Текст книги "Война после войны. Пропавшие без вести"

– Миска чего? – робко спросил кто-то из бородачей помоложе.

Катрин усмехнулась:

– Отстали вы от жизни. Барсуки заросшие. Когда до вас доходили последние вести из столицы?

– Два года назад, – настороженно пробормотал старший.

– В Тинтадже многое изменилось. Там новые законы, и они не покажутся вам излишне мягкими. Я готова поведать вам, что творится в мире, а потом вы сообща поднапряжете ум селянский и решите что делать. Повиноваться королевской воле или искать места поуютней Медвежьей долины…

Теперь Катрин была уверена, что удастся побывать в деревне. Оставалось надеяться, что и выбраться из того гнезда пейзанской анархии удастся.

«Что ж мне так много надо? В каждую дырку затычка. На кой черт мне восстанавливать законный порядок и налаживать общественные связи? Вот дура, хоть бы Энгуса туда не тащила».

Процессия шествовала вдоль опушки. Катрин то и дело ловила на себе мужские взгляды, и нельзя сказать, что они сплошь были приветливыми и восхищенными. Адекватно вел себя только предводитель ополчения. Несмотря на безобразную бороду «веником», вождь явно обладал здравым умом и определенной интуицией. Поддерживал вежливую беседу, поглядывал снизу вверх и при этом не выражал желания немедленно поменяться местами. Остальные пахари-разбойники косились с плохо скрытой опаской. Бесспорно, многие из них считали наилучшим выходом стукнуть незваную госпожу по голове и аккуратно зарыть в лесу, предварительно освободив от оружия, украшений и прочих социально-оскорбительных излишеств. Ну, может, еще кое-что сотворить, пока тело теплое. Такие идеи не нравились не только Катрин, но и Вороному. Конь свирепо косился на крестьян, щерил зубы. Возможно, жеребцу претил запах деревенских жителей. Запах был действительно не очень…

Катрин высокомерно улыбалась и слушала светскую беседу. Спокойный, как бревно, Энгус обсуждал со старостой предстоящую зиму. Модная аграрная тема, насущная, жаль только сама латифундистка понимала немногое. Сама виновата, нужно было в свое время больше дачными делами интересоваться. Дожди, сенокос, приплод, закваска-засушка. Молодец Энгус. Лишнего не болтает, о делах в замке упоминает расплывчато и вскользь. Взрослеет мальчик. Благотворное влияние Блоод, не иначе.

Едва заметная тропа вывела в низину. Перешли по хлипким мосткам ручей, поднялись между холмами, и Катрин увидела деревню. Неровный, но с виду крепкий частокол, за ним крытые камышом и соломой приземистые крыши домов. Струйки дыма из очагов, худосочная сторожевая вышка. Общинная простота и патриархальность. Доподлинно невинны и безгрешны помыслы жителей пасторалей сих… Хорьки вонючие.

Застучали по чему-то металлическому, звонкому. Донеслись крики с вышки-жердочки. По крайней мере, служба оповещения здесь работает.

В сопровождении почетного караула-конвоя Катрин и Энгус въехали в бревенчатые ворота. В первую минуту девушку поразило количество детей. С демографией здесь все было в порядке. Вероятно, сказывались длинные зимние ночи и скромный выбор культурных развлечений.

Процессия остановилась на тесной площади в центре деревни. Люди шептались, переговаривались, кто-то хихикал. Ждать, когда все насмотрятся и обсудят гостей, смысла не было. Взирая поверх голов, Катрин заговорила. Возможно, гостья выглядела вызывающе надменной, но леди Медвежьей долины осознавала, что стоит прямо взглянуть в удивленные, любопытные, недобрые, тупые и всякие прочие рожи, и она непременно собьется с мысли.

Краткая лекция по изложению текущего политического и международного момента прошла в удивительной тишине. Один раз девушку прервала укушенная несознательными блохами собака, но шавку тут же пинками призвали к должной тишине. Катрин упомянула о подавлении злоумышленного бунта против Короны, о перемирии с горцами и о новой национальной политике в отношении дарков. Уделила внимание ужесточению законов, карающих за измену и бродяжничество. Возможно, король истолковывал бы отдельные юридические параграфы в несколько ином свете, но Его Величество был далеко, а здесь манор[9]9
  Манор – феодальная вотчина в средневековой Англии.


