Текст книги "Иван Калита"

ГЛАВА 9

Алим в это утро проснулся раньше обычного. Да и ночь прошла у него прескверно, потому что наступал день, когда надо было прощаться с парнями.

Какое-то время Алим пролежал с открытыми глазами. Потом встал босыми ногами на пол. Парни спали крепко. Андрей лежал на боку, лицом к стене. Митяй разбросал руки. Дед долго, с жалостью смотрел на них, потом зашлепал к выходу. День только занимался. Над восточной стеной леса показалась узкая розовая полоса. Похоже, солнце приоткрыло один глаз, рассматривая свои владения: не случилось ли чего там. Окружающий лес наполнялся гомоном птичьих хоров. Алим всегда любил эту лесную музыку. Но сегодня было не до нее.

Он спустился к реке, подошел к ладье. Зачем-то перевернул и проверил каждый законопаченный и залитый шов. Брака не нашел. Проверил и весла. Потом сел на нос ладьи и стал смотреть на реку. Вода была мутной, так же мутно было в его голове: «Уходят хорошие парни, – с жалостью подумал он, – один даже родственник». И тут же задал себе вопрос: хочет ли он в действительности так, бобылем, окончить свою жизнь? У него есть деньги, много. И вдруг что-то одернуло его и мелькнула довольно странная мысль: «Уж не думаешь ли ты, старик, составить им братчину?» Он поднялся. И тут в спину ему словно вогнали нож. Боль опоясала поясницу. Старик, потирая ее, рассмеялся: «Куды мне за молодыми, – от боли снова присел. – Нет, пусть выбирают свой путь без меня. Вот только Андрей. Допустим, вернется. А не схватит ли его Иван, да не вздернет на первом суку? Ведь напел, точно напел его дядька московскому князю. Кто за него заступится? Нет. Нет ему пока пути назад. А путь один: в Дикое поле». Ударив себя по ляжкам, он осторожно встал и поспешил к землянке.

Пока Алим предавался размышлениям, парни уже поднялись и собирались в путь. Мешок, который они должны были взять с собой, был весьма тощ.

– Нуть, – промолвил дед, – вы че не берете яды, как надобноть. Не дай-то бог, а вдруг татарва клятая, аль вои Явановы нагрянут. Ну, что делать-то будити?

Он потряс мешковиной.

– Надоть яды-то брать поболе. Вдруг путь проляжеть до Дикого поля. А?

Парни неловко пожали плечами.

– Тыть, – он посмотрел на Митяя, – ступай собаку покорми, да лодку подтяни повыше.

Когда они остались одни, Алим взмахом руки пригласил Андрея сесть рядом.

– Знашь, – произнес старец, – а ты стал мне вроди сына.

Глаза его заблестели. Андрей растерялся:

– Тогда я… могу остаться.

Алим посмотрел на парня. Что творилось у деда в голове, трудно сказать, только он в раздумье покачал головой.

– Нет. Митяя не бросай. Он те лучше брата. Да и че те со мной, стариком. Скука. Уж иди своей дорогой. Только тово… пока назад не надоть. Боюсь. Я те говорил, Яван – строгий князь. Не успешь и подумать, как веревку на шею оденуть.

Эти слова напомнили Андрею и дядькин крик: «Камень на шею и в прорубь!» От такого воспоминания его даже покоробило.

– Так, значит, дорога одна?

– Да. В Дикое поле. Я те говорил, тамо хорошо. Воля вольному. Правда, всяко будить. Мне приходилось обутки… варить. Больше жрать нече было. Вот так-тоть. Атамана слухай. Но и сам тово… поставь ся, чтоб не мыкали. Ты парень здоров, силенкой бог не обидел. Да и голова твоя светла. Бог даст, сам атаманом будешь.

Загремел сапогами Митяй и, войдя в землянку, ошарашил:

– Река-тоть подыматся. С чаво? – он стал говорить многие слова как Алим.

– В верхах-то дождить, вот и вода преть, – пояснил Алим, – ну, – и он рукой показал на стол, где стояла еда.

