Текст книги "Смута"

Бывшие коллеги прямо борзели от вида его удостоверения. Частное детективное агентство действовало на них, ровно красная тряпка на быка…

Вовочка сам выложил на стол содержимое карманов. Подполковник покрутил сработанную под пистолет зажигалку, бросил со стуком на стол. Вытряхнул содержимое бумажника и сразу ухватился за стодолларовые ассигнации. Это был пятисуточный гонорар от банкирской вдовы за избавление от ночных кошмаров.

Пиджачники-оперативники сноровисто и профессионально ощупали его, не забыв про голени. Вовремя он избавился от «Макарова». А по-хорошему бы и избавляться не надо. Всё эти поганцы – народные избранники: выкинули из закона «Об оружии» статью, разрешающую частному детективу ношение пистолета.

– Где же твоя пушка, топтун? – недовольно спросил подполковник. – Лифтерша ее видела!

– Она видела вон ту зажигалку, – показал на стол.

– Не бреши, сучий потрох! Была у тебя пушка!

– Будет, когда получу разрешение.

– Накося! – состроил тот кукиш. – Баб пасти – рогаткой обойдешься!.. Откуда доллары? – он сделал ударение на предпоследнем слоге.

– Заработал.

– Кошкин, ты когда-нибудь видел доллары?

– Никак нет, – откликнулся сержант.

– На, погляди, – протянул ему купюры.

Сержант взял банкноты двумя пальцами, ощупал, понюхал.

– Фальшивые! – выкрикнул, и деньги будто растворились в его руках.

– На экспертизу! – распорядился подполковник. Резко обернулся к Вовочке: – Чем недоволен, топтун? Ну!

Сыскарь понимал, что его провоцируют. Сдерживал себя из последних сил. В голову покатились горячие волны, словно он пропустил удар на ринге. В такие минуты он когда-то сжимался и зацикливался на одном: поймать противника на апперкот. И ловил. А сейчас нельзя, хотя противник вот он, бульдозер, но мясистый и открытый со всех сторон. Сейчас важнее выпроводить этих праворазрушителей, а там видно будет. И сразу в больницу: выяснить, что и как с Кузнецовым, устроить его комфортнее.

– Ну? Чем не доволен? – приблизился вплотную подполковник.

– Всем доволен, – ответил Вовочка. – Надеюсь, что валюту вернут после экспертизы?

– Валюту-у?! – удивленно вытаращился тот. – Какую валюту?.. Кошкин, ты видел в этом доме валюту?

– Никак нет, – отрапортовал сержант.

– И я не видел. И никто не видел. Тебе, топтун, везде валюта мерещится…

Палата была трехместной. Две кровати пустовали. На больничной койке Кузнецову полегчало. Руки-ноги двигались. Шея, хоть и болела, но голову он мог поворачивать. Левый глаз слипся, а правым видел. Возле него сидела женщина в белом. Она только что смазала его лицо чем-то холодным.

– Легче? – спросила.

Кузнецов кивнул.

– Денька через три-четыре опухоль спадет.

– Что у меня? – слова ему давались с трудом, но говорить было можно.

– Перелом челюсти и ушиб затылка.

– Надолго я к вам?

– На три недели. Подремонтируем, и хоть орехи грызите.

Голос у нее был низким, грудным, успокаивающим.

– Те кровати не заняты? – спросил Кузнецов.

– Ваши соседи смотрят в холле мыльную оперу.

В палату заглянула нянечка:

– Надежда Васильевна, вас к телефону.

Она вышла. Но вскоре вернулась.

– Оказывается, вы – большой человек, Кузнецов. Приказано перевести вас в люкс…

Частный детектив Вовочкин прорвался мимо оторопевшей вахтерши и никак не отреагировавшей постовой медсестры на второй этаж. Не постучав, распахнул дверь ординаторской.

– Почему в верхней одежде? – строго спросила врачиха.

– Я насчет Кузнецова. Как он?

– Кто вы ему?

– Друг. Меня зовут Степан. А вас?

– У вашего друга сотрясение мозга и челюстная травма. Теперь удалитесь!

– Не могу.

– Что значит «не могу»?

– Мне надо его повидать.

– Опухоль спадет – и видайтесь! Жену известили о случившемся?

– Нет у него жены. Мне сказали, что он в трехместной палате. Переведите его в одноместную, я оплачу.

– Уже перевели. И не в одноместную, а в люкс.

– Кто же оплатил? В его конторе еще не знают, что он у вас.

