Текст книги "Иван Калита"

– Я попрошу вас сесть со мной рядом. Мне страшно.

Он подошел. По его походке она поняла, какое чувство скромности ему приходится преодолевать в себе, чтобы выполнить ее просьбу. И она поймала себя на том, что он нравится ей.

Андрей сел невдалеке от нее. Она повернулась к нему и улыбнулась. Но он не мог видеть ее улыбки, ибо его голова была наклонена вниз, а глаза смотрели в землю.

– Скажите, – нежным голосом спросила она, – вы зачем так поступили?

Он повернул лицо, на нем она прочитала искреннее удивление и непонимание вопроса. Пожав плечами, он ответил:

– Спасти вас.

– Только спасти?

Он не понимал ее.

– Конечно! А для чего еще?

Ему показалась, что от его вопроса она застеснялась. Быстро темнело, к тому же начал накрапывать дождь.

– Будем укладываться. Сегодня при всем желании мы дальше не поедем, – сказал парень, поднялся и стал искать для нее удобное место. Он нашел его под молодой, но довольно густой елью. Нарубив еловых веток, сделал постель.

Усиливавшийся дождь принес и похолодание. Парень сходил за винцерадом. Это была незаменимая одежда: теплая и непромокаемая. Он укрыл незнакомку с ног до головы, а сам, чтобы ей не было страшно, примостился невдалеке под кудрявой березкой. Холодный дождь скоро промочил парня до нитки. Его трясло от холода. Но он сидел, не шевелясь, чтобы ее не потревожить. Она услышала, как его бьет дрожь и как он цокает зубами.

Как она вначале опасалась его! Но только сейчас поняла, что парень никогда не приблизится к ней. И она решилась… От этого ей вдруг стало легко на душе, она почувствовала себя счастливой.

– Послушайте, – тихо сказала женщина, – вы же замерзли. Идите ко мне. Это же ваш плащ. Я не могу им одна пользоваться.

Но он молчал. Тогда она поднялась и подошла к нему. Взяв его за руку, сказала:

– Пойдемте!

Он неохотно протянул ей руку.

Хотя плащ был огромен, но, чтобы не замочить бока, надо было лежать, плотно прижавшись друг к другу. Впервые вот так, рядом, он ощутил женщину. В нем что-то перевернулось и непреодолимо захотелось к ней прижаться. И он почувствовал, что и с ее стороны происходит подобное. Она больше не стала сопротивляться своему порыву, и ее губы впились в его. Она вдруг почувствовала непреодолимое желание обладать им. Не выдержал и он.

Когда они проснулись утром, счастливые, у них было желание больше не расставаться. И все же княгиня одумалась.

– Я не спрашиваю твоего имени, и ты не спрашивай моего. Я полюбила тебя, и мне даже страшно подумать, что мы должны расстаться. Но… мы должны. Пусть наша любовь сохранится в наших сердцах.

Он молча смотрел на нее. Его глаза пожирали ту, которая ночью принадлежала ему.

– Что же ты молчишь? – спросила она, заглядывая в его глаза.

В них стояли слезы. Она бросилась ему на шею и зарыдала.

Внезапно послышались чьи-то громкие тревожные голоса:

– Да не стоит дальше идти. Не могла она туда забрести!

Говоривший был недалеко. Парень почувствовал, как женщина вся напряглась. Он понял, что ищут ее, и ожидал, что она откликнется. Но она молчала.

– Что же мы скажем князю? – спросил другой голос.

– Не знаю. Знаю только: не миновать нам беды.

Голоса были тревожные. Невольно стало жалко этих людей, и она поняла, что ей надо идти.

Дождавшись, когда стихли их шаги, она поднялась. Ничего не объясняя, сказала:

– Я пойду.

– Я провожу.

Они шли молча, словно боясь выговорить самое сокровенное. Лес редел, и впереди они увидели полянку, посреди которой росла березка со сломанной верхушкой.

– Дальше я пойду одна, – произнесла она печально.

