Текст книги "Планета для робинзонов"

– Реал! – закричал высокий студент с лохматой причёской.

На него зашикали.

– А что? – не сдавался он. – Они трижды были чемпионами мира!

– Это не серьёзно, – отвечали ему. – Для футбольной команды такое название годится, для межпланетного корабля – нет!

– Саламанка! Эстремадура! Альгамбра! – предложения сыпались со всех сторон. Но Хесус только качал головой и не прикасался к клавишам. На экране ещё не было ни одного слова. Когда первые страсти улеглись, он повысил голос.

– Все это не годится. Надо что-то общее для всего региона.

– Испания! – закричала полная девушка из заднего ряда.

– Лучше уж Иберия!

– Действительно, Иберия лучше, – ответил Хесус, его быстрые пальцы пробежали по клавишам. На экране появилось первое название.

– Нет, лучше дать ему имя героя! Назовём корабль Сидом!

– Серторий! Это ещё древнее!

– Герильеро!

– Почему обязательно героя? Почему не писателя? Я предлагаю Сервантес!

– Лучше уж «Алжирский пленник»!

– Может быть, «Дон Кихот»? Или «Санчо Панса»? – с иронией донеслось из зала. Все засмеялись. В наступившей после взрыва смеха тишине раздался низкий грудной голос невысокой девушки:

– Долорес Ибаррури!

– Пасионария! – закричал кто-то из зала.

– Правильно! Правильно!

Хесус стёр с экрана все надписи. Снова его быстрые пальцы забегали по клавишам.

– Пламенная.

И тут же зал взорвался:

– Почему «Пламенная»?

– Я перевёл на интерлингву, – отвечал Хесус.

– Нет, нет! – закричали из зала. – Не надо переводить! Пусть будет именно «Пасионария»!

– Немедленно в ратушу!

В считанные минуты изготовили лозунги: «Мы предлагаем „Пасионария“, „Наше название „Пасионария!“ и просто „Пасионария“. Вышли на улицу. Кто-то запел «Роха бандера“. Песню подхватили. Неожиданно получилась очень внушительная колонна, которая и двинулась к Пласа Майор, обрастая все новыми и новыми людьми.

***

Последние приготовления окончены. Громада корабля, окружённая стартовыми конструкциями, высилась посреди кратера Жюля Верна. За две недели, проведённые на Луне, экипаж успел перезнакомиться и сдружиться. Все космонавты принимали участие в предстартовых работах. Наконец, все-все сделано. Вот он стоит, красавец! На носу – надпись золотыми буквами: «Пасионария». Чуть ниже, меньшими: «Земля». На долгие годы он должен стать для них родным домом.

В прощальный вечер все собрались в большом зале Лунного Космопорта. Было немножко грустно, беспокойно. Кто знает, как оно все сложится. Может быть, кому-то и не суждено снова увидеть Землю? Специально для улетающих видеопрограммы показывали репортаж с Земли.

К Каури и Ингрид подсел Тойво Маттикайнен:

– Вы знаете, Каури, я долго вспоминал, где я читал ваше имя?

– Теперь вспомнили? – не очень приветливо спросила Ингрид, ей показалось, что посторонние разговоры как-то не соответствуют торжественности момента.

– Теперь вспомнил, – ответил Тойво. – Помните, я на досуге занимаюсь историей космических полётов… Собираю разные старые документы, вырезки из газет, книги… Больше всего меня интересуют не те полёты, так сказать, официальные, что ли? А те, которые произошли без ведома правительства…

– А что? – удивилась Ингрид. – Были и такие?

– Да. Были. У меня есть любопытный документ об одном таком полёте. Правильнее сказать, побеге с Земли. Бежала большая группа людей, несогласных с политикой правительства. Наши противники. И в этом документе упоминается человек по имени Каури.

– Кое-что я знаю, – ответил Каури, – но я думал, что это просто семейная легенда…

– Нет, дорогие мои, это не семейная легенда. Это история одного преступления… Хотите, я расскажу?

– Конечно, хотим, – ответила Ингрид. От её неприязни не осталось и следа.

– Это случилось давно, – начал Тойво Маттикайнен, – лет двести назад. В самом начале двадцать первого века прошлой эры, века полного разоружения…

ДЕТИ РОТАНГА

РОТАНГ – лианообразная пальма, не способная существовать самостоятельно. Может расти только используя в качестве опоры другие растения, в основном – пальмы других видов.