– Мне известно лишь, что деньги внесены наличными за все время лечения. Хорошо, друг Степан, приходите завтра, я разрешу вам короткое свидание…

«Чудные вещи творятся на этом свете, – размышлял частный сыскарь Степан Вовочкин, возвращаясь из больницы. – Неизвестный доброхот оплачивает люкс…. Менты отбирают бабки, как гоп-стопники… Незнамо кто колотит мужика в собственной квартире… Бардак, да и только!»

Он возвращался на квартиру друга, чтобы забрать пистолет, окурочки, и самому провести рекогносцировку на предмет похищенного. Ключ от квартиры забрал, закрыв дверь после ухода ментов. То, что унесли диктофон и кассеты, он уже знал. Их не было ни в дипломате Кузнецова, ни в больничной описи личных вещей. Деньги он держал в томе речей Плевако, рабочие документы – в папках на полке.

Впустила его та же балерина-одуванчик. Увидев, шарахнулась, как от прокаженного. На лифте поднимала, прижавшись в угол и сжавшись в комочек.

В квартире был нормальный холостяцкий порядок. Менты, прикарманив гонорар банкирши, поопасались, видно, пакостить.

Вовочкин достал с полки том Плевако: в нем спокойно лежали двадцать стодолларовых купюр и четырнадцать пятисоток российских. В шкатулку сыскарь не стал заглядывать, он понятия не имел, что там хранилось. Папки на нижней полке лежали вразброс, а раньше стояли на полке. Он перебрал их. Досье советника президента исчезло… Дело запахло политикой, где игра шла без всяких правил.

4.

Неподалеку от резиденции Президента стоял скромный, по сравнению с другими, двухэтажный особняк. И обнесен он был не кирпичным или бетонным забором, а высокой, гибкой и непрозрачной сеткой. Перелезть через нее можно было лишь с помощью акробатических трюков, да и то, если не дергать сетку. Стоило ее потянуть, как по внутреннему периметру мчались волкодавы.

В этом доме, у горящего камина, сидели Туз и Пилот. Хозяин сказал:

– Прокрути то место, Полкаш, еще раз.

– Называйте меня Пилотом, – хмуро отозвался его собеседник.

– Давай, Пилот, крути, – поторопил его хозяин.

Через минуту из диктофона послышался сипловатый женский голос:

– … записочки, самолично им написанные. Тому – столько-то наличными отгрузить, другому – столько зелеными… если что со мной случится, подруга знает, куда их передать. Приедет в Москву и передаст…

– Пацанов сей же час – в Лихославль, – распорядился Туз. – Прочесать родню и всех знакомых трындух.

– Белый и еще трое уже в пути.

– Молоток. Только без хипиша и мокрухи. Малявы – мне, Промокашку – на ферму, пущай ее Бугай поколет, может, где еще бумаги заныканы.

– Шеф! Завязывайте с жаргоном. Вы теперь не пахан и не Туз, а бизнесмен.

– Ну – ну, Пилот. Шибко ты умный. А все одно – не лезь! Знаю, где и какую масть держать, – он не надолго замолчал, обдумывал что-то по привычке. Затем сказал: – Хвост с Красавчика сыми – и так будет наш. Акинолос на ферме?

– Вместе с дамой.

– Отправь их к макаронникам. Луиджи бойца просит. Его семейку бочкуют, как селедок.

– Своей пехоты нет, что ли?

– Засвеченная. А нам грех не помочь забугорному братану. Не за так, за четвертинку берега. Через пару лет она будет нам в самую жилу… Как там, у военных кличут запасную малину?

– ЗКП. Запасной командный пункт.

– Во-во!.. Все, Пилот. Крути трындух в Лихославле.

Утром сыскарь Вовочка поехал в Склиф. Красотуля-врачиха уже сменилась с дежурства, но отрабатывала дневную смену. Она милостиво разрешила проведать больного.

Одна половина лица Кузнецова была багрово-синей, но глаз приоткрылся. Другой глаз глядел с угрюмой обидой, но в целом – нормально.

– Привет, болезный! – поздоровался Вовочкин. – Докладываю: бабки по-прежнему у Плевако. Папку Ненашина и диктофон с кассетами уперли. Значит, дело в советнике.

Кузнецов согласно мотнул головой.

– Боюсь, что продает тебя кто-то. Кому известно, что досье советника хранишь дома? Кто заказал пропуск тем, что хотели тебя купить?..

– Может, менты за взятку пропустили? – разлепил губы Кузнецов.

– Вряд ли. Я позвонил Наталье Марковне. Она сказала, что на заявке фамилии визитеров вписаны другим почерком. В бюро пропусков телефон внутренний… Делать тебе сейчас нечего, потасуй-ка своих на предмет крапленой дамы…

– Вовочка, – прошепелявил Кузнецов, – тебе срочно надо в Лихославль. Записки хранятся у кого-то из подруг Соловьевой. Выясни, где она жила до Москвы. С кем дружила.