Он придержал ее за руку. Они поцеловались. Поправив волосы и одежду, она, не оглядываясь, пошла к березке. Парень видел, как со всех сторон к ней бежали счастливые люди. Первым подбежал воевода:

– Княгиня, куда же вы запропастились? Мы сбились с ног в поисках вас, – выпалил он, не веря своему счастью.

– Я заблудилась. И попрошу тебя, воевода, никому ни слова. Я не хочу, чтобы мой муж расстроился и в следующий раз со всякими оговорками не позволил мне его провожать.

– Княгиня, – воевода упал на колени и, взяв ее руки, прижал к сердцу, – вы богиня. Я – ваш вечный раб.

– Карета-то починена? – спросила она, высвобождая руки.

Ей не хотелось, чтобы до них дотрагивался кто-то другой. Она еще ощущала его поцелуй.

– Еще вчера, – поднимаясь и отряхивая колени, проговорил он.

– Тогда поехали.

После расставания со столь странной незнакомкой Андрей вдруг почувствовал себя опустошенным. Ему казалось, что кто-то вынул из его груди стержень, который вел его по жизни.

И его охватило полное безразличие. Ему не хотелось ни есть, ни пить. Он не слышал, как к нему подошел его гнедой. И только тогда, когда тот, мотая головой, загремел уздой, Андрей на него посмотрел и поднялся. Не очень уверенно вставил в стремя ногу. Только со второго подскока вскочил в седло. И сказав: «Но», бросил узду. Куда шел конь, ему было безразлично.

И все же молодой организм победил. Он почувствовал голод. Причем сильный. Парень вспомнил, что был со вчерашнего дня голодным, отдав скудный свой паек этой незнакомке. Стоило ему вспомнить об этом, как хандра вновь навалилась на него. Но, к счастью, ненадолго. Желудок подавал беспокойные сигналы. А тут… на тебе… заяц. Он и стал его добычей.

Когда пошел дух жареного мяса, он заставил на какое-то время забыть обо всем. Андрей с аппетитом прикончил свою добычу и неожиданно почувствовал, что жизнь продолжается. Держа руку на седле, он сказал себе:

– Что было, то прошло, а будет то, что Бог даст. Вперед, Андрей.

На другой день под вечер он уже был на стоянке. Каково же было разочарование друзей, которые ждали его с хлебом. Когда они допытывали его, в чем дело, он только горько произнес:

– Да! – и махнул рукой.

Ребята поняли, что произошло что-то из ряда вон выходящее, и не стали его донимать.

– Ниче, потерпим, – сказали они, – сейчас очередь Димки. Пусть только попробует не привезти.

Звонкий голос молодого казачка позвал всех вечерить.

Отужинав, Андрей тут же завалился спать.

Но среди ночи вдруг раздались крики, кто-то растормошил Андрея, сообщив ему грозную весть:

– Татары!

Андрей вскочил как ужаленный.

– Где?

– Тама!

Они вбежали на ближайший курган. С него отчетливо было видно, что солидный отряд быстро двигался на них.

– Что будем делать? – спросили подоспевшие казаки, испуганно глядя в сторону отряда.

Из головы Андрея мгновенно вылетели все иллюзии прошедших дней. Мысль заработала ясно и четко:

– Вражина разворачивается в лаву. Хочет нас охватить и с боков. Значит, они знают, где мы и каковы наши силы. Нам против них не устоять. Они сотрут нас, как табун стирает попавших под копыта мышей. Выход один: все разбегаемся кто куда может. Собираемся здесь! – он топнул ногой.

– А коней заберут? – плаксиво сказал кто-то из ребят.

– Мы их вернем, – крикнул Андрей, сбегая с кургана.

Пастуший отряд мгновенно распался на группки. За Андреем устремилось несколько человек. Бегущих привлекла поблескивающая в лунном свете водная поверхность. Как оказалось, это была музга, сильно заросшая камышом. От воды исходил тухлый, застойный запах.

