Текст книги "Из пережитого"

Во второй части программы на доверчивых слушателей или читателей обрушивался град обещаний по части улучшения продовольственного положения страны, оздоровления условий труда и быта, скорейшего решения жилищной проблемы, коренного улучшения систем здравоохранения и народного образования, решения проблем экологии, военнослужащих, пенсионеров, многодетных матерей и т. д. Ни одно из этих обещаний, как правило, не было обосновано, обсчитано (во что оно обойдется и за счет каких источников его собираются выполнять), да и многие из кандидатов, как показали последующие события, вовсе не собирались их выполнять. Им было важно не упустить свой шанс, повысить свой рейтинг, занять депутатское кресло, а там видно будет. Разумеется, я далек от мысли бросить тень на всех кандидатов, участвовавших в избирательных баталиях, но то, что многие из них преследовали при этом свои прозаические цели, далекие от интересов избирателей, сомнений не вызывает.

В число кандидатов попало немало и лиц с неустроенной судьбой, в чем-то ущербных, которые не смогли, по их мнению, реализовать себя на избранном поприще; к сожалению, в их числе немало женщин, которые привнесли в предвыборную борьбу элементы истерии и излишней запальчивости.

Оказались среди них и люди сомнительной репутации – бомжи, шизофреники, лица, привлекавшиеся к ответственности и судимые за общеуголовные преступления – хищения, хулиганство, преступления против личности и т. д. Любопытно, что сейчас эти лица определяют иногда (по крайней мере, на муниципальном уровне) состав правоохранительных органов.

И, пожалуй, что самое печальное – в числе кандидатов, а впоследствии и депутатов оказалось немало людей субъективно честных, преисполненных благими намерениями, но совершенно не подготовленных к отправлению выпавших на их долю ответственных государственных функций.

Словом, и в самой избирательной кампании по выдвижению кандидатов, и в выборах, и, наконец, в работе наших представительных учреждений отражен весь спектр, все социальные срезы нашего общества, которое можно уподобить изрядно загрязненной и замутненной реке во время ледохода – столько грязи, отбросов, вредных микроорганизмов несет эта река, и трудно сказать, очистится ли она когда-нибудь.

Депутаты не могут быть выше избравшего их общества, они несут в себе его достоинства и пороки, они сыны и дочери своего времени.

Вернемся, однако, к А. А. Собчаку.

Нужно сказать, что выдвижение А. А. Собчака кандидатом в народные депутаты СССР на значительную часть коллектива нашего факультета свалилось как снег на голову. Результатом этого явилось подготовленное группой профессоров и преподавателей факультета заявление в окружную избирательную комиссию по поводу кандидатуры Собчака. Но прежде чем дать этому заявлению ход, один из наших коллег был снаряжен в партком университета, дабы согласовать нашу позицию с позицией парткома. Сработало десятилетиями привитое чувство обязательно заручиться поддержкой начальства. Премудрые пескари из тогдашнего состава парткома посоветовали не выносить сор из избы, сказав, что Собчак все равно будет «зарублен» на окружном собрании, поскольку ставка сделана на двух рабочих Балтийского завода – Никифорова и Николаева. Нашему заявлению так и не был дан ход. Как знать, может быть, если бы это заявление было оглашено на окружном собрании, Собчак и был бы забаллотирован…

Вот это заявление:

В Окружную избирательную комиссию

по выборам кандидата в народные депутаты СССР

по Василеостровскому избирательному округу № 47

г. Ленинграда

Заявление

Мы, группа профессоров и преподавателей юридического факультета Ленинградского государственного университета, считаем необходимым поставить в известность членов окружной избирательной комиссии и участников окружного предвыборного собрания о следующем.

16 января 1989 г. на юридическом факультете Ленинградского университета состоялось собрание членов трудового коллектива, на котором кандидатом в народные депутаты СССР был выдвинут доктор юридических наук, профессор А. А. Собчак.

К сожалению, об этом собрании многие члены трудового коллектива вообще не знали, а потому не могли принять участие в обсуждении выдвинутых кандидатур. Объявление о собрании было вывешено накануне, причем даже не было указано, какие вопросы будут на нем обсуждаться. В результате из почти тысячного коллектива профессоров, преподавателей, аспирантов, студентов и сотрудников факультета на собрании присутствовало всего 72 человека.

