Текст книги "Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии"

Эвенки

Коренные жители лучше всех знают, что лучший способ передвижения по тайге – верхом на оленях.

Амурская обл., Усть-Нюкжа, Становой хребет

Иногда надо немного отдохнуть от Якутии и посмотреть на Сибирь вне ее. Эвенки довольно сильно отличаются от наших соседей якутов, даже передвигаются они особым способом: верхом на оленях. Я согласился провести неделю на оленьем горбу, кочуя в компании трех финских друзей и эвенков-проводников по Становому хребту в южной части Якутии. И вот мы на месте. К спине оленя привязано седло. Стремян нет, в руках у меня деревянная палка, на которую при необходимости я мог опереться. Молодой эвенк Захар Абрамов предложил подсадить меня с колена. Толпа оленеводов собралась посмотреть, как у меня это получится, – это не то что не успокоило меня, наоборот. Наконец я забросил себя в седло, и олень пошел. Но тут же седло съехало набок, и я вместе с ним. Оленеводам, конечно, смешно, а я судорожно думал, зачем я на это согласился? Мы планировали недельную поездку на оленях по Становому хребту, что на границе Амурской области и Якутии. Но сейчас это казалось маловероятным.

Если хотите увидеть мир с высоты оленя – езжайте в Восточную Сибирь. В основном все кочевые народы восточного берега Енисея ездят на оленях верхом; как правило, это эвенки и эвены. Олени здесь крупнее, чем в Финляндии, так как ведут свой род от лесного оленя, а не от тундрового. Говорят, они способны везти людей весом до 80 кг. В Якутии, в городе Мирный, даже стоит памятник: два геолога тащатся пешком за эвенком-проводником, гордо восседающим на олене.

Мы видели, как старик, который едва ноги волочил, подвел оседланного оленя к валежнику, забрался на валежник, запрыгнул в седло и потрусил дальше. Здесь, на Становом, езда на олене не экзотика, а удобный способ передвижения по тайге. Зачастую олень – единственный способ передвижения по сложным участкам, когда сходит снег.

Езда верхом на олене – прекрасный способ получше познакомиться с местными эвенками, или тунгусами. Эвенки и родственный народ эвены традиционно населяют, наверное, самую большую жилую территорию в мире, она простирается от Енисея до Охотского моря, от китайской границы до севера полуострова Таймыр. Вся Восточная Сибирь была их территорией до того, как туда заявились буряты, якуты и намного позже русские. Сегодня в России проживают 38 000 эвенков и 22 000 эвенов. Еще при царе писали, что эвенки обречены на вымирание, но этого пока не случилось. Как раз наоборот: люди вокруг меня были вполне себе живые и активные.

Становой хребет считается довольно доступным местом – по сибирским меркам. БАМ, самая северная железная дорога Сибири, построенная в 1970-х, пересекает территорию, населенную эвенками, и идет к самому ее центру. Мы доехали до станции Юктали, а оттуда до Усть-Нюкжи, самого живучего эвенкийского села в России, там живут 650 человек. На месте нас принимала жизнерадостная супружеская пара лет шестидесяти, Слава и Тамара Андреевы. В селе у них уютный бревенчатый дом, но не подумайте, домом они его совсем не считают!

«Дом эвенков в тайге. Там мы проводим всю весну и осень. В село только на Новый год приезжаем да летом», – объясняла Тамара. Расторопная Тамара руководит семейным оленеводческим кооперативом «Агдан», что на эвенкийском означает «лес, тайга». В кооперативе тысяча оленей и работают 18 членов родовой общины. Живут за счет скромной субсидии от местной администрации.

Слава и Тамара с детьми и внуками говорят на мягком певучем эвенкийском языке. Лишь каждый десятый эвенк знает эвенкийский язык. В Усть-Нюкже тоже чаще слышна русская речь. В школе у детей эвенкийский лишь два часа в неделю. Лучше всего язык знают дети, которые ходят в кочевую школу. В Становом такая школа работает уже 11 лет. В кочевой школе учитель кочует вместе с детьми оленеводов, проходят программу первых четырех классов.

