Текст книги "Смута"

Он почему-то был уверен, что она приедет. Принял душ. Побрился. Натянул легкий спортивный костюм. И стал ждать…

Встретил ее в дверях.

– Здравствуйте, – неуверенно произнесла она.

Он не ответил. Закрыл дверь на засов. Повернулся к ней. В глазах ее плавала растерянность. Коснулся бровей, щек. И обнял.

– Не надо, – прошептала она.

Но когда он нашел ее губы, сама обхватила его шею руками. Плащ ее остался лежать у порога, шляпка – на телевизоре в холле. От сапог он ее освободил, когда занес в спальню. А дальше все провалилось в небытие.

Потом они сидели за столом и пили кофе.

– Я должен через полчаса поехать в офис, – сказал он.

Прошел в кабинет, достал из ящика стола стопку зеленых и запасные ключи. Вернулся. Положил перед ней на стол.

– Деньги и ключи от квартиры. Я научу тебя, как открывать дверной замок.

Она вспыхнула, глянула на него в упор.

– Я ничего не возьму, Борис Аркадьевич. Боюсь, что мы не поняли друг друга.

– Не надо отчества, Надя. Забирай дочку, и переезжайте ко мне. Чувствуй себя здесь хозяйкой.

Кровь отлила от ее лица. В глазах появилось смятение, но она не отвела их.

– Это что, Борис, официальное предложение руки и сердца?

– Так точно.

– Давай отложим все до твоего возвращения…

Римские «каникулы»

1

Председателем Римского трибунала оказался низенький, тучный и улыбчивый коротышка, весь светившийся доброжелательностью. Он усадил Кузнецова в кресло у приставного столика, сам втиснулся в такое же кресло напротив. Переводчик не понадобился, трибуналец сносно говорил по-русски, хотя совершенно игнорировал падежные окончания.

– Что будет выпить, синьор Ухано? – щелкнул себя по горлу.

– Кофе, – ответил Кузнецов.

Коротышка сделал удивленное лицо.

– Русский мужик любить водка. Большой смертный доза.

– Я не пью на работе спиртное.

– Это есть хороший правило.

Острогрудая смуглянка вкатила в кабинет столик с узорной бутылкой в центре, бутербродами и кофейником. Разлила кофе по крохотным чашечкам.

– Москва – криминал-город, – сказал итальянец, отхлебывая кофе. – Перестройка есть криминал-демократия.

– Увы! – согласился Кузнецов.

– Русский мафия имеет длинный рука и нога.

– Итальянская – тоже.

– Наш мафия Россия нет. Ваш есть Европа. Есть Италия.

– Вы имеете в виду Акинолоса?

– Нет. Акинолос греческий.

– По национальности он грек. Но является российским подданным.

– Он говорит, что есть греческий подданный. Документы – Греция. Имеет маленький недвижимость Кипр.

– Его документы – фальшивка, – продолжил Кузнецов, раскрывая папку, врученную ему перед отъездом Юрием Сергеевичем. – Вот фотографии его родителей. А это – его две фотографии: после окончания школы и во время службы в армии. Это – дом, где он родился и вырос, в сибирском селе Уваровка.

– О-о! Сибирь! Большой, холодный, бр-р! – показал знание географии итальянец. – Мой папа был Сибирь, война, плен…

– Акинолос совершил в России несколько преступлений и разыскивается как опасный преступник.

Кузнецов пододвинул к нему папку.

– Здесь ходатайства российской стороны о его выдаче нашим правоохранительным органам.

Председатель трибунала разложил перед собой документы. Лицо его враз изменилось: из благодушного превратилось в строгое, взгляд стал цепким и острым. Сначала внимательно разглядывал русский текст и печати на запросах, затем пробегал глазами перевод. Прочитав просьбу Виолетты вернуть ее мужа Акинолоса в Россию, чтобы она могла навещать его, он недоуменно взглянул на Кузнецова.

– Здесь есть другой синьора Акинолос. Просил свидание.

– Это не жена. Жена в России. В папке есть копия свидетельства о браке. В Рим Акинолос приехал с любовницей.

– О-о! Понимаю. Русский – тьолка?

– Телка – это уличный жаргон.

– Римский бамбино стал звать свой подруга «тьолка». Молодой коровка.

