Текст книги "Доктор, кино лечит? Кинотерапия как решение психологических проблем"

Почему он так себя ведет?

Этот вопрос часто задают люди в кабинетах психологов и психотерапевтов. Непонимание мотивов поведения другого человека, особенно близкого, вызывает тревогу. Мы плохо понимаем поведение людей другой культуры. Нам часто непонятно поведение людей с психическими отклонениями, которое не редко определяется внутренними болезненными мотивами. Я психиатр, и после многих лет изучения психиатрии и психопатологии, работы в психиатрической и психотерапевтической больницах для меня в поведении людей с расстройствами психики почти все понятно.

Но я помню себя в последних классах школы. Помню, как я шел по улице из школы домой и думал с ужасом, что я совершенно не понимаю других людей. Даже спустя почти полвека я помню, как в летнем лагере не мог понять, почему одна девочка обходит меня стороной и смотрит на меня с нескрываемой злостью. Я ничего плохого ей не сделал, и ее отношение ко мне вызывало у меня любопытство. Так ничего и не поняв, мы разъехались по домам. Потом долго переписывались с друзьями, и неожиданно я получил письмо от этой девочки. Она написала, что я очень понравился ей, но потом ее мнение обо мне изменилось. Она решила написать мне, чтобы я понял, что нельзя быть таким злым и жестоким человеком. Даже если она мне не понравилась, не нужно было говорить, что она страшная уродливая дура. Об этом ей сказала одна девочка по секрету. И мне должно быть за это стыдно.

Я был в шоке. Я написал ей, что никогда и никому не говорил, что она страшная, уродливая и тем более дура. Я написал, что вообще заметил ее только тогда, когда она стала демонстративно меня избегать (сейчас я думаю, что это было тоже невежливо – признаться девочке, что ты не заметил ее с самого начала). Думаю, что она мне не поверила. Больше она мне не писала, но мне хотя бы стало понятно.

С этого момента я запомнил, что, если тебе что-то непонятно в поведении человека, значит ты просто чего-то не знаешь. Чудес не бывает. Психология такая же наука, как физика, химия или астрономия. Возможно, вы слышали, что в начале XIX века астрономы обратили внимание на необычные и необъяснимые отклонения в орбите планеты Уран. Они предположили, что за Ураном может прятаться еще одна планета, и точно предсказали ее местоположение. И что же? Через полтора десятилетия точно в этом месте была обнаружена новая планета, получившая название Нептун.

Психология точно такая же наука. В фильме «Джек – покоритель великанов» (2013 год, режиссер Брайан Сингер) пару раз возникают ситуации, когда главный герой замечает необъяснимые изменения в поведении собеседников, хотя сам он ничего необычного не сказал и не сделал. Например, люди, которые были готовы его избить, внезапно встают перед ним на колени. «Я не знаю, что происходит за моей спиной», – мудро решает главный герой. Да, на самом деле за его спиной остановилась королевская свита.

Мне также очень нравится одна смешная сцена у Джоан Роулинг в пятой книге «Гарри Поттер и Орден Феникса», когда Гарри возвращается после свидания с Чжоу, на котором они первый раз поцеловались. Рон спрашивает, как все прошло, Гарри отвечает, что было сыро и Чжоу плакала. Рон в шоке и не понимает почему нужно плакать, когда ты целуешься с парнем, который тебе нравится. Гермиона называет Рона бесчувственным животным и объясняет им, что Чжоу сейчас огорчена, что Седрик умер, ее смущает, что ей нравился Седрик, а теперь ей нравится Гарри, она не может понять, кто ей нравится больше, чувствует себя виноватой, целуясь с Гарри, и думает, что все скажут, если она начнет встречаться с Гарри. Да, и не вылетит ли она из команды по квиддичу из-за того, что плохо летает.

Рон отрицает саму возможность думать одновременно о стольких вещах. Гермиона парирует, что, если у тебя эмоциональный диапазон, как у чайной ложки, это не означает, что у всех он такой же. Все смеются.

Это смешной эпизод. Но на самом деле – очень важный и мудрый. Он помогает подросткам понять, что поведение других людей может определяться множеством мотивов. И если мы не знаем эти мотивы, это не означает, что их нет. Поведение человека может казаться нам глупым или нелепым не потому, что оно такое, а потому, что мы такие.