Они залегли в музге на дно, благо, глубина еще позволяла это сделать. Андрею впервые пришлось дышать через тростинку, как этому учили Алим и Курбат. Притаившись на дне, они не могли видеть, как по степи рыскали татары в поисках казаков. От всех групп они настигли только несколько человек, которых безжалостно порубили на месте.

Андрей лежал, не шелохнувшись, хотя чувствовал, как какие-то твари впиваются в его тело. И так лежать надо весь световой день. Ибо враг может притаиться, зная уловки казаков, и ждать. Тут кто кого перехитрит, перетерпит, тому доставалась жизнь.

На следующую ночь Андрей осторожно поднял над водой голову на уровне глаз. И сразу же яркий свет от костра резанул по глазам. Теперь лежать до следующей ночи. И в следующую ночь горел костер. Ему вдруг захотелось выйти, наброситься на этих тварей. Пусть лучше он погибнет, чем лежать тут как труп. Но вдруг он услышал голос Алима: «Казак должен все стерпеть!»

И только третья ночь показала, что костер не жгут. Вылезать? И тут же вновь внутренний голос, похожий на голос Курбата, вновь сказал ему: «Не торопись! Это может быть простая уловка!» И снова лежка на дне. Вот когда в следующую ночь он не увидел костра, то решил выходить. Но сделать это надо было очень осторожно. Так в долгие вечера бесед предупреждал об этом Алим.

Андрей начал осторожно, чтобы не шелохнулся тростник, продвигаться к берегу. И вот его голова на суше. Он слушает землю: не слышно ли случайно лошадиного топота, слушает ветер – не доносит ли он обрывки чьих-то голосов, нюхает воздух – не пахнет ли гарью или еще чем-то вроде пищи. Нет! Ничего не обнаружено. Змеей ползет дальше. И вновь замирает и слушает. Вот так, шаг за шагом, проверяет он местность. К утру стало ясно: врага нет. Можно поднимать ребят. Отодрав пиявки и другую нечисть, присосавшуюся к телу, ползком добирались они до условного кургана. Пока он был пуст. Похоже, степь спокойна. Но они опять залегли, чтобы враг даже случайно не мог увидеть их. Потихоньку собирались казаки. И вот отряд в сборе, за исключением тех, кто навеки остался лежать в степи.

Андрей повел их освобождать свои табуны. Прокладывая путь в высокой траве, они на третий день к вечеру нюхом почувствовали, что стан где-то рядом. Отряд залег. Андрей и молодой казак пошли искать этот стан. И нашли.

Татары заняли широкую балку, поставив там шатры. Ветер доносил не только раздражающий запах жареного мяса, но и лай собак, блеяние овец. Напугали собаки.

– Ночью трудно будет подобраться к стойбищу, – прошептал Андрей.

Казачок понял его и предложил:

– Надо споймать еленя, сломать ему ногу, чтобы не убег, и пустить туды.

Мысль парня понравилась Андрею. Вернувшись к своим, он разбил казачков на группы, назначил старших и каждому объяснил его задание. Условный сигнал – лисий лай.

Поймать еленя оказалось не очень трудной задачей. Крепко-накрепко связав морду животному, чтобы не мог подать раньше времени голос, казачки поползли по своим местам. Когда они заняли их, на стойбище неожиданно появился отряд воинов. Вероятно, они вернулись с очередного набега. Опять надо терпеливо ждать подходящего момента.

Но начало лета – самое подходящее время ловить тарпанов или угонять казацкие табуны. Казаки, как правило, тоже уходили в набеги. Это был круг: казаки грабили татар, татары – казаков. В одну из ночей прискакал к татарам какой-то всадник. Все стойбище осветилось, точно пришел праздник огня. Под утро большой отряд всадников умчался на этот раз куда-то на юг.

– Следующая ночь наша! – радостно потирая руки, сказал Андрей, отправляя гонцов к другим группам.