Он опять стал светским человеком и гостеприимным хозяином. И Кузнецов подумал, насколько служители местной Фемиды отличаются от своих замотанных делами российских коллег и даже от официально вежливых эстонских судейских.

Трибуналец вызвал секретаршу, сказал несколько фраз, протянул ей визитную карточку Кузнецова. Пояснил по-русски:

– Я решать ваш контакт с Акинолос. Завтра, в 10 часов. Решение депортация решать там, – он поднял палец вверх. – Хотите посетить опера, синьор Ухано?..

– Возможно, когда будет время.

– Всегда ваш слуга, – сказал он на прощанье.

Без пятнадцати десять Кузнецов и переводчик Толик были на берегу Тибра. Здесь находилась римская тюрьма. От реки ее отделяли автомобильное шоссе и две пешеходные асфальтированные дорожки. Если бы не рослый карабинер у входа, Кузнецов и не подумал бы, что за стенами этого средневекового замка обитают заключенные. Ни прожекторов, ни вышек с часовыми, ни колючей проволоки по периметру, столь знакомых атрибутов российских казематов.

Переводчик Толик, худой долговязый очкарик, с любопытством крутил головой и помалкивал. Ему хорошо заплатили, чтобы он раскрывал рот только по необходимости. Да и не было пока в его услугах особой нужды. Работники юстиции свободно изъяснялись на английском, которым адвокат владел в совершенстве.

Без пяти десять они вошли в большой мраморный вестибюль. Он был тих и безлюден. Окошко бюро пропусков не напоминало амбразуру, было большим и светлым. В нем маячила голова дежурного в фуражке с высокой тульей. Он оглядел посетителей, мазнул взглядом по фотографиям в документах.

– Если имеете при себе мобильный телефон, прошу сдать на временное хранение, – сказал он на английском.

Мобильных телефонов при себе у них не было, дежурный поверил им на слово. С доброжелательной официальностью вручил пропуска.

Они поднялись по эскалатору на второй этаж, где располагались кабинеты адвокатов. Их встретил следователь, седой, плечистый и элегантный, как белый рояль. Он провел их в просторную приемную и указал на одну из четырех дверей.

– Полистай здесь прессу, Анатолий, – велел Кузнецов переводчику.

Тот уселся в кресло. Адвокат шагнул за следователем в кабинет.

– Что инкриминируется Акинолосу? – спросил Кузнецов.

– Он подозревается в подготовке и организации взрыва дома Луиджи.

– Насколько я наслышан, одна из версий состоит в том, что российский криминал прислал его как раз в помощь Луиджи в разборках с конкурентами?

– Если так, то конкуренты его перекупили.

– Какими доказательствами располагает обвинение?

– Вы же юрист, сеньор! Тайна следствия есть тайна.

– Российская сторона ходатайствует о выдаче этого опасного преступника.

– Я – за. Нам своих мафиози хватает. Между нами, я даже доволен, что семейка Луиджи взлетела на воздух. Он одиннадцать раз уходил от правосудия. А что касается вашего грека, то сегодня в 16 часов предстоит его опознание.

– Значит, у обвинения недостаточно доказательств?

– Я этого не говорил…

В дверь постучали, и карабинер ввел арестованного. Следователь вышел вслед за карабинером.

– Садитесь, Акинолос, – показал Кузнецов на кресло.

Тот остался стоять. Руки за спину, лицо бесстрастное. Кузнецов повторил приглашение. Акинолос пробормотал что-то по-гречески.

– Не ломайте комедию! Я – российский адвокат и работаю в ваших интересах. Передаю фразу, сказанную известным вам лицом: «Пилот требует возвращения на Родину. Белый организует встречу на кордоне».

– Слушаю вас, – ответил по-русски Акинолос, усаживаясь в кресло.

Кузнецов невольно остановил взгляд на правой кисти: она была четырехпалой, мизинец отсутствовал. Он вгляделся в его лицо. Нос с легкой горбинкой, прижатые к голове уши…

– Я слушаю, – повторил Акинолос.

– Вы не должны настаивать на своем греческом подданстве. Участие во взрыве Луиджи отрицайте. Моя интуиция подсказывает, что против вас только косвенные улики. Признайтесь в ликвидации двух ваххабитов в Москве. Не по заказу, а из патриотических побуждений, это произведет благоприятное впечатление. Общественное мнение сейчас против террористов.