Как суицидолог я сталкивался с подобным отношением к поведению людей, когда они совершают действия, направленные против своей жизни. Даже родные часто не понимают, почему человек хочет или хотел уйти из жизни. Я же могу сказать, что не встретил ни одного случая суицидального поведения, которое нельзя было бы понять или объяснить, если имеется возможность подробно изучить обстоятельства жизни человека.

Я не буду углубляться в эту свою печальную профессиональную область. Я просто хочу обратить ваше внимание, что у моей любимой Джоан Роулинг часто за небольшой, шутливой сценкой скрываются сложные психологические проблемы, над разгадкой которых работают и психологи, и психотерапевты, и суицидологи. Вот так.

Сегодняшние педагогические коллективы поздно госпитализировать в психотерапевтические отделения – их нужно госпитализировать в психотерапевтические хосписы.

Психотерапевтические прыжки

Есть старый анекдот про то, как старый психотерапевт передает своих старых клиентов своему сыну – тоже психотерапевту. Сын приходит к отцу через неделю и говорит: «Папа, ты можешь мною гордиться, я вылечил всех твоих клиентов». На что папа ему в ужасе говорит: «Идиот, я лечил их всю жизнь и тебе передал».

Я себе часто напоминаю того сына из анекдота, потому что стараюсь вылечить быстро, и единственное, чем я отбиваюсь от своей совести, – это тем, что людей, которые нуждаются в помощи психотерапевта, у нас столько, что без работы не останусь ни я, ни мои дети, ни мои внуки, если они, конечно, решат стать психотерапевтами. Но пока вроде бы с головой у них все в порядке – не собираются.

Так вот, я сегодня, как тот активный сын, хочу дать вам совет, как можно за один день избавиться от скуки, тоски, безрадостного настроения, апатии, потери жизненного драйва и вообще отсутствия радости жизни. Этот способ я использую уже лет пятнадцать и не нарадуюсь на него.

Вы слышали истории, как острые, критические, шоковые ситуации коренным образом меняли отношение человека к себе, к людям и жизни в целом? Если не слышали, то пересмотрите старый чудесный фильм «Игра» (1997 год, режиссер Дэвид Финчер) с Майклом Дугласом в главной роли. Я не буду его пересказывать, если вы вдруг его не смотрели. Нам еще в ординатуре по психиатрии рассказывали, как во время пожара в психиатрических больницах лежачие «психохроники», годами не встававшие с постели, вставали как в день второго пришествия и с вещами бежали на выход.

Однажды в отделении нейротравмы я осматривал девушку с очень серьезным психическим заболеванием, которая, утратив смысл жизни, выпрыгнула с восьмого этажа. Со слов девушки, пока она летела, очень захотелось жить, поэтому она сгруппировалась и удачно приземлилась. Тетя, которая ее не «укараулила», в это время бежала по лестнице вниз. Выбегает на улицу – племянницы нет. Только люди стоят с открытыми ртами. «Девушка не пролетала?» – спрашивает их тетя. «Пролетала, – говорят ей люди, – но встала и зашла в подъезд».

Пока тетя бежала по лестнице, девушка встала, зашла в подъезд, села в лифт и уехала домой. Я ее осматривал в нейротравме, куда ее на всякий случай положили на обследование, но ничего не нашли: ни переломов, ни сотрясения мозга. Я тоже не нашел никаких расстройств психики. Она была абсолютно критична к своему прошлому состоянию (а у нее еще накануне были бред и галлюцинации), была в хорошем настроении, шутила и просилась домой.

Вы слышали, что, чтобы что-то изменить в своей жизни, иногда нужно выйти из зоны комфорта? Я вот с этим категорически не согласен. Из зоны комфорта не нужно выходить. Там хорошо. Из зоны комфорта нужно выходить только тогда, когда в ней некомфортно. Но тогда, простите, это уже не зона комфорта. А из зоны комфорта не нужно выходить. Не слушайте вы дурацкие модные теории о необходимости выхода из зоны комфорта. А тем, кто это пропагандирует, посоветуйте ночью спать не в своей кровати, а в своем подъезде – в точном соответствии со своей теорией.

Но вот если вам в зоне вашей жизни некомфортно, грустно, скучно и апатично, то вот вам мой простой профессиональный совет: прыгните с парашютом. Нет, я понимаю, здоровье, возраст, позвоночник, но в девяти случаях из десяти мой совет подойдет.

