Текст книги "Индейцы Дикого Запада в бою. «Хороший день, чтобы умереть!»"

Другим, более распространенным видом боевых топоров были широко известные томагавки. Слово томагавк происходит из языка племени магикан – тумнахекан. На востоке, в лесном регионе, в ранний исторический период томагавками называли также и разного рода деревянные дубинки, но в позапрошлом веке этим словом было принято называть только небольшие металлические топорики. Томагавки были двух типов: пикообразные и трубочные.

Пикообразные томагавки для торговли с индейцами первыми начали производить французы, продававшие их в своих колониях в долине реки Святого Лаврентия и на Великих озерах, вплоть до устья Миссури. После 1763 г., когда французские районы были заняты британцами, к производству и продаже пикообразных томагавков приступили и англичане, а затем американцы и канадцы. О наличии такого оружия на Великих Равнинах сообщалось еще в 1805 г. В XIX в. это оружие было распространено по равнинной части и даже среди племен Скалистых гор. С 1870‑х годов оно пользовалось большой популярностью среди кроу и неперсе. Пикообразное лезвие достигало приблизительно 38 см, и в бою им наносились очень серьезные раны и увечья.

Прикладовидная палица. Омаха

Трубочный томагавк представлял собой комбинацию металлического топорика с широким лезвием и курительной трубки. К середине XVIII в. такие томагавки получили очень широкое распространение среди восточных индейцев. Для продажи краснокожим их изготавливали англичане, французы и американские поселенцы. Индейцы Равнин в XIX в. также с удовольствием приобретали их и использовали в схватках со своими противниками в ближнем бою. Среди индейцев они пользовались большей популярностью, чем пикообразные, по причине возможности их применения не только в боях, но и по хозяйству.

Воин арапахо

До появления товаров европейского производства индейцы пользовались ножами, изготовленными из камня – кремния или обсидиана. Они разбивали камень на куски и выбирали наиболее подходящий фрагмент с острыми краями. По форме они часто были неровными. В начале XIX в. также в ходу были ножи из ребра оленя или лося. С появлением металлических ножей, поставляемых белыми мехоторговцами, краснокожие быстро отказались от каменных и костяных.

Американским индейцам ножи начали продавать еще в первой половине XVII в., и они стали одним из первых товаров, поставляемых для торговли с ними. Для ножей использовались:

1) ковкая мягкая сталь, из которой получались хорошие лезвия, но они быстро тупились;

2) чугун, который дольше оставался острым, но лезвия легче ломались;

3) сталь, отличная во всех отношениях, но более дорогая.

Особой популярностью пользовались английские ножи, изготовленные в Шеффилде и Лондоне, но к 1840‑м гг. они были вытеснены американскими фирмами. Кроме того, ножи для продажи часто изготавливались местными кузнецами, и их качество было достаточно высоким. Ножи могли продаваться с рукоятками или же просто лезвиями, к которым индеец самостоятельно приделывал костяную или роговую рукоять. Деревянные рукояти обычно украшали круглыми шляпками латунных гвоздиков.

Нож помещали в ножны, прикрепленные к ремню на левом боку, и никогда не расставались с ним. Ножи носили все, вне зависимости от пола и возраста, кроме совсем маленьких детей. Кэтлин отмечал, что краснокожие настолько привыкли к тому, что каждый имеет при себе нож, что даже на своих пиршествах никогда не предлагали его гостю.

Особенность индейских ножей заключалась в том, что они затачивались только с одной стороны. Старый шайен говорил по этому поводу, что белые считали, будто индейцы не умеют затачивать ножи. «Мы точим только одну сторону лезвия, при этом ножи получаются острыми, и я не вижу смысла затачивать лезвие с двух сторон». В воспоминаниях Джорджа Белдена также упоминается односторонняя заточка ножей и указывается, что такой нож легче режет бизонью шкуру. Капитан Вильям Кларк тоже отмечал эту особенность: «Ножи затачиваются только с одной стороны… и по некой, не совсем ясной причине, лучше режут и дольше сохраняют лезвие в отличном состоянии, чем ножи, затачиваемые, по нашему обыкновению, с двух сторон. Я лично видел, как они свежевали оленя, легко разрезая ему хребет, вскрывали или разрубали череп, чтобы вынуть мозг, крайне редко при этом повреждая лезвие обыкновенного пятидесятицентового ножа. Это кажется невероятным, но это абсолютная правда».