– Понял.

– И не задерживайся…

5.

Нужды мотаться самому в Тверскую губернию для Пилота не было – там рулил братками Белый. Но захотелось прошвырнуться, сменить обстановку.

В Лихославль он ехал в пакостном настроении. В душе будто поселились кошки. Эти твари гадили в душу уже второй месяц, с того дня, как стали пасти Красавчика. Опять сволочная политика, а ведь дал зарок после Белого дома не лезть в это дерьмо. А оно само вылазит из всех щелей. Что поделаешь, если деньги и политика – близнецы-братья…

Дом стоял на окраине города. Ворота открыл тщедушный косоглазый мужичонка. Он был из шестерок Туза еще с Потьминской зоны и числился владельцем дома. Хозяин кликал его Юлой.

Двор был большим, надежно упакованным в два забора. Высокий дощатый шел по внешнему периметру. Мелкосетчатый, на острых арматурных кольях – по внутреннему. В самом углу двора желтела просторная баня, рубленная из липы – любимое место отдыха Туза. На задворках крепенько сидел в земле приземистый кирпичный сарай с окошками-бойницами и огромным погребом, из которого шел лаз на огородные зады. К сараю притулился гараж на четыре автомобильные персоны.

– «Зверя» в гараж? – спросил косоглазый Юла.

– В гараж.

Жигуль Пилота с встроенной в автозеркало видеокамерой выглядел видавшей виды тачкой. Но то была лишь оболочка. Все нутро изготовлено по спецзаказу, и он мог дать фору любому мерсу. Зверь напомнил Пилоту спецбурсу, где он, капитан, три месяца ходил в рядовых курсантах.

Инструктором по вождению там был гуттаперчевый Эрик, летавший по автодрому на горбатом «Запорожце» с мотором от «Феррари». Пилот считал себя профессионально подготовленным, мог управлять всем, что летает, ездит, плавает и прыгает. Но то, что вытворял Эрик, выходило за пределы человеческих возможностей. На «змейке» задние колеса его «горбатого» проскальзывали с визгом, и на очередной конус машина вылетала боком. На льду он исхитрялся затормозить свой броневик в сантиметре от бетонного столба…

– Белый в доме? – спросил Пилот Юлу.

– В бане. Я доложу ему.

Белый появился в горнице через пять минут.

– С легким паром! – сказал Пилот.

– В баню пойдешь?

– Нет. Как обстановка?

– Все по плану. Учительнице-пенсионерке представился сотрудником собеса. Она назвала четверых, с кем Мадам дружила. Одна утонула шесть лет назад. Вторая живет рядом с пенсионеркой – алкашка. Третья выехала в Тверь – проверили: бедует с четырьмя ребятишками в коммуналке, муж сидит… Последняя из четырех осела в деревне Бухалово – разведенка, бездетная. Записки могут быть только у нее. В Бухалово выехали Рыбак – омоновец, Флакон и Глистогонов.

– Все?

– Флакон засек возле дома пенсионерки учительницы бородатого мужика. Глотал возле столба пиво из бутылки. Похоже, тот самый, банкиршин кавалер.

– Проверили?

– Флакон упустил его.

– А ты куда смотрел?

– Я в это время пил с бабулей чай. Вручил ей от собеса материальную помощь – тысячу рублей. Отвез на вокзал и купил билет до Тюмени, чтобы навестила дочь и внуков… Вот ее расписка и благодарность собесу.

– Что у Рыбака?

– На связь выходил час назад. Объект обнаружен. Жду к исходу суток…

В дверь робко постучали.

– Входи! – рыкнул Белый.

Юла прошел к столу, расставил тарелки с солеными груздями, огурцами, помидорами, ломтями ноздреватого деревенского хлеба. Достал из холодильника бутылку «кристалловской» и два граненых стопаря.

– Есть борщец по-вашему, котлеты с жареной картошкой, – доложил. – В момент сварганю яишенку с салом. Или чего другого?

– Неси, что есть…

Белый наполовинил стаканы.

– Давай вмажем за нашу обглоданную Россию, – предложил Пилот.

Вмазали. Закусили.

– Между первой и второй только пуля, – сказал Белый.

Опрокинули еще по одной. Под горячее – третью. Выпили, молча и не чокаясь. Каждому было, кого помянуть из тех, что остались в чужой земле.

– Надоело всё, Пилот, – угрюмо проговорил Белый.