Собрание было проведено наспех. В поддержку кандидатуры А. А. Собчака высказались главным образом члены возглавляемого им юридического кооператива, организованного при факультете.

О проведении же общеуниверситетского предвыборного собрания коллектив факультета, на котором работает А. А. Собчак, вообще не был поставлен в известность. Неоправданная спешка в организации и проведении собраний, явное стремление выключить из обсуждения тех, кто мог бы критически оценить кандидатуру А. А. Собчака, приводят к выводу, что демократический порядок выдвижения кандидатов в народные депутаты СССР в данном случае был нарушен.

Зная А. А. Собчака в течение многих лет, считаем необходимым поставить участников окружного предвыборного собрания в известность о том, что по своим личным качествам он не соответствует тем высоким требованиям, которые предъявляются ныне к кандидатуре народного депутата.

А. А. Собчак нетерпим к критике, заносчив, в его выступлениях и предложениях много такого, что не основано на знании дела, а преследует лишь одну цель – выпятить самого себя, сработать на публику.

По изложенным основаниям считаем, что А. А. Собчак не может и не должен представлять трудящихся Василеостровского района г. Ленинграда на Съезде народных депутатов.

Просим довести настоящее заявление до сведения участников окружного предвыборного собрания.

Как видите, заявление составлено в довольно сдержанных выражениях (надо сказать, что оно тщательно редактировалось и в его подготовке участвовали многие лица), причем последующие события, по-видимому, подтверждают, что сделанные в нем оценки не лишены оснований.

Прогнозы же относительно того, что Собчак не пройдет, оказались беспочвенными. Я и сейчас считаю, что для него самым трудным барьером был как раз наш факультет, где многие из нас досконально знали его и сильные, и слабые стороны, а дальнейшее, если учесть его ораторские данные, умение вести полемику, наличие сильной команды, которая подкупала своей молодостью и свежестью, было уже делом техники. Ведущую роль в этой команде опять-таки играли члены кооператива «Юридическая помощь», который Собчак возглавлял. Надо сказать, что помощь ему они действительно оказали. Партия была успешно доведена до конца, хотя конкуренты у Собчака были довольно сильные – Рачин, Подобед и тот же Никифоров. Нужно также отметить, что Собчак, если учесть, что рекламировавшие его портреты, программы и другие материалы издавались в очень большом количестве, по-видимому, не испытывал недостатка в финансировании своей избирательной кампании, в отличие от других кандидатов, которые в своих средствах были весьма ограничены. Весь Васильевский остров был буквально обклеен Собчаком, который источал одно обаяние и подавался как друг народа (прямо новый Марат!), как адвокат народа, как враг партаппарата (хотя к тому времени он еще не успел выйти из партии) и т. д. Должен сказать, что даже когда Сталин незадолго до своей кончины согласился баллотироваться в Верховный Совет РСФСР по Кировскому избирательному округу Ленинграда, я не встречал в таком количестве изображений тогдашнего вождя. При проведении будущих избирательных кампаний необходимо очень тщательно проверять источники поступления средств в фонд финансирования избрания того или иного кандидата. Отсутствие таких сведений ставит претендентов заведомо в неравные условия. Немало усилий для создания эйфории вокруг Собчака, обеспечения ему наиболее благоприятного имиджа приложили средства массовой информации, в первую очередь телевидение. Все это, несомненно, сказалось на итогах выборов. При этом я исхожу из предположения, что никаких нарушений в ходе голосования и подсчета голосов не произошло, поскольку как юрист могу оперировать только фактами.