– А если я откажусь возвращаться в Россию?

– Тогда палермцы узнают, что вы ликвидировали их крестного отца. А оставшиеся сторонники Луиджи – что вы причастны к взрыву. И те, и другие объявят на вас охоту и сделают трупом.

– Итальянцы могут отказаться выдать меня.

– Это моя забота. Кстати, я привез с собой слезное прошение вашей супруги вернуть горячо любимого мужа, чтобы он отбывал срок на родине.

– Чушь, господин адвокат! У меня никогда не было супруги.

– Теперь есть. Ее зовут Виолетта.

– Что? Эта минетчица?.. В гробу я ее видел!

– Разберетесь, когда вернетесь в Россию.

– Что меня там ждет?

– Работа, которой вы занимались прежде.

– Для этого я должен быть свободен.

– Это забота Пилота…

Акинолос откинулся в кресле, прикрыл глаза. На лице его не читалось ни чувств, ни мыслей.

– Что вы решили, Акинолос? – спросил.

– У меня нет выбора.

– Мы с вами встретимся в 16 часов. На это время вызваны свидетели, видевшие вас у дома Луиджи…

Кузнецов нашел кнопку звонка. Вошедший карабинер показал Акинолосу на выход.

Пятеро стояли у стены. Все одного роста, все в клетчатых пиджаках и одинаковых замшевых туфлях. Акинолос стоял слева. Свидетелей они не видели, окно с их стороны было непрозрачным. Сами же были как на ладони.

Кузнецов подумал: оберегают свидетелей. Не то что у нас.

Первой в свидетельский отсек вошла грузная, моложавая лицом дама. С ходу затараторила. Переводчик Толик шептал на ухо Кузнецову:

– Говорит, что у нее прекрасная память на лица. Стоит один раз ей кого-нибудь увидеть, моментально в памяти фотокарточка этого человека.

Седоусый представитель прокуратуры с трудом остановил ее. Предложил указать ей одного из пятерых, которого она видела в уличном колодце возле особняка Луиджи. Она, не задумываясь, указала на среднего. Затем вгляделась в Акинолоса, поджала губы и ткнула в него. Но тут же решительно замотала головой и снова кивнула на среднего.

– Говорит, что признала его окончательно, – зашептал переводчик, – что ни с какими другими не спутает его свинячьи глаза.

Даму выпроводили. Следователь, приоткрыв оконце, сказал опознанному:

– Лоренцо, приношу извинения за «свинячьи глаза».

Пригласили второго свидетеля. Это был пожилой лысоватый мужчина. Он вглядывался поочередно в каждого. Затем наклонил голову, произнес:

– Дело в том, что я хиромант. Чаще всего имею дело с ладонями рук. Тот человек был в матовых резиновых перчатках.

– Будьте любезны, подождите еще некоторое время в холле. Мы пригласим вас еще раз…

Минут через пятнадцать все пятеро были в перчатках. Свидетель лишь бросил взгляд на их руки. И еще до того, как указал на опознанного, в голове Кузнецова замкнуло цепочку: «Он!»

На адвоката навалились сумерки. Веки стали тяжелыми, словно придавленные подушкой. Но, видимо, он сумел их приоткрыть. Увидел чужую безжизненно-желтую кисть, вытаскивавшую из его кармана диктофон. Это была кисть Акинолоса.

Получается, что к этому мерзавцу, сибирскому греку, он имел личный интерес ценой в два зуба и больничное безделье. Значит, просто обязан вытащить его в Россию. Как минимум по двум причинам. Обещанный гонорар – далеко не последний фактор. Терять его – глупо. К тому же итальянская камера с цветным телевизором и обязательным занятием спортом слишком жирно для него.

Опознание завершилось, и Кузнецов с переводчиком вернулись в отель.

И все же колесо забуксовало. Хотя видимых причин для этого не было. Акинолоса опознали двое свидетелей из трех. Итальянская фемида совсем не возражала, чтобы сбагрить русского грека. Но, видимо, и она была не всесильна.

Кузнецов навещал Акинолоса ежедневно. Не сдержался лишь в первую встречу после очной ставки.