Я хотел встретиться с основательницей школы, французской ученой Александрой, которая шесть месяцев в году проводит в Усть-Нюкже. Местным есть что рассказать об этой парижанке. Она вышла замуж за эвенка и родила ему ребенка. Муж не захотел на зиму переезжать в Париж, и тогда она нашла себе другого эвенка, который согласился. К сожалению, Александра уехала прямо перед нашим прибытием. Тамара считает, что она сбежала, так как боится журналистов.

От Усть-Нюкжи до Станового хребта четыре часа езды на грузовике. А там уже нас ждали оленеводы с запряженными оленями. Для нашей группы из четырех человек оседлали пятнадцать верховых и вьючных оленей. Наши проводники – Миша Васильев и Захар Абрамов, зятья Андреевых, и их дочь Катя Васильева – все бывшие оленеводы. А еще нас сопровождали две лайки – Тузик и Тукан.

Курс верховой езды был очень кратким: со второй попытки я смог удержаться в седле целых две минуты. Захар хвалил меня и подначивал теперь спрыгнуть. До отъезда надо было навьючить оленей. Багажа слишком много, олень проседал под грузом. Пришлось багаж урезать. Только к вечеру мы отправились в путь. Цепочка из пятнадцати оленей напоминала караван – вьючные олени связаны веревкой друг за другом.

Главное – войти во вкус, тогда езда на олене покажется легкой и более приятной, чем на лошади. На олене не надо облегчать посадку, можно расслабленно сидеть в седле с прямой спиной. Держаться можно за то же седло или палкой опираться о землю. Седло находится выше, на холке. Подгоняют оленя пинком в бок или слегка ударяя палкой по заду. Морда обвязана веревкой, которой направляют или останавливают оленя. Направление задают ударом сапога по шее. Олень не особо торопится. Скорость его равна быстрому человеческому шагу, вот и хорошо. Потому что на спине у оленя-спринтера ощущение не очень.

Тут быстро понимаешь, что каждый олень – личность. Самого крупного зовут Буйвол. Он крепкий, но медлительный. Когда мы хотели, чтобы он шел быстрее, мы привязывали его к другим на буксир. Мой олень – вожак, он бодро шел вперед, но часто капризничал и несколько раз сбрасывал меня через голову на землю. Нам пришлось пересекать много рек. Один олень оступился, и кто-то из нас плюхнулся в воду. Лучше всего олени шли по болотам. Они без труда передвигались по вязкой почве, ловко взбирались на крутые вершины, но неровные скалистые подъемы ноги навьюченных оленей не выдерживают, проводники приказывали нам спешиться.

Мы не первые финны в гостях у эвенков. Летом 1846 года финский ученый Кастрен, будучи на Енисее, встретил местных жителей. Эвенки окружили его, улыбаясь и удивляясь его очкам. «Я, в свою очередь, с не меньшим удивлением рассматривал желтые лица тунгусов, дугообразные орнаменты-татуировки на выдающихся скулах, их длинные, украшенные бисером косы, свисающие по спине, их самобытную одежду», – писал ученый. «Тунгусский князь» принял его с уважением, поднял шапку, протянул палец в знак приветствия и отвел в свой чум.

Хотя Кастрен и писал про князя, достоверно известно, что у эвенков нет строгой иерархии. Все могут пользоваться землей, а добычу делят поровну. Эвенков описывали как исключительно гостеприимный, простой народ, которому можно доверять. Могу сказать, что они до сих пор сердечные, покладистые люди. Они уступчивы, легко подстраиваются и хотят мира, что иногда граничит с неким стокгольмским синдромом, так как большинство эвенков забыли свой язык и не считают, что это результат засилья русской культуры.

Не успели подъехать последние пассажиры, а в лагере уже завизжала электропила. В старину эвенки жили в чумах, но уже несколько десятилетий они пользуются палатками с печкой.

Захар и Миша одним движением руки поставили палатку, и скоро из трубы пошел густой дым. Пол внутри был устелен ветками кедровой поросли и пах лимоном.