Парни удивились, когда дед выставил кубки и бочонок с жидкостью. Он зубами вытащил пробку и разлил содержимое. Медовуха была выдержана и легко ударила в голову. Наливая по второй, Алим сказал:

– Признаюсь, дети мои, – он заговорил на родном языке, – что мне очень жалко расставаться с вами. И хочу напомнить, что Дико поле любит сильных, смелых, верных. Не поддавайтесь искусителям и сладкоголосым. Они первые и предают. Не отталкивайте прямых и грубых. Они надежнее и вернее. Эх, скинуть бы мне лет пятьдесят, повел бы я вас знакомыми тропами, научил многим хитростям. Но… не судьба. Помните одно: жалости к врагу у казака нет. Но за друга он жизнь отдаст. Нет честнее казака. Одним словом, казацкой вам удачи!

Свой кубок Алим пил долго, старательно и вроде бы больше ничего не хотел говорить. Когда, наконец, кончил пить, подолом рубахи отер усы, бороду и проговорил:

– Лучше не свыкаться, коли приходится расставаться. Но знайте: это все, – он расставил руки и повернулся кругом, – ваше.

Затем вытащил хранившуюся на его груди вместе с крестом миниатюрную иконку.

– Ета иконка, – произнес он, глядя на нее, – из самого Русалима. Говорили, что ее держал в руках Сам, – и поднял вверх палец. – Она верно хранила меня. Дай-то бог, чтобы это было и с тобой. Береги ее пуще глаз своих, – и надел ее Андрею на шею. – Да храни тя Бог, – с этими словами он перекрестил его. – А те, Митяй, – он пошел в темный угол, вынес оттуда нательный крестик и надел его на Митяя, – ен тожесть оттудова и будить тя беречь. Да хранит и тя Бог, – и тоже перекрестил его.

Сборы закончены. Мешки набиты до отказу. Ничего не пожалел для них Алим. Даже отдал свои винцерады, добытые им на славных казачьих набегах. Дал и сабли дамасские, которые на лету платки шелковые режут, кинжалы абрекские, да кольчужки италийские. Легкие на теле и крепкие в бою. Деньгу предлагал, да не взяли парни.

– Сами добудем, – уверил его Митяй.

И вот они на берегу. Митяй готов был столкнуть лодку, да что-то останавливало его. Понимал, что не сказал чего-то главного старец. И тот заговорил:

– Идите осторожно. И зверя бойтесь. Ломага щас голоден. Всяко могет быть. Да и людев опасайтесь. Особливо княжеских. Яван-то дюже зол на вольный люд. Сказывали, воев своих посылат, – и повернулся на восток, – Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй их, – трижды перекрестился и поклонился, потом продолжал: – Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

После слов молитвы он подошел к каждому, перекрестил еще раз и промолвил:

– С Богом!

Митяй толкнул лодку в воду, а Андрей свистнул Дружбану, и они все успели в нее запрыгнуть, прежде чем та отплыла от берега. И гребя, они не спускали глаз со старика. Когда нос лодки уткнулся в противоположный берег, парни выскочили и вытащили ее подальше от воды. Махнув на прощание Алиму, они с мешками за плечами полезли наверх. Еще раз помахав уже сверху, они с трепетом в сердце шагнули в новую жизнь.

Ночь застала их в лесу. И тут сердце Андрея сжалось. Сколько раз ему довелось ночевать одному, на морозе, подчас с пустым желудком. Но видя рядом жизнерадостного Митяя, который умело сооружал костер, он успокоился. Ночь прошла без приключений, и наутро по подмороженному за ночь снегу шли они ходко.

– Скоро будем дома! – проговорил Митяй, глядя на приметы, одному ему известные. – Антересно, как они нас встретют, – рассуждал он, – батька, тот обрадуется. А как Хист? Подит-ка, ворчать будить: долго, мол, были.

– Поворчит, да успокоится, – каким-то безразличным голосом проговорил Андрей.

– Ага! Ты его плохо знашь. Еще плетью огрет.

– Пусть попробует! – не без злости ответил Андрей.

Митяй удивленно посмотрел на него:

– Он-то ведь… ваттаман. Да и шубу свою те дал, не пожалел.

Андрей поправил мешок за плечами, потом буркнул:

– Шубу я ему отдам. А бить себя не позволю. Ну, что мы? – Андрей вдруг замолчал.

– Ты че? – спросил Митяй, глядя на друга.

– Смотри, что там? – и показал вперед.

Митяй глянул и присел:

– Так то… человек!