Когда стемнело, Андрей с казачком поползли вновь к стойбищу, таща за собой еленя. Не доходя до стойбища, Андрей, взгромоздив парня на плечи, осторожно поднял его, чтобы тот получше рассмотрел, где находятся сторожевики. Казачок насчитал всего четыре человека. Они прохаживались у крайних шатров.

Ближе к стойбищу можно было рассмотреть все, что там творилось. Один из сторожевиков отошел, чтобы справить нужду. Он как сел, так больше не встал. Нож, брошенный Андреем, попал точно в сердце. И других ждала подобная участь.

– Ползи дальше в стойбище и выпусти еленя, – приказал Андрей казачку.

Вскоре собачий лай огласил стоянку. Повыскакивали оставшиеся татары с саблями в руках. Но когда узнали причину такого бешеного лая, спокойно разошлись по шатрам.

Вдруг раздался лисий лай. Казаки осторожно вползали в шатры и без разбору вырезали спящих татар. Как говорится: кровь за кровь. А потом, оседлав татарских коней, которые были на привязи у шатров, казаки начали поджигать жилище и громко шуметь. Можно было подумать, что навалилось на татар несколько сот казаков.

Оставив пылающее стойбище, казачий отряд в придачу к своему табуну погнал еще и татарский. На первом попавшемся озерке они сделали привал, чтобы напоить лошадей. И радостные от своего успеха казачата собрались вместе. О боже! Они не узнали друг друга. Лица и руки были черными от запекшейся крови. В крови и одежда. Скорее ее смыть, отстирать одежду. Вода в озере вмиг окрасилась в красный цвет. А казачата довольны.

– Эй, хватит! – орет Андрей. – Давай лучше махан варить.

Не выдержала натура Андрея, не привык еще к такой кровушке. Горько, но привыкать надо.

ГЛАВА 12

Мирно течет жизнь на коше. Казаки заняты своими делами. Только вот неспокойно на душе атамана. Не выходит из головы тот злопамятный день, когда казаки едва не бросились рубить друг друга. Благо, тот смельчак… Но надо, чтоб впредь не повторилось подобное. И Еремей решает собрать круг.

Сбор проходил на открытом воздухе. Атаман сидел в окружении именитого казачества. Казаки догадывались, что совет будет решать тяжелый вопрос. Так оно и получилось. Когда собрались почти все, поднялся атаман. Кашлянул в кулак, поправил пояс, поглядел на Курбата. Тот кивнул: «Говори».

– Друзеки мои верные, – начал он глуховатым голосом, – послушайте меня, бывалого казака. Побыт заставил собрать вас. Анчибел стал вселяться в нас при виде шалавы. На днях у нас чуть не случился вой на вой. Хорошо хистый казак наметом умыкнул ту красу. Надо, я думаю, ретовать свое обличье. Хватит нам напутлять! Пока, братовы, у меня все.

Вскочил Гудым. Поправил усы, поддернул чресел:

– Атаман! Я понял, ты хошь шалав боле к нам не пущать?

Атаман кивнул. Молодые загудели:

– Сами нацацкались, а нам нельзя!

Вскочил атаман. Шрамы на его покрасневшем лице побелели. Вид его был страшен.

– Кто ето цацкался? – его рука легла на эфес сабли.

Он сделал шаг в сторону молодых. Те в испуге попятились. Таким атамана еще не видывали. Вскочил и Курбат, преградив дорогу атаману.

– Сядь, – тихо сказал он, положив руку ему на плечо.

Атаман немного отошел и сел на место. Курбат повернулся к нему:

– Твои шрамы сами говорят, как ты цацкался. Иль ты не хошь их узреть? – теперь он посмотрел на молодого есаула.

Тот покраснел и опустил голову. Покосились на него и соседи.

– Почему на Сечи етого нету? – Курбат обвел присутствующих взглядом.

Все молчали, потупя очи. А старый казак продолжал:

– Почему там казак не схватится за саблю против казака?

Какое-то время длилось молчание. Поднялся Зосим.

