. На улице чуть выше нуля, ветер и ливень. Вероятно, ноги могут бежать быстрее, но я об этом ничего не знаю, они замерзли и перестали посылать сигналы мозгу. Это, может быть, и неплохо, но сигналы из головы тоже теряются где-то в середине туловища. Конструкция стала напоминать сломанную электричку, катящуюся по рельсам с полумертвым машинистом. Воздух из легких парня, казалось, выходил изо всех дырок, и каждая из них давала свои гармоники в аккорд. Он пробежал мимо меня и затих, я перестал слышать звуки, но видел его качающуюся фигуру. Добавить не могу. К счастью, убавить тоже.

Метеорологи не зря едят свой хлеб. Дождь, холод и ветер они предсказывали за неделю, и было понятно, что полумарафон будет похож на трейл.

Сезон я завершил Московским марафоном и ровно на месяц устроил себе каникулы, бегая через день километров по восемь. Потом две недели по сто километров для начала сезона и одна неделя квазиподводки – легкие кроссы и несколько темповых километров. Гатчина – это открытие сезона. Миша придумал начинать по 3:47, на личник. То ли он не читал прогноз погоды, то ли решил меня убить, как Иван Грозный собственного сына.

На старте был человек, который взял на себя обязательство ровно бежать всю трассу по 3:47 и закончить ее за час двадцать. Человек этот называется пейсером, и в этом конкретном случае его звали Михаилом. Я пожал ему руку за пару минут до стартового сигнала и поклялся быть вместе с ним, пока смерть не разлучит нас. Смерть наступила на девятом километре. Сил перепрыгивать лужи уже не осталось, часть водных преград я преодолевал вброд, другую – тайными тропами по тротуарам, газонам и встречкам.

Организован забег идеально. Перекрыт весь город. Плакаты предупреждают, что в воскресенье он будет отдан бегунам. Зрителей много. В самой дальней, самой тоскливой части петли – народный хор под проливным морозным дождем поет русские песни. Ветер такой, что слов я не слышал, музыки тоже. Мне было жалко певиц еще больше, чем себя, и это придавало сил. На одном из поворотов у столба табличка «Отдых 24 часа» – вот это забота! И старт, и финиш сделаны очень хорошо, ведущий в микрофон хвалил меня каждый круг. Организаторы не смогли только заасфальтировать дороги. Я готов на полуторачасовой трейл по центру Гатчины, но жители-то каждый день по этому передвигаются… на работу, с работы, в кафе, в церковь, в кино. Кстати, кинотеатр-то в Гатчине есть?

Десятый километр – бегу один. Вдруг стало хорошо. Дыхание восстановилось, сознание отключилось, получаю удовольствие от бега. Несколько отрезков по ветру – вообще кайф: не холодно и свободно. Несколько отрезков против ветра – холодно, болят коленки, ноги деревенеют. Потом снова по ветру. На таком холоде ни есть, ни пить не хочется. Я знал это и не взял с собой гелей. С вечера макароны, с утра овсянка. И то и другое попросились наружу километре на пятом, но к десятому рассосалось. Стандартная ерунда: либо ешь и есть энергия, либо не ешь и энергии нет. Обычно ее так много, что она пытается проявить себя, используя все доступные клапаны и отверстия.

Все хорошее когда-то кончается. Километру к пятнадцатому стало тяжело. После Нью-Йоркского и Бостонского марафонов легко представить себе, что Гатчина – это обычная тренировка, проходной старт. Погода совсем плохая, лужи, ветер, не сезон, ямы на дороге, готовился мало. Мозг находит миллион причин, почему потерпеть придется в следующий раз. И тут нужно сделать выбор: либо ты спортсмен, либо турист. У меня много друзей, которые совершенно осознанно сделали выбор в пользу бега в удовольствие. Они часто участвуют в соревнованиях, не гонятся за результатом и получают кайф от каждого момента на дистанции. Я завидую этим людям. В конце концов, для того чтобы быть счастливыми, не обязательно доказывать себе, что сегодня ты лучше, чем вчера. Друзьям, которые только начинают бегать, я советую стартовать. Это дает и мотивацию, и реперные точки. Стартовать и не гнаться за результатом. Со временем придет понимание смысла бега, а оно у каждого свое.

