Текст книги "Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии"

Стасу удалось поговорить с одним моржом, тот отвечал на Стасов лай и искал источник звука. Это была жестокая игра на чувствах моржа, потому что с ним случилась трагедия. Это была самка, которая искала своего детеныша. Того скорее всего раздавили насмерть. И хотя скопление моржей кажется таким веселым событием, тут случаются и смертельные случаи. Жертвами часто оказываются детеныши или самки, которых затаптывают крупные самцы. Больше всего жертв бывает, когда моржи бросаются в бегство. Максим Чакилев периодически выходил на берег и подсчитывал тела. За пару недель их собралось 70. Больная самка много дней умирала на берегу. Она смотрела грустными глазами и пыталась подползти к другим. Вокруг, пощипывая жертву, ходила чайка.

Морж – стадное животное, в одиночестве он теряется. Оставшийся сиротой моржонок мужского пола все же может выжить. Тогда он становится одиночкой, на чукотском языке – «кеглюч», он ведет себя иначе, чем соплеменники. Кеглюч не кочует, лето и зиму он проводит на одном месте. Он может убивать нерп и представлять угрозу для человека.

В море у моржей один враг – косатка, а на суше – бурые и белые медведи, которые могут напасть на детенышей. На Кенгисвун ведет проторенная медвежья тропа, на которой видны следы взрослых и медвежат, а также испражнения. Сейчас медведям было незачем нападать на живого моржа. Им хватало падали, которую они приходили есть по ночам. Днем они скрывались в туманных горах.

На четвертый день на лежбище появился бородатый человек в белом пуховике. Анатолий Кочнев – самый известный на Чукотке и в России специалист по моржам и белым медведям. Он приехал сюда с мыса Рыркайпий, что в 300 километрах. Белая куртка – не случайность, он хотел привлечь белых медведей. «Там было десятка два белых медведей, они охотились на моржей, пугали их одним своим присутствием», – рассказывал о поездке в Рыркайпий довольный Кочнев.

На Кенгисвун медведи придут, к счастью, позднее, с наступлением зимы, когда океан замерзнет. Тогда они будут есть трупы моржей и периодически скрестись в окна домов в Энурмино. Говорят, что белый медведь – самое опасное для человека животное. Кочнев и местные жители так не считают: обычные бурые медведи более непредсказуемы. «Это правда, белые медведи не боятся людей. Они могут из любопытства подойти ближе, но им не свойственно нападать на человека, потому что они людей не знают», – утверждал Кочнев.

Это может быть связано с тем, считает ученый, что белый медведь ест только мясо. «Поскольку белый медведь – охотник, он осторожен и старается не пораниться. Обычный медведь, если ранен, может питаться и ягодами». Белого медведя можно спугнуть, подняв палку, он подумает, что это клык моржа. Белый медведь может убить на суше или на льду моржонка, но на взрослую особь он не осмелится напасть. Обычно он питается тюленями.

Судьбы белых медведей и моржей тесно связаны: и те и другие сильно зависят ото льда. И будущее их, надо сказать, не очень радостное. Температура в середине октября плюсовая, лед тает и уходит на много сот километров в море. «Когда в 1983 году я начинал тут работать, море замерзало от побережья до Северного полюса и по два года не таяло. А сейчас на сотни километров за островами Врангеля – вода. Для меня глобальное потепление – это не средняя годовая температура, а есть в океане лед или нет. Я своими глазами видел эти необратимые изменения», – говорит Кочнев.

Он привел печальные факты: сегодняшнее большое скопление моржей и то, что они подолгу лежат на материке, это не позитивный, а скорее тревожный фактор. «Исторически тут столько моржей никогда не было. Они пришли сюда потому, что льда нет. Раньше они осенью со льдин плавниками доставали себе пищу, а сейчас им приходится совершать долгие утомительные заплывы до мест кормежки».

Кочнев говорит, что люди в Энурмино считают, что моржей много, но ведь южнее, в Беринговом море, они совсем исчезли! Ученые подсчитали, что прирост потомства у моржей сейчас составляет 8 % в год, а для выживания вида он должен быть 20 %. И большой вопрос, что будет с моржами, если так пойдет дальше и море будет замерзать еще позднее. «Боюсь, что тогда они вымрут. А может быть, перейдут на другое питание. Моржи уже начали нападать на птиц».