Проводники хорошо заботятся о животных. Место для лагеря выбирают, учитывая в первую очередь их вкусы: вокруг должно быть много ягеля и листвы. Оленей привязывают к деревянным колышкам так, чтобы они могли свободно искать пропитание и при этом не убежали. Если у вьючного оленя замечают ссадину или потертость, его сразу разгружают. Собакам готовят отдельную похлебку, в нее бросают мясо и лавровый лист – для вкуса.

Утром мы проснулись от странного сопения перед палаткой. Кто-то оставил у нас в лагере своих оленей. Кто хозяин, мы выяснили, когда в лагере появились две женщины.

– Вы фотографировали наших оленей? У вас нет на это права. Покажите ваш фотоаппарат! – возбужденно настаивала та, что постарше.

Проводник сказал, что это местная сумасшедшая и не стоит обращать внимание. Я бы с радостью последовал его совету, если бы в руках у женщины не было ружья.

– Поедете дальше – стрелять буду! – пригрозила она.

Нас спас только внезапный ливень. Мы спрятались в палатку, а женщины с оленями ушли своей дорогой.

Миша и Катя в оленеводстве уже 20 лет. Миша родом с другой стороны Станового хребта, из якутского села Иенгра. Он мастерит ножны – вырезает из дерева колодку и обтягивает кожей.

Катя жила в тайге и зимой, и летом, и даже с младенцем на руках. Сейчас ей 41 год, и она уже дважды бабушка. Она восседает на олене в кожаной куртке, леопардовых штанах и с папиросой в зубах. Жалуется, что тайга ей стала чужой. Как и все эвенкийские женщины, она умеет шить из оленьих шкур одежду, а из кожи на голени (это называется камусы) – унты. Унты – эвенкийское слово, которое широко используют везде в Сибири. Обычно у эвенков женщина занимается едой, водой, дровами и одеждой, а мужчина – охотой и рыбалкой, но разделение труда не жесткое: все должны уметь делать все. Женщины тоже умеют стрелять, а мужчины – шить и кормить детей, когда женщины нет на месте. И все пасут оленей.

В палатке Катя готовила для нас оленину – и каждый раз по-разному: на шампуре, вареную, жареную, оленью печень, жареную и сырую. Эвенки доят оленей, но в нашем караване нет дойных самок. У эвенков не принято обедать, это считается потерей времени. Зато завтрак может сравниться с обедом, второй прием пищи уже вечером в лагере.

Мы удовлетворили свое чревоугодие голубикой с кустарника. В тайге растет множество лекарственных растений, например родиола розовая, лиственничный гриб-трутовик – в молотом виде по вкусу он напоминает анис и, по словам эвенков, от всех болезней лечит. Единственное, чего не хватало, – рыбы. Нам обещали, что можно будет хорошо порыбачить. В местных реках должны водиться хариус и ленок – местная рыба семейства лососевых, но вода поднялась и рыба ушла. Да и дичи не удалось добыть, хотя у проводников и было с собой ружье. Когда собака залаяла у дерева, там оказался всего лишь бурундук. Захар и Миша хотели было отправиться на ночную охоту на лося, но передумали – промочили ноги.

Захару 34 года, это открытый, подвижный мужчина, что, возможно, объясняется смешением кровей. Его отец из Дагестана. Год назад Захар бросил работу на железной дороге и занялся охотой. Он охотится на лосей, дикого оленя и на соболя – ради шкурки. Почти все в тайге с октября до декабря занимаются охотой. Для эвенков охота на оленя издавна была частью традиционного образа жизни. Мясо было легче добыть в лесу, чем вырастить. «Олени ходят стадами по 10–15 голов. Надо зайти спереди и подстрелить их вожака. Остальные будут носиться кругами, их легко подстрелить», – объясняет Захар. Как и многие эвенкийские мальчишки, он с десяти лет охотится.

Сейчас эвенки жаловались, что тайга уже не кормит их, как раньше. Мы перешли реку, в которой моют золото. На берегу была навалена куча шлака и мусора, из-за этого русло реки напоминает лунную поверхность. Захар сказал, что золотодобыча загрязняет воду и убивает рыбу. «Компании должны убирать за собой эти кучи, но вместо этого они дают взятки и ничего не делают. Вода из отстойников просачивается в водоемы. В них уже обнаружили ртуть». Говорят, что и олени стали заболевать болезнями, которых раньше не было: тело раздувается, суставы и глаза распухают.