Они сбросили мешки и побежали вперед. Это был полузанесенный снегом труп, лежавший лицом вниз. От шеи, порубанная вместе с одеждой, зияла огромная рана. Чтобы его узнать, пришлось перевернуть. Митяй ахнул:

– Да это ж Федька с Торжка. Кто его так?

Митяй посмотрел на Андрея. Тот пожал плечами.

– Почему его тут оставили? – как бы спрашивая себя, тихо произнес Андрей.

Страшная мысль промелькнула в голове Митяя.

– Андрюха! – воскликнул он. – Пошлить скорее!

Через несколько шагов они увидели еще несколько порубанных человек. Все они почему-то лежали к ним головами.

– Митяй, – крикнул Андрей, – они же от кого-то убегали!

Место напоминало поле битвы.

– По всей видимости, они старались убежать дальше в лес, но их кто-то догнал, – предположил Андрей.

– Кто? – спросил Митяй.

– Уж не княжеские ли вои? – высказал догадку Андрей.

Потом она подтвердилась. У схрона они увидели несколько убитых дружинников. Видать, атаман организовал оборону. Но силы были неравны. Обходя убитых, отца и Хиста они не нашли. Митяй расстроился:

– Повязали батяну. Надоть итить на выручку.

– Куда же мы пойдем? – Андрей взял друга за плечи и тряхнул его.

Тот поднял голову. По его щекам текли слезы.

– Не знамо, – слезливым голосом ответил Митяй.

– А может, они с атаманом вырвались? – сделал спасительную догадку Андрей.

– Ты думашь так?! – обрадованно спросил Митяй.

– А что, все может быть. Твой батька – здоровый мужик, – Андрей его не знал, а говорил наугад, чтобы как-то успокоить Митяя, – поди, разбросал их, да и удрал в лес. А там ищи. Да и Хиста нет. Он тоже не промах.

– Ты, Андрюха, прав. Батька у меня здоров. Может, верно, ушел.

– Конечно! – убедительно произнес Андрей.

– Что делать-то будем? – спросил Митяй.

– Что делать? Не бросим же мы их так.

Два дня им потребовалось, чтобы предать земле тела погибших. Когда закончили эту горестную работу, перекрестились и, сказав: «Да будет земля им пухом!», взвалили мешки на взмокшие спины и двинулись на юг. Андрей зашагал торопливо, широко выбрасывая ноги. Ему поскорее хотелось уйти от этого страшного места. Да и мысль о том, что княжеские вои могут вернуться, подгоняла его. Митяй, ниже его почти на голову, с трудом поспевал за ним. Но это не мешало ему говорить.

– Кудыть ты гонишь? – возмутился Митяй.

– Кудыть, кудыть, – передразнил он друга, – ты не думаешь, что здесь шныряют эти вои?

Митяй вытер рукавом испарину со лба, потом ответил:

– Че им тута делать? Побили да пошли к се. – А че нам делать? – он почесал затылок, глядя на Андрея.

– Как сказал Алим, скорее уходить в Дико поле. Да так, чтоб им нечаянно не попастись!

– Гущей надоть идтить, – как бы подсказал Митяй.

– Ты, Митяй, прав, – Андрей подбросил мешок и двинулся дальше.

Идти такими местами было тяжко. Порой встречались такие непроходимые заросли, что только с помощью топора они могли пробиться вперед. Порой мешало и зверье. Вот с такими трудностями парни пробивались к Дикому полю. О том, что оно уже близко, они могли судить по тому, что леса редели, часто попадались поляны. И все же оно открылось внезапно. Однажды, выйдя из леса, Андрей увидел, что вид, к которому он привык: леса, поляны – вдруг исчез. Перед ним простиралось бескрайнее поле. Андрей просто остолбенел. Ему показалось, что стало легче дышать. Это видение поразило его. Молодая, набирающая силу трава изумрудом покрывала землю. Малейшее колебание ветра одевало ее в серебряный наряд. Очищенное от зимней наледи солнце совсем по-другому смотрелось на ясном голубом небе. Оно посылало на землю ласковые, зовущие к жизни лучи. Они-то и подняли в воздух жаворонка, который, покоренный этой лаской, изливал свою радость чарующей мелодией. Где-то кричал перепел. Трещали кузнечики, перелетая с места на место. В беспорядке проносились куропатки. Жизнь кипела!

Андрей сбросил с плеч мешок, разделся. Оставшись, в чем мать родила, потянулся, подставляя солнцу тело.