У меня не получается стартовать без преодоления. Я редко участвую в соревнованиях, каждый раз перед стартом меня колбасит, я расстраиваюсь из-за плохих результатов.

В конце февраля – Токио. С Мишей перед стартом была дискуссия. Либо мы стартуем в Гатчине на объеме сто километров в неделю, либо все-таки слегка сбрасываем объем перед стартом. #Мишадобрый, спорить с ним бесполезно: сбросили объем, готовясь к старту.

Потерпеть пришлось километра три. На восемнадцатом почувствовался финиш. Лужи уже не замечались, к отсутствию ног привык. Как зритель слежу за финишем, приближающимся к моему телу.

1:23:25, первый среди винтажных.

Токио

Мне иногда снится сон. Огромный клубок велосипедистов катится по узким улицам города. Впереди меня в нескольких сантиметрах – пара чужих колес. Пелотон разгоняет воздух, крутить педали почти не нужно. Люди на обочинах превращаются в размазанные шумные силуэты. Одно неосторожное движение превратит этот клубок в смесь железа, рваной кожи и лохмотьев синтетики. Скорость вжимает нас друг в друга.

К восемнадцатому километру марафона стало понятно, что будет личный рекорд. Километры пролетают слишком быстро, от скорости становится страшно. Печень исправно снабжает организм гликогеном, воздух легко наполняет легкие, мозг пускает в кровь дофамин. Эйфория такая же, как в плотной велосипедной гонке. Пульс 152–153.

После неудачи в Бостоне мы с тренером Мишей Питерцевым пересмотрели наши взгляды на объемы тренировок. Вместо семидесяти – восьмидесяти километров в неделю стали бегать чуть больше ста. Скоростную работу оставили без изменений, а вот медленный восстановительный бег вместо восьми стал двенадцать, а развивающие кроссы вместо десяти – четырнадцать.

Tokyo Marathon

26 февраля 2017

Результат 2:49:33

В возрастной группе – 26

В общем зачете – 782

Лучший среди россиян

Сердце – почти такая же мышца, как бицепс или ягодица, и умеет растягиваться. На пульсе около 120 ударов в минуту амплитуда его работы максимальна, и чем дольше ты бежишь на таком пульсе, тем больше становится сердце. А это означает низкий пульс при той же скорости и уменьшение вероятности инфаркта: стенка сердца становится тоньше, и мышца лучше снабжается кровью.

У меня всегда был очень высокий пульс покоя, но после двух месяцев тренировок с объемами более четырехсот пятидесяти километров в месяц он с 80 опустился до 56. Согласитесь, получать удовольствие от жизни на пульсе 150 гораздо проще, чем на пульсе 180.

В Токио мы прилетели в пятницу, в субботу сходили за номерами, в воскресенье старт. Чем ближе к нему прилетаешь, тем меньше вероятность, что накроет акклиматизация. Девятичасовой перелет, крепкий длинный сон в гостинице с пятницу на субботу и короткий бестолковый в ночь перед марафоном. Такая схема дает возможность выйти на старт, сохранив силы, но не дает освободить голову от ненужной суеты Петербурга.

До стартового городка – на метро. В аэропорту мы взяли напрокат модем с роутером, подключили наши телефоны, теперь Google Maps отвечает за наши перемещения по Японии. Надписей на русском в метро нет, да и на английском немного. На платформу прибывают разные поезда, некоторые из них идут туда, куда нужно. Смотришь в Google – 7:03 не твой, 7:07 тоже, а вот 7:05 Google очень рекомендует. От станции живой коридор волонтеров. Даже если захочешь включить задний ход и не бежать – не получится, волонтеры очень настойчиво показывают, куда нужно идти. Разговаривать с ними бессмысленно, ни слова ни на одном знакомом мне языке.

Стартовый городок организован идеально. С пяти калиток в разных местах участники собираются на большой улице. Серьезные и утрированно вежливые сотрудники службы безопасности пропускают всех через рамки металлоискателей. Отдельный быстрый вход сделан для спортсменов без вещей. Я на всех марафонах прихожу в стартовый городок без вещей, это экономит силы и тепло на старте и дает возможность не наматывать километры после финиша в поисках своей сумки. В городке вода, булки, батончики, энергетики выдаются в неограниченных количествах. Походил, осмотрелся, нашел выход к старту. Времени еще много. Место для разминки есть – слегка размялся. За час до начала марафона входы в стартовую зону закрываются, и моя группа поддержки уезжает встречать меня на седьмой километр.