Но как бы там ни было, Собчак оказался в составе депутатского корпуса. Вскоре он был избран председателем Комиссии по расследованию трагических событий в Тбилиси (любопытно, что эти события произошли в тот же день, когда Собчак в результате повторных выборов был избран, – 9 апреля 1989 года). В стенах парламента он поначалу развил бурную деятельность, которая не может оцениваться однозначно. Осенью он выступал перед коллективом нашего факультета. Мне показалось тогда, что его суждения отличаются большей взвешенностью, что его не заносит. Так, он отказался комментировать события в Тбилиси, сославшись на то, что как председатель парламентской комиссии даст отчет о них только Съезду. Скептически отнесся он и к водружению Б. Н. Ельцина на пост Председателя Верховного Совета СССР, который занял тогда М. С. Горбачев, сказав, что Борису Николаевичу ввиду присущих ему методов руководства (если мне не изменяет память, речь шла даже об авторитарных методах руководства) куда более подходит пост председателя Комитета народного контроля СССР, который занял г. В. Колбин.

Не понравилась мне оценка событий в Прибалтике, которая, хотел того Анатолий Александрович или нет, объективно лила воду на мельницу сепаратистских тенденций. Забегая вперед, скажу, что на посту Председателя Ленсовета Анатолий Александрович сам убедился в том, насколько пагубно отражаются эти тенденции на жизнеобеспечении отдельных регионов страны, в том числе ленинградского и прибалтийского. Результатом явилось совместное обращение к Прибалтийским республикам, подписанное А. А. Собчаком и Ю. Ф. Яровым. Но в целом, повторяю еще раз, эта встреча мне понравилась, хотя и здесь не обошлось без упрощенного подхода к решению ряда весьма сложных проблем, в том числе в области законотворчества. Но это частное замечание.

Каково же было мое удивление, когда вскоре по телевизионным каналам прозвучали выступления Анатолия Александровича, где он давал, с моей точки зрения, одностороннюю оценку происшедших трагических событий в Тбилиси, сваливая всю или почти всю вину на тогдашних партийных и государственных руководителей и командование Вооруженных Сил! Да и по своей тональности эти телеинтервью, хотел того Собчак или нет, только подливали масла в огонь. Пишу об этом с болью в сердце, так как имею в Грузии много друзей и разделяю скорбь грузинского народа. Несомненно, однако, что толпы людей, собравшиеся на площади, отнюдь не представляли собой невинных овечек, многие из них, подогреваемые южным темпераментом, националистическими лозунгами, а возможно, и другими средствами, были готовы к решительным действиям. Преграждали же им путь безусые парни, не снабженные необходимыми в сложившихся экстремальных условиях средствами защиты. Вообще, post factum всегда значительно легче давать оценку событий, расставлять акценты, выступать в роли ментора или прокурора. Трудно сказать, что произошло бы, если бы Вооруженные Силы вообще были выведены с площади. Не исключаю, что в этом случае число жертв могло быть и большим.

Кстати сказать, когда в том или ином регионе страны на почве межнациональных или иных конфликтов происходят трагические события и проливается кровь, о чем все мы искренне скорбим, в одних случаях Вооруженные Силы упрекают в том, что они вмешались, в других – что они не вмешались или вмешались слишком поздно, и т. д. Повторю еще раз – значительно легче давать оценку событий после того, как они произошли, и неизмеримо сложнее принимать то или иное ответственное решение, когда промедление может быть смерти подобно.

Несомненно, однако, что события в Тбилиси, как, впрочем, и последующие, показали, насколько не отработан механизм привлечения правоохранительных органов и Вооруженных Сил к участию в разрядке возникающих экстремальных ситуаций. Справедливости ради отмечу, что сообщение Анатолия Александровича о работе Комиссии на Съезде народных депутатов (а я на этом заседании присутствовал) было более взвешенным и по тональности более спокойным, хотя и здесь, как мне кажется, ответственность каждой из сторон соразмерно степени вины распределена не была. А вот Главный военный прокурор выступил на Съезде неудачно, заняв явно одностороннюю позицию и возлагая едва ли не всю вину на собравшихся на площади людей. Выражаясь юридическим языком, мы сталкиваемся здесь с типичным случаем смешанной вины, в котором нельзя целиком ни обелить одну сторону, ни взвалить всю вину на другую.