Ножи были достаточно острыми и тяжелыми, чтобы в походе рубить хворост или ветки для сооружения военной хижины, разделывать дичь, перерезать веревки, которыми у палаток привязывали лошадей. Их же использовали и в бою. Специальных ножей для боя или скальпирования не существовало – для этих целей использовали обычные. Они делились на ножи с одной заточенной стороной лезвия и обоюдоострые. Ножи второго типа назывались бобриными хвостами, и именно им отдавалось предпочтение в рукопашной схватке. Обычно ножом добивали уже раненного противника, скальпировали его или уродовали его тело.

Одним из наиболее важных элементов вооружения индейского воина был щит. В ранние времена щиты были большими, обычно достигая в диаметре 90 см, и использовались пешими воинами. Такой щит полностью закрывал присевшего на корточки воина. С распространением лошадей размер щитов значительно уменьшился в связи с изменением тактики боя, и, например, у ассинибойнов в диаметре составлял около 46 см. Но на Южных равнинах большие щиты все еще использовались, по крайней мере до середины 1830‑х годов.

По индейским поверьям, основная защитная сила щита заключалась не в толщине кожи, а в тех магических силах, которые передавались ему в процессе церемониального изготовления. Существовали даже щиты, сплетенные в виде паутины, которые не могли защитить от стрел или пуль, но, по мнению индейцев, давали владельцу мощную защиту сверхъестественных сил. Некоторые щиты обладали такой мощной колдовской силой, что считались священными. С ними были связаны многочисленные табу. У команчей подобные щиты не только никогда не вносили в типи, но многие воины даже держали их подальше от лагеря – где-нибудь в полумиле от него. Такой обычай может показаться странным, но не следует забывать, что, согласно индейским поверьям, если рядом со щитом проходила женщина в период менструаций или кто-то случайно касался его жирными руками, магическая сила щита полностью утрачивалась, что могло привести к ранению или даже гибели владельца. Собираясь отправиться в поход, воин шел к месту хранения щита не кратчайшим путем, а делая полукруг. Сняв щит, он поворачивал его вокруг оси, после чего возвращался в лагерь опять же в обход, но с другой стороны, и входил в него с противоположного края. Таким образом, путь его от лагеря к щиту и обратно проходил по полному кругу.

Чехол для копья. Кроу

Чтобы дать щитам дополнительную силу, на рассвете в солнечную погоду их вешали на треногу рядом с типи, чтобы лучи священного солнца падали на него. В течение дня его поворачивали, следуя ходу солнца, всегда лицевой стороной к светилу, а после захода возвращали в типи. Таким образом, щит совершал полный круг по ходу солнца, впитывая в себя его силу через лучи. Берландиер писал: «Они (команчи. – Авт.) никогда не держат щиты в своих палатках, а помещают их в специальное укрытие, расположенное у входа в палатку, и он никогда не должен касаться земли». Хотя надо отдать должное практичным команчам – они делали двухслойные щиты, сшиваемые по краю деревянного обруча, пространство между которыми заполнялось перьями, травой или волосами. Многих евро-американских первопроходцев поражало стремление команчей к приобретению книг, пока они не узнали причину такой страстной любви к литературе среди абсолютно безграмотных дикарей. Один из команчских щитов, к примеру, содержал в себе полную историю Рима! Такие щиты проверяли, стреляя в них из луков и ружей с расстояния в 50 ярдов. Если пуля или стрела пробивала щит насквозь, команчи выбрасывали его. У сиу также, если щит или военный амулет не смог защитить воина, он выбрасывал его и получал новый во время поста или путем обмена. Однако, согласно Уоллесу и Хобелу, у команчей существовало много щитов, изготовление которых не было сопряжено с какими-либо церемониями. Такие щиты не обладали сверхъестественной защитной силой и никак не украшались.

Лук сиу. Ок. 1870 г.