Из зоны ожидания поднимаюсь между небоскребами на верхний уровень автомобильной эстакады. Стартуем прямо от 243-метрового здания Tokyo Metropolitan Government Building, на строительство которого был потрачен миллиард долларов. С его верхних этажей видно Фудзияму.

В зависимости от результатов предыдущих стартов бегунов выстраивают в длинную колбасу: самые быстрые вперед, остальные чуть сзади. Старт Нью-Йорка и Бостона организован волнами: убежали быстрые – коридор заполняется медленными. В Токио выстрел пистолета один, и все тридцать шесть тысяч участников медленно двигаются к стартовой линии. На кроссовке каждого чип, как только он пересечет стартовую линию – включится секундомер. Я стартую почти с линии. Это удобно. Через каждые пять километров стоят часы организаторов, и свой темп можно контролировать по ним, не тратя силы на рассматривание мелких циферок на собственном Garmin.

Токийский марафон проводится с 2007 года, с 2012-го это часть World Marathon Major. Организаторы принимают 300 тысяч заявок, а бегут 36 тысяч человек, выбираемых случайным образом. Многие японцы годами безуспешно пытаются выиграть эту лотерею. Для иностранцев есть другой путь: fast runners, здесь это называется One Tokyo. Если в прошедшие два года у тебя есть результат быстрее 2:55 на сертифицированной трассе, тебя приглашают в гонку без лотереи. 2:55 вне зависимости от возрастной категории. Я попал сюда со своим нью-йоркским результатом 2:50:22.

В стартовом коридоре люди в трусиках и маечках сидят прямо на асфальте, +6 градусов, солнце, ветра нет. Я медленно достаю из внутреннего кармана теплой куртки блестящую фольгу, разворачиваю ее, подтягиваю повыше теплые тренировочные штаны и усаживаюсь в трех метрах от стартовой линии на асфальт. До выстрела еще минут сорок пять. Широкая дорога разделена поребриком (бордюром) на две части. Слева девочки, справа мальчики, японцы полны гендерных предрассудков. В метро даже есть вагоны «только для женщин». Рядом австралиец, хочет пробежать за 2:50. Сзади британец, думает, что начнет медленно, по четыре минуты на километр.

Всем, кроме меня, холодно. Вещи из стартовой зоны на финиш не поедут, поэтому японцы одеты в одноразовые флизелиновые строительные комбезики. Они не могут просто выкинуть куртку, даже старую. Европейцы кутаются в пленку, выданную на финише Франкфурта или Лондона. Многие мелко дрожат, другие высоко подпрыгивают. Некоторые прыгают, мелко дрожа.

За десять минут до старта над головой начали пролетать вещи, выкидываемые участниками. Специальный человек перед стартовой линией собирает их в большую корзину. Часть не долетает и падает нам на головы. Все зашевелились, особенно мэр Токио, которая произнесла вдохновляющую речь на японском языке.

Некоторые полетели, споткнувшись о разделительный бордюр. Garmin показывает какую-то ерунду: темп 3 минуты на километр, пульс 200. Вокруг небоскребы, сигнал GPS плохой, пульсометр считает мой пульс и, вероятно, пульс того парня, который остался лежать, споткнувшись о поребрик. Чужие локти пытаются залезть под ребра. Отметка первого километра. Мои часы показывают время 3:55, темп 3:10. Дорогая игрушка превратилась в дешевый секундомер.

Когда целевой темп ровно 4 минуты на километр, никакой проблемы считать время нет. Десять километров – 40 минут, двадцать – 1 час 20 минут, двадцать один – 1 час 24 минуты. Можно отслеживать только секунды отставания или опережения от нуля секунд каждой четвертой минуты. В общем, я не расстроился, что Garmin не сможет мне помочь.

Задача была, несмотря на все «адреналины», не бежать быстрее четырех минут на километр первые километров тридцать. Я настраивался на этот темп, делал отрезки в этом темпе и уговаривал себя словами Миши: «Юра, медленнее, Юра, медленнее».