Белым медведям из-за отсутствия льда приходится искать пищу на материке, где они натыкаются на людей и бурых медведей. В Канаде был случай – белый медведь скрестился с бурым. Раньше белый медведь охотился в одиночку, сейчас они ходят по материку большими группами. Так, в сентябре 2017 года на острове Врангеля была замечена стая из двухсот особей.

А российская государственная нефтяная компания «Роснефть», в свою очередь, начинает разведку нефтяных месторождений в Чукотском море. Она хотела начать разведку в 150 километрах от Кенгисвуна осенью, когда там питаются моржи. «Сейсмическая разведка нефти – это взрывы. Это значит, что в следующем году моржи уже сюда не придут кормиться», – говорит Кочнев.

Он поднял эту проблему на открытом обсуждении, и сейчас поиски нефти прекратили. «Мне говорят: «Ха! Ты работаешь на деньги Запада». Но это не так. Просто в этом вопросе политика сталкивается с биологией. Я не говорю, что в море ничего нельзя делать, я просто хочу, чтобы принималась во внимание позиция животных».

Есть и еще одна причина, почему сюда приезжают ученые – не только для исследования. Они оберегают покой моржей. Кочневу приходилось отстреливать прибежавших на берег бродячих собак, а Чакилев отправил жалобу на пограничный вертолет, летавший над моржами. Присутствие ученых также защищает моржей от браконьеров.

На Чукотском полуострове на моржей охотятся 3000 лет как минимум. Вся цивилизация береговых чукчей основана на моржах и других морских млекопитающих. И не случайно все прибрежные деревни находятся в непосредственной близости к лежбищам. Жители Энурмино охотились на моржей, пронзая их прямо на лежбище в Кенгисвуне. Это легко, но порождает в стаде фатальную панику.

Сегодня деревенские ловят моржей в море. Я потащился из Энурмино на мыс Нэттэн, что в часе ходьбы по болотистой тундре на запад. За мысом был залив, на котором дежурили две лодки. Мужчина на лодке забросил в воду гарпун, вонзил его в бок моржа. Наконечник гарпуна отделился от основания, ремень натянулся и повернул наконечник гарпуна в ране на 90 градусов – добыча уже не уйдет. Второй мужчина выстрелил в животное, и по воде разлилась кровь. Лодка повезла моржа к берегу. «Одного броска гарпуна и одного выстрела хватит, если хорошо прицелиться», – объяснил мне один из охотников, 59-летний Валера Еттуги, он всю жизнь охотился на моржей.

На берегу моржа освежевали и разделали. Собаки вертелись рядом, ожидая свою долю. Тут же мальчик и девочка лет трех – дети охотника – играли с отрубленной головой моржа. Они с детства видели, как добывают еду. Морж считается самым вкусным из морских обитателей, и для береговых чукчей он, как пища, важнее, чем кит. Мясо кладут в мешок из моржовой кожи. Его могут закопать или оставить в теплом месте для закисания. Такое мясо называется «копальхен» – это зимний деликатес. Также очень ценится язык моржа.

Сейчас не то, что раньше: многое выбрасывают. На берегу оставляют жир, который раньше использовали для освещения и обогрева. Позже мужчин с кусками трупа посадили на металлический лист и трактор увез их в деревню. В деревне мясо всем раздали бесплатно. Охота на моржа и на кита разрешена коренному населению лишь для собственного потребления. По округу разрешено убивать 1300 моржей в год. По подсчетам ученых, это не вредит популяции.

Жизнь 300 обитателей поселка Энурмино тесно связана с охотой на морских млекопитающих. Летом и осенью охотятся на моржей и китов, зимой толстыми веревочными сетями ловят из-подо льда нерпу. Без их мяса тут сложно найти пропитание. В единственном магазине цены на продукты в три раза выше московских. Тут бывает колбаса, у которой уже три месяца как истек срок годности, и китайские яблоки, по вкусу больше напоминающие брюкву. В 2001–2008 гг. губернатором Чукотки был Роман Абрамович, миллиардер, известный владелец футбольного клуба «Челси». В его правление некоторые товары на Чукотку закупали на Аляске: в основном импортировали фрукты и другие свежие продукты. Как ответ на санкции, в 2014 году Россия остановила поставки. Времена Абрамовича тут вспоминают с ностальгией. Он зарегистрировался в Анадыре, чтобы тут платить налоги. Он построил в деревнях, и в Энурмино тоже, канадские дома и выдавал продуктовую субсидию. Сегодняшний губернатор – тоже его человек.