Джон Брэдбери еще в 1811 г. сделал интересное наблюдение: «все индейцы, обитающие на Равнинах, используют на войне щиты, а населяющие лесные районы совершенно не пользуются ими», прячась в бою за деревьями. Джон Юэрс утверждал, что черноногие использовали щиты только в рейдах, а в набеги за лошадьми никогда их не брали. В 1830‑х гг. Берландиер писал, что индейские щиты, сделанные из очень толстой кожи, служили хорошей защитой от стрел, могли остановить или отклонить удар копья, а иногда даже отбивали пулю, если она попадала на излете и ударяла по наклонной. Но если мушкетная пуля попадала в щит не на излете, она неизменно его пробивала. Однако случаи, когда стрелы пробивали щит, все же бывали. К примеру, сиу Бычья Голова пострадал в бою с плоскоголовыми, когда стрела противника пробила его щит и вошла в тело на несколько сантиметров. Джон Брэдбери в начале XIX в. отмечал, что щит бесполезен против огнестрельного оружия. Но это не совсем верно. Рэндолф Мэрси в своей книге, выпущенной в 1866 г., указывал, что индейский щит хорошо защищал воина и ружейная пуля пробивала его, только если входила перпендикулярно. Эдвин Дениг сообщал, что щит прекрасно держит удар стрелы, а мушкетная пуля пробивает его с расстояния до 90 м, но только если щит держат перпендикулярно и твердо. Но опытный воин в бою всегда старался держать щит немного под углом к противнику, и в этом случае хороший щит не могли пробить ни стрелы, ни пули из старых мушкетов.

Крепление тетивы из сухожилий на луке

Во второй половине XIX в., когда большинство противников уже было оснащено новыми ружьями, использование щитов стало непрактичным, и единственной их функцией оставалась лишь магическая защита. Воины стали редко брать их в поход, несмотря на магические силы, которыми, по их мнению, они обладали. Уже в 1862 г. кроу сообщили Льюису Моргану, что их воины редко берут щиты с собой в битву, потому что они больше не защищают их от пуль. По словам кроу, щиты были слишком тяжелы, громоздки и мешали воину в ближнем бою. Кроу Два Леггина рассказал, как однажды он взял с собой в поход щит, а по возвращении его кожа на левой руке и плече была стерта из-за постоянного трения тяжелого щита. Большинство воинов решали эту проблему тремя способами: они брали с собой только покрышку щита, его уменьшенную копию или какое-либо украшение с него. Считалось, что любой элемент щита давал воину ту же сверхъестественную защиту, что и он сам. Представления о магической силе нарисованных на щите символов и прочих его атрибутов были столь сильны, что в поздние годы, когда современные ружья легко пробивали любой щит, индейцы приписывали это магической силе самих ружей, а не прогрессивным технологиям.

Щит и чехол для него. Кроу. Ок. 1860 г.

Изготовление магических щитов было одной из самых священных процедур, и не каждый имел право проводить ее. Изготовить щит мог либо сильный шаман, либо будущий владелец мог получить необходимые инструкции в соответствующем видении или во сне. Среди шайенов даже очень влиятельному шаману не разрешалось делать больше четырех щитов, так как четыре – священное число. Белые торговцы из Американской пушной компании пытались наладить продажу черноногим полированных металлических щитов, но этому очень сильно воспротивились шаманы. По словам Брэдли, они увидели угрозу важной части своих доходов, поскольку церемониальное изготовление щитов всегда сопровождалось подарками в виде лошадей. У черноногих за щит платили от одной до нескольких лошадей, в зависимости от магической силы, заложенной в него, и репутации шамана, сделавшего его.

Острый Нос, арапахо

К концу XIX в. у индейцев появилось больше возможностей для приобретения хороших ружей, что значительно снизило использование луков. Додж писал: «Сегодня почти все старшие воины племен, имеющие близкие контакты с белыми людьми, владеют ружьями и револьверами, многие из которых являются лучшими экземплярами, представленными на рынке». В начале 1870‑х годов хорошо вооруженный воин кайовов имел при себе лук со стрелами, один-два револьвера, карабин и нож. Индейцы покупали оружие у торговцев, получали его от правительства в резервациях «для охоты на бизонов», воровали и захватывали в боях. Так, в 1876 г. огромное количество ружей и револьверов было захвачено враждебными сиу и шайенами в битвах при Роузбад и Литтл-Бигхорн. По некоторым сведениям, в битве при Литтл-Бигхорн не менее 25 % индейских воинов были вооружены «винчестерами», тогда как солдаты Кастера имели на вооружении однозарядные карабины «спрингфилд». Однако у краснокожих до последних боевых дней встречались старые, порой антикварные ружья, заряжающиеся с дула. А орегонская компания «Пакер-Филд» еще в 1875 г. продолжала выпускать для торговли с индейцами кремневые.