– Хорошо! – воскликнул он и рухнул на теплую землю.

Через какое-то время появился Митяй.

– Ложись, – Андрей показал место рядом.

Митяй ухмыльнулся, однако начал раздеваться. Дойдя до подштанников, задумался: снимать или нет. Решил остаться в них.

– Скажи, Митяй, это, что ли, Дико поле?

Митяй зачем-то приподнялся, осмотрелся окрест.

– Вроде оно.

– А почему его зовут Дико поле?

Митяй задумался. Почесал макушку:

– А кто его знаить? Може, что власти тута нетути. Вот и зовут так: дико ведь без власти.

Андрей, глядя в голубизну неба, проговорил:

– Я бы назвал его Раздольным полем. Смотри, сколько тут простора, свободы. Никуда я отседа не пойду. Буду вот так лежать и смотреть в небо. Смотри, – он сорванным стебельком показал в небо, – как интересно плывут там облака и не падают на землю.

Митяй вздохнул:

– А че об ентом думать, это так Бог создал, вот и все.

– Эх! Дал бы нам Бог крылья, ты куда бы полетел?

– Батяню искать. А ты?

– А я не знаю. Тут бы остался. Летал бы над полем да любовался.

Внезапно Митяй рассмеялся:

– Татарин бы тя сбил!

– А что, тут есть татары? – Андрей приподнял голову.

– Где их нетути? Тута их как муравьев в куче.

– Че ты молчал? – Андрей сел. – Надо своих искать. Аль к чужим прибиваться. К казакам. А то мы тут с тобой быстро к ним попадем. Ты знаешь, куда идти?

Митяй сел и закрутил головой, часто поглядывая на солнце.

– Щас, наверное, обед? – спросил он.

– Ты че, жрать захотел? – Андрей оперся на локоть.

– Да не. Еслив обед, то иттить надоть туды, – и он махнул рукой на юго-запад.

– Ну, так пошли, – Андрей поднялся и поспешил одеться.

Когда они загрузились, он вспомнил о Дружбане и громко его позвал. Но собака не прибежала.

– Найдет, – махнул он рукой. – Не впервой.

Они, скорее всего, в этот день и дошли бы, если бы не случай. Шагая, Андрей вдруг остановился.

– Тыть че? – спросил Митяй.

– Слушай! – ответил Андрей.

Митяй прислушался. И они оба услышали ржание. А вскоре из ложка показался табун оседланных лошадей. И шли они, похоже, на них. Когда, побросав мешки, парни подскочили к ним, они не испугались, а стали как-то радостно ржать.

– Выбирай, – сказал Митяй, подбегая к вороному жеребцу.

Андрей выбрал себе буланого. Он хоть и косил на него иссиня-черным глазом, но довольно спокойно позволил взять себя за узду.

– Откуда они здесь? – спросил Андрей у Митяя.

Тот со знанием дела, с какой-то затаенной радостью поведал ему:

– Казаки прознали, что татарва на них нападеть, вота и выгнали коняк в поле, а сами залезли в воду и стали чрез камышок дышать. Ищить их. А татарва воды боитса.

– Ну что, поехали? – произнес Андрей.

Они оседлали коней и тронулись в путь. Лошадиный табун, как по команде, последовал за ними, чем вызвал удивление у Андрея. Оглянувшись, он воскликнул:

– Ишь, какие умные твари! Соскучились по хозяевам, любому человеку рады.

Митяй уточнил:

– За татарином бы не пошли ни в жисть.

– Почему? – удивился Андрей.

– А те по-другому пахнуть, – ответил, а сам рассмеялся.

– А как они пахнут? – Андрей посмотрел на Митяя.

– Да ять, че, нухал тать, так людить сказывають.

– Слушай, Митяй, что ты все «ять» да «тать»…

Он не договорил. По ушам резанул какой-то непонятный гул. Он нарастал и впереди, и позади. Парни переглянулись. Митяй приподнялся на стременах, закрутил головой. И вдруг завопил, показывая вперед рукой:

– Татары!

Андрей оглянулся назад и увидел, как с гребня холма спускается отряд.

– Кольцують! – воскликнул Митяй.

Лицо его побелело.

– Чиво делать будем? – почти плачущим голосом обратился он к другу.

Андрей остановил коня. Быстро созрело решение.

– За мной! – крикнул он, поворачивая лошадь назад.