Моржи дают не только мясо. Клыки взвешивают на кооперативных весах и продают за целых 30 евро (2100 рублей) за килограмм. В XIX веке из-за клыков моржей чуть не истребили во всем мире. Сегодня они используются для сувениров, которые изготавливают коренные народы. Правда, есть еще и посредники, которые приезжают, закупают клыки и продают китайцам.

Я познакомился с Татьяной Воробьевой, молодая женщина родом из Энурмино, сама научилась резьбе по клыку моржа. Еще она обрабатывает пенисы моржа – бакулюм, они размером с бейсбольную биту, на них, говорят, большой спрос. В старину кость моржа использовали и в упряжках. Делали лодки-байдары – остов из ребер кита обтягивали моржовой кожей. Даже футбольные мячи тоже шили из кожи моржа.

Люди здесь, в Энурмино, живут тесно, в обветшавших деревянных домишках, построенных в 1950–1960-х, и в канадских типовых домах на сваях, построенных при Абрамовиче. По деревне стелился запах густого дыма от бурого угля. На Чукотском полуострове не растут деревья, и топить приходится углем. Его раз в год привозит корабль. Другой корабль привозит продукты и третий – горючее на год. От них остаются груды пустых ржавых бочек, и ни одну из них пока не забрали. Во дворах и на берегу валяются контейнеры, которые, попав сюда, служат для местных хранилищем, летней дачей и баней.

«Йетти!» – весело приветствовали прохожего местные. На чукотском это буквально означает, что ты пришел. На это отвечают: «Ии!» Что значит «Ага!». Чукотский язык – особенный. Он родственен только одному языку – корякскому, на котором говорят на Камчатке, у мужчин и женщин разные языки. Из английского давно заимствовали слова «мани» и «крисмас», которое, правда, означает выпивку. Молодежь язык уже не знает, а старшее поколение говорит на нем ежедневно.

В Чукотском автономном округе сегодня живут около 13 000 чукчей, это треть всего населения. В советские времена о чукчах рассказывали анекдоты, в которых они изображались дурачками. «Два чукчи тащат моржа в лагерь за задние ласты. Геолог удивляется: зачем? И советует взять его за клыки – легче будет. Через полчаса второй чукча ворчит: глупый геолог, снова к морю пришли!»

Расистские шутки, возможно, возникли от чувства стыда. До прихода русских в 1700-х годах чукчи жили в каменном веке, но смогли оказать отпор захватчикам яростнее, чем любой другой народ Сибири. Они нападали на казаков, вооружившись стрелами с костяными наконечниками, копьями из кости и костяными доспехами, и безжалостно убивали. Они не сдавались – убивали себя и всю семью.

Сегодня чукчи – очень открытый, добродушный и довольно прямолинейный народ, словно большие дети. «Ты где был? Чего на моржа не пошел? Дрочил, что ли?» – спросил меня прохожий. Ничего особенного, ведь чукчи нежно называют друг друга «волосатая задница» или «маленький член».

В Энурмино я познакомился с обычной чукотской семьей. Отец, Юрий, – охотник на моржей, мать, Эльвира, – домохозяйка. Эльвира считает, что жизнь в Энурмино немного скучная – все по домам сидят. Раньше в Доме культуры организовывали мероприятия, а теперь и там тихо. Хорошо хоть интернет появился. На Чукотке есть честолюбивый проект провести бесплатный беспроводной интернет во все деревни, в Энурмино он пока работает только на подоконнике. А до этого сидели перед единственным телевизионным каналом.

У Юрия и Эльвиры несколько детей. Самый младший, 17-летний Рома, живет с родителями в деревянном доме с одной комнатой. Рома тут известный человек – он первый ребенок, родившийся в России в 2000 году. Часовой пояс Чукотки опережает Москву на девять часов, и мальчик родился в родильном доме в Лаврентии в пятнадцать минут первого ночи, когда на большей части планеты жили еще в 1990-х. Молчаливый Рома закончил школу в Лаврентии и вернулся летом в родную деревню. Следующей весной он собирался участвовать в гонках на собачьих упряжках – нестись по снежному насту сотни километров до самой Камчатки.

Народ в Энурмино передвигается по тундре на собачьих упряжках – снегоходов тут мало. На следующий день Рома должен был отправиться со своим шурином Чугуном на мыс Нэттэн стрелять нерпу, и я поехал с ними за компанию. Мы ехали на упряжках – на них здесь ездят и когда снега нет. Собаки тянули бодро, но сани с трудом ехали по песку и траве. Рома встал и пошел пешком рядом с упряжкой. А потом сани перевернулись на высоком бугре – и я с ними. Собаки понеслись дальше, таща за собой полегчавшие сани.