(Большая энциклопедия Земли, том 38)

1

Собор стоял на склоне горы выше посёлка. Его стометровая громада придавливала к земле все остальные строения, заставляла их казаться меньше, чем на самом деле. Издали металлические конструкции обрамлений почти не были видны. Казалось, что собор весь отлит из цельной глыбы стекла. Заходящее солнце играло на его многочисленных гранях, ещё более подчёркивая первое впечатление.

– Ах, какая красота! – воскликнула Селия.

– Я же говорил, что вам понравится, – ответил мистер Мэрчисон и обратился ко второй девушке, сидевшей вместе с ними в машине. – А вам, мисс Оттилия?

– Я просто в восторге! – ответила та.

Машина бежала вверх по улице, приближаясь к собору. Справа тянулись одноэтажные кирпичные дома, слева – соломенные хижины, И те, и другие буквально тонули в зелени.

– В домах живут семьи членов Ассоциации, – рассказывал мистер Мэрчисон, – в хижинах ученики. Сейчас они все в школе. Если ехать по этой улице до конца, мы окажемся на площади. С одной стороны – собор, а отсюда, от посёлка – школьные здания. А если посмотреть налево, вы увидите за рядами хижин точно такую же улицу, только кирпичные дома на ней стоят не справа, а слева. Так что хижины учеников как бы закрыты этими домами внутри прямоугольника.

Идущая впереди машина остановилась около одного из кирпичных домов. Темнокожий мальчуган в белой рубашке и брюках открывал решётку ворот.

– А почему вы не построили для учеников такие же кирпичные дома?

– Видите ли, мисс Селия, они ведь живут у нас не долго – три—четыре года, а потом возвращаются в родные деревни. Там они снова будут жить в таких же хижинах… Стоит ли их приучать к иным условиям жизни? Мы решили, что нет. Когда-нибудь позже, когда наша культура уверенно войдёт в их быт… Но это будет очень не скоро!

Тем временем машина остановилась. Мистер Мэрчисон предупредительно распахнул дверцу.

– Мисс Селия, бой вас проводит в вашу комнату. Минут через двадцать—тридцать… Я думаю, вы успеете привести себя в порядок после дороги?

Селия утвердительно кивнула головой. В ней снова ожили все её страхи, рассеявшиеся было во время пути до посёлка.

– Вот и чудесно, – продолжал мистер Мэрчисон, казалось бы не заметивший её волнения. – Через двадцать—тридцать минут выходите в холл. Я вас представлю миссис Мэрчисон и познакомлю с подопечными. И не волнуйтесь, пожалуйста, моя матушка – замечательная женщина, а племянники – само послушание. А я тем временем отвезу мисс Хиббард к Свибрандтам.

Комната оказалась маленькой и уютной. Правда, ванной не было, но была небольшая умывальная. Собственно, это было даже больше, чем она ожидала. Селия разложила по полкам шкафа свой нехитрый багаж, сняла дорожный костюм, умылась. Против ожидания причёска почти не растрепалась, и на её восстановление ушло совсем немного времени. Она одела своё лучшее вечернее платье, оставшееся от былых времён. Ниточка красных кораллов дополнила туалет.

Мистер Мэрчисон распахнул перед ней двери гостиной и подвёл к пожилой даме, сидевшей в кресле.

– Мисс Цецилия Эплтон – миссис Мэрчисон, – представил он их друг другу.

– Очень приятно. Вы действительно милочка, – ответила пожилая дама. – Садитесь, пожалуйста, возле меня. Как вам нравится наша мебель? Собственное произведение. Это все из ротанга.

– Очень нравится, мэм. Замечательная мебель. Лёгкая и удобная.

– Я рада, что вам нравится. Как вы перенесли дорогу? Не очень устали?

– Что вы, мэм. Дорога такая интересная, а ваш сын такой замечательный рассказчик! Он столько рассказал нам!

– О да! Это Кларенс умеет! Только не зовите меня «мэм». У нас на Юге так не говорят! У нас говорят «маам».

– Хорошо, маам, я буду стараться. Возможно, я буду иногда ошибаться, но, надеюсь, вы не будете ко мне слишком строги?

– Конечно же, нет, милочка! Вам трудно будет сразу привыкнуть… Вы ведь из тех Эплтонов? Пенсильвания?

– Да, маам.