[Закрыть] леди Мезозойской. Чего хотим, то и вещаем.

Если позволят.

Когда докладчица закончила, в толпе раздался громкий вызывающий хохот. Катрин не слишком удивилась. И до этого кожей чувствовала, что все гладко не пройдет. Слава богам, показное веселье демонстрировали всего несколько человек.

– Вот же заливает девка! Эй, Жигун, ты кого нам привел? Не мог ей сам, под кустом, ума-разума вправить? Врет ведь, курва гладкая, и не краснеет.

Староста пожал плечами:

– Врет или нет – дело общества решить. Я в замке нынче не был, да и ты, Раф, туда давненько не наведывался. Леди, сам видишь, – богатая. Что ей врать-то?

– Врать ей вовсе не нужно, это уж точно, – насмешливо поддакнул Раф. Раздвигая людей плечом, бунтарь неторопливо двинулся к центру. За ним, как привязанные, двигались еще трое. Все немаленькие дяди. Правда, одного Катрин сразу скинула со счетов – знакомый. Этот без пальцев много не набезобразничает. – Да уж, зачем ей врать, – издевательски продолжил рыжебородый Раф, – девка-то нашла все, что искала. Слазь, красотулька, этот жеребчик не по тебе. Тебя другой «коняшка» ждет – ох, не пожалеешь, что сменяла. А серебришко какое-никакое мы тебе оставим. Если ласковая будешь. Ишь, разъездились потаскушки бродячие…

На похабные ухмылки и смешок Катрин внимания обращать не стала. Раздумывала: сразу достать глефу или подождать еще? Тесновато здесь, неизбежно народец пострадает.

– Так как, цыпочка? Или трепыхаться будешь, милашка королевская? У нас здесь тишь и благолепие – городской стражи мы отроду не видывали, – Раф смотрел почти ласково.

– Ты бы это… поосторожнее, – предостерег староста. – Если она действительно леди, плохо будет.

– Да ну?! Неужто леди? Ох, она мне тогда что, по-собачьи не даст? – заржал рыжий хам.

– Дам. Чего ж не дать, – Катрин выдернула ногу из стремени, соскользнула на землю. Энгус догадливо подхватил поводья Вороного.

Катрин стояла лицом к лицу с деревенским бандитом. Рыжая борода едва не колола ее подбородок. От мужика так и перло псиной. Тем лучше. Жалеть будет некого.

– Можешь уйти. Прямо сейчас. И в Медвежью долину никогда не возвращайся.

– Ого! – Раф зашевелил густыми бровями в притворном ужасе. – Чем еще пугать вздумаешь?

– Умрешь, – холодно улыбнулась Катрин.

– Ну да, у тебя же меч есть. – Мужчина опустил ладонь на рукоять кукри, весящего у бедра девушки. – И как, ничего ножечек? Может, поменяемся? У меня куда подлинней оружье отыщется, а у тебя «ножны». Проверим?

Кукри в данный момент был Катрин не очень нужен. А вообще пора было переходить к делу. Нечего томить зрителей.

…Короткий удар лбом в лицо. Нос на рыжей харе хрустнул. Девичье чело оказалось на удивление твердым. Мужчина сдавленно ухнул и отпустил чужое оружие. Вовремя. Катрин уже разогнулась… в обеих руках по ножу. Леди-гостья шагнула вперед, сделала пируэт вокруг ошеломленного, еще только тянущегося к сломанному носу Рафа… Мелькнули тусклые клинки. Двое нехороших дяденек начали оседать на утоптанную землю… Раф еще не успел осознать, что число его соратников катастрофически уменьшилось, а рука в звенящих браслетах схватила его за немытые волосы, запрокинула голову. Движение клинка обреченный мужчина не уловил…

…Катрин поморщилась. Вышло грязновато. Широкий веер крови окропил окружающих. Валясь на землю, самец еще и отвратительно захрипел. Да, в каком-то смысле резать глупых и самонадеянных людей куда проще, чем баранов…

…После мгновения немой паузы в толпе завизжали. Счастливчики, стоящие с краю, бросились удирать, остальные, в ужасе отдавливая друг другу ноги, пятились. Катрин оказалась на пятачке в окружении трех тел и Энгуса с лошадьми. Раф, зажимая обеими руками перерезанное горло, хрипел и сучил ногами. Двое его дружков, получив сталь в печень и под лопатку, на любые проявления эмоций были уже не способны.