Митяй, ничего не понимая, последовал за ним. Они обскакали табун, и Андрей, заехав с тыла, завопил:

– Гони!

Поснимав ремни, они усиленно ими заработали. Табун набирал скорость. А парни все гнали и гнали его. Лошади пошли во весь опор. Татарский отряд, преследовавший их сзади, начал отставать. Татары же, скакавшие им навстречу, стали сдерживать коней, поняв, что обезумевшие от гонки лошади могут их смять. Если передним рядам удалось увернуться от удара, то задние ряды, не видевшие опасности, были смяты.

Парням прорыв удался. Теперь все зависело от выносливости их коней. Им повезло и тут. Животные оказались выносливее хваленых татарских лошадок. Они оторвались от преследователей. Но страх гнал парней все дальше и дальше, пока кони не стали спотыкаться. Андрей остановил взмыленную лошадь, за ним последовал и Митяй. Они спрыгнули на землю.

– Кажись, оторвались, – произнес Митяй, на последнем слове прикусывая язык.

Оба рассмеялись. Уход от опасности поднял настроение. Митяй, правда, посетовал на то, что во время этой скачки растеряли табун.

– Зато жизни свои спасли, – заметил его друг.

Митяй согласился.

Андрей поцеловал морду коню и, сняв уздечку, хлопнул по крупу, приговаривая:

– Иди, мой хороший, пощипи травку.

– Ты… ты передние ноги ему… спутай.

– Ты прав, надо стреножить.

Отправив коней пастись, они достали из мешка еду. Посмотрев на вяленое мясо, Андрей уныло промолвил:

– Каши хочу.

Митяй, деловито нарезая куски, заметил:

– Вот станешь казаком, вдоволь ее наешься.

– А ты-то казак или нет? – выбирая себе кусочек мяса, спросил Андрей.

– Казак тоть! – оба рассмеялись.

– И давно? – прожевав, спросил Андрей.

– Дак, щитай, года три наберется.

– О! – восхитился друг. – А что ты там делал?

– Да все. И коней пас, и рыбу ловил, и кашевару помогал тоть. Тьфу…

– В какие-нибудь походы, ну… на татар ходил? – прожевывая мясо, спросил Андрей.

– Ходил. И на купцов ходил. На Итиль!

– Во как! – с удивлением воскликнул Андрей. – А как вы там, – он кивнул назад, – оказались?

Митяй понял, что тот хотел спросить.

– Да Хист сманил. Сказывал, мол, быстро деньгу сшибете. Богаче боярина станете.

– Не вышло?

– Не вышло! Князь своих воев купцам стал давать.

Наевшись, Андрей, больше ни о чем не расспрашивая друга, расстелил зипун и посмотрел на небо. Солнце склонялось к закату. Он был розовый, и Андрей заметил:

– Хорошая завтра будет погода.

Митяй, сунув в мешок остатки еды, прилег рядом с ним. Сладко зевнув, сказал:

– Я сосну, ты… посторожи. Потом буди меня.

Андрей лежал, закинув руки под голову, и смотрел в темнеющее небо. Ему было интересно его рассматривать. На востоке уже темно, прямо над ним небо незаметно теряло голубую прелесть. И только на западе узкой полосой оставалась синева. Да и сама степь, если послушать, тоже вроде укладывалась спать. Смолк птичий гомон. Только отдельные особи еще перекликались меж собой. Замолк и травяной шелест. Незаметно и к Андрею подбирался сон. Он даже вздремнул на мгновение. Поняв это, осудил себя и взглянул на Митяя. Тот спал, сладко посапывая. Андрей потряс головой, словно прогоняя остатки сна, потер уши. Но, почувствовав, что этого мало, поднялся. Солнце почти скрылось, оставив исчезающую полоску света. Степь наполнялась темнотой. Похолодало. Андрей немного встряхнулся и пошел к лошадям.

Наконец, набродившись вдоволь, он решил будить Митяя. Сделать это было не очень-то легко. Но, все же осознав, что от него требуют, тот поднялся, сделал несколько энергичных движений руками, согреваясь.

– Ложись, – с завистью в голосе сказал Митяй, набрасывая на плечи зипун.

Какое-то время он справлялся со сном. То сбрасывал зипун, считая, что от тепла тянет на сон, то вновь его надевал. Прыгал, скакал, бил себя по лицу. Но сон, предатель, все же овладел им.