На этом разговор как будто окончился. Селия собиралась сказать несколько обязательных слов благодарности и отойти, как вдруг миссис Мэрчисон снова обратилась к ней:

– Скажите, мисс Эплтон…

– Мама, – перебил её Кларенс, – мисс Цецилия предпочитает, чтобы её звали просто Селия.

– Если вам так приятнее, то я буду только рада. Не люблю, знаете, милочка, в домашней обстановке всех этих официальностей…

После непродолжительного разговора о погоде и других малозначительных предметах Селия была представлена мистеру Мэрчисону-старшему, высокому представительному мужчине, старшему сыну и невестке, и, наконец, ей представили её будущих подопечных – Роберта и Эрнестину – племянников мистера Кларенса.

– Вот ваши подопечные, милочка. Дети, мисс Селия будет с вами заниматься, – девочка сделала реверанс, мальчик слегка поклонился. – Я думаю, вы будете достаточно строги с, ними?

– Вряд ли это потребуется, маам. Ваши внуки производят впечатление хорошо воспитанных детей!

– Боюсь, что это вам только кажется… Они все-таки выросли в глуши, далеко от Штатов…

– Мы будем с вами дружить, правда?

Девочка согласно кивнула головой, на её лице промелькнула улыбка. Мальчик ничего не сказал, но его взгляд, казалось, говорил: «А это мы ещё посмотрим!».

– Ну вот, милочка… Вы не обижайтесь, что я вас так называю?

Мисс Селия изобразила на своём лице максимум удовольствия.

– Заниматься вы будете с ними здесь, в этой гостиной. Мы, знаете, милочка, живём по-просту, по-сельски… Здесь и рояль стоит, здесь и стол. Вы пока не утруждайте их особенно… Ни историей, ни географией… Музыка, литература… Станут старше – тогда другое дело. А сейчас уже пора к столу. Кларенс, предложи мисс Селии руку…

Поздно вечером, укладываясь спать, Селия пробормотала:

– Нет, дядя, ты, конечно, не прав. Такая милая семья, со старыми традициями. Такие милые дети…

Несмотря на усталость после дороги и трудного дня, сдать ей не хотелось. Она снова вспомнила дядю. Вот ой, погрузневший, седоватый мужчина, сидит в кресле в её комнатушке и говорит своим низким, чуть хрипловатым голосом:

– Селия, мне не нравится эта фирма – Ассоциация Свободных Людей. Понимаешь, не те люди её организовали. Что-то здесь не так… Мне бы не хотелось, чтобы ты с ними связывалась. И, вообще, девушкам не место на Новой Гвинее.

– Но, дядя, – возражала Селия, – мне же просто ничего не остаётся другого. Доходы мои стали меньше в десять раз, я уже не могу жить как раньше… Работать стенографисткой? Это выход. Но это же мизер… Вечные кредиты… А тут такие хорошие условия. И дело-то какое: учить детей из хорошей семьи! Меня же готовили к этому! Правда, в другой роли. В роли матери и хозяйки дома. Думаю, что я справлюсь и гувернанткой. Потом, когда я вернусь, можно будет подумать и о своих… Мне же всего девятнадцать! Пять лет пролетят быстро… К тому же, контракт уже подписан!

– Ты твёрдо решила, девочка?

– Да.

– Тогда послушай меня, старика. Я тут немного занимался этой Ассоциацией. Нет, нет, они не нанимают девушек, чтобы продать их потом в публичные дома. Уж в этом их никак обвинить нельзя… Меня беспокоит совсем другое. Организовал эту фирму мистер Джошуа Пендергаст, полковник. Знаешь, из тех южных полковников, которые никогда в армии не служили. Года три—четыре назад он и его друзья, как на подбор все крупные плантаторы, вдруг, ни с того, ни с сего, ликвидировали свои плантации, обратили в деньги все имущество и поехали в Новую Гвинею… И зачем? Учить чернокожих ребятишек! Не верится мне, что все здесь чисто! Откуда вдруг такое человеколюбие? Правда, те плантаторы, что остались, на земельной реформе потеряли гораздо больше…

– Ну вот, видишь, дядя? Они просто оказались более дальновидными.

– Так-то оно так… Но все равно, не нравится мне это дело…

– Дядя, а может быть, это все твои профессиональные привычки? Видеть везде и во всем преступление?

Майор Бакмастер, поседевший в борьбе с преступностью, промолчал. Через некоторое время он заговорил снова:

– Ладно, девочка, пусть будет по-твоему… Но на всякий случай я подарю тебе одну вещицу, – и вынул из кармана зажигалку.

