Книга: Подпоручик Киже - Юрий Тынянов

О Тынянове в свое время говорил его секретарь (и очень любимая мною личность!) Ираклий Андроников, что он «писал не просто биографические романы, а средствами поэтического слова выяснял судьбы культуры». Теперь я понимаю, что это не просто сказано хорошо, но и сформулировано в стиле самого Тынянова. «Выясняет» - вот что делает Тынянов в своем произведении. Разбирается, сопоставляет, выворачивает наружу потаённое – не своё, но близкое ему по духу (или, как минимум, очень ему интересное). Анализ эпохи, политической и психологической атмосферы, окружающей Грибоедова, «докапывание» до сути мотивов и скрытых подтекстов – много всего. Я это почувствовала – и с благодарностью приняла.

Не буду скрывать: прорываться сквозь тягучую и вязкую прозу приходилось порой с большой натугой. Судите сами (фразы вырваны буквально наугад): «Бунт и женщины были сладострастием стихов и даже слов обыденного разговора. Отсюда же шла и смерть, от бунта и женщин. Людей, умиравших раньше своего века, смерть застигала внезапно, как любовь, как дождь»... Красиво, но требует вчитывания, вдумывания, порой расшифровки... Я, хоть и знакома была с тыняновской манерой письма, была почему-то уверена, что о Грибоедове должен был у него получиться более привычный по форме и увлекательный по содержанию роман. Получилось же хоть и увлекательно, но оооочень непривычно (впрочем, это, скорее, комплимент автору!)..

Метафоричность языка. Вот что одновременно и притягивало, и напрягало. Так сказать, на грани фола: еще чуть-чуть – и покажется напыщенным фарсом. «Чуть-чуть» не произошло, слава Богу. И я, впрочем, даже рада, что о такой личности, как Грибоедов (кстати, после прочтения романа Тынянова у меня случился когнитивный диссонанс, и я теперь не знаю, каким мне представлять Александра Сергеевича: образ его ожил в моем сознании и заиграл новыми красками), написано не просто беллетристическое произведение, а произведение искусства...

Мета-роман – вот такое определение я дам тыняновской книге (подобный термин я использовала и при написании отзыва о романе Д.Литтелла "Благоволительницы"). И это тоже радует и напрягает одновременно: появляется желание расшифровывать некоторые аллюзии, параллели, намеки – это хороший знак. Но как же жаль, что нет времени заняться подробным изучением всего скрытого в этом романе, как, к примеру, это сделала Ольга Мышинская в статье «Мандельштамовские подтексты романа Ю.Н.Тынянова "Смерть Вазир-Мухтара" (напомню: роман Тынянова написан в 1928-ом году, что объясняет данную параллель с Мандельштамом). К слову скажу, что интересных исследований этого романа немало, - а это тоже знак того, что книга глубока, многослойна и – конечно же - противоречива.

Актуальность романа поражает. Одной из самых острых проблем, поднятых автором, стала для меня проблема служения государству. Добавлю: служения государству, недостойному этой службы. А если учесть, что сам «служитель» - человек глубокий, сильный, умный, проблема становится более весомой и привлекающей к себе наше внимание. Еще одно: самоощущение сильной личности, потерявшей основной жизненный стержень и попавшей по этой причине в плен апатии, пессимизма, скептицизма... Критики ругали Тынянова за такой аспект изображения Грибоедова, я же в этом увидела вполне реалистичный подход к раскрытию сущности человека. Думаю, такой ракурс более логичен, чем, к примеру, изображение патриотичного фанатика, беззаветно служащего государственной власти (именно это, на мой взгляд, является другой возможной крайностью в утрировании образа Грибоедова).

Центральный образ – вазир-мухтар (на персидском языке «полномочный представитель») Грибоедов. Знаю его биографию, знала о страшном финале его жизни. Знала. Теперь – всё это буквально стоит перед моими глазами. Как будто посмотрела фильм или, точнее, страшный сон. Тынянов меня в какой-то степени морально убил чрезмерно ощутимым проникновением в мое сознание, он вплел меня в повествование, из которого два дня не могу вырваться.