– Вы, надеюсь, узнали меня, Акинолос?

Тот согласно кивнул.

– Ну и сволочь же вы!

Уголок рта у Акинолоса презрительно дернулся.

– Вы хуже проститутки. Продаетесь тому, кто больше в трусы сунет. Продали и Луиджи, и Пилота.

– Вы тоже, адвокат, продаетесь. Иначе бы отказались меня защищать.

Эту тему Кузнецов больше не ворошил. Он бы хотел, конечно, узнать, кому и зачем понадобился Акинолос в России. Может, слишком много знает?.. Но что-то в местных верхах с депортацией медлили.

2

Был теплый вечер. Переводчик Толик гулял по Риму. Кузнецов сидел в номере отеля и ждал звонка. Сегодня утром трибуналец, уже оставивший попытки изъясняться по-русски и перешедший на английский, сказал ему:

– Возможно, ваше дело благополучно завершится. Между семью и восемью часами вечера вам позвонят.

– Кто позвонит?

– Этого я не знаю. Так мне сказали… – он поднял палец вверх.

Звонок раздался ровно в восемь.

– Вас слушают, – ответил Кузнецов и назвал себя.

– Вас должны были предупредить, – произнес незнакомец по-русски.

– Предупредили.

– Через пять минут я буду в вашем номере. – И отключился.

Он постучал секунда в секунду. Это был спортивно скроенный франтоватый мужчина, чернокудрый, с крутым подбородком и чутким могучим носом.

– Наш разговор не для чужих ушей, – сказал. – А в доме, как известно, и стены имеют уши. Прогуляемся?

– Прежде я хотел бы знать, на какую тему нам придется беседовать, – состорожничал Кузнецов.

– О вашем подопечном.

– Что ж, пойдемте.

Они вышли на освещенную фонарями кипарисовую аллею. Незнакомец, неторопливо и не оглядываясь, шел впереди. Кузнецов не отставал от него. Аллея привела их к Тибру.

– Меня зовут Натан, – сказал незнакомец. – Вы можете не представляться: я знаком с вами заочно.

– Какая честь! – настороженно проговорил Кузнецов.

– Не иронизируйте. Ваши адвокатские выкрутасы довольно известны.

Витой парапет тянулся вдоль набережной. Сверкала огнями башня президентского Квиринальского дворца. Знакомый Кузнецову тюремный замок выделялся темным пятном среди зданий, расцвеченных неоновой рекламой.

– Вы знаете, что ваш подопечный – бывший гэбист? – спросил Натан.

– Не знал и не знаю. Но не исключаю этого. Такого уровня профессионалов готовят государственные учреждения. Меня это не касается.

– Понимаю. Вы работаете за гонорар, и у вас неплохо получается. Почему вы не поинтересуетесь, кто я такой?

– Потому что вы спокойно можете соврать.

– Правильно, при необходимости могу соврать. Но не стану. Я представляю спецслужбу дружественного государства.

– Дружественного – кому?

– России в том числе.

– Неужели мной заинтересовался МОССАД?

– Не будем уточнять… Выпытывать у вас, ради чего Россия затребовала Акинолоса, не собираюсь. Однако без моей помощи вам его не вытащить.

– И что вы за это потребуете?

– Безделицу. Откажитесь завтра от встречи с ним.

– Почему это так важно для вас?

– Его не будет на месте.

– Куда же он денется?

– Я заберу его.

– Вы считаете, что итальянцы пойдут вам навстречу?

– Это мои проблемы. Я задержу его на сутки. Послезавтра вы получите предписание о его депортации, и власти готовы будут передать его представителям российских правоохранительных органов.

– А если я откажусь? И потребую завтра встречи с Акинолосом?

– Вы же умный человек, Борис. Нам ничего не стоило сделать так, чтобы вы не имели возможности посетить тюрьму. Способов сотни. Исключили же вас дома из игры, сломав челюсть. Грубо, но результативно.

– Однако! – не удержался Кузнецов.

– Но я решил, что проще и надежнее действовать с открытым забралом.

– Он нужен вам как носитель секретов КГБ?