– Да потому, – говорит он, – что там нет уз святей товарищества! Вдумайтесь!

Эти слова взорвали присутствующих.

– Волим и мы! – в один голос ревели они.

– Конец позорной вольности! – это уже говорил невольно собравшийся круг.

На этом и порешили: казак – это христианин и холостяк.

– Ну, вот и порешили! – довольный Еремей ударил себя по ляжкам. – Давайте готовиться к походу! – провозгласи он.

Шапки полетели вверх.

Когда круг в основном разошелся, к атаману подошли оставшиеся казаки:

– Скажи, атаман, а кто был тот казак, который так ловко умыкнул бабу?

Семен переглянулся с Курбатом. Они улыбнулись друг другу.

– Если придется выбирать атамана, узнаете, – ответил Курбат за атамана, подмигнув ему.

После окончания круга молодые собрались за церковью, подальше от глаз людских. И окружили Гудыма.

– Ну и разозлился батька, – сказал один из них.

– Это ты, Гудым, его разозлил.

– Я?

– Да, ты! – закричали парни. – Возгордился, что он тя сделал есаулом.

– Да вы что, друзеки! Я ни в жисть…

– Ладноть, – махнули они и стали расходиться.

После этого разговора Гудым не мог спать. В душу запал и атаман, и слова его друзей. На рассвете он оседлал коня и помчался на стойбище. Скачка успокоила его, а встреча друзеков сняла с сердца обиду. Он рассказал парням о круге и об интересе казаков.

– Кто же был тот казак, который так ловко умыкнул ту бабу? – загалдели парни.

Гудым пожал плечами.

Рассказ есаула невольно напомнил Андрею о том, теперь уже далеком случае. Он взял постель и ушел в степь, чтобы одному предаться тому прекрасному воспоминанию.

ГЛАВА 13

Иван Данилович вернулся в Москву в расстроенных чувствах. А виной тому был его неожиданный визит в Саввино-Сторожевский монастырь. Хоть это и было не совсем по дороге из Можайска, но князь решил сообщить игумену, что митрополит Петр прибаливает и не худо было бы ему навестить больного.

– Порадовался бы владыка, глядишь, ему бы и лучше стало, – сказал он ему.

Такая забота князя не могла не тронуть священника, и он клятвенно пообещал это сделать.

Отобедав с игуменом на скорую руку, князь спешил вернуться домой. Но одно сообщение сильно озадачило князя. Во время проводов настоятель, не очень-то знающий тонкостей княжеской жизни, проговорился Ивану Даниловичу, что он пару дней тому назад вот так же прощался с тверским князем и княгиней, которая ехала его проводить. Александр, с его слов, следовал в Орду.

Иван Данилович, руки которого лежали на крупе коня и он уже готов был вскочить в седло, резко повернулся к игумену.

– Батюшка, он к тебе специально заезжал?

Такой вопрос огорошил игумена.

– Как специально? – вырвалось у того, – просто он избрал этот путь, чтобы следовать в Орду.

– Конечно, – Иван Данилович улыбнулся, хотя на душе заскребли кошки, – князь волен ехать куда хочет и зачем хочет.

Проговорив это, взгляд его на какое-то мгновение застыл. Но он, словно придя в себя, заговорил вновь. Голос был мягок:

– Тем более, после нашей встречи в Твери мы договорились о нашем ладе.

Он погладил коня, потрепал его по шее и, обернувшись к игумену, проговорил:

– Я понимаю князя Александра. Он далек от своего отца. Но отдать честь вам – святое дело.

Князь прыгнул в седло. Конь заплясал на месте. За ним вскочил на коня и сопровождавший его Кочева.

– Благослови меня, батюшка! Мне пора в дорогу.

– Да хранит тебя Господь! – произнес игумен, перекрестив князя.

Всю дорогу от монастыря до дому он думал: «Зачем же Александр поехал в Сарай?» У него почему-то вылетело из головы, что он сам с данью и дарами готовится отбыть к Узбеку. А на ум пришло, что Александр за его спиной хочет «плести сети» с татарами против него.