Узнала ли я что-то новое, что может пригодиться мне на уроках литературы? – пожалуй, нет. Но сменилась тональность моего восприятия этого образа. Раньше я говорила о Грибоедове как о любимом авторе и уважаемой мной личности – теперь буду говорить как.... да, наверное, как о частице себя. Именно так. В моей голове поселилось его сознание. Сама этому не рада. И я больше не буду говорить о Грибоедове как о бесстрашном умнице-рыцаре. Теперь для меня это очень трагическая личность. Более трагическая, к примеру, чем воспринималась мною личность Лермонтова.

В общем, люди, я почти в депрессии. Я не жалею, что прочитала книгу. Да, мне есть за что ее покритиковать , но не буду – это и так многие делали, включая, к примеру, Солженицына. Я, пожалуй, просто скажу спасибо автору: именно благодаря ему я уже второй день не могу не думать о личности Александра Сергеевича Грибоедова, открывшегося мне с новых, порой не самых героических, но очень объяснимо-человеческих сторон.

КНИГА ПРОЧИТАНА В РАМКАХ ИГРЫ «ДОЛГАЯ ПРОГУЛКА», ТУР IX.

А там — с Лермонтова идет по слову и крови гнилостное брожение, как звон гитары.

По мере того, как я читала этот роман, амплитуда оценки колебалась от 2 до 4. В конечном итоге решила выставить среднеарифметическое, это означает: в книге есть дельные мысли, трогательные моменты, но в целом штиль на моём сердце. Вазир- Мухтар - это тезка того, кого мы привыкли величать ''наше все'' - Александр Сергеевич Грибоедов. Личность неординарная, талантливый, умный человек, посланный с дипломатической миссией в Персию. Несколько не понравилось мне пренебрежительное отношение к автору единственной комедии, описание его любовных похождений. Ещё в школе нам достаточно подробно рассказали о его глупой, страшной смерти и бедной жене Нине Чавчавадзе, даже показывали фотографию ее могилы. Милой девочке было всего 16 лет, когда они поженились. Знала ли аристократка старинного грузинского рода, какая судьба ее ждёт? В романе много исторических моментов затронуто достаточно не бережно, но это можно пояснить тем, что Тынянов желал поведать нам не о Персии и России, не о Турции и России, не о Грузии и России, но о Грибоедова и России, а также Грибоедова и Грузии, Турции, Персии. Однако я была разочарована, так как надеялась, что проза будет щедро , словно маком, присыпана диковинками азиатской жизни. Но война, как бы мало страниц ей не уделил автор, все равно предстает зрелищем ужасающим. Выжженая земля, старухи, хромающие на правую ногу ( в далёкой юности насильники , подрезав им жилу, оставили память о себе), болезни, кровь, страх...

Город Тифлис был беззащитен, а тоска беззащитных городов сильнее всякой другой тоски на земле. И Ага-Мохамед разрушил город Тифлис в сентябре 1795 года. Его солдаты сожгли все, что можно сжечь, и зарезали всех, кого можно зарезать, в шесть дней. Тогда курчавый дым шел к небу от Авлабара, похожий на стада баранов, которых бьют, красный и мягкий дым, а вытье женщин, рев детей и плач раненых животных не были слышны среди звуков пожара.

Грибоедов не чувствовал опасности для себя, видимо, считал, что не посмеют тронуть, но у фанатиков иные взгляды. Джихат - он не боялся этого слова. Причина смерти поэта и прекрасного композитора невероятно глупая. Помешал его счастливой семейной жизни евнух Якуб. ( Дальше спойлерить не буду). Но обиднее всего тут реакция России. Как всегда в первую очередь просчитывают дипломатические шаги, утромбовывая дорогу истории человеческими трупами. Смерть не была отомщена. Роман достаточно интересен, но слишком мелок для жизни такого человека, а тем более не вместить ему красочный персидский ковёр, невероятные грузинские обряды, азиатский менталитет...

И, пожалуй... я б по этой книге изучала историю в школе, да. Возможно, не потому, что она точна в своих сведениях, хотя она точна, а потому, как она показывает ту эпоху, с каким трепетом и уважением. Не заставляя читателя увязать в ненужных перечислениях сюжетных линий и дат. Это прекрасная, прекрасная книга.