Эвенков золото не интересует. По местным поверьям, золото несет смерть. Но при этом они, конечно, уверяют, что знают, где его найти, и если бы захотели, то были бы уже миллиардерами. Но эвенки живут охотой, рыбалкой и оленеводством, говорят проводники. В селе легко спиться. В городах охотники-собиратели не могут прижиться, они слетают с катушек.

На четвертый день мы поднялись по реке на Становой хребет, поставили лагерь у подножия горы, в леске, где нашли потом медвежьи следы. Мишка выкопал кедровые семена, запасенные бурундуком, и потерся о дерево. Нам рассказали, что в прошлом году на этом самом месте медведь порвал мужа той сумасшедшей бабки с ружьем. Вначале он задрал оленя, а когда появился человек, набросился и на него. Медведя так и не поймали, тут где-то бродит…

На следующий день горы были в тумане, но мы все равно решили прогуляться по ветреному склону. Захар нас поторапливал, говорил, что «в тундре и тайге надо быть быстрым». Сам он почти бежал. Скорость – в характере эвенков. Они всегда должны быть легки на подъем. Говорят, что их походка легче, а телосложение мельче, чем у якутов.

К сожалению, погода не располагала к долгим прогулкам, несколько дней шел дождь. Проводники шутили, что бабка с ружьем потрясла медвежью шкуру – старый эвенкийский способ вызвать дождь. Но однажды утром дождевая дробь стихла. Я выглянул из палатки – пришла зима. Дождь, морось и снег безжалостно стегали нашу палатку, на помощь приходила большая печка проводников, на которой мы сушили одежду.

Вода в реке заметно поднялась, и мы чуть не оказались отрезаны от мира. Сутки мы ждали, что она сойдет и мы сможем перейти реку. На обратном пути мы уже скакали по рыхлому снегу сантиметров в 30. К счастью, вовремя подоспел грузовик через все эти паводки и забрал нас. Мы попрощались с оленями – теперь они пойдут домой в стадо.

Последнюю ночь перед расставанием мы провели в УстьНюкже, в ночном клубе, который Захар сам соорудил. Мигали дискотечные лампы, белая кошка смотрела из-за двери, как местные и туристы отрывались под киргизские хиты. С потолка свисала боксерская груша, которую Захар завесил лосиной шкурой. Во время поездки у проводников не принято употреблять алкоголь, но теперь-то уж они могли расслабиться.

А еще мы научились произносить тост на эвенкийском: «Ке унгал!»

Бюрократия

От вечной мерзлоты бюрократия только крепчает.

Республика Саха (Якутия), Тёхтюр, Мохсоголлох, Якутск

Что ж, за это тоже спасибо Вилле Хаапасало, обычному финскому парню, который в России стал известным актером и мировой звездой. У меня паспорт той же страны, что у него, и за 20 лет я с ним пересекся лишь пару раз. Благодаря его славе и тому, что мы с ним одного гражданства, мне, собственно, и удалось зарегистрировать машину в ГИБДД города Покровск Хангаласского улуса. Их компьютеры зависли, так что дежурный коп мог обслуживать только одного клиента в час.

Я легко отделался: сотруднику понравилось, что я тоже финн, и он остался сверхурочно еще на час и радостно поделился с коллегами новостью о появлении в конторе настоящего финна. После работы он провел мне урок, как пользоваться советским внедорожником – «уазиком».

Атмосфера в ГИБДД была такая душевная, что я чуть сам не остался там работать. Но встретить этих ребят на дороге я бы не хотел. Они хвастались, что только что ездили в нашу деревню Тёхтюр отлавливать трактористов без прав.

Репутация Сибири как места ссылки легко может ввести в заблуждение, что в восточные части России по своей доброй воле никто не хочет ехать. На самом деле в Сибирь так просто не попасть. Наша поездка потребовала от меня тщательной бюрократической подготовки. Еще до отъезда мы где-то месяц ждали разрешения, на основании которого я мог отправиться журналистом в Сибирь, жить там, взять с собой семью.