Следующей заметной вехой в деятельности Собчака в парламенте явилась его полемика с Н. И. Рыжковым по поводу АНТа. К сожалению, в этой полемике Собчаку явно отказало чувство меры, что вызвало справедливую отповедь депутатского корпуса и сказалось на результатах голосования при выборах Председателя Верховного Совета СССР: Собчак не набрал и 3 процентов голосов. Выступавший в прениях маршал Ахромеев с присущей военному человеку четкостью и лаконичностью очень точно подметил некоторые негативные качества, присущие Собчаку: ему ничего не стоит, говорил маршал, унизить человека, он не считается с достоинством работающих с ним людей. Маршал дал эту оценку, не только наблюдая Собчака на заседаниях Съезда и Верховного Совета, но и опираясь на совместную работу с ним в Комиссии по Тбилиси. К сожалению, с этой оценкой приходится согласиться.

Собчак вошел в состав Комитета по законодательству, который первоначально возглавлял С. С. Алексеев, а затем (после утверждения С. С. Алексеева Председателем Комитета конституционного надзора СССР) возглавил Ю. Х. Калмыков, деятельность которого на этом посту заслуживает всяческих похвал. От оценки С. С. Алексеева воздержусь, поскольку работаю сейчас под его началом, и какую бы оценку я ни дал, мои слова могут быть истолкованы превратно. Вообще надо сказать, что такие юристы, как А. И. Лукьянов, В. Н. Кудрявцев и Ю. Х. Калмыков, в составе депутатского корпуса зарекомендовали себя с самой лучшей стороны. Это безотказные труженики. Одна из самых привлекательных их черт состоит в том, что ни один из них не работает на публику, всегда остается самим собой и тянет свой воз, пока хватает сил, а иногда и через силу. Трагизм их положения заключается в том, что, будучи юристами очень высокой квалификации, они нередко вынуждены убеждать далеких от юриспруденции депутатов в таких вещах, которые для профессионалов очевидны. Впрочем, я отвлекся от основного сюжета.

Собчак был избран в Комитете по законодательству председателем подкомитета по экономической реформе. И надо сказать, что когда он принимался за дело, он достигал немалого. Мне, в частности, импонировали его выступления при внесении поправок в Закон о кооперации. Весьма полезный вклад он внес в подготовку проекта Закона о конституционном надзоре. Особенно мне запомнилась его полемика с Ф. М. Бурлацким при принятии Закона о собственности. Здесь я был целиком на стороне Собчака, который в ответ на требования Бурлацкого подробно урегулировать в этом Законе отношения так называемой интеллектуальной собственности метко и образно заметил, что закон должен быть интеллектуально чист. Но, к сожалению, в этом Комитете Собчак далеко не всегда работал достаточно интенсивно. Видимо, слишком много времени отнимают политическая борьба, заграничные турне, а теперь и деятельность на посту Председателя Ленсовета. А жаль! Как говорил учитель Собчака О. С. Иоффе, для юриста не может быть более высокой оценки его труда, нежели воплощение его концептуальных положений в принимаемых законодателем решениях. Думаю, что именно в этой области Анатолий Александрович смог бы принести наибольшую пользу.

Мы подошли к завершающему этапу деятельности Собчака на посту Председателя Ленсовета. Но вначале несколько наблюдений, предшествовавших выдвижению Собчака на этот пост. Когда Собчак согласился баллотироваться в депутаты Ленсовета, стало ясно, что его прочат на пост его Председателя. В этот период у меня произошел любопытный обмен репликами с А. А. Щелкановым в буфете депутатского корпуса гостиницы «Москва». Встретились мы в очереди. После того как я ему представился, Щелканов мне сказал:

– Не понимаю Собчака: как он мог согласиться стать Председателем Ленсовета? Ведь это же безумие! Мне предлагали, но я отказался.

Думаю, что Щелканов здесь явно лукавил. Дело в том, что рейтинг Собчака по опросам общественного мнения был в Ленинграде в несколько раз выше, чем Щелканова (если я не ошибаюсь, чуть ли не в шесть раз). Поэтому конкуренции с Собчаком Щелканов явно не выдержал бы. Каково же было мое удивление, когда спустя некоторое время Щелканов согласился стать Председателем Ленгорисполкома, то есть выполнять при Собчаке роль толстовского холстомера! Думаю, что это еще большее безумие, чем согласие Собчака на пост Председателя. Но, видимо, никому еще не удалось измерить, в какой степени честолюбие движет поступками людей.