Колчан кроу

Торговля огнестрельным оружием с индейцами была чрезвычайно выгодным бизнесом для белых. В 1818 г. служащие Американской пушной компании обменивали индейцам обычный мушкет на 10 бобровых шкурок, что приносило прибыль в 500 %. После Гражданской войны на Западе появилось много более современных ружей, заряжающихся патронами с казенной части. Первыми были ружья «шарпс», следующими наиболее известными марками стали «генри» и «винчестер». Последний стал настолько популярен среди жителей границы, что в Айдахо в честь него даже был назван город. Как отметил один американский историк, из «винчестера» модели 1873 г. было убито больше индейцев и солдат армии США, чем из любого другого типа ружья.

Однако, даже несмотря на наличие огнестрельного оружия, краснокожие бойцы сталкивались с двумя серьезными проблемами. Во-первых, они, как правило, испытывали большие трудности с получением боеприпасов. Во-вторых, ружья порой выходили из строя, а индейцы не только не имели инструментов для их починки, но и не обладали необходимыми для этого знаниями. В результате владельцу оружия приходилось снова брать в руки лук и стрелы. Именно по этим причинам каждый воин даже из самой богатой и хорошо экипированной общины обязательно имел на вооружении лук.

С появлением шестизарядных револьверов системы «кольт» племена Южных равнин начали широко использовать их, а в более поздние времена ими нередко пользовались сиу, шайены, кроу и другие племена. Ричард Додж писал: «Многие индейцы имеют револьверы высокого качества. С патронами к ним у них не возникает таких проблем, как с ружьями, потому что калибр револьверов более однообразен». Старые однозарядные пистолеты индейцы никогда не использовали. Еще Берландиер, путешествуя в 1830‑х гг. по Техасу, отмечал, что ему не удалось найти сведений о том, что индейцы когда-либо применяли их.

Появление нового скорострельного оружия временно смогло серьезно переломить ситуацию на Равнинах не в пользу краснокожих. Первым экземпляром такого оружия был шестизарядный револьвер «кольт», но путь его продвижения на Равнины был весьма сложен. История началась в 1836 г., когда молодой Сэмюэл Кольт получил патент на сконструированный им многозарядный револьвер, а к 1838 г. в Патерсоне, штат Нью-Джерси, была организована компания по производству запатентованного Кольтом оружия. В том же году началось производство шестизарядных револьверов. Как ни странно, новое оружие не пользовалось достаточным спросом на рынке США. Казалось, найдено достойное оружие, способное помочь быстро разделаться с индейцами, но американское правительство не распознало ценности нового револьвера, а военные эксперты написали по поводу его отрицательные отчеты. Серьезное противодействие со стороны армейских и флотских офицеров и соответственно отсутствие на него заказов со стороны правительства отразились на цене, сделав револьверы менее доступными для рядовых граждан.

Единственным, что давало возможность производителям держаться на плаву, были заказы, по непонятным причинам ставшие поступать из далекой Техасской республики. Как первые револьверы попали туда, неизвестно, но с появлением многозарядного револьвера техасцы быстро разобрались, что вооруженный им человек стал стоить нескольких бойцов. Эффективность револьверов оказалась таковой, что первые схватки превратились в погони за краснокожими, и техасцы без опасений атаковали отряды индейцев, в 10 раз превосходившие их собственные.

Но в США о револьвере Сэмюэла Кольта быстро забыли, и в 1842 г. завод по производству «кольтов» обанкротился. Лишь в 1846 г., во время войны с Мексикой, армейские чины, в лице генерала Захари Тэйлора, смогли увидеть превосходные боевые качества «кольта» в руках техасских рейнджеров и запросили у правительства 1000 единиц этого оружия. Но к тому времени Сэмюэл Кольт не смог найти ни одного экземпляра своего револьвера, чтобы продемонстрировать его, и ему пришлось изготовить новую модель. Только с этого момента револьверы системы «кольт» получили широкое распространение. Индейцы также начали приобретать и захватывать новые револьверы и использовать их в боях со своими бледнолицыми и краснокожими противниками.

Глава 7
Становление воина

Индейцы очень трепетно относились к своим детям. У некоторых племен рождение детей было делом не только одной семьи, но и имело глубокие религиозные корни. Осейджи говорили, что благословение племени Великим Духом проявлялось в способности людей производить потомство и рожать детей. Тем самым он демонстрировал им свое желание, чтобы их народ продолжал существование. Как и во многих культурах, у индейцев мальчик был более желанным ребенком, чем девочка. Индейская женщина редко рожала больше трех-четырех детей, и, как правило, некоторые из них рано умирали. Мэрси отмечал, что матери растят мальчиков очень заботливо и относятся к ним с большей теплотой, чем к девочкам.