– Боже упаси! Нам известно об этой структуре гораздо больше, чем кому-либо. Земля обетованная обрела столько умных голов, напичканных секретами, что мне даже жалко Россию. Информация от перебежчиков в погонах – капля в море по сравнению с этим. Провалят десяток-другой мелких агентов, и выжаты, как тюбик с зубной пастой. Даже ваш бывший подзащитный диссидентствующий генерал Калугин, болтун и демагог, знал ничтожно мало.

– У вас что, есть на меня досье?

– Мы даже знаем, что ваша бабушка была чистокровной еврейкой, а мать – на три четверти. Так что дорога вам на родину предков не заказана.

– Вы по этой причине разговариваете со мной так откровенно?

– В какой-то мере, да.

– Но мои предки по отцу – из архангельских поморов. Россию я не покину.

– Мы и не настаиваем. Но не зарекайтесь… И успокойте свою совесть. Как носитель секретов ваш подопечный настолько мелок, что абсолютно не интересен.

– Но ведь зачем-то нужен вам?

– Потерпите до послезавтра… Ни одно государство в мире, Борис, не обходится без диктата. Помните, что сказал классик советской литературы? «Если враг не сдается, его уничтожают».

Некоторое время они молчали. Кузнецову совсем не нравилась роль, отведенная ему в этой акции. Его делали свидетелем. Чего свидетелем? Какая готовилась пакость?.. А в том, что игра планировалась пакостная, он был уверен.

– Вы родились в России? – спросил он.

– Я не скрываю этого. Дед и родители увезли меня еще мальчишкой при реформаторе Хрущеве. Отец с матерью до сих пор живы. Они бурно радовались перестройке. Но когда великая и богатая держава стала, как нищенка, протягивать ладошки к своим бывшим противникам: подайте на пропитание! – родители опечалились. Мой дед, кстати, был Героем Советского Союза и до самой смерти с гордостью носил «Золотую Звезду». Теперь она у меня.

– Хотите сказать, что вы тоже переживаете за судьбу России?

– Не переживаю. Но у нас теперь общий враг – мусульманский экстремизм, и жаль, что ваши власти этого не понимают. Напрасно ваш президент заигрывает с его лидерами. Чечня – результат заигрывания. Если не проявить силу, то вся эта темноликая масса навалится на цивилизованный мир. Начнет с самых злобных террористических актов: от бактерий чумы до взрывов зданий смертниками-камикадзе. Ваши сограждане уже имели несчастье соприкоснуться с этим… Затем мировая бойня… Но мы отвлеклись, Борис. Вы принимаете мое предложение?

Положение Кузнецова было пиковым. Попасть в римскую больницу он категорически не желал. И все же ответить согласием не мог и не хотел.

– Я должен подумать.

– Не возражаю. Но времени на раздумье практически нет. Я позвоню вам в двадцать три сорок, и вы скажете одно лишь слово: «да» или «нет»…

3

Ужинать Кузнецов не пошел, для этого не было времени. Он позвонил переводчику, тот только что вернулся в отель, нагруженный покупками.

– Толик, спуститесь вниз и возьмите себе билет на первый московский рейс.

– Но… – запротестовал тот после паузы.

– Не возражайте. Возьмите билет и в номер. Никуда не отлучайтесь.

Сидел и прокручивал в памяти разговор с моссадовцем. Так и этак прикидывал, зачем им понадобился Акинолос. Остановился на двух версиях. Хотят завербовать или использовать, как киллера. И то и другое чревато неприятностями, сулит международный скандал: террорист-мафиози – сотрудник русской спецслужбы! А он, Кузнецов, либо сообщник, либо опасный свидетель…

Он достал из папки лист бумаги и любимое паркеровское стило. Посидел, обдумывая. И стал подробно излагать разговор с моссадовцем Натаном и свои соображения по этому поводу. Затем написал записку Вовочке с инструктажем, кому и как передать письмо в случае, если – не дай бог! – он не вернется.

Переводчику звонить не стал. Сам спустился к нему в номер. Тот упаковывал новый объемный чемодан покупками.

– Взяли билет? – спросил Кузнецов.

– Взял, – обиженно ответил Толик.

– Не обижайтесь. Обстоятельства вышли из-под контроля, и вам надо уносить ноги. Здесь становится опасно, а вы даже еще не были женаты.