Была и у Пилота мысль бросить эти игры, когда стали пасти Красавчика. А дальше что? Останутся они с другом никому не нужные, как перекати-поле.

Тут какую-никакую, а пользу приносят. Убирают мерзавцев с благословения Туза. Красавчик тоже мерзавец. Посадить его не получится. Ну, заполучим улики. Их надо отдать Тузу. Тот станет держать Красавчика на крючке. И доить. По-разному можно доить чиновника, приближенного к президенту… Кто в выигрыше – козе понятно. Можно, конечно, снять с записок копии. Ну и что? Генералу-однокашнику всучить?

Пилот вспомнил, как позвонил Кличко после того, как стал начальником службы безопасности криминального банка.

– Я устроился на работу, Миша.

– Знаю.

– Осуждаешь?

– Понимаю.

– Что понимаешь?

– Рыба ищет, где глубже. Разбогатеешь – не забывай старых друзей.

– А если не разбогатею?

– Все равно не пропадай. Всегда рад пообщаться…

По всем канонам, главный борец с организованной преступностью не должен был даже разговаривать с предателем. А тут нате: «рад пообщаться»!

Еще один раз вышел Пилот на связь с генералом. Сообщил ему о предстоящей разборке солнцевских и азеров. Ждал, что омоновцы возьмут карьер в плотное кольцо и подметут всех под гребенку. Не дождался. Бывший сослуживец не отреагировал на оперативную информацию. Солнцевские уехали с разборки победителями.

Скурвился генерал. Не звонил больше Пилот сокурснику, хлебал свое варево в одиночку… И успокаивал себя тем, что, хоть и провонял дерьмом, а загаженную конюшню помалу чистит…

– Может, бросим всё? – спросил Белый.

– Доиграем до конца, – ответил Пилот, – посмотрим, что светит на финише…

6.

Сыскарь Степан Вовочкин опоздал с поездкой в Лихославль на сутки. Те самые сутки, в которые он мотался между квартирой Кузнецова и больницей. Ему пришлось идти по следам опередивших его братков. Лихославльский адрес учительницы Соловьевой он вычислил без проблем. Она назвала одну из подруг, жившую в доме напротив. Та оказалась алкашкой.

Узрев бутылку водки и хлебнув для поправки здоровья, объявила, что подругой жадины Соловьихи себя не считает. В подругах у Соловьихи Зойка, такая же шалавая, как и она. Бросила мать и укатила в деревню Бухалово в бабкин дом.

Вовочка намеревался зайти еще раз к учительнице-пенсионерке. Но наткнулся на братков. Изображая из себя пьяницу, он хлебал из бутылки большими глотками пиво и наблюдал за входом. У калитки ошивался тот самый тип, что забрался в «Ягуар» банкирши Елены. Через какое-то время он заметил его, и Вовочка решил линять с этого футбольного поля, которое запросто могло превратиться в тир…

Его постоянно опережали. В Бухалово сыскарь появился, когда в доме подруги Соловьевой – Зойки шла гульба. У распахнутых ворот стоял джип-чероки с худосочным водилой, опять же знакомым Вовочке, – это он тогда сидел за рулем «Пежо». Из окон вылетали пьяные голоса, изображавшие песню. Скрипучий и надтреснутый мужской голос выводил:

 
Хоп-па! Зоя!
Кому дала ты стоя?
– Начальнику конвоя,
Не выходя из строя…
 

Женщина взвизгивала дискантом, подхватывала концовку и заливалась хохотом. Вовочка понял, что и здесь делать ему уже нечего.

На деревню опустились сумерки, и он, не скрываясь, пошел вдоль улицы. Это было его ошибкой. Давящий взгляд он ощутил спиной. Но шагу не прибавил. Свернул к покосившейся избенке. Скосил глаза и увидел, как за ним торопливо топает Флакон. Следом семенил водила.

Вовочка нырнул в распахнутую калитку, проскочил двор, перемахнул плетень и очутился в огороде. Взрыхленная земля была пустой и голой, лишь кое-где торчали будылья подсолнухов. Сразу за огородом начинался луг. Невысокие копны смотрелись в сумерках, словно бронеколпаки на китайской границе, где он служил срочную. Луг примыкал к подлеску, там наверняка не было посторонних глаз.

Флакон не прятался. Бежал следом по-слоновьи, топая армейскими ботинками. Перед тем, как нырнуть в кустарник, сыскарь обернулся. Преследователь на бегу задрал пиджак, достал из-за пояса ствол. Дело запахло керосином. Вовочка метнулся в кусты, сразу взял вправо, где подлесок был выше и гуще. Пробежал метров двести, увидел вывороченную давним ветровалом сосну с могучими растопыренными корнями и поблизости – штабелёк бревен.