Андрей сквозь сон почувствовал, что кто-то заворачивает ему руки. Вначале мелькнула мысль, что это Митяй шутит. Но чужой говор сразу поставил все на место. Он неожиданно так махнул нападавших, что те разлетелись в разные стороны. Вскочив, Андрей схватил саблю и бросился спасать Митяя, которого уже вязали.

Раскидав татар, он освободил друга, и они попытались скрыться. Но один из татар ловко бросил аркан, и тот сдавил горло Андрею. Парень машинально схватился за петлю, но другой татарин чем-то грохнул его по голове. Все поплыло перед глазами, и Андрей оказался на весенней нежной траве. Он смутно ощущал, что с ним делают. А мысль была об одном: «Что с Митяем?» Того тоже повязали.

ГЛАВА 10

Донской атаман Семен Еремеев по кличке Еремей вернулся с похода на Итиль. Еремей – мужик лет за сорок, выше среднего роста, жилист, из-под нависших косматых бровей смотрели внимательные серые глаза. Рыжеватые усы свисали ниже подбородка. Лицо все в шрамах. По нему, как по книге, можно было прочитать о бурной жизни атамана. Шрамы сделали выражение лица не только суровым, но и грозным. Стоило ему только взглянуть на какого-нибудь забуянившего казака, как того словно обливали ушатом ледяной воды, тотчас успокаивался.

Сейчас он один в землянке сидел за столом, положив на него кулачищи. Перед ним жалкая башловка: несколько десятков золотых монет, раскатившихся по столу, кучка жемчуга, золотой пояс с канторгами, пара бизилик да жарьолка. В углу – куча меха, разные шубы. А вид у него такой, словно собирается кого-то одарить, да выбор мал.

Не о такой добыче говорил московский купец Василий Коверя. Он вел торговлю с Доном. Покупал у них зимой мясо, рыбу, меха. Им продавал оружие и одежду. А иногда и шептал на ухо о своих соперниках. Посылая казаков за добычей, Еремей всегда наказывал, чтобы Коверю не трогали, попадись он на их пути. Так для виду его шерстить, но по-настоящему ни-ни. Они знали, если что Батька прознает, голову снимет. А атамана гложет одна мысль: неужели его обманул Васька или Хист? И он еще раз решил допросить казака.

Хисту, когда на его лесной схрон неожиданно напали княжьи вои, удалось улизнуть с несколькими казаками. И он вернулся на Дон. Еремей знал хитрость, ловкость Хиста. Но недолюбливал за его погоню к самостоятельности. И все же атаман поручил ему возглавить поход по наводке купца, ибо других, равных ему, он не видел.

– Эй, – крикнул он дежурившему за дверью молодому казаку. – Покличь ко мне Хиста. Да живо! – грозным голосом приказал он.

Хист вошел к нему, не чувствуя за собой вины. Не доходя до стола, остановился:

– Тебе че, атаман?

– Сидай, – он ногой подтолкнул к нему сиделец.

Взглянув на суровое лицо Еремея, с Хиста сдуло его самоуверенность как ветром.

– А щеле наврал купсина, я его сделаю валухом, – проговорил атаман.

Хист понял, чего от него хочет Еремей. Живо взглянув на него, Хист сказал:

– Не купес, думаю, псотил дело. Дюже умен князь московский. Дружину свою стал посылать, купцов охранять. Те нагло на нас навалились, когда мы на валки напали.

Еремей дернул ус.

– Что же получается: Московия объявила нам войну? – спросил он у Хиста.

– Думаю, с Доном он не хочет воевать. Но купцов защищать будет, – ответил тот.

Брови атамана сошлись на переносице.

– Ты потерял много казаков, – буркнул атаман, отгребая от себя башловку.

Хисту показалось, что атаман недоволен своей долей.

– Атаман, – Хист было поднялся, голос его звучал возмущенно.

Но его осадил Еремей:

– Сиди! Если надо будет, на кругу встанешь.

От этих слов по спине Хиста пробежали мурашки. Он знал, что такое стоять на кругу. Достаточно одному крикнуть: «Да че его слухать! Смерть ему!», и круг может быстро приговорить ответчика.

Тон Хиста сменился на извинительный, покаянный.

– Не повезло нам, – он исподлобья посмотрел на атамана. – Не успели отбиться от дружины, тут как тут царевич Чанибек со своими людьми. Еле ноги унесли!