Детей никогда не наказывали физически, считая, что подобное отношение может сломить дух ребенка. Кроме того, как сказала одна шайенка: «Некто на земле – тот, кто дал тебе твоего ребенка, – присматривает за тобой. И если ты будешь плохо обращаться со своим ребенком, он может забрать его назад». Черноногие иногда могли наказать или успокоить ребенка, окатив его водой или заставив окунуться в реку, но основными методами воспитания были убеждение и собственный пример. Жизнь маленьких индейцев во многом была легка и свободна. Сиу Синий Вихрь говорил: «Мы никогда не били своих детей, потому что любили их. Мы старались мягко убедить их и никогда не повышали голос. Если дети вели себя плохо, мы просили их успокоиться». Если в шайенской палатке разговаривали люди, а малыш входил и начинал что-то лепетать матери, она предупредительно поднимала палец, и он замолкал или шепотом говорил ей о своих желаниях. Это были первые уроки самоконтроля, которые ребенок усваивал на всю жизнь. В некоторых племенах дети получали еще большие свободы. Дениг писал, что мальчики кроу от 9 до 14 лет представляли собой величайших нарушителей общественного спокойствия, которым позволялось делать все, что им заблагорассудится. «Они досаждают своим родителям и всем остальным соплеменникам, безнаказанно совершая всевозможные шалости. При этом никто не делает им даже замечаний. В других племенах эту мелюзгу держат подальше от мест, где собираются мужчины, но родители кроу таскают их с собой повсюду, выставляя перед собой в любой толпе и на любом сборище. Именно поэтому они становятся невыносимы, а спустя несколько лет превращаются в смелых, самоуверенных, дерзких и готовых на все молодых бойцов». Рудольф Курц в 1851 г. вторил словам Денига: «Молодые кроу такие же дикие и необузданные, как волки».

Ответственность за воспитание и обучение ложилась на родителей, но и здесь, как и во многих других случаях в индейском обществе, прослеживалось четкое разграничение по половому признаку. Отец отвечал за тренировку сыновей, но почти не принимал участия в воспитании дочерей, хотя и помогал им на протяжении всей жизни. Мать занималась воспитанием и обучением дочерей. Но пока дети были совсем маленькими, в их воспитании принимали активное участие оба родителя, а поскольку отец был часто занят на охоте и в военных походах, мать проводила с ними большее количество времени. В этом ей помогала бабка – обычно свекровь. Ребенок любил и уважал родителей, но не позволял себе фамильярничать с ними, передразнивать и т. п. Важность отношений отец – сын была очевидна: отец делал для сына лук, стрелы и колчан, учил его стрелять и т. п. Подобную роль могли играть братья отца и матери, старшие братья мальчика. Участие в воспитании родственников мужчин во многом зависело от того, жили ли они в одной общине, и если нет, то насколько часто встречались друг с другом. Поскольку родственников было много, полные сироты были редкостью. Если оба родителя погибали, ребенка забирали родители погибших, их сестры или братья, и отвечали за его воспитание. Наиболее близкие отношения складывались между братьями. Они вместе играли, защищали друг друга и мстили друг за друга. Старший брат присматривал за младшим, последний обычно прислушивался к его советам. Когда они вырастали, отношения становились более равными. Им не было надобности соблюдать между собой установленные правила поведения, они подшучивали друг над другом, но не в грубой манере. Старший брат был символом защиты. Глашатай кроу, подбадривая соплеменников перед битвой, сравнивал воина, отобранного для выполнения опасной задачи, со старшим братом. По словам кайова-апачей: «Брат – лучший друг мужчины… Если тебя убьют, его голова останется лежать там же, где и твоя». Близкие отношения между братьями сохранялись на протяжении всей жизни. «Если умрет жена, ты сможешь взять другую женщину, но если умрет брат, ты больше никогда не увидишь его», – говорили индейцы.