Позади зашуршали кусты, и разом все стихло. Вовочка пристроился за штабелем, нащупал суковатую палку, швырнул ее в сосновые корни. Шум в кустах возобновился, смолк, затем стал слышен лишь слабый треск сучьев под ногами. Вовочка увидел, как Флакон появился среди деревьев, остановился, повел головкой, высматривая беглеца. В правой руке он держал наган, в левой – заточку. Обнаружил вывороченный сосновый корень, сделал несколько шагов. Метрах в семи-восьми остановился и оскалился.

– Вали сюда, козел! – прокричал уверенно и скрипуче. – Оглох?.. Выдь по хэрэ, дырявить не буду! Отведу, побазарим и по холодку!.. Глист! – вдруг заорал он.

Не получив ответа, стал сторожко пододвигаться к выворотню и оказался спиной к Вовочке. Неожиданно закуковала кукушка, Флакон тормознул. Сыскаря будто подбросило пружиной. Еще не успев опуститься на ноги, он обрушил ребро ладони на его загривок. Тот булькнул горлом и рухнул лицом на корни. Вовочка знал, что вырубил его не меньше, чем на четверть часа. Этого времени вполне хватало, чтобы добраться до своего москвича.

Но где-то в кустах был еще один и, всего скорее, тоже со стволом. Потому он ползком перебрался в заросли шиповника.

Глист не заставил себя долго ждать. Появился на поляне, испуганно озираясь. В руках у него ничего не было, кроме толстенной гнилой палки. Увидев лежащего приятеля, засеменил к нему. Наклонился, испустил вопль и заткнулся. Несколько секунд стоял, онемев. Затем развернулся и со всех ног бросился в сторону деревни.

Вовочка, не таясь, подошел к Флакону. С левой стороны из-под него ползло кровавое пятно. Падая, он наткнулся на собственную заточку. Ясно было и без врача, что падать ему никогда больше не придется.

Сыскарь подобрал наган, выщелкнул патроны. В кармане пиджака обнаружил стопку зеленых и удостоверение, выданное сотруднику частного охранного предприятия «Север» на фамилию Мухоморов. Все это Вовочка рассовал по карманам и двинулся по перелеску вдоль огородов к околице.

Час назад, еще на подходе к деревне, он приметил заросший осокой пруд. А машину свою оставил подале, подогнав ее к колхозному стогу. Осенний пруд проглотил наган и патроны. Москвич стоял там, где он его оставил. Вовочка сел за руль, намереваясь тотчас же отбыть в непутевый город Лихославль. Но гнетущая мысль о том, что не смог выполнить задание Кузнецова, остановила.

Подождать, когда джип с веселыми ребятами и мертвецом станет возвращаться назад? А если нагрянут менты? Однако интуиция подсказывала Вовочке, что милиции не будет. Не те люди эти охранники из «Севера», чтобы посвящать в свои дела ментов. И Вовочка остался.

Джип появился по темну. Вовочка, не включая фар, тронул свой драндулет следом, понимая, что ему не угнаться за ними. Однако худосочный водила не гнал. Даже остановился в ложбине. Притормозил и Вовочка. Увидел, как тот вышел из машины. Сперва поковырялся спереди, затем сзади. Сыскарь понял: меняет номера…

Ориентируясь по задним габаритам, Вовочка провожал джип на почтительном удалении. И сопроводил до дома на окраине Лихославля. Джип-чероки въехал во двор. Вовочка припарковался под одиноким голым тополем, вылез из машины и прокрался к дому. Названия улицы не обнаружил, но на воротах была ромбовидная табличка с цифрой 28. На этом его сыскная миссия приказала долго жить, и Вовочка быстро зашагал прочь. В машине достал из кармана сотовый телефон, забил в память фальшивый и настоящий номера джипа. Включил зажигание и тронулся по неосвещенной улице, не включая фар.

Все, что он мог доложить Кузнецову – это номера автомобиля и дома.

Уже стемнело, когда снаружи раздался автомобильный гудок.

– Рыбак приехал, – сказал Белый и вышел во двор. Но что-то задержался там. Наконец, стукнула входная дверь, и он появился.

– Проблема, Пилот, – доложил. – Труп у нас.

– Что за труп?

– Флакона зажмурили.

– Кто?

– Тот самый бородатый, что ублажал банкиршу и ошивался возле дома учительницы.

– А бумаги с автографом? А бабенка?

– В порядке.

– Ну и хрен с ним, с уголовником! Пускай кинут его в морозилку. Хозяин сам распорядится, что с ним делать… Бабенку – на ферму. Бумаги – ксероксни…