Еремей, упершись в стол глазами, внимательно слушал Хиста, вникая в каждое сказанное им слово. Тот понял, что последнее надо пояснить.

– Я что… разделил своих казаков, чтоб каждый спасался как мог. Боле половины уже вернулись.

Видать, не найдя ничего такого, за что можно было зацепиться, атаман устало махнул рукой:

– Ступай!

В душе Еремей признавал, что Хист в общем-то прав, но решил дождаться Коверя, что тот скажет. Скорее всего, московских купцов он оставит в покое. Другие есть. Следующая его думка была о наказном атамане. Казачество разрасталось, люди, гонимые разными напастями, шли со всех сторон. Нужен был помощник. Приглядываясь ко многим, он остановил взор на Хисте. Стал к нему приглядываться. Но тот, не сказав ни слова, куда-то исчез, как в воду канул. Вернулся побитым псом. Но опять быстро поднялся в глазах казачества. Дар в землю не зароешь. Ошибиться может каждый. И атаман мысленно возвращался к нему. Но вот этот неудачный поход. Хоть Хист и все поведал, но чем-то он ему не нравился. Душа не принимала этого человека. И он решил искать себе помощника среди других казаков.

Андрей очнулся с тяжелой болью в голове. Было темно. Сильно ныл затылок, а все тело задеревенело. Он не чувствовал ни рук, ни ног. В сознании медленно прояснялась картина нападения на него. Он вспомнил, как бросился на помощь другу. Но потом в голове наступила темнота, провал памяти.

Поворочавшись, Андрей понял, что связан по рукам и ногам: «Плен! – пронеслось в голове. – Что делать?»

Но тут же дал себе ответ: «А что могу сделать?»

Андрей старался собраться с мыслями. Первое, что он решил, это узнать – здесь или нет Митяй, и тихо позвал его. Никто не откликнулся. Вот тут-то на него навалилось отчаяние: Митяй погиб, а он… тоже приговорен. Он попытался освободиться, но связали его крепко. И у него вырвалось: «Господи, помоги!»

– Кто здесь? – раздался чей-то голос.

Он напугал Андрея, наверное, сильнее, чем ощущение плена.

Но голос повторил вопрос. Андрей подтвердил:

– Я!

– Андрей, ты? – услышал он в ответ.

Парень даже встрепенулся – он узнал голос Митяя.

– Митяй! – радостно воскликнул Андрей.

– Андрей!

– Ты где? – спросил Андрей, поняв, что задал глупый вопрос.

– Здесь!

И тут у Андрея шевельнулась одна мыслишка.

– Митяй, – окликнул он, – ты зови, зови меня.

Тот стал повторять его имя, а Андрей, напрягая всего себя, покатил к нему. Вскоре они столкнулись. Андрей попал головой на его ноги, по ним он определил, что тот лежит на спине.

– Перевернись на бок, чтобы твои руки были на моей стороне, – прошептал Андрей.

Митяй с трудом выполнил его просьбу. И Андрей принялся грызть веревку на его руках.

– Бесполезно, – прошептал Митяй, – они у них волосяные, крепкие, как железо.

Андрей не слушал его. Молодые зубы, отрывая волокно за волокном, перегрызали ее. Сколько ушло времени, трудно сказать. Но ему удалось ее перегрызть, и руки Митяя стали свободны. Надо было потратить еще время, чтобы их оживить. Наконец, заработали пальцы. Он распутал себя и принялся за Андрея. Вскоре оба были свободны. Хоть и царила полная темнота, но они поняли, что находятся в каком-то помещении. Когда добрались до стены, Митяй определил, что это шатер.

Они нашли выход и осторожно откинули полог. На дворе была глухая ночь. Тучи заволокли небо так, что звезд не было видно. Насколько могли рассмотреть, поблизости их шатра стражи не было. Наверное, те решили, что крепко связанные пленники никуда не денутся.

– Уходим скорее, – прошептал Митяй.

– Подожди, вон еще шатер, там может быть оружие. Бери веревки, и поползли.

Когда до шатра осталось совсем немного, они наткнулись на человека. Он спал, вытянув ноги и склонив голову чуть не до колен. На них лежала сабля. Андрей толкнул Митяя и шепнул, чтобы тот, находясь ближе к стражнику, взял ее и убил татарина. Митяй легко это сделал. Они поползли дальше и наткнулись на вход, у которого была охрана, и довольно многочисленная. Связываться с ней было небезопасно.