Игровые метательные копья. Кроу

Ребенка с младенчества приучали не плакать, поскольку в случае опасности плачем он мог выдать врагам местонахождение соплеменников. Но племена Равнин в отношениях со своими детьми никогда не доходили до крайностей, свойственных некоторым племенам других районов Северной Америки. Известен случай, когда чирикауа-апачи, чтобы пробраться в темноте мимо белых преследователей, убили собак, лошадей светлой масти, а также, с согласия матерей, задушили младенцев. Когда маленький ребенок кроу плакал долгое время, родители клали его на спину и вливали в нос немного воды. Если позднее ребенок начинал плакать, они просто говорили: «Принесите воды!» Обычно этого было достаточно, чтобы ребенок успокоился. В других племенах ему могли аккуратно зажимать носик. Додж писал, что у индейцев Южных равнин мать зажимала младенцу рот, а пальцами нос, и держала, пока он не начинал задыхаться. Затем мать отпускала руку, но при первой же попытке захныкать процедура повторялась. Вскоре малыш начинал понимать, что лучше вести себя тихо.

Индейцы понимали, что мальчик должен вырасти не только здоровым, но и готовым к различным экстремальным ситуациям. Например, если мальчик омахов после 10 лет во время еды отрезал куски мяса ножом, кто-нибудь из стариков мог посоветовать откусывать его или отрывать зубами. «Использование ножа делает человека ленивым, – говорили они. – Мужчина должен надеяться только на себя. Только тот, кто воспитывается таким образом, будет готов к любым непредвиденным ситуациям». В этом же племени мальчикам запрещали курить табак, «потому что курящие молодые люди быстро выдыхаются и устают и в битве их быстро победят». Немалое внимание уделялось и рациону питания будущих воинов. Команчи, например, считали, что мясо индейки делает человека трусливым. По поверьям омахов, мозговой горох размягчает человеку сердце и делает его вспыльчивым и пугливым. Однако представители практически всех племен считали, что сердце медведя гризли придает человеку храбрости. Тем же качеством, полагали омахи, обладали сердце черепахи, жир, располагавшийся вокруг бизоньего сердца, а также сырая бизонья печень.

Подготовка мальчиков к военной деятельности начиналась с раннего детства. Берландиер писал: «Я видел, как отцы новорожденных мальчиков (у команчей. – Авт.) подвешивали к детской люльке крохотный лук как символ его пола». С раннего детства ребенок учился уважать все табу и священные талисманы семьи, племени и гостей. Помимо обучения верховой езде и атлетических игр, мальчики считали «ку» на подбитой дичи, принуждали девочек танцевать с шерстью волка или койота, как со скальпом. Они отправлялись в «военные походы» против «врагов», которыми были всего лишь маленькие кролики или суслики. Размахивая убитым зверьком, как скальпом, мальчики вымазывали лицо в победный черный цвет и, распевая победные песни, входили в воображаемое селение, представлявшее собой накинутые на кусты старые кожи. Девочки, изображая сестер и жен «воинов», также раскрашивали себя, часто прибегая к помощи взрослых родственников, и плясали победные пляски. В детских обществах мальчики имитировали воинские общества взрослых. Хидатс Волчий Вождь сравнивал тренировку и обучение мальчиков с фургоном, едущим по изрезанной глубокой колеей дороге – съехать с нее было невозможно, и следовало двигаться вперед по проложенной другими колее. По этой дороге можно было двигаться только вперед или назад, но, двигаясь назад, нельзя было достичь цели.

Украшение для волос. Сиу

Когда мальчик достигал шести-семи лет, его воспитанием начинал заниматься дядя или дедушка, а спустя несколько лет он полностью выходил из-под контроля матери. Хотя бывали исключения. Так, влиятельный вождь кайна Телячья Рубаха был человеком весьма благодушным в трезвом состоянии, но совершенно безумным в пьяном. Будучи в подпитии, он не только терроризировал своих соплеменников, но даже нескольких убил. Единственным человеком, кто отваживался встать у него на пути в таком состоянии, была мать. Она хватала его за волосы, била по спине и требовала, чтобы он успокоился. То, что она сохранила такое влияние на сына, когда он стал взрослым и влиятельным человеком, говорило о том, что она была женщиной с железной волей и пользовалась у него огромным уважением.

Вышитая бисером полоска, украшавшая одеяло. Северные равнины

Серьезное внимание в воспитании уделялось наставлениям со стороны старших родственников и соплеменников. Белый Бык, сиу, навсегда запомнил слова, которые говорил ему в детстве отец: «Когда ты отправишься в военный поход, постарайся найти врагов и совершить храброе деяние. Поступай так, чтобы мне не было стыдно за тебя. Внимательно изучай все, что увидишь, и старайся понять это. Будь доброжелателен к своим соплеменникам. Не лги, потому что человек, который лжет, – слаб и труслив».