Кочева заметил, что с хозяином случилось что-то неладное после встречи с игуменом. Весь разговор был при нем, и ничего предосудительного тот Ивану не сказал. Или он пропустил что-то важное мимо ушей? Напрасно он всю дорогу думал об этом. Ответа не нашел.

Возвращались они в Московию, когда стемнело и люди готовились ко сну. Однако не везде. Проезжая старую Кузнецкую слободу, слышались мерные удары кузнецов. В нос ударил запах гари и каленого железа. Жители, оказавшиеся на улице, при виде князя низко кланялись, пряча удивление.

Князь въехал в кремль. Двор был пустынен. Никто не ждал его возвращения. Оставив коня у крыльца, князь сразу пошел к себе. Зайдя в молельную комнату, на коленях совершил молитву. В опочивальне, не раздеваясь, упал на постель.

Но его приход не остался незамеченным. Служанка княгини, девка с поросячьими глазами, вошла в ее опочивальню и сообщила о возвращении князя. Та сидела за столом и в зеркало рассматривала лицо.

– Ступай к себе, – сказала она.

Когда служанка исчезла, Елена поднялась и вышла из опочивальни. Крадучись, подошла к двери князя. Приоткрыв ее, она увидела, что он, одетый, спал, повернув голову к стене. Она вернулась к себе и… задумалась. Иван все больше и больше ее сторонился. «Вот и сейчас где-то несколько дней пропадал. Вернувшись, ничего мне не сказав, завалился спать. Нет! Чует мое сердце: у него кто-то появился. Но кто? Неужели была встреча с этой Анастасией? Ведь после их поездки он так сильно изменился. Но неужели Александр отпустил жену? Или она что-то придумала, чтобы встретиться? Когда же они успели договориться? Может быть, был посыльный». Она вызвала к себе дворецкого. Осип Уваров явился тотчас.

Властным движением руки она усадила его рядом с собой.

– Скажи, Осип, – она не сводила с него глаз, – что за посланец был у нас из Твери?

– Посланец? – Уваров даже привстал от удивления.

– Да, посланец, – повторила она.

Дворский медленно покачал головой:

– Нет, матушка княгиня, я бы знал. Но… никого не было.

По его ясным, без тени сомнения, глазам она поняла, что Осип говорил правду. «Тогда кто же?» – подумала она и вздохнула.

– Ладно, иди, – приказала княгиня и задумалась.

Она вновь подошла к княжеской опочивальне. Князь спал.

Проснулся он только к вечеру. Почувствовав сильный голод, сбросил сапоги, удивившись, что никто его не раздел, надел мягкие чувяки, обмыв лицо, пошел в едальню. Там его ждала княгиня. По ее взгляду он понял, что она начнет его пытать. Дав ему насытиться, Елена спросила:

– Где же ты пропадал, Иван Данилович? – и пристально посмотрела на него.

Князь, услышав ее слова, не донеся ложку до рта, бросил ее в миску.

– Ты знаешь, что у нас болен митрополит.

– Он стал довольно часто болеть, – заметила она.

Князь посмотрел на нее, потеребил козлиную бородку, потом сказал:

– Можайск задержал выплату дани, был там, а оттуда заехал к Амвросию в Саввино-Сторожевский монастырь, сказал, что болеет митрополит, и просил, чтобы он помолился за него и посетил Петра.

Последнее слово вдруг успокоило ее. «Если тот приедет, значит, все правда», – подумала она.

Княгиня почувствовала, что с сердца точно камень снят.

– Не хочешь ли бражки аль медовухи? – серебряным голоском спросила она.

– Да нет.

Сказав, Иван Данилович поднялся и, не глядя на жену, вышел. По шагам она поняла, что он пошел к себе.