Что это дает? Прыжок с парашютом не решит всех ваших проблем, но он гарантированно на пару недель вернет вам давно утраченную радость жизни, остроту переживаний и чувство, что ты живешь, а не существуешь. Почувствовав вкус жизни «вживую», вы наглядно убедитесь, что радость жизни не где-то в другой жизни, не за горами или вообще уже невозможна, а все еще с вами рядом, и для того, чтобы ее вернуть, нужно просто что-то поменять в жизни. И не обязательно для этого каждые две недели прыгать с парашютом. Одного раза, чтобы в этом убедиться, вполне достаточно.

А потом уже можно и психотерапией заниматься, чтобы побыстрее попасть назад в ту радость жизни, в которую ты с помощью прыжка с парашютом на несколько дней заглянул. Просто многие клиенты уже не верят, что они когда-нибудь смогут испытать эту самую радость жизни, и, вместо того чтобы убеждать их часами и днями, мне удобнее скинуть их с парашютом.

Кстати, двойная польза. Если вера в радость жизни уже совсем утрачена, то за кольцо во время полета можно не дергать. Но я таких пока не видел.

Психотерапевтический «нож»

В знаменитом фильме «Леон» (1994 год, режиссер Люк Бессон) Леон учит Матильду убивать. Сначала нужно овладеть винтовкой с оптическим прицелом, потому что жертва далеко. Чем выше мастерство, тем ближе профессионал подбирается к жертве. Последнее, чем нужно овладеть, – нож.

В психотерапии – то же самое. Сначала дилетанты азартно овладевают гороскопами, классификациями темперамента, конституции, характера и настойчиво пытаются упаковать живых клиентов в прокрустово ложе типов. Сказав человеку, что он интроверт с анальной фиксацией, дилетанту кажется, что он чем-то помог себе и клиенту.

Далее психотерапевты и психологи вооружаются психологическими тестами и медленно, изощренно, сладострастно растягивают психику клиентов на дыбе потребностных, мотивационных, эмоциональных и интеллектуальных тестов. Наиболее продвинутые садисты доходят до проективных тестов.

И наконец настоящие холодные профессионалы в самую последнюю очередь овладевают великим и страшным боевым искусством беседы – острым, как бритва, «ножом» психотерапии.

И клиентам полезно знать, что для убийства проблемы ни классификация, ни опросник, ни тест никогда не дадут профессионалу больше информации, нежели обычная клиническая беседа с глазу на глаз. Одного хорошо воткнутого вопроса бывает достаточно.

Синдром непрофессионального выгорания

Профессиональное, оно же эмоциональное, оно же психическое выгорание (burnout) как самостоятельный синдром впервые было описано американским психиатром Гербертом Фрейденбергером в 1974 году. Он обратил внимание на парадоксальное безразличие к своей работе, плохое отношение к пациентам, клиентам и коллегам, ощущение профессиональной несостоятельности и неудовлетворенность работой у представителей так называемых помогающих профессий: социальных работников, волонтеров, психологов, врачей и педагогов. Фрейденбергер заметил, что подобное состояние не является изначальной личностной чертой социальных работников, но возникает при определенных условиях в процессе их трудовой активности. Человек, который однажды пришел в помогающую профессию полный сил, энтузиазма и желания приносить людям пользу, спустя некоторое время чувствует себя опустошенным, негативно настроенным к работе и всему тому, что с ней связано. Изучив синдром выгорания, Фрейденбергер пришел к выводу, что его развитию способствуют: 1) необходимость работы в однообразном или напряженном ритме, 2) эмоциональная нагрузка при взаимодействии с трудным контингентом клиентов и 3) отсутствие должного вознаграждения за выполненную работу. Фрейденбергер указывал, что такое состояние развивается у людей, склонных к сочувствию, идеалистическому отношению к работе, вместе с тем неустойчивых, склонных к мечтаниям и одержимых навязчивыми идеями.

С тех пор синдром профессионального выгорания изучается уже более сорока лет. Большой вклад в изучение проблемы внесли американские психологи Кристина Маслак и Сьюзан Джексон. В России особого внимания изучению синдрома профессионального выгорания не уделялось, и в целом следует признать, что пик моды на обсуждение синдрома профессионального выгорания уже миновал. Тем не менее в определенных кругах эта тема остается актуальной, и о ней часто любят поговорить на гуманитарных конференциях люди, «склонные к сочувствию, идеалистическому отношению к работе, вместе с тем неустойчивые, склонные к мечтаниям». Профессионалы-прагматики о синдроме профессионального выгорания знают, но говорить о нем не считают нужным, так как им не страдают и не видят смысла в обсуждении того, что не имеет к ним отношения.