– Зачем она мне? – удивилась Селия. – Я же не курю!?

– Это не зажигалка. Это – рация. Нажать нужно здесь… Видишь вот эту кнопочку сбоку? А говорить – сюда. Поняла?

Селия кивнула головой.

– Воспользоваться ею можно только один раз. Так что это – на крайний случай. Мало ли что может случиться? И ещё одно. Но это уже не только моя тайна. Об этом нигде, никому, никогда говорить нельзя. Там, среди учеников, есть наш человек. Мальчишка, правда. Но взрослых они к себе и не пускают. Зовут его – Каури. Странное имя. Ведь каури – раковинка, которую на многих островах в том районе используют вместо денег. К этому мальчишке можно подойти и сказать: «Каури, ты мне нужен для блага всех людей». Запомнила? Повтори.

Селия повторила пароль.

– Смотри же, никому ничего! Это только тебе на крайний случай, если вдруг окажется, что я был прав. А если там все хорошо – забудь обо всем этом… Ну, счастливого тебе пути, племянница… Хорошо, что твоя мать до брака с твоим отцом была замужем за Локхвудом. Никто и не знает, что её девичья фамилия – Бак-мастер! Ну, ещё раз – счастливо!

Селия улыбнулась своим воспоминаниям:

– Нет, дядя, ты просто старый ворчун, привыкший подозревать всех и все. Такие милые люди… Конечно, рассказывать им я ничего не буду, зачем их обижать?

И с этими мыслями она заснула. Селия не знала, что через несколько дней после её отъезда мистер Джошуа Пендергаст получил записку:

«Майор Бакмастер докладывал, что ему, через его знакомых, удалось внедрить к вам своего человека. Это – одна из девушек, прибывших с последней партией. Имя девушки, также как и этих знакомых, установить не удалось».

И сейчас, в ночной тиши, в том же самом доме, Кларенс Мэрчисон изучал эту записку, на которой было написано чётким почерком мистера Джошуа:

«Мэрчисон! Все двадцать девять девушек отобраны вами. В любом случае её надо установить за неделю до назначенного срока. Не позже! Джошуа».

2

Прошла первая неделя, вторая, месяц… Селия привыкла к распорядку дома. Привыкла сама по утрам убирать свою комнату. («Теперь, знаете, милочка, нет слуг. Чернокожие обучаются вести хозяйство, а не служить белым»). Она привыкла к детям, и те платили ей послушанием и прилежностью в занятиях.

По вечерам после ужина взрослые собирались в гостиной. Селия и Джорджина, жена старшего брата, по очереди играли на рояле. Иногда к ним присоединялся и Кларенс. У него оказался очень приятный баритон. Он с удовольствием пел под аккомпанемент Селии, а иногда они пели дуэтом. Тогда за рояль садилась Джорджина. Постепенно Селия стала убеждаться, что этот человек ей не безразличен. Она старалась ничем не выдать себя: неизвестно, как восприняли бы это миссис Мэрчисон и все остальные члены семьи.

День в доме начинался рано. Из своей комнаты Селия слышала, как мужчины поднимались, наскоро завтракали и уходили в поле и на скотный двор. Чуть позже мимо дома проходила вереница чёрных учеников, направляющихся туда же. Селия уже привыкла к этому ежедневному шествию «чёрных гномов в белых одеждах» – так про себя она их называла. Женщины и дети поднимались немного позже и завтракали все вместе. Затем миссис Мэрчисон начинала заниматься стряпнёй. Каждое утро ей помогали две чернокожие девочки. («Вы знаете, милочка, как мне трудно снова и снова им все объяснять. Каждый день новые девочки»)

В воскресенье все шли в собор. Белые занимали места на скамейках, по сторонам просторного нефа. Ученики стояли в проходе. Служба была очень простая. Сначала все вместе пели гимны. Белые – по молитвеннику, чёрные – на память. Потом кто-либо из старейших мужчин произносил проповедь. Снова гимн – и служба кончалась.

В первое же посещение Селия рассмотрела собор. Внутри он казался значительно меньше, чем снаружи. Может быть потому, что тот неф, в котором происходила служба, был отделен от остальных помещений. Все громадное сооружение покоилось на пяти цилиндрических колоннах. Селии трудно было оценить их размеры, так как в неф выходила только часть их поверхности, остальное было закрыто перегородкой. Кроме того, внутри оказалось гораздо темнее, чем можно было предположить, глядя на собор снаружи. Большая часть остекления оказалась покрашенной изнутри. Так что верхняя часть колонн вообще терялась в полумраке. Во всяком случае, Селия решила, что диаметр колонн – около двадцати ярдов, а высота – около восьмидесяти. В боковых приделах угадывались ещё какие-то металлические решётчатые конструкции вдоль всей колонны. Девушка даже удивилась, как нерационально используется вся эта громада, но постеснялась высказывать своё мнение, чтобы не оскорбить хозяев.