Переводчик растерянно захлопал ресницами.

– Вот вам пакет, в нем номер телефона. Если со мной что случится, позвоните по этому телефону и передайте конверт из рук в руки.

– А как я узнаю, что с вами что-то случилось? – заикаясь, спросил он.

– Из газет. А до того из дома не высовывайтесь. Если доберусь до Москвы, найду вас и заберу пакет. – Он пожал Толику руку и вышел…

До звонка человека, назвавшегося Натаном, оставалось двенадцать минут. Кузнецов набрал телефонный номер, который ему дал Юрий Сергеевич. Абонент откликнулся мгновенно.

– Депортация клиента послезавтра.

– Вас понял. – И короткие гудки…

Оставался еще один необходимый звонок, но Кузнецов медлил. Нет, не колебался. Собирался с мыслями. Наконец решительно набрал московский номер. На счастье, она не дежурила. Голос ее был слышен, будто она находилась в Риме.

– Наденька!

– Боря, ты где?

– В Италии.

– А я подумала, ты уже прилетел. Когда вернешься?

– Скоро, дружок. А теперь слушай меня внимательно. Сходи ко мне домой и забери те деньги, что ты в прошлый раз не захотела взять. Они в ящике стола.

– Зачем, Боря?

– Не перебивай, у меня мало времени… Под столом стоит дипломат. На всякий случай код: В144 и А441. Тоже забери, до моего возвращения.

– Что случилось?

– Ничего. Так надо.

– Что за чепуха, Борис?

Кузнецов взглянул на часы. До обозначенного времени оставалось чуть больше минуты.

– Сделай, как я прошу, Надя. Объясню все дома. А сейчас у меня важная встреча…

Она еще что-то говорила, но он уже положил трубку. И тут же мелодия «Санта-Лючии» обозначила время «Ч».

– Жду ответа, – услыхал он голос Натана.

– Да, – сказал Кузнецов.

Утром переводчик Толик улетел в Москву. Кузнецов целый день не выходил из номера. Завтракал и обедал, не отходя от телевизора.

Шестичасовая передача началась показом во весь экран фотографии смуглого человека с тонкими усиками. Затем диктор, возбужденно жестикулируя, стал комментировать кадры. На экране появился особняк, затем водонапорная башня, ремонтная машина с люлькой и снайперская винтовка.

Кузнецов, даже не зная итальянского, понял, что убит известный террорист ливийского происхождения, связанный каким-то образом с палестинцами. Снайпер прятался в люльке ремонтного крана, удаленного от жертвы на 460 метров. Сейчас его ищут. Полиция контролирует вокзалы, порты, дороги. Отрабатываются две версии: разборка между наркодельцами и месть моссадовцев за взрыв в Тель-Авиве.

Все встало на свои места. Кузнецову стало ясно, зачем понадобился русский киллер франтоватому Натану. В тюрьме его уж точно искать не станут.

А что завтра? Насколько надежно обещание о депортации Акинолоса?

Он набрал номер обаятельного трибунальца. Тот откликнулся сразу. После взаимного приветствия сказал по-русски:

– Я хотеть делать вам звонок. Но вы легкий на поминка.

– Как наши дела?

– Карашо, как белый сажа, – булькнул смешком. – Бумаги все готов. Подписание есть. Завтра забирать свой мафиози. Один плохой человек нет в Рим. Куда деть тьолка Акинолос?

– Гоните ее в шею! – повеселел Кузнецов.

– Как в шея?

Кузнецов перевел смысл на английском.

– Ха-ха! Большой скатерть на дорога!..

Едва Кузнецов положил трубку, как «Санта-Лючия» снова заставила ее поднять.

– Добрый вечер, Борис, – произнес знакомый бархатистый голос. – Как я понимаю, вы сомневались в доброжелательном отношении к вам?

– Сомневался.

– Напрасно. Помните, о чем я говорил?

– Прекрасно помню.

– В таком случае, до возможной встречи. Сожалею, что не смогу вас проводить…

«В гробу я видел такое доброжелательное отношение! – подумал Кузнецов. – А если бы Акинолоса сцапали? Вы бы шлепнули меня безо всяких «сожалею»…

4

Череп приехал к Тузу в Барвиху:

– Козырной свое дело сделал, шеф. Послезавтра Боец будет в Москве.