5 км. Минус 19 секунд, 19:41

Первые пять километров под гору. Блин, быстро. Слишком быстро. Бостон тоже начинался под гору, и тоже был быстрый старт. Тогда я еле дошел до финиша. «Юра, медленнее», – слышен в голове Мишин голос. Окей, тормозим. Шестой километр – четыре минуты, седьмой – четыре минуты.

Проваливаюсь в сумрак. Это режим, при котором все лишние рецепторы отключаются. Картинка становится черно-белой, звуки не слышны. Нервная система заработала в анизотропном режиме: сигналы к ногам идут, а от них обратно нет, ощущения – как поездка на радиоуправляемой машинке. Марафон вы бежите головой, в большинстве случаев усталость – это сторожки, которые организм выставляет на всякий случай для собственной защиты. С каждым годом тренировок вы аккуратно снимаете запреты. Организм пускает вас в свои неприкосновенные запасы все дальше и дальше. Иногда действительно страшно: не слишком ли далеко?

Друзья должны быть на седьмом километре. Ничего не вижу и не слышу. Пробегаю мимо, так их и не заметив. К этому моменту все идут плотной группой, как в велосипедном пелотоне, задевая друг друга локтями. Миллион семьсот тысяч болельщиков. На каждом метре дистанции десятки людей машут флажками и кричат что-то по-японски.

Через каждые пять километров пункт питания, за один марафон выпивается 850 тысяч бутылок воды и изотоника. Через каждый километр – туалет. Зачем они так часто – не знаю, но туда постоянно кто-то из спортсменов забегал или выбегал. На Нью-Йоркском марафоне парень, бежавший передо мной, встал на одно колено, как будто собирался поцеловать флаг, и опорожнился в водосточную решетку. Мероприятие заняло несколько секунд, он даже не отстал от меня. В Токио свои отношения с туалетами. В общественном туалете в метро теплый фонтанчик моет тебе задницу, ты выбираешь нужную музыку. Если стесняешься своих громких звуков – можешь заглушить их записью звука спускаемой воды. Стульчак подогревается и автоматически протирается дезинфицирующим раствором. Это не просто космос, это другая Вселенная. Регулируется ли температура в туалетах на дистанции? Я так и не выяснил. Ладно, в другой раз.

10 км. Минус 17 секунд, 39:43

То что надо. Успокоился после старта и подобрал правильный темп.

Трасса выполнена почти идеально. Правила допускают перепад высот между стартом и финишем в 43 метра, в Токио первые шесть километров разгоняешься под гору, спускаясь с эстакады на 40 метров, дальше плоско. Организаторы в этом году изменили маршрут, убрав горки. Средняя температура для этого дня в Токио +5,5 градуса, теплее уже хуже: сердцу пришлось бы тратить много сил на охлаждение. Ветра нет, дома закрывают участников. Толпа болельщиков отдает бегунам свою энергию. Организаторы надеялись, что в Токио будет не только установлен мировой рекорд, но и показан результат быстрее двух часов.

Adidas для экс-рекордсмена мира Уилсона Кипсанга к Токийскому марафону разработала Adidas Sub2, быстрые кроссовки. Я бегу в Saucony Type A. Это лучшее из всего, что у меня было, не считая Saucony Type A6, которые американцы сняли с производства. Type A имеют жесткие элементы в верхней части и в пятке, а Type A6 надевался как носок.

Отнимали силы несколько разворотов на 180 градусов, но они дали возможность вдохновиться бегом лидеров гонки.

15 км. Минус 17 секунд, 59:43

Почти идеально. Ем гель, воду пью по глотку на каждом пункте питания. Длиннющий стол. Сначала стоят стаканчики с изотоником; я смещаюсь к центру дороги, уступая путь тем, кто пьет сладковатую противную жидкость. Потом столы с водой. Хватаешь стакан, в нем ровно один глоток, сламываешь его верхнюю часть, образуя носик, делаешь глубокий выдох и на вдохе – один глоток. Пульс в этот момент подскакивает ненадолго, ноги становятся ватными. Через минуту все возвращается к нормальному состоянию.