На месте пришлось заниматься регистрацией, продлением визы, покупкой и техосмотром машины и всем с этим связанным. В течение десяти дней проживания в Тёхтюре нам надо было зарегистрироваться в арендованном доме. Это нельзя было сделать ни в Якутске, ни в административном центре Покровске. Для этого надо было ехать за 54 километра, в закопченный поселок Мохсоголлох, где тюрьма и цементный завод.

Там, наверху многоэтажного дома, нас приветствовал огромный плакат с Лениным и цитатой: «Партия – это ум, честь и совесть нашей эпохи». Из громкоговорителей пропищала какая-то мелодия, и спокойный мужской голос сообщил, что идет «проверка связи в сельской местности Якутии». Именно тут, на втором этаже полузаброшенного на вид учреждения сталинских времен, располагалась миграционная служба нашего улуса. То ли для иностранных заключенных, то ли для того, чтобы владельцу цементного завода армянину было сподручнее регистрировать приезжающих на работу земляков.

Со мной наша хозяйка, Октябрина, потому что без нее зарегистрироваться не получится. Я благодарен, что Октябрина вообще согласилась нас зарегистрировать, так как в России многие сдающие жилье не хотят никак взаимодействовать с органами, что и понятно. На регистрацию вместе с дорогой обычно уходит целый рабочий день. Но нам не хотели поставить печать на регистрацию, так как право подписывать документы имеет только начальник службы, а он оказался в отпуске. В конце концов прислали начальника полиции в большой круглой фуражке, у которого тоже есть право поставить свое имя. Мы немного поговорили о произошедшем недавно несчастном случае на охоте. Затем начальник поставил свою подпись, и вот мы уже законно пребывали на территории Якутии.

Следующая задача – решить вопрос с визой. Россия выдает журналистам, переезжающим в страну, и их семьям только визу на въезд. По ней можно въехать в страну, а выехать уже нельзя. Мы не хотели, чтобы наша командировка в Сибирь стала пожизненной, поэтому надо было получить в Якутске новые визы.

Сотрудница миграционной службы города, сержант Елена, хорошо чувствовала себя в форме, но при этом, судя по загару, любила проводить отпуск на югах. Она сообщила, что у наших виз, выданных МИДом, слишком короткий срок – три недели, его недостаточно для получения новых. Это сулило нам проблемы. Остаться в стране по действующим визам более трех недель – нарушить закон, но при этом по этим визам мы не могли выехать из России. Это логический конфликт, но, по словам офицера, конечно же, наша собственная проблема.

Это обычная для российских служб игра на нервах, цель которой указать подданным их место. Говорят, Россия – неправовое государство, но, конечно же, это правовое государство, просто вместо прав граждан тут выбираются права чиновников. Это не всегда и в основном не означает взятку, главное – чтобы признали безусловное превосходство чиновников.

Зависящий от чиновника человек должен покорно признать, что он изначально был не прав, и показать всем своим существом, что он принимает свою полную зависимость от расположения чиновника. После этого чиновник может продемонстрировать широту души и уладить неразрешимую проблему подданного (на самом деле созданную самим же чиновником).

Таким же образом решился и наш визовый вопрос. Офицер согласилась выдать их в рекордный трехнедельный срок. При одном условии, что мы принесем ей бумажные оригиналы мидовских документов. Для этого мне пришлось заказать их из Москвы курьерской доставкой – в электронном виде не принимали. Вы удивитесь, как управление такой огромной страной вообще возможно, если в XXI веке надо отправлять документы в бумажном виде за тысячи километров? Вот ничего и не работает. К счастью, в Якутске мы нашли фирму «Саха Премиум Экспресс», которой владеют молодые ребята-якуты, через них нам доставили документы из Москвы за два дня.

После этого нам предстояла еще одна поездка в воняющий цементом Мохсоголлох. Так как теперь у нас новые визы, их надо было заново зарегистрировать. К сожалению, бабушка Октябрина уехала погостить к дочке в Питер, а начальница миграционной службы улуса категорически настаивала на ее присутствии. Признание своей виновности и безусловной высшей власти служащего, ну, вы знаете, – и в конце концов вопрос решился и без Октябрины.