– Куда его определят?

– Есть договоренность: в Матросскую Тишину.

– Недаром пасем эту крытку.

– Еще ценная информация. Мой человек из фракции демократов шепнул, что какая-то баба скоро повезет полтора лимона зеленых в Питер. Там у них выборы.

– Чо за баба повезет зелень?

– Пока не знаю.

– Демократы зурабовские?

– Да.

– Значитца, Зураб на Питерский порт нацелился. Окно в Европу понадобилось черножопому… Узнай, что за баба. И пусти по следу Акинолоса. Нам политика до фени, но отколупнуть зверьковые бабки имеем право… Пилот знает, что его грек приезжает?

– От него не скроешь.

– Как слиняет Боец от хозяина, спрячь. Не надо, чтобы они встретились. Сперва – баба с зеленью. Пускай отработает, что на него потратили. Потом – Зураб…

Римский рейс прибыл в Шереметьево ночью. Было сыро и знобко. Неподалеку от трапа стояли милицейский «уазик», «Волга» с тонированными стеклами и «жигули» с частным номерным знаком. От «жигулей» к Кузнецову направился человек, в котором он сразу же признал Юрия Сергеевича.

– С удачным завершением акции, Борис Аркадьевич! – произнес тот. – Прошу в машину. Минуем таможенный контроль и сэкономим время.

Он уже не вызывал у адвоката антипатии. Хотя его появление у трапа восторга не вызвало.

– Меня встречают.

– Знаю. Дождемся вашего подопечного, и я подброшу вас прямо к залу встречающих.

В жигуленке приятно пахло свежей кожей, было тепло и комфортно.

– На чем взяли Акинолоса? – спросил Юрий Сергеевич.

– Его перекупили. Взорвал дом Луиджи вместе с домочадцами.

Кузнецов поколебался, сообщать ли Юрию Сергеевичу о контакте Акинолоса с моссадовцем. Но прокрутил в голове «за» и «против» и выложил все, что знал и о чем догадывался.

Тот выслушал, не перебивая. Задал несколько вопросов. Сказал:

– Стандартная сделка между заказчиком и исполнителем.

Вывели Акинолоса. Он шел к «Волге» между мышастых конвоиров. Машины рванули на выход. За ними тронул своего жигуленка Юрий Сергеевич. Шлагбаум поднялся. Машину с Акинолосом тут же взяли в полон два рафика. Юрий Сергеевич затормозил возле сверкающего входа.

– Гонорар получите завтра, – сказал Кузнецову. – До скорого!..

Вовочка ждал его у турникета.

– С тобой не соскучишься, Борис! Сперва дурацкое письмо, теперь сам вылез из заднего прохода.

– Что за письмо?

– Сегодня во второй половине дня позвонил какой-то заика и сказал, что у него для меня секретный пакет. Встретились. Ничего толком не объяснил и слинял, будто ему скипидару в задницу плеснули. Ну, я, конечно, вскрыл конверт…

– Вот телок!

– Кто?

– Да переводчик мой. Это он с тобой встретился.

– Что все-таки стряслось?

– Потом расскажу.

Они пробирались между припаркованными на стоянке машинами. Вовочкин «москвич» выглядел среди лимузинов бомжем. Задняя дверца его была открыта. Возле нее стояла Надежда Васильевна.

5

По прилете Кузнецов предупредил Наталью Марковну, что еще не прилетел и его ни для кого нет. Лишь один раз его и Надежду выдернул за стол Вовочка. Предупредил о визите звонком и завалился с разномастным букетом и двухлитровой, стилизованной под кувшин, бутылью. На этикетке была нарисована блаженная морда пьяницы и название «Вздрогнем!». Попробовали пойло, вздрогнули и тут же заменили его нормальной бутылкой армянского коньяка.

Неспешно цедили по рюмашке. Кузнецов рассказал о встрече с Натаном и о своем задании переводчику Толику.

– Заика, что ли? – уточнил Вовочка.

– Он самый. Хорошо то, что хорошо кончается.

– А могло плохо кончиться? – спросила Надежда.

– Не знаю. Могло и против меня повернуться. Гонорара уж точно бы лишился.