В общем - тотальное уважение. Читать всем)

Удивительный человек, нет не делами своими земными, не свершениями, а душой. Светлый, чуть нелепый (трижды давал пистолет его осечку на Сенатской площади 14 декабря 1925г. при попытке выстрелить в Николая 1), неистовый в дружбе, в вере в свои идеалы. Уникальная судьба: обрусевший немец-дворянин, один из учеников Лицея, литератор, друг Пушкина, Пущина, Рылеева, Грибоедова, декабрист, ссыльный, каторжанин, закончил жизнь в Тобольске.

Вильгельм никогда не понимал людей порядка, он подозревал чудеса, хитрую механику в самом простом деле, он ломал голову над тем, как это человек платит деньги, или имеет дом, или имеет власть. И никогда у него не было ни дома, ни денег, ни власти. У него было только ремесло литератора, которое принесло насмешки, брань и долги. Он всегда чувствовал -- настанет день, и люди порядка обратят на него свое внимание, они его сократят, они его пристроят к месту. Все его друзья, собственно, заботились о том, чтобы как-нибудь его пристроить к месту. И ничего не удавалось -- отовсюду его выталкивало, и каждое дело, которое, казалось, вот-вот удастся, в самый последний миг срывалось: не удался даже выстрел.

Пишу эти строчки, а кажутся они сухими, нет, не так надо рассказать, надо так, чтобы обязательно прочитали эту книгу! Прочитали и вместе со мной чтобы у вас сжалось сердце за судьбы блестящих и нелепых вечных детей, которых выучили такие же вечные дети-мечтатели в новом Лицее, да жить в старой России не научили. Прочитайте эту книгу о дружбе, о школьничестве и шкодливости самых известных учеников лучшей школы, о восшествии на престол Николая и подготовке восстания Декабристов, о самом восстании, о всех тех, кто жил душой в эту эпоху и чьи жизни так тесно переплелись.

13 марта 1846 года он получил разрешение ехать в Тобольск, а на следующий день приехал в Курган Пущин. Увидев Вильгельма, он сморщился, нахмурил брови, быстро моргнул глазом и сурово сказал прыгающими губами: -- Старина, старина, что с тобой, братец? Вильгельм приподнял пальцами левое веко, вгляделся с минуту, что-то уловил в лице Пущина и улыбнулся: -- Ты постарел, Жанно. Вечером ко мне приходи. Поговорить надо. Вечером Вильгельм выслал Дросиду Ивановну из комнаты, услал детей и попросил Пущина запереть дверь. Он продиктовал свое завещание: что печатать, в каком виде, полностью или в отрывках. Пущин перебрал все его рукописи, каждую обернул, как в саван, в чистый лист и, на каждой четко написав нумер, сложил в сундук. Вильгельм диктовал спокойно, ровным голосом. Потом сказал Пущину: -- Подойди. Старик наклонился над другим стариком. -- Детей не оставь, -- сказал Вильгельм сурово. -- Что ты, брат, -- сказал Пущин хмурясь. -- В Тобольске живо вылечишься. Вильгельм спросил спокойно: -- Поклон передать? -- Кому? -- удивился Пущин. Вильгельм не отвечал. "Ослабел от диктовки, -- подумал Пущин, -- как в Тобольск его такого везти?" Но Вильгельм сказал через две минуты твердо: -- Рылееву, Дельвигу, Саше.

Вильгельм пережил лучшего своего друга Грибоедова на 16 лет, даже ему, уже мертвому, писал письма из крепости, пережил Пушкина на 9 лет, и Рылеева, и Дельвига. Пущин, Жанно, как его все называли его в Лицее был с ним в последние часы.

У Юрия Тынянова есть книга "Смерь Вазир-Мухтара" о Грибоедове, "Пушкин" о лицейских годах Александра, и, наконец, эта...Кажется мне, что о Кюхельбекере он пишет наиболее чутко, трогательно, с душой и талантом, так, что на сценах смерти героя плачешь и скорбишь, как о внезапно ушедшем друге.