Кочеве разлеживаться не пришлось. Еще не светало, а на дворе послышалось лошадиное ржание. Небольшой отряд воинов ждал боярина. Он вышел на крыльцо в полном вооружении. По одному этому виду было понятно, что поездка предстоит не из легких. Всем воинам приказано было идти о двуконь.

Боярин кивнул головой, спускаясь по ступенькам. Обошел отряд. У некоторых пробовал подпруги, у других проверил подковы. Придраться было не к чему. Отрок, паренек лет пятнадцати – шестнадцати, помог ему попасть ногой в стремя. Еще раз, оглядев людей, сказал: «С Богом!» и тронул коня.

Во главе сотни воинов вместе с Миняем поскакал на Переяславль-Залесский, а оттуда на Ростов. Город еще спал, когда отряд въехал на одну из его улиц. Они с Миняем здесь бывали, поэтому сразу поехали к княжеским хоромам.

Громкий стук в ворота поднял князя с постели. Он было рассвирепел, что его посмели будить, но когда служка шепнул ему, что прибыли московские гости, сразу умолк и бросился к окну. И ужаснулся. Двор полон был дружинников. Кто-то барабанил и во входную дверь. До его ушей донесся крик:

– Откройте боярину Кочеве.

Князь понял, зачем приехали эти гости, и приказал кликать к нему казначея.

Он принял их в светлице, накинув на исподнее попавшее под руку корзно.

– Князь, должок за тобой, – проговорил Кочева, подходя к столу и усаживаясь поудобнее. – Миняй, назови цифру!

Миняй суетливо достал из сумы бумагу, назвал цифру.

– Сто сорок один рупь и пять грошей.

Князь побледнел и посмотрел на подошедшего казначея. Тот достал бумаги, что-то долго смотрел в них. Потом глянул на князя.

– Ну сколь? – нетерпеливо спросил князь.

– По нашему счету сто тридцать семь рублев и шесть грошев.

Князь посмотрел на Кочеву, тот на Миняя. Миняй дернул носом. Его сухие, узкие губы задрожали и разошлись в улыбке, обнажая крепкие, выдвинутые вперед зубы. Потом сказал:

– Боярин, ты хоть раз встречал, чтобы должник сказал правильно? И все почему-то ошибаются в свою пользу.

Кочева посмотрел на князя и так улыбнулся, что князь приподнялся и сказал:

– Мы все проверим.

– Проверяйте, – боярин поднялся, – а мы пока поедем к твоему Аверкию.

На стук в ворота аверкинских хором никто не отвечал.

– Ломай, – приказал боярин.

Дружинники где-то быстро сыскали бревно. И после нескольких крепких ударов, которые привлекли народ, ворота затрещали и рухнули. Аверкий был в опочивальне и прикинулся спящим. Это взбесило боярина.

– А ну волоките его во двор! – приказал боярин.

Его держали двое здоровых дружинников, когда к нему подошел боярин. Аверкий стоял, опустив голову. Кочева поднял ее за подбородок.

– Будешь платить? – грозно спросил он.

Тот только ухмыльнулся. Кочева оглядел двор. За крыльцом, внутри двора, росла мощная, корявая береза.

– Подвесьте-ка его! – приказал боярин, показывая кнутовищем на дерево.

Аверкию тут же набросили петлю на шею и поволокли к дереву.

– Да не за шею, дурьи головы, – заорал боярин, – за ноги.

Боярин Аверкий не успел опомниться, как повис вниз головой. Он понял, что, если повисит еще немного, ему уже ничего не надо будет.

– Заплачу, – закричал он.

Больше отказывающихся платить не нашлось. Ростов рассчитался полностью. К вечеру отряд двинулся в обратную дорогу.

Ростовское событие распространилось по княжествам со скоростью молнии. Выплаты пошли без задержек. Иван Данилович теперь подбирал подарки для ханш. Он знал хорошо их слабости, вкусы и умел угодить.

Считая, что Александр первым нарушил их договор, не известив дружественного князя о своих намерениях, он теперь будет добиваться… ее, которая не выходила из его головы.