– Зайдем с тыла, – сказал Андрей, забирая из рук Митяя саблю.

Сделав разрез, они вползли внутрь шатра.

Он был освещен сальником и давал свет, позволявший рассмотреть, что было внутри. В центре на шкурах спал человек. Он лежал к ним спиной и рассмотреть его было невозможно. Но зато они увидели свое оружие. Видать, оно понравилось спящему, и он положил его недалеко от себя. Подойдя на цыпочках, парни забрали сабли.

Андрей толкнул Митяя и руками показал, что надо ударить спящего и утащить с собой. Но тот пугливо замахал руками. Тогда Андрей, подняв с пола какую-то тряпку, рукоятью сабли ударил по голове и навалился на него. Разжав ему рот, запихал тряпицу и, обмотав тело шкурой, забрал у Митяя веревку и обвязал ей татарина. Парни вытащили его через прорез, а дальше покатили по траве, удаляясь от этого места. Когда татарина откатили на изрядное расстояние, они подняли его и понесли дальше. Небо и тут не оставило их. Они наткнулись на лошадей, среди которых оказались и их кони. Отведя коней на расстояние, чтобы топотом не разбудить спящую от арзы стражу, Митяй сел на коня, а Андрей, подняв пленника, взгромоздил его на спину митяева коня.

Они долго скакали, но, поняв, что их никто не преследует, перешли «бежать на конь». Ехали молча, точно боясь, что их может услышать вражина.

– Кажись, подъезжаем! – нарушил тишину Митяй.

Андрей посмотрел вперед и увидел темную полосу леса.

– Вроде за ентим лесом болото, а за ним наш град. Иль, как по-казацки, кош.

Митяй не ошибся. Миновав лес, они уперлись в болото. Митяй быстро нашел проход, и они друг за другом поехали по нему. На болоте густо росли чахлые деревья, и они загораживали переднюю панораму.

Перед ними предстал частокол, вокруг которого была вырыта канава, заполненная водой. Ворота были открыты и не охранялись. Они попали на дорогу, которая вела к центру. Вскоре парни подъехали к небольшой деревянной церкви и каким-то полууглубленным строениям. Показав на одно из них, Митяй сказал:

– Кабак, а ето, – он широко развел рукой по площади, – майдан.

Андрей не понял и посмотрел на друга.

– Здесь казаки собираются, – пояснил он.

С Дона, протекавшего в версте от города, поднимался клочками туман, стелясь по земле дымчатым покровом. Редкие прохожие, завидя чужаков, встречали их неприветливыми взглядами, изучающе глядя им вслед. Встретив несколько таких человек, Андрей поинтересовался:

– Митяй, а что они такие недовольные?

– Чужой. Вот когда станешь своим, сердца их откроются.

– Во как! – удивился Андрей, – А впрочем, это правильно.

Первым знакомым, кого они встретили, был Хист. Митяй обрадованно бросился к нему. Но тот сухо встретил его. Вчерашний разговор с атаманом был еще не забыт.

– Где батяня-то? – первое, что спросил он у бывшего атамана, не обращая внимания на его холодность.

– Иама, в курени, – и показал рукой в сторону леса.

– Жив! Жив батяня, – подбегая к Андрею, прокричал Митяй, – давай скорее туды!

То, что высокопарно именовалось куренью или избой, было обыкновенной землянкой. Стены из ивняка плетеные, обмазанные глиной. Крыша покрывалась конскими шкурами. У входа – плетеная и обмазанная глиной печь. Напротив – посудный поставец. Далее, справа и слева, помосты для спанья на несколько десятков человек. Лежанки были застланы шкурами. Ими же и укрывались. Если строения захватывали татары, казаки говорили, что не жалко, брать там нечего, а новое построить недолго. Все у них было общее. Никто ничего друг от друга не прятал.

Отца он застал еще спящим. Рядом с ним сидел пожилой казак и чинил сапог. Когда Митяй хотел разбудить отца, казак встал и загородил собой спящего:

– Не буди! Он всю ночь колобашки пек, – сказал он.

– Так это мой батяня. Мы с ним давно не виделись.

– Сын? – спросил казак и вопросительно посмотрел на Андрея. – Другое дело! Я щас еще светец зажгу!