Вернемся, однако, к Собчаку. Вскоре после избрания Собчака депутатом Ленсовета, а возможно, и его Председателем (точно не помню), я встретил его в Комитете конституционного надзора, куда он пришел к С. С. Алексееву. Поздравив Собчака, я заметил:

– Теперь ваша основная задача состоит в том, чтобы подобрать себе работоспособную команду, а это при нынешнем составе Ленсовета будет далеко не просто.

У Собчака это вызвало неудовольствие, он сразу скривил физиономию (слишком хорошо за тридцать с лишним лет я его изучил!). Ну что же, без ложной скромности могу сказать, что я в данном случае как в воду глядел.

Собчак с самого начала допустил ошибку, взяв в качестве своего напарника Щелканова. В результате во главе города оказались два необычайно амбициозных, честолюбивых человека, ни один из которых не имеет необходимого опыта организаторской работы, не знает болевых точек города и чурается черновой работы. О Собчаке я могу сказать это с полной уверенностью. Впрочем, не исключаю, что в данном случае Собчак оказался заложником той части депутатского корпуса, которая условием избрания Собчака поставила его согласие на то, чтобы пост Председателя исполкома занял Щелканов. Не знаю! Любопытно, что уже после того, как эти заметки были написаны, я прочел в «Ленинградском рабочем» интервью с депутатом Е. Красницким, который по поводу взаимоотношений Собчака с частью депутатов Ленсовета высказал то же самое предположение.

Во всяком случае, хотя Собчак и представил Щелканова как своего единомышленника, никакого единомыслия не получилось. Одно дело – играть в политические игры, рвать чью-то шкуру (будь то Н. И. Рыжков или Е. К. Лигачев), будучи уверенным в своей безнаказанности, и совсем другое дело – делить реальную власть и к тому же отвечать за жизнеобеспечение города с пяти с половиной миллионным населением. Я уже не говорю о том, что сама идея разделения постов Председателя Ленсовета и Председателя Исполкома Ленсовета мертворожденна, приводит к путанице, бесконечным спорам о разграничении полномочий, к безответственности, а в конечном счете – к параличу власти. Но при существующем разграничении постов ясно, что на посту Председателя Исполкома Ленсовета должен быть крупный организатор и хозяйственник, попросту говоря, русский мужик, который не умеет очаровывать своими интервью экзальтированных дам, но тянет свой воз, думает, как накормить и обогреть город, обеспечить людей жильем, медикаментами, строить больницы. Кто это должен быть – Большаков, Хижа, Севенард, Ходырев или кто-то другой – судить не берусь, но во всяком случае это не должен быть ни Собчак, ни Щелканов, ни рафинированный вузовский политэконом Чубайс (кстати, как мне тогда казалось, симпатичный молодой человек).

Другая, пожалуй, еще более существенная ошибка Собчака на посту Председателя Ленсовета состоит в том, что он ухитрился восстановить против себя значительную часть депутатского корпуса. Конечно, не Собчак выбирал депутатов. Их избирали во многом обманутые избиратели. Качественный состав так называемого демократического Ленсовета оставляет желать много лучшего. Кстати сказать, у ряда из них, если судить по их поведению, по тем льготам и благам, которые они выбивают для себя и своих ближних, нет никаких оснований называть себя демократами. Достаточно сказать, что теперь и в Ленсовет нельзя пройти по паспорту, нужно, чтобы сверху «спустили» пропуск. Так что Собчак получил в составе депутатов далеко не лучший человеческий материал. В этих условиях его задача как руководителя состояла в том, чтобы пробудить в каждом депутате, будь то вчерашний бомж, аппаратчик или «демократ», его лучшие качества и поставить их на службу делу. К сожалению, он с этой задачей явно не справился. И здесь он пошел по пути выпячивания недостатков отдельных депутатов, их высмеивания, чем восстановил их против себя, а иных заставил и люто его ненавидеть. Эти его качества отмечали и его соратники по руководству Ленсоветом, в том числе и первый его заместитель Щербаков, который в одном из своих интервью, кажется «Рабочей трибуне», заметил, что Собчак обращается с депутатами, как со своими студентами. Должен, однако, сказать, что я не слышал, чтобы Собчак в бытность его преподавателем университета бестактно обходился со студентами.