– Иди-ка сюда, красавчик, – поманила Катрин четвертого члена шайки. В руке был зажат нож, и жест вышел излишне убедительным. Беспалый в ужасе замотал головой и попятился. Вообще-то гостья его убивать не собиралась, но бедняга совсем спятил от страха. Когда он присел и попытался заслониться худеньким мальчишкой-подростком, Катрин метнула нож. «Лепесток» с глухим стуком пробил пустой лоб, и бунтарь-инвалид повалился, увлекая за собой мальчишку. Мальчишка завопил. Катрин шагнула к ним, за шиворот вздернула на ноги, легкого, как чучело, подростка.

– Спокойно, бойскаут.

Подросток подавился криком, попятился. Ужаса в его глазах было не меньше, чем у покойного беспалого.

…Нож в черепе засел плотно. Пришлось наступить мертвецу на грудь. Катрин брезгливо стряхнула с «лепестка» липкую жижу. В поредевшей толпе кто-то сдавленно всхлипывал, но, в общем, стояла тишина. Мертвая.

– Еще вопросы по ведению будут? – осведомилась Катрин у замершего столбом старосты.

– Нет, миледи, – сипло пробормотал тот. – Они-то того, диковатые. – Он показал на лежащие тела. – Из Дубника. Всего четыре года здесь. Приблудились. Темные люди…

– Угу. – Девушка пнула сапогом тело наконец отошедшего в лучший мир Рафа. – Вас, должно быть, его масть обманула. Ну, этот рыжий вам счастья точно не принес. Вижу, остальные добрые и рассудительные селяне уже догадались, что хранить верность «Двум лапам» выгода прямая?

– Да, миледи. Не сомневайтесь, – заверил предводитель мирных хлеборобов.

– Прекрасно. – Катрин небрежно сунула ножи в ножны. – Я было уж начала разочаровываться в вашем гостеприимстве. И в вашем чувстве долга.

– Да что вы, миледи! Мы и правда люди темные, дремучие, в глуши живем. Грамотных нет, умом сплошь туговаты. Простите, что сразу вас не признали. Времена нынче смутные, – кого только не встретишь на безлюдье.

– Это точно. Что интересно, они – времена – всегда смутные. – Леди вставила ногу в стремя.

– Не желаете ли разделить с нами трапезу, миледи? Сейчас все готово будет. Стол наш не богат, но мы будем счастливы вас принять. Оно ж не каждый день-то радость случается. – Староста почти обрел былую уверенность.

– Смотрите, в штаны от счастья не наделайте, – сухо сказала Катрин. – На первый раз прощаю. Но если люди из замка еще раз найдут здесь прием, подобный сегодняшнему, уж не обессудьте. Деревню сожгу без разговоров. Мне почему-то не импонируют разбой и предательство. Да и перед королем как-то стыдно. Дойдут слухи, что Его Величество скажет?

– Так справедливо, миледи. Заверяю вас, никто и не мыслил ничего дурного против «Двух лап». И деды наши, и прадеды проживали в счастливейшей безопасности рядом со столь славными, надежными стенами. Уж смеем ли надеяться на вашу защиту в нелегкое зимнее время?

– Надеяться смеете. Поговорим об этом завтра. Жду вас и четверых мужчин потолковее. С инструментом. Без должного ухода «Две лапы» подрастеряли былой уют. Посмотрю, годны ли вы на что-нибудь, или мне приглашать мастеров из Тинтаджа. Кстати, из старых слуг кто-нибудь остался в живых? Мне нужны знающие люди. Дорогу в замок, надеюсь, никто не забыл? Верные толковые слуги не будут обижены.

В последнем, судя по физиономиям, добрые селяне не были уверены. Конечно, вербовать на службу, стоя в окружении четырех свежих трупов, занятие сомнительное.

Оказавшись за воротами деревни, Катрин вздохнула свободнее. И не только из-за вони свинарников, густо пропитавшей стойбище верных пейзан. Не верилось, что все случившееся, включая четыре трупа и велеречивые синьорские речи, произошло с ней самой. Тьфу ты, нелепость какая. Зачем все это?