Хантер, живя среди канзов и начав понимать их язык, вместе с другими индейскими мальчишками любил слушать рассказы и поучения старого воина по имени Чутченау – Защитник Людей. Он показывал им шрамы на теле со словами: «Я часто сражался с врагами нашего народа и почти всегда выходил победителем. В поисках врагов я пускался в путь через льды и снега, болота и прерии, не имея пищи. Я захватил в плен такого-то и такого-то и скальпировал такого-то и такого-то воина». Он поучал будущих бойцов: «Никогда не крадите, кроме как у своих врагов, которым мы должны наносить урон всеми доступными способами. Когда вырастете, будьте храбры и хитры на войне и защищайте свои охотничьи угодья от любых посягательств… Защищайте женщин и незнакомцев от оскорблений. Никогда не предавайте своих друзей. Не сносите оскорблений – мстите своим врагам… Не бойтесь смерти, поскольку лишь трусы боятся ее».

Мокасины сиу

Если у мальчика не было отца и дяди, объяснить ему, каким должен быть настоящий мужчина-воин, могла мать. Вот совет, который дала вдова из племени пауни взрослеющему сыну: «Ты всегда должен верить в Бога. Он создал нас, и благодаря ему мы живем. Когда ты вырастешь – будь мужчиной. Будь храбр и лицом к лицу встречай любые опасности. Не забывай, когда будешь оглядываться на свое детство, что я вырастила тебя и всегда поддерживала. У тебя нет отца, чтобы делать это вместо меня. Твой отец был вождем, но не забивай себе этим голову. Оттого что он был вождем, не следует, что ты станешь таким же. Мужчина не становится великим, сидя у себя в палатке. Мужчина – тот, кто постоянно работает, потеет, который всегда уставший от военных походов. Когда вырастешь, помни, что амбиции делают настоящего мужчину. Когда отправишься в военный поход, не сворачивай на середине пути, а дойди до цели и лишь после этого возвращайся назад. Если я доживу до того времени, когда ты станешь воином, я хочу, чтобы ты стал великим воином. Я хочу, чтобы ты помнил о трудных временах, которые мы пережили. Жалей бедных, потому что мы были таковыми и люди жалеют нас. Если я доживу до той поры, когда ты станешь воином и уйдешь на войну, я не стану рыдать, узнав, что тебя убили в бою. Только так можно стать мужчиной – сражаться и быть храбрым. Мне будет жаль, если ты умрешь от болезни. Если тебя убьют, пусть это произойдет на открытом пространстве, чтобы птицы могли съесть твою плоть, а ветер дышал на тебя и обдувал твои кости. Лучше погибнуть так, чем задыхаться, лежа в земле. Люби своего друга и никогда не бросай его. Если увидишь, что он окружен врагами, не убегай. Иди к нему и, если не сможешь спасти его, умри рядом с ним, чтобы ваши кости лежали бок о бок. Умри в бою высоко на холме. Твой дед говорил, что не по-мужски быть убитым в лощине или какой-либо яме. И хотя не мужчина сейчас говорит с тобой, советует тебе, все же обрати внимание на мои слова, даже несмотря на то, что я женщина».

Мальчик черноногих с воинами

Большое влияние на становление характера будущих воинов оказывал общий дух лагеря и отношение соплеменников к удачливым воинам. Вот как вспоминал о своем детстве один индеец: «При перекочевке, в селении, повсюду, мы слышали восхваления ловкости и отваги. Наши мамы говорили при нас о деяниях сыновей других женщин, а мужчины рассказывали истории о храбрости и силе духа воинов до тех пор, пока слушавший мальчик не был готов с радостью умереть, лишь бы его имя произнесли вожди на совете или даже женщины в своих палатках». Паркмэн был свидетелем прибытия успешного военного отряда сиу в лагерь. Он писал: «Маленькие мальчики с горящими глазенками возрастом не более двух лет следовали за пышной воинственной кавалькадой, с полным страстного желания восхищением рассматривая тех, о чьих подвигах возвещал глашатай селения. Так ранние уроки войны исподволь внедряются в голову индейца». Подросшие мальчики обычно старались быстрее начать воинскую карьеру и прославиться. Но были и такие, которые боялись или ленились присоединяться к уходящим в поход отрядам. Над ними смеялись и подшучивали.