Слабость Собчака как руководителя сказалась и в расстановке депутатов на ключевые посты в Ленсовете. Ну, разве можно было доверять пост Председателя Комиссии по продовольствию Марине Салье, которая в период, когда город должен был закладывать овощи на зиму, укатила в Соединенные Штаты?

Складывается впечатление, что то ли Собчак оказался заложником Ленсовета, то ли он настолько поглощен выполнением представительских функций, загранкомандировками, получением почетных дипломов, раздачей интервью и надиктовыванием страниц собственной жизни, что до такой «мелочи», как жизнеобеспечение ленинградцев, у него руки не доходят. По-видимому, он разделяет широко распространенное заблуждение, что рыночные рычаги, стоит их запустить, заработают автоматически и сами по себе выведут город и страну из того критического состояния, в котором они находятся. К сожалению, так не бывает. Пока рыночные рычаги привели к дальнейшему обнищанию граждан, безудержному росту инфляции, к тому, что с полок магазинов исчезли даже те товары, которые вчера были в избытке (например, соль). Разумеется, нельзя винить в этом одного Собчака, но то, что он внес свой «вклад» в разрушение старых структур без создания жизнеспособных ростков новых, несомненно.

Не принесла пока ощутимых плодов и идея создания в Ленинграде области свободной экономической зоны. Вообще, как мне кажется, эта идея находится в противоречии с поддержанием нормальных хозяйственных связей в масштабе всей страны, с тем, что ведущей тенденцией развития мирового хозяйства является интеграция, а не стремление к автаркии, то есть замкнутому хозяйству. К сожалению, многие, в том числе и Собчак, не понимают, что борьба с привилегиями – это всего-навсего ловля блох и что без оздоровления отношений в сфере производства совершенствование кредитно-финансового механизма (само по себе довольно сомнительное) ровным счетом ничего не даст. Элита должна быть во всяком обществе, без нее общество хиреет и гибнет, но только формироваться эта элита должна путем естественного отбора, а не в процессе митинговой демократии.

Собчак и другие деятели того же типа были вынесены на гребень волны популизмом, который, как я уже отмечал, сродни необольшевизму. Боюсь, что эти деятели не против того, чтобы под флагом борьбы с партократией мы вновь прошли тот путь, который был уготован нам с 1917 года.

Отсюда – расшатывание институтов союзной власти, подыгрывание сепаратистским тенденциям в республиках, мышиная возня вокруг заключения Союзного договора. К сожалению, эти деятели, возможно, и преисполненные самых добрых намерений, не понимают, что мы обречены на медленную мучительную эволюцию, альтернативы которой нет. Этим, помимо всего прочего, можно объяснить выход Собчака, Попова и других деятелей того же типа из партии, хотя не исключено, что решающими являются здесь чисто карьеристские мотивы.

Какие же наиболее характерные черты Собчака как человека и политического деятеля хотелось бы отметить?

Несомненно, что это даровитый человек, обладающий острым умом, способный улавливать настроения массы и играть на них. Это блестящий полемист, который может безапелляционно судить о сюжетах, о которых имеет довольно смутное представление. Это человек необычайно самолюбивый и честолюбивый, никогда не признающий своих ошибок. В известном смысле это политический наркоман, который превыше всего ставит упоение властью. В то же время это человек, не имеющий четкой долгосрочной программы, дилетант в политике, плохо разбирающийся в людях, падкий на лесть и угодничество, не умеющий и не желающий прислушиваться к чужому мнению и извлекать из него пользу в интересах дела.

Собчака можно сравнить с бенгальским огнем, который способен давать яркие вспышки. Но, к сожалению, у этого огня нельзя обогреться, да и пищу на нем приготовить нельзя.