– Подожди, Катрин. Зачем гнать? Могут подумать, что мы боимся, – окликнул командиршу Энгус.

Катрин придержала коня:

– Во-первых, пусть думают. Всегда можем прирезать еще кого-нибудь для убедительности. Во-вторых, там страшно воняет. Совершенно дикие, в смысле санитарии, граждане. В-третьих, я действительно боюсь. Затопчут ведь кучей.

– Шутите? – недоверчиво спросил Энгус. – Так мгновенно отправили тех бродяг к предкам, что я и рассмотреть-то не успел. Хоть и ждал. Да селяне сейчас трясутся и радуются, что вы не прогулялись по всей деревне. Полагаю, вы станете самой суровой и милостивой леди «Двух лап». Останетесь в истории Медвежьей долины на веки вечные.

– Да уж, чуть что, попадаю в историю, – пробормотала Катрин.

– Вам не нравится? Это ж благородное дело.

Сиятельная леди действительно морщилась:

– Так противно резать грязных скотов. Они же даже за ножи схватиться не успели.

– Да, нужно было их сначала заставить помыться.

Катрин кивнула. Она чувствовала себя весьма глупой и хвастливой леди. Там, в деревне, слишком лихо сунула нож за голенище. В ножны не попала, а вот в собственные штаны… Теперь и дырка, и порез. Стыдно будет объяснять Блоод происхождение сей боевой раны.

Глава 6

…Сначала заскрипела пила, потом, почти сразу, музыкальную партию подхватила пара молотков. Катрин плотнее уткнулась щекой в подушку. Раскрывать глаза не было нужды. И так знала – едва рассвело. В общем-то Катрин ценила и уважала трудолюбивых людей. Но не до такой же степени! Ремонтные работы в замке отныне велись от темна до темна.

– Вставай, – прошептала Блоод, – пора тебе скакать. Лошадь тележная.

Катрин, не глядя, скребла подругу за густоту волос, ткнула лицом в подушки:

– Молчи, поскакунья. Некоторым лишь бы издеваться, кровососка бессонная.

– Зато мне. Завтрак не нужен. Только ужин.

– Размечталась. Недожаренная баранина – вот все, что тебе светит. – Катрин потянулась за безрукавкой.

Когда хозяйка вышла во двор, трудовой процесс уже был в разгаре. На стене сидели четверо плотников. Остальные таскали доски внизу. Провал крыши галереи почти заделали, работы оставалось дня на два. Катрин ответила на почтительные приветствия и быстренько выскользнула за ворота. Слава богам, на излишне открытую господскую безрукавку уже перестали обращать повышенное внимание.

Девушка ускоренно сбежала по тропинке, свернула к кустам у реки. Потом уже медленней и размеренней двинулась вдоль берега. Окончательно пробуждалась обычно не сразу, как раз здесь, двигаясь вдоль камышей и песчаных заводей, и приходила в себя. Утренний, покусывающий плечи холодок исчез. Ноги двигались все резвей. За прошедшие дни в траве уже появилась тропинка. Точно – лошадь. Права Блоод, люди работают, а барыня здесь праздно галопирует… Из тростника с шумом вырвались напуганные утки. Вот еще и животных смущаешь. Впрочем, многие мелкие приречные обитатели уже привыкли к бессмысленному утреннему моциону странного двуного создания. Семенили по песку трясогузки и мелкие кулики, в кустах щебетала неведомая мелочь. Неутомимо плюхалась в воду пара серо-голубых зимородков. Ага, тоже рыбку любят.

У огромной ивы Катрин развернулась и побежала обратно. Возвращаться было не так приятно. Ноги несли по-прежнему легко, дыхание дисциплинированно поддерживало нужный ритм, но перед глазами уже маячил холм с замком, и в голову назойливо лезли бесчисленные хозяйственные мысли. Вот что толку думать о запасах теса и пеньки, об отсутствии хорошего шорника, когда в замке уйма людей, разбирающихся в этих проблемах куда лучше? На кой черт леди здесь вообще нужна? Толку никакого, только жрет исправно. Даже бодрящее чувство сексуального напряжения вносит в бытие присутствие суккуба, а не белобрысой хозяйки. Ну, с этим, положим, можно согласиться без печали. А с остальным? Будем и дальше надувать щеки и осуществлять «общее руководство»? Даже рыбу ловить уже не хочется. Ртов прибавилось, – настоящий рыбхоз организовывать пора. Правда, пока рыбу исправно из деревни таскают. Там, по соседству, в озерах, такие караси приличные…

Катрин нырнула в кусты и выскочила к мосткам. На носу долбленки сидела Блоод.