Здесь же она встречала своих подруг, с которыми успела сдружиться за время переезда через океан. Многие, так же как и она, жили в семьях членов Ассоциации и занимались воспитанием подрастающего белого поколения. Другие, в том числе и Оттилия, работали в школе для чёрных.

– Ты не представляешь себе, какая это интересная школа, – рассказывала ей Оттилия. – Никто ничего не пишет. Даже парт нет. Все сидят на полу под стенами, а учитель ходит по проходу.

– Как же ты их учишь? – удивлялась Селия. – Ты же не знаешь их языка?

О, они уже достаточно хорошо владеют английским! Я же занимаюсь с теми, что здесь уже третий год. С младшими занимаются другие. А у них такая память! У большинства, конечно. Стоит один раз рассказать, а на следующий день он или она тебе слово в слово все перескажут! Их и не надо учить писать, они и так все запомнят! Вот только надоедает рассказывать им разные евангельские истории. А ничего другого рассказывать нельзя!

– Почему?

– Ну, не знаю. Такой здесь порядок. Можно, правда, рассказывать им о сельском хозяйстве… Но тут я не специалист, боюсь напутать. А ты знаешь, – продолжала она, – у них скоро выпуск. Те, что уже третий год здесь, совсем пойдут домой. Каждый получит корову или свинью и семена для посадки, а те, что придут снова после сезона дождей, – только семена. Они все только и говорят о выпуске и о празднике, который будет перед выпуском. Прошлые годы так и было. Правда, окончательный выпуск – первый. Они все радуются, что теперь в деревнях будет много скота.

Селия слушала её и думала, что дядя сильно ошибался. Безусловно, Ассоциация делает нужное, благородное дело.

С некоторыми из девушек она встречалась и в будние дни. После занятий детям полагалась прогулка. Каждый день в сопровождении Селии они приходили на одно и то же место. Это была большая поляна за садами, где собирались белые дети со всего посёлка. Далеко не во всех семьях были гувернантки. Некоторых детей сопровождали старшие сестры или матери. Взрослые располагались в тени под деревьями, дети весело резвились на поляне.

Однажды кто-то из девушек, приехавших вместе с Селией, предложил пойти с детьми в другое место, ну хотя бы на гору за собором, как-то надоедает, знаете ли, одно и то же.

– Мы там никогда не гуляем, – возразила ей одна из местных женщин. – Там могут быть змеи. Так что ходить туда запрещается. Даже чёрные не бывают на этой горе. Она для них табу.

Так проходили дни. И с каждым из них со все большим нетерпением Селия ожидала вечера. Те мелкие знаки внимания, которые ей уделял Кларенс, были очень приятны. Она гораздо лучше играла и пела, если, он находился в гостиной. В то же время видела, что и ему приятно быть с ней. А однажды миссис Мэрчисон завела с ней разговор, из которого Селия заключила, что эти пожилая дама склоняется к мысли увидеть в ней не только воспитательницу своих внуков.

К сожалению, Кларенс далеко не всегда проводил вечера в гостиной. Очень часто с наступлением темноты мужчины – Кларенс и его брат – исчезали из дома. Миссис Мэрчисон говорила в таких случаях, что они дежурят в школе или около собора. «Знаете ли, милочка, за этими чернокожими нужен глаз да глаз». Поскольку эти исчезновения не вызывали удивления или протеста у обеих миссис Мэрчисон, Селия тоже приняла их как печальную необходимость.

Зато на следующий день она ещё лучше играла и пела. Однажды, когда все уже покидали гостиную, а Селия собирала ноты, Кларенс вдруг сказал ей:

– Селия, – он впервые не употребил «мисс»! – завтра у меня свободный день, и я собираюсь на прогулку в окрестностях. Не хотите ли составить мне компанию?

Он так поглядел на неё, что Селия нашла в себе силы только кивнуть утвердительно и выбежала из комнаты.

– Прогулка на лошадях, так что оденьтесь соответственно! – крикнул он ей вслед.