– Ты поэтому мне из Рима позвонил?

– Поэтому, Наденька.

– Помнишь, Борис, – сказал Вовочка, – я говорил тебе про толстомясого мента? Он у меня полторы штуки зелени экспроприировал.

– Помню. Тогда из моей шкатулки пропал старинный материн золотой крест.

– Во сволочуги! И греха не боятся!..

– Это же материна память, Боря, – вмешалась Надежда Васильевна. – Надо потребовать, чтобы вернули!

– Не надо, Надя.

– Почему?

– Себе дороже обойдется… Чего ты вдруг, Степа, вспомнил того жулика?

– Мне Мамонт вчера позвонил. Застукали они того толстомясого. Мамонт попросил заяву на него написать.

– Написал?

– Ага.

– Ну и глупо.

– С какого боку глупо?

– Ты налоги с черного нала платишь?

– Ты ведь тоже не платишь.

– Твоя заява – документальная информация для налоговиков. Начнут копать. Накопают – без штанов оставят.

Надежда Васильевна недоуменно оглядела обоих. Наморщила носик, будто силилась что-то понять или вмешаться в разговор. Промолчала.

– Что теперь делать, Борис? – спросил Вовочка.

– Поезд ушел, Степа. Может, и минует твой полустанок. На всякий случай приведи бухгалтерию в норму.

Надежда Васильевна не отводила от него глаз.

– А у тебя бухгалтерия в норме, Борис? – спросила.

– У меня всегда все в норме, Надя. Пусть твоя головка об этом не болит.

– Но черный нал – это обман государства.

– Наденька, это сложившаяся система накопления капитала. Все так поступают.

– Налоги все равно надо платить, – она хотела еще что-то сказать, но зазвонил сотовый Кузнецова. На проводе был Юрий Сергеевич.

– Встречайте гонорар, Борис Аркадьевич. Курьер на пути к вам.

И сразу же запиликал домофон.

– Здравствуйте, – проворковал женский голос.

– Подождите меня внизу. Сейчас спущусь.

– Я тоже ухожу, – сказал Вовочка.

На выходе, увидев даму с баулом, он восхищенно цокнул языком и направился к своему «москвичу». Сопровождавшие Виолетту два амбала проводили его подозрительными взглядами.

– Добрый день, мадам Акинолос! – съехидничал Кузнецов.

– Это ваше, – официально произнесла Виолетта, протягивая баул. – В нем валюта и документы на банковский счет, как договаривались.

– Расписка требуется?

– Не требуется. – И тоже съехидничала: – Прощайте, господин Импотент…

Поднявшись в квартиру, Кузнецов открыл баул. Он был наполнен долларовыми пачками в банковской упаковке.

– Это что? – спросила Надежда.

– Наш фрегат, – улыбнулся он.

– Черный нал?

– Так решил заказчик.

– А ты что собираешься с ним делать?

– Налоги с этой суммы я заплатить не могу, потому что засвечу заказчика.

– Но ведь это мошенничество!

– В этой схеме, Надя, не я один.

– Значит, ты такой же мошенник, как и они?

– Зачем так резко, Надя? Схема рабочая. Не я ее придумал.

– Ну и брось ее!

– Все очень сложно, Надя. Если я высунусь, мне несдобровать.

Она не ответила, ушла в спальню…

Кузнецов пил холодный кофе. Через час должен был подъехать Миша и увезти Надежду за ее дочерью, которую она отправила на эти дни к бабушке в Подмосковье. Он собирался позвонить, как обещал, Алине. С депутатами надо дружить, они всегда могут пригодиться. Но отложил звонок на время, когда останется в квартире один. Он не хотел, чтобы Надежда слышала, как он дипломатничает, расточая фальшивые комплименты.

Прошло минут десять. Он просматривал газеты, когда Надежда вышла из спальни в пальто и в белом полушалке.

– Миша еще не приехал, – сказал он.

– Я поеду на автобусе.

– За дочкой? – удивился он.

– Нет, пока домой. За дочкой завтра.

– Не понял, Надя.

– Я уезжаю, Борис. Возможно, насовсем.

– Как насовсем?

– А ты подумай, Борис. Может, поймешь…

Кузнецов остался в полной растерянности. О депутатше он даже не вспомнил.