– Быстрая. Как щука.

– И такая же голодная, – пробормотала Катрин, сбрасывая ремень с ножнами и одежду.

Блоод с очевидным удовольствием и одобрением наблюдала, как подруга разоблачается.

– Могла бы. Бегать без всего.

– Угу. А какой-нибудь любознательный тип со стены сверзится. Или палец себе оттяпает. Не так много у нас работников.

– Без одного. Мы бы обошлись. И без пальца. Тоже. Не умеют ничего. Только стучать.

– Тебе дай волю, так ты их вообще без рук оставишь. Чтобы не отвлекались от главного… – Катрин без всплеска нырнула с шатких мостков. Прохладная зелень воды обняла, понесла дальше. Девушка вынырнула, откинула с лица волосы. Надо бы постричься покороче. Вот Ингерн окончательно встанет на ноги, возьмет ножницы. Хотя и Блоод можно попросить. В последнее время суккуб жутко вдумчиво относилась ко всяким дамским мелочам.

Катрин позволила течению отнести себя чуть дальше и поплыла обратно к подруге. Бегать Блоод отказывалась, но при водных процедурах присутствовать любила и даже символически участвовала. Кстати, к холодам едва ли удастся восстановить замковую купальню и баню. А про отхожее место и подумать страшно. Ох, заботы, заботы…

* * *

Ингерн сидела в кресле и командовала. Голос у нее был еще слабый, но непреклонный:

– Поменьше масла, поменьше. И поровнее наливайте…

Пекли оладьи Даллап и молчаливая старушка со странным именем Фа. На китаянку она совершенно не походила, скорее уж, на беженку-монашку. При замковой кухне бабуля состояла еще в те времена, когда «Две лапы» процветали и лорд был самый настоящий, – без наглых зеленых глаз и привычки собственноручно резать глотки беспородным бунтовщикам. Фа вернулась в первый же день вместе со старостой и перепуганными плотниками. Еще в тот же день приплелся старый, почти слепой кузнец. Потом население замка увеличилось на его внука-сироту и пришлую пожилую женщину. Катрин так и не поняла, почему безропотная женщина не прижилась в деревне. По крайней мере, прачкой она была отменной. Кузнец, несмотря на слепоту и миновавшие тридцать лет, прекрасно ориентировался в родной кузне и мастерской. Его внук старательно таскал воду и исполнял прочие утомительные обязанности, которые на него с облегчением свалили Энгус с Даллапом. Вот если бы парнишка еще не приходил в такой ступор при появлении хозяйки… А одно упоминание о Блоод действовало на юнца катастрофически. Да, возраст гиперсексуальности. Можно надеяться – проблема сама рассосется. Лет через пять-шесть.

Катрин, обжигаясь, доела политые медом оладьи. Запила яблочным взваром. На столе красовался кувшин с пивом. Но с ним нужно было быть поосторожнее, особенно утром. Портер этакой чудовищной крепости действовал покруче джина. Появлением данного сногсшибательного продукта замок был обязан возвращению еще одного исконного обитателя «Двух лап». Маленький клуракан появился незамеченным. Как он проник в заваленный обломками лестницы подвал, сказать было сложно. О новом жильце девушка узнала от Фир Болга. Очень мило, но Катрин совершенно не нравилась легкость доступа в замок. Что делать, местные, они пронырливые.

Специалистом клуракан оказался увлеченным. Пиво получалось отменным, несмотря на то что маленький мастер варил его буквально в руинах пивоварни. Даллап и деревенские виртуозы топора и стамески пришли в восторг. Жаль только, что сама Катрин не могла выпить больше половины кружки. Во время личного знакомства с высокородной леди бедный пивовар страшно смущался и оправдывался. Технических деталей хозяйка так и не уяснила, но почему-то о светлых сортах пива пока можно было забыть. Производственные трудности, да.