Пару лет назад я присутствовал на подобной гуманитарной конференции в Екатеринбурге и случайно оказался на секции, где обсуждалась тема «Психолог – представитель помогающей профессии». Докладчики долго, пространно и проникновенно говорили о самоотдаче и самопожертвовании психолога, тяжком грузе эмоционального сопереживания клиентам, любви и эмпатии, подвижничестве и духовности – короче, самыми различными способами любовались, умилялись, гордились и восхищались собой.

В конце заседания я не смог удержаться от искушения и попросил собравшихся «помогающих» коллег назвать хотя бы один пример непомогающей профессии. Ибо если психолог – это помогающая профессия (что отличает его от иных профессионалов), то по логике вещей должны быть непомогающие профессии. Должны быть люди, которые в процессе своей трудовой активности никому не помогают и не приносят никому пользы. Поскольку я не смог придумать ни одной непомогающей профессии, я решил поинтересоваться у аудитории: не смогут ли они назвать мне парочку непомогающих профессий. Секция на минуту замолчала и как-то недобро стала меня разглядывать. Я остро почувствовал то самое «плохое отношение к коллеге», столь характерное для синдрома профессионального выгорания. Председатель секции, преодолев легкое замешательство, с высоты трибуны взглянул на меня и искренне удивился: «Что же вы, Юрий Робертович, разве не понимаете разницы между профессией психолога и профессией таксиста?»

Я честно признался, что не понимаю и не вижу разницы между профессией психолога и профессией таксиста. С моей точки зрения, оба (и психолог и таксист) помогают людям решать их проблемы. Таксист помогает решать одни проблемы, психолог помогает решать другие, но оба помогают.

Услышав это наглое заявление, аудитория утратила интерес к общению со столь ограниченно мыслящим субъектом и продолжила рассуждать о таких категориях, как «миссия», «подвижничество», «духовный подвиг», «самопожертвование» и «служение людям».

Не претендуя на истину в последней инстанции, я хотел бы высказать свою точку зрения по данной проблеме. Синдром профессионального выгорания, описанный сорок лет тому назад Гербертом Фрейденбергером, на самом деле правильнее было бы назвать «синдромом непрофессионального выгорания». Ведь, как совершенно справедливо заметил Фрейденбергер, данный синдром наблюдается у лиц, плохо подготовленных и плохо приспособленных для профессиональной работы с людьми, страдающими от реальных биологических, психологических и социальных проблем. Они имеют оторванные от реальной жизни, идеалистические и иллюзорные (если не галлюцинаторные) представления о том, как устроена жизнь, и о том, какой вклад они могут внести в изменение этой жизни. Это, как правило, люди в той или иной степени верующие, и столкновение с болью и кровью реальной жизни в их безостановочном потоке быстро истощает их силы. Они напоминают спортсменов-спринтеров, вынужденных бежать марафонскую дистанцию. Не удивительно, что подобное «пламенное» отношение к своей профессии спустя непродолжительное время приводит к выгоранию самого «профессионала».

Я употребил слово «профессионал» в последнем абзаце в кавычках, потому что мне кажется, что на самом деле эти люди профессионалами не являются. Они даже не дилетанты. Они – хорошие, добрые, славные и душевные люди, но профессионально непригодные для работы с другими людьми. И ничего страшного в этом нет. В каждой профессии существуют свои критерии профессионального отбора. Нельзя работать водителем, если ты не различаешь цвета, нельзя работать авиадиспетчером, если у тебя недостаточно развито внимание, нельзя полететь в космос, если ты предварительно не сумел подавить нормальную рвотную реакцию организма в ответ на многократное переворачивание вниз головой. Нельзя длительно и без угрозы разрушения психики работать психологом, психотерапевтом, врачом или социальным работником, если ты предварительно не сумел научиться сложному и важному профессиональному искусству «отстранения», которое можно назвать и деперсонализацией, но это хорошая деперсонализация – это деперсонализация, которая помогает человеку максимально хорошо выполнять профессиональные обязанности.