Было бы любопытно сопоставить характеристику, которую один из лидеров кадетской партии, В. Д. Набоков, давал А. Ф. Керенскому, с качествами деятелей, вынесенных на гребень волны в период избирательной кампании 1988–1989 гг. и последующие годы. При этом я далек от мысли привязывать эту характеристику лишь к кому-то одному из них – по-видимому, она может быть отнесена ко многим. Любопытна и характеристика той социальной среды, которая взлелеяла Керенского и ему подобных (часто неожиданно для них самих). И здесь прослеживается много общего с днями нынешними. Вот выдержки из воспоминаний В. Д. Набокова, иногда даваемые в вольном пересказе, но точно передающие смысл соответствующих высказываний:

Трудно даже себе представить, как должна была отразиться на психике Керенского та головокружительная высота, на которую он был вознесен в первые недели и месяцы революции. В душе своей он все-таки не мог не сознавать, что все это преклонение, идолизация его – не что иное, как психоз толпы, что за ним, Керенским, нет таких заслуг и умственных или нравственных качеств, которые бы оправдывали такое истерически-восторженное отношение. Но несомненно, что с первых же дней душа его была «ушиблена» той ролью, которую история ему – случайному, маленькому человеку – навязала и в которой ему суждено было так бесславно и бесследно провалиться.

Может быть, слишком мягко сказано, что в «идолизации» Керенского проявился какой-то психоз русского общества. Ведь, в самом деле, нельзя же было не спросить себя, каков политический баланс того, в ком решили признать «героя революции», что имеется в его активе… Если он действительно был героем первых месяцев революции, то этим самым произнесен достаточно веский приговор этой революции.

Отмечая самолюбие Керенского, огромное и болезненное, а самомнение – такое же, Набоков приходит к выводу, что при таких качествах в нем, Керенском, очень прочно укоренились такие чувства к своим выдающимся политическим противникам, с которыми довольно мудрено было совместить стремление к искреннему и единодушному сотрудничеству. Bete noire в полном смысле слова был для Керенского Милюков, поскольку при всей болезненной гипертрофии своего самомнения Керенский не мог не сознавать, что между ним и Милюковым – дистанция огромного размера. В Милюкове не было никогда ни тени мелочности, тщеславия – вообще личные его чувства и отношения в ничтожнейшей степени отражались на его политическом поведении; оно ими никогда не определялось. Совсем наоборот у Керенского: он весь был соткан из личных импульсов.

С упомянутым сейчас болезненным тщеславием в Керенском соединялось еще одно неприятное свойство – актерство, любовь к позе и вместе с тем ко всякой пышности и помпе. Актерство его, свидетельствует Набоков, проявлялось даже в тесном кругу Временного Правительства, где, казалось бы, оно было особенно бесполезно и наивно, так как все друг друга хорошо знали и обмануть не могли.

Керенский органически не мог действовать прямо и смело, и при всем его самомнении и самолюбии у него не было той спокойной и непреклонной уверенности, которая свойственна действительно сильным людям (Наше наследие. 1990. V. C. 72–73).

К этой характеристике трудно что-либо добавить, она достаточно поучительна.

Означает ли это, что Собчак как политик бесперспективен, что ему в лучшем случае будет отведено время для написания мемуаров? Однозначно на этот вопрос ответить нельзя. Многое зависит здесь от объективного развития событий, не подвластных ни Собчаку, ни кому другому. Но многое здесь зависит и от него. Если он сумеет преодолеть свои отрицательные качества (а их у него предостаточно), переболеть «звездной болезнью», помнить, что он не только дирижер пока еще не слаженного оркестра, но и чернорабочий, то он завершит свою политическую карьеру, пользуясь признанием и уважением. Во всяком случае, я искренне этого ему желаю. Если же он окажется на это не способен, то его ждет незавидная судьба. Лично я советовал бы ему сосредоточиться на работе в Комитете по законодательству Верховного Совета СССР, где он под руководством такого умного и тактичного человека, как Ю. Х. Калмыков, смог бы принести несомненную пользу.

И все-таки у меня из головы не выходит симпатичный и в то время еще робкий юноша, который входил в наш дом вместе со своей невестой, а впоследствии и первой своей женой, который искренне плакал, когда мы хоронили Юрия Константиновича на Охтинском кладбище, и в котором было заложено от природы много хорошего.

Может быть, не его вина, а его беда в том, что многому из этого хорошего не суждено было развиться.

Так пусть же тому юноше, которого я знал, способствует удача! Впрочем, если перефразировать слова поэта, ведь тот, которого я знал, не существует.

Апрель – май 1991 г., Ленинград