Трудностей хватало. Когда сытая и пришедшая в равновесие с окружающим миром Катрин выползла во двор, у кузни скандалили. Собственно это был не скандал, а жаркий спор. Дискутировали по поводу гвоздей. Гвозди действительно получались паршивые. Изнуренный изготовлением оладий, Даллап яростно защищался по принципу – сами дураки. Ему поддакивал старожил кузнечного дела. В ответ деревенские мастера демонстрировали гнутые скобяные изделия.

У Катрин не было ни малейшего настроения разрешать сей конфликт, и она малодушно попятилась под защиту стен. Услышала голос вмешавшегося в спор Энгуса. Расслышать слова Катрин не могла, но тон у парня уверенный. И между прочим, мужики его слушали. Вновь застучали топоры. Катрин покачала головой. Молодец. Надо его поощрить. Медаль дать, что ли? Жаль, шоколадных медалек нет.

Катрин забрала Блоод, и девушки смылись на реку. Проверили перемет, улов был так себе, едва-едва на ужин хватит. Суккуб ловко цепляла коготком под жабры судаков и окуней, бросала в мешок. К рыбе Блоод относилась довольно брезгливо – холодная кровь ей никогда не нравилась. Зато сытые мужчины куда вкуснее.

Потом на маленьком островке подруги отмылись от чешуи. Нельзя сказать, что возня с переметом была так уж утомительна, но потянуло отдохнуть…

Отдохнули, потом отдохнули от отдыха. Катрин вытянулась на теплом песке. Блоод лежала на животе, пряча от солнца глаза. Повязка из нескольких слоев черного шелка плотно закрывала змеиные глаза, но все равно полуденное солнце слепило суккуба. Кроме защитной повязки из одежды на обеих девушках остались только драгоценности. Довольно смешно возиться с крючками и уловом, бряцая серебром, но Блоод была непреклонна. Она откопала в замке прорву безделушек. Поскольку Фир Болг не возражал, Катрин пришлось принять и это наследство. И принять, и частично таскать на себе. Впрочем, большую часть удалось сбагрить подруге. Блоод по-прежнему тяготела к женской мишуре, и стало понятно почему. Наряды и драгоценности надежно маскировали ее убийственную дарковскую красоту. При беглом взгляде мужчины видели не сладкую погибель, а просто потрясающе красивую и соблазнительную молодую женщину. Ну, всматриваться пристальнее не рекомендовалось.

Катрин машинально вертела на запястье затерявшиеся среди изобилия чеканного серебра, костяшки «браслета возвращения». Великая ценность или ничтожная пустышка в здешнем мире? Может быть, этот островок с солнцем и рыбьей чешуей и есть настоящее Эльдорадо?

– Зачем носишь? Память? – спросила Блоод, не поднимая головы.

Катрин помолчала. У воды бродили длинноногие кулички, внимательно смотрели на речную даль.

– Память… да. Только я теперь забыла, о чем она, та память. Что-то с памятью моей стало, все, что было не со мной, помню. М-да…

– Тебе плохо?

– С чего ты взяла? Наоборот, чтой-то слишком благостно мне.

– Тебе не нравится. Я?

Катрин поднялась на локте:

– Ты, Бло, у людей дурного набралась. Комплексы какие-то, глупости надуманные. Ближе тебя у меня никого нет. Ты же знаешь.

– Я рада. Но ты путаешь.

– Ничего я не путаю, – пробурчала Катрин. – Это у тебя вопросы странные. От голода, наверное. Вообще-то я тебе обещала мужчин.

– Нет. Все нужные. Лишних самцов нет. Подожду. Привыкну. Пока кролики и курицы. И украшения на тебе. Мне нравится, – Блоод неощутимо оказалась рядом и принялась мягко и сладко доказывать, что ей действительно нравится.

* * *

Лестницу подправить тоже не мешало бы. Когда ступаешь, некоторые из камней шатаются под подошвами сапог, приходится опираться о стену. Оборону здесь держать одно удовольствие, но вот самим забираться наверх… С другой стороны, долго ли продержишься на открытой всем ветрам площадке?