Не случайно в медицине и психологии специалистам не рекомендуется оказывать профессиональную помощь близким родственникам и друзьям. Избыточное эмоциональное отношение в данном случае не помогает, а мешает оказывать помощь. Представьте себе хирурга, который оперирует собственного ребенка, или психолога, который работает с собственной женой, которая случайно изменила ему. Представьте, что им это приходится делать каждый день. Насколько быстро произойдет то самое профессиональное выгорание, которое Фрейденбергер в свое время описал у людей, стремящихся отнестись к каждому клиенту и каждому пациенту как к самому родному и близкому человеку?

Есть старый хороший американский фильм «Цвет ночи» (1994 год, режиссер Ричард Раш), в котором Брюс Уиллис играет роль психотерапевта, пациентка которого на его глазах покончила с собой, выбросившись из окна кабинета. Пациентка погибла. Доктор был вынужден длительное время проходить курс психологической реабилитации, чтобы восстановиться после перенесенной эмоциональной травмы.

Я же вспоминаю случай из своей клинической практики, когда работал с клиенткой с тяжелым чувством собственной ненужности, ощущением, что до нее никому нет дела, что она одна в этом мире, – и работал успешно. Клиентка поправилась и «вернулась к людям». Когда мы закончили работу, она призналась, что в начале работы у нее было острое и трудно преодолимое желание покончить с собой только для того, чтобы сделать мне больно, чтобы я страдал и переживал из-за нее. И она призналась, что не сделала это только потому, что хорошо понимала, что я не буду этого делать. Я не буду страдать. Поэтому она предпочла вылечиться.

Работа и отношения – это разные вещи. Как кофе и молоко. Можно смешивать.

Сойти с ума вместе

Несмотря на то, что папа дяди Федора в мультфильме «Трое из Простоквашино» (1978 год, режиссер Владимир Попов) говорил маме дяди Федора: «С ума поодиночке сходят. Это только гриппом все вместе болеют», – вообще-то это не так.

С ума замечательнейшим образом сходят и все вместе. Иногда это называют «коллективное сумасшествие». Термин этот не столько научный, сколько публицистический. В медицине и психиатрии мы используем термин «индуцированный бред». Что такое индуцированный бред?

В начале девяностых я лечил в областной психиатрической больнице женщину с галлюцинаторно-бредовым расстройством. Ей казалось, один из многих расплодившихся в то время целителей Диденко магическим образом связывался с ее сознанием и требовал от нее интимных услуг, иначе угрожал жестоко отомстить ей и ее близким. Она чувствовала его присутствие в помещении и даже физически ощущала его интимные прикосновения и тяжесть тела на себе.

Бедная женщина сняла все свои деньги и с маленькой дочкой поехала на поезде на юг России, чтобы откупиться от «шантажиста», но не нашла его и вернулась назад. Тут-то родственники ее и сдали к нам в клиническое отделение. Женщина подробно рассказывала про голоса в голове, про угрозы, команды и ощущения внешнего воздействия на тело.

Спустя какое-то время на свидание в отделение пришли ее дочка с бабушкой. Дочка рассказала мне, что «плохой дяденька Диденко» преследует их с мамой, угрожает убить, поэтому они были вынуждены прятаться по подвалам и ночевать в подъездах.

Бабушка страшно переживала из-за того, что и внучка тоже сошла с ума. Я ее успокоил, сказав, что нужно просто изолировать девочку от матери и время, чтобы внучка пришла в ум. Так и произошло. Спустя пару недель девочка забыла и про дяденьку Диденко и про преследования и зажила обычной детской жизнью с бабушкой и дедушкой.

Для возникновения индуцированного бредового расстройства всегда нужно два условия. Нужен индуктор – источник бреда с социально доминирующей позицией – и нужны индуцируемые – социально, эмоционально, идейно, материально зависимые от индуктора близкие. Именно так, как это было в случае с дочкой моей клиентки. Это либо маленькие дети заболевших родителей, либо глубоко зависимые, забитые и не очень далекие жены, либо еще какие-то подобные случаи.

Что делать? Никакого специального лечения, разубеждения, госпитализации в подобных случаях не нужно. Нужно как можно быстрее ликвидировать источник бреда, и индуцированный бред угаснет естественным образом без воспоминаний о нем.

Однако до тех пор, пока источник бреда на свободе, а не в психиатрической больнице, близкие с индуцированным бредом будут всеми способами защищать своих больных «мам» и «пап», не понимая, что те давно сошли с ума и они тоже.

Теорию «полюби врага своего» придумали враги.