С машиной пришлось повозиться подольше. Я мог бы записать ее на свое имя, но тогда мне пришлось бы проходить техосмотр и регистрацию машины каждый раз, как я получал новую визу. Это, разумеется, меня не вдохновляло, и я решил сделать проще – зарегистрировать ее на кого-нибудь местного. И такой человек нашелся – Николай, сын главы администрации нашего села. Я сразу на глаз определил, что ему можно доверять, и стал Николай счастливым обладателем русского внедорожника. И парень не подвел. Это особенно важно оказалось весной, когда гаишники конфисковали мою машину на три дня, и Николаю пришлось обивать пороги учреждений, собирать печати и платить штрафы. Он убил на это целый рабочий день, что мы компенсировали ему деньгами.

А вот в отношении техосмотра России отлично удалось избавиться от лишних нормативов. Осмотром занимаются только коммерческие фирмы, тут даже не надо привозить машину, хватает одних документов. Сотрудник их просмотрел, принял платеж и поставил печати. Машина, какой бы она ни была, теперь в порядке!

Так как повторение – важный элемент бюрократии, пришлось нам регистрировать машину заново. На самом деле мы потеряли оригинал свидетельства о регистрации. Мы пять месяцев ездили по якутским дорогам без этой ламинированной карточки и молились, чтобы нас не остановили гаишники и чтобы оно нашлось. Потеряв, наконец, всякую надежду, мы послушно поехали в Покровское отделение ГИБДД умолять выдать нам новое свидетельство. Пару недель спустя старое свидетельство регистрации вылезло из-под снега прямо перед нашими воротами.

Без бюрократии в России не обходятся даже хобби. Мы думали, что во время долгой якутской зимы было бы здорово поплескаться в бассейне. Но в России, чтобы попасть в бассейн, нужна справка от врача, которую придется обновлять каждые три месяца. Чтобы получить справку, надо сходить в кожвендиспансер, сделать флюорографию, сдать тест на ВИЧ и сифилис, обычный анализ крови и кала на глистов. Я уже отнес завернутые в кулек из бумаги A4 семейные образцы кала, записался на рентген легких, и тут мое терпение лопнуло.

В интернете я нашел, что в Якутске есть несколько фирм, делающих медицинские справки. С одной из таких фирм я пообщался по Whatsapp, мы договорились встретиться на парковке «Туймаада», самого большого торгового центра в городе.

На обшитом черной кожей переднем сиденье белой Toyota Avensis восседала женщина среднего возраста, одетая в меха, она указала мне на место сзади. Тщательно накрашенными ногтями она отсчитала заранее написанные справки в бассейн, достала из сумочки печати поликлиники и прошлепала ими справки прямо на приборной панели авто. Я заплатил оговоренные 700 рублей, поблагодарил и уступил заднее сиденье следующему клиенту. Конечно, коррупция – это плохо, но иногда она помогает всем.

Позже мне пришлось снова заказывать медицинскую справку для работы в университете. Тут требовали еще справку о том, что у меня отрицательный результат на ВИЧ – по мнению Российского государства, из всех мировых бед именно ВИЧ может отрезать человеку, то есть иностранному гражданину, путь к обучению или преподаванию в университете. Анализ на ВИЧ такое серьезное дело, что даже женщина на Toyota не смогла мне помочь, и пришлось мне самому ехать в государственный ВИЧ-центр в Якутске. Так как в Якутии очень низкий процент заболеваний ВИЧ, главная работа клиники – тестирование иностранцев и выписывание им справок. Чтобы доказать свою чистоту, я стоял в очереди с 40 гастарбайтерами из Средней Азии, так как прикосновение к строительным материалам также требует отсутствия ВИЧ у иностранцев.

В Финляндии тоже много бюрократии для иностранцев, и я не говорю, что не знал, на что иду, переезжая в Сибирь. Однако теперь я прекрасно понимаю, почему великие теоретики анархизма родились именно в этой стране.