Катрин выбралась на смотровую площадку. Здесь было пустовато. Только голый флагшток. Вылинявшее до полной неузнаваемости, старое знамя сняли еще в первые дни. Пусто и неприлично. Сейчас на площадке красовался лишь рассохшийся ящик непонятного предназначения. Хозяйка цитадели оперлась о массивный зубец, глянула вниз. С высоты внутренний двор казался маленьким. И здорово загаженным. Штабель бревен, обрезки чурбаков и досок, куча песка, которую растащили по всему периметру. Песочницу, что ли, сделать? Наследники Ингерн будут возиться, «пирожки» лепить. Впрочем, до наследников дело еще не дошло, а песок, видимо, целиком уйдет на ремонт мостовой у ворот. Со всем остальным потом разберемся.

Катрин удержалась от соблазна плюнуть на лысеющую макушку Даллапа. Шутка, недостойная миледи, и вообще крайне дурного тона. Тем более что все равно не доплюнешь.

Экие глупости лезут в голову. Совсем спятила от лордовской жизни. Сиятельная хозяйка втиснулась между теплыми камнями зубцов и села, поджав ноги. От высоты захватывало дух, но Катрин нравилось рисковать. Хотя опять же вопиющая дурь…

По дороге, ведущей из деревни, тащился воз. Дорогу порядком накатали. Пойдут дожди, развезет в жижу. Лошади и так выбиваются из сил. Белесую было особенно жалко. Животное заслуживает покоя. Хотя ей не привыкать, но все равно. Рабочих лошадей придется прикупить на стороне, в деревне их совсем мало. Серебра хватает, а купить негде. Напрашивается экспедиция в соседний городишко – в Дубник. Всего три дня пути, но кому ехать? Самой нежелательно, до короля слухи дойдут, не стоит дразнить Его Нервное Величество. Блоод исключается. Даллап пристегнут к юбке. Энгус? Не рано ему самостоятельно путешествовать?

Катрин с раздражением потерла мочку уха. Ноют – серьги-то увесистые. Все Блоод с ее эстетико-эротическими фантазиями. И ты не лучше. Энгус для вас мальчишка. А сама-то разве что на год его старше. Если вообще старше. Сколько ему лет, так и не удосужилась узнать. Баронесса хренова. Нужно взять его, Блоод и съездить в городишко. Дамы не сахарные и в лесу подождут, пока Энгус покупать коней будет. Лучше парня лошадей все равно никто не выберет. И двоих-троих деревенских с собой взять не помешает. Пусть дорогу вспомнят. За тридцать лет страха, когда боялись даже мимо замка к броду пробраться, поотвыкли селяне от дальних прогулок. Что за люди такие? И через горы на севере пройти особых стремлений не имели, да и выше по течению перебраться не пытались. Ладно, вольному – воля. Хм, может, их того – закрепостить?

Совсем озверела.

Катрин слезла со стены, пнула флагшток. Крепкий. Надо бы поднять что-нибудь. В этом мире без трусов ходить можно, но без знамени и герба – жуткий позор. Интересно, о «Веселом Роджере» здесь что-то слышали?

Ой, не о том думаем. Пиратствовать пока кишка тонка. Сено, овес и зерно – вот предел мечтаний. И соль. Рыбу засолить, мясо и сало. Лето длинное, но не бесконечное. Ляжет снег, придут вег-дичи и волки. Не те жалкие стайки, что знакомы по милым сказкам старушки Европы. Здесь, судя по рассказам, волчары куда сообразительнее и организованнее. О таинственных снежаках даже и речи нет – хитрющие твари, с вег-дичем их сравнивают. Каждый выход за стены превратится в боевую вылазку. А еще нужно будет прикрывать деревню. Зимой от хищников, летом не только от них…

Внизу неутомимо стучали топоры и молотки. С кузни несло гарью, с горном у мужчин частенько возникали проблемы. Катрин в последний раз окинула взглядом холмы, лесную опушку и речное русло. Дивный пейзаж. Здесь бы постоянного наблюдателя поставить. И крупнокалиберную снайперскую винтовку ему выдать. Волчьими шкурами можно было бы все полы в замке застлать…

* * *

До конца дня Катрин успела помочь Блоод разобрать огромный сундук полуистлевшей одежды, обсудить с Ингерн и другими женщинами обустройство развалившегося курятника и выслушать от Даллапа доклад о полнейшем отсутствии материалов для ремонта «куриных казарм». Еще был Фир Болг со списком лечебных трав, которые требовалось собрать, пока не кончился сезон. Еще было проведено исследование ящиков с древними свечами, которые почему-то плохо горели. Когда-то эти свечи доставили из самого Тинтаджа. Стоили дорого, так как воск содержал редкие благовония. Лучше бы они тогда закупили свечи и благовония по отдельности. Ну, претензии предъявлять некому. Милорд и его наследник погибли где-то в этих самых комнатах, леди-хозяйка давно умерла в изгнании. Подробностей Катрин по-прежнему не знала и совершенно не стремилась узнать.

В сумерках Катрин вывела за ворота пса. На натуральной пище Моде Лу поправился, его шерсть приобрела некоторый лоск. Но благотворные изменения экстерьера не поменяли отношение к жутковатому зверю большинства людей. Пса по-прежнему до обморока боялись. Когда хозяйка с животным проходили мимо пустого амбара, где готовились ко сну поужинавшие рабочие, там наступила такая тишина, что было слышно, как постукивают по камню когти черного монстра. Катрин держала руку на холке пса, тот демонстративно не смотрел в сторону затаившихся людей. Употреблять ненормативную лексику и просто сомнительные выражения в замке давно отвыкли. Ругались все исключительно вежливо и двусмысленно.

Моде Лу чуть заметно шевельнул хвостом и не торопясь, потрусил вниз. Возвращался он теперь только перед рассветом.

Катрин смотрела на черненое серебро речной воды. На луну и Темную Сестру наползали прозрачные облака, и долина ежеминутно меняла цвета. Звенели цикады. Сквозь их неумолчный треск из темнеющего вдалеке леса доносилось уханье филина.

Из ворот выглянул Даллап. Убедившись, что чудовищный пес покинул замок, ветеран вышел и устало уселся на любимый камень.

– С гвоздями разобрались? – спросила Катрин.

– Разобрались, – пробурчал Даллап. – Шуму больше, чем нужно. Гвозди, они ведь разные получаются. Мы ведь не туссеры[10]10
  Туссеры – фейри, жители холмов. По преданиям, наделены великой мудростью и великими умениями. Славятся как искусные кузнецы.


[Закрыть] какие-нибудь. Делаем, как умеем.

Явились Блоод с Энгусом. Суккуб села на перила моста рядом с подругой. В платье, с наброшенной на черные локоны шалью, Блоод казалась милой и домашней. Катрин, не оборачиваясь, чувствовала, как смотрит на подругу Энгус. Думает, дурачок, что в темноте незаметно. Эх, молодежь, молодежь. Катрин ощущала себя старой и омерзительно разумной. А вообще-то смотреть на реку и слушать обыденную болтовню было так хорошо и уютно.

Говорили все о том же: о запасах на зиму, о бесчисленных помещениях, просто вопиющих о ремонте. О деревенских, с их вялым и ленивым характером. Ранение Ингерн уже казалось какой-то нелепой случайностью, не имеющей прямого отношения к бородачам-селянам.

Катрин слушала, впадая в странную умиротворенную дремоту. Хорошо бы так и встретить старость: в окружении надежных товарищей, любуясь ночной тихой долиной. Уф, рано как-то о подобном мечтать. Надеешься в этой благодати до пенсии дотянуть?

Катрин заставила себя очнуться, рассказала о планируемой экспедиции для пополнения конского поголовья. Идея противодействия не встретила, тут же начали обсуждать детали.

Девушка вновь с трудом улавливала смысл. Хотелось, чтобы всегда стояла такая теплынь, чтобы не было комаров и порывистого ветра, чтобы так же мерцали звезды и неспешно тянулась рваная вуаль облаков. И вообще ничего бы не менялось…

Приковыляла Ингерн, и сразу все изменилось. Голос у бедняжки еще не окреп, но мысль о том, что пора ложиться спать, она довела до всех с былым нажимом. Супруг мгновенно повиновался, Энгус с Блоод остались запирать ворота, а Катрин отправилась навестить перед сном старого дарка.

…«Лепесток» медленно и тонко нарезал яблоко. Временами Катрин клала в рот прозрачный кисловатый ломтик. Фир Болг рассказывал о древних катаклизмах, воздвигших здешние горы и заливших черной водой бездонные озера. Древние войны с племенами Дану казались поистине жуткими событиями. Но все-таки у девушки создалось впечатление, что тектоническое оружие не применялось. Преувеличивает старец. Впрочем, с годами все видится грандиознее, чем было в действительности. Сколько же ему лет?