Собак мы нашли на берегу, где они уже пообедали потрохами моржей. Теперь их трудно было заставить бежать, но Рома смог их заставить. Он поднял с земли две сбитые дощечки, разделил их и стал бить собак той, где торчали острия гвоздей. Собаки взвыли от боли, покорились и неохотно побежали вперед, как приказал подросток. Я не стал ждать шуринов, сказал, что хочу пройтись, и отправился в обратный путь один.

Особое развлечение в России – это встреча с главой администрации, и в Энурмино мне повезло, мне досталась крупная рыба. За месяц до моего визита в Энурмино прошли выборы, и главой выбрали – видимо, голосовали из протеста – бывшего электрика Бориса Гытгыросхина. Некоторые назвали его деревенским чудаком, но 52-летний Гытгыросхин считал себя в деревне редким интеллектуалом. Он даже жаловался, как тяжело, когда все говорят о какой-то охоте на моржей. Он продемонстрировал мне синтезатор Casio, который с большим трудом удалось достать, и сыграл собственную композицию, отдающую космическим одиночеством, – «Мы звездная пыль». Раньше у Бориса была группа, на русском название переводится как «водная молекула», но она распалась. Гытгыросхин еще в советские времена был радиолюбителем и впитал в себя музыкальные тенденции с радиоканалов Аляски.

Из-за повреждения глаза Гытгыросхину пришлось оставить работу электрика, но тут ему подвернулся пост главы администрации. Он хотел построить в Энурмино новые дома, мясокомбинат и мастерскую для косторезов, но великие планы были и у его предшественников.

В Энурмино я ночевал в фельдшерско-акушерском пункте. В этом современном здании были даже душ и туалет, только не было водопровода. В пункте жила его единственная сотрудница – медсестра Нина. По национальности она алтайка из Южной Сибири. Нина работала с утра до вечера и только к ночи успевала попить чаю. Она рассказала, что тяжелобольных отправляет на вертолете в Лаврентию, но, как мы знаем, иногда вертолет приходится долго ждать. «В Новый год один мальчик получил сильнейшие ожоги, вертолета не было неделю. Пришлось мне как-то самой его выхаживать».

На работе фельдшер сталкивается с больными точками деревни. Ей не раз приходилось зашивать пострадавших после драки. Нина рассказала, что особенно часто женщины режут мужчин ножом – тогда, когда «больше ничего не помогает». Если в семье проблемы, ребенка приводят к фельдшеру. Она разыскивает его родственников и на время пристраивает. Детей редко отдают в учреждения – единственный детский дом на Чукотке находится в Анадыре, в 800 километрах. Зато временное или постоянное усыновление для чукчей – древний обычай. Стас Таеном, например, растит 14-летнего мальчика – сына родственников, потому что его мать пьет.

Однажды утром я совершил большую ошибку. Рано утром я вышел из медпункта на прогулку, пожалел Нину – не стал будить, чтобы она заперла дверь. Пока она спала, кто-то вошел, обшарил все шкафы в приемной и украл медицинский спирт! Чукчи очень много пьют, даже по официальным данным, 34 литра алкоголя в год на душу населения, то есть в два раза больше, чем в среднем по России, и в три раза больше, чем в среднем по Финляндии. Пьянство бросается в глаза. В Энурмино прямо на дороге клянчили деньги на бутылку. В магазине пьяная женщина треснула своего ребенка – его преступление было в том, что просил конфету. Никто не вмешался. Когда я пришел в гости к знакомому охотнику на моржа, хозяин открыл бутылку водки, сделал два глотка и удивительно быстро опьянел. Когда через полчаса я попытался уйти, он повис на мне всем своим телом и заставил сесть. Его жена помогла мне вырваться – и я еле ушел.

Снежана Кеутегина, конторщица кооператива зверобоев, ведет кружок для женщин, пытающихся бросить пить. Ее телефон все время пищал – женщины из группы делились тем, что наболело. Кеутегина нервничала от этих сообщений. Она бы хотела сократить продажу алкоголя в деревне до двух дней в месяц, как делали раньше. Муниципальный совет предложил законопроект в региональную думу. Сейчас алкоголь продается в государственном магазине, и из ассортимента только водка. Скудный выбор разнообразят самогонщики.

Чрезмерное потребление алкоголя ведет и к другим социальным проблемам. У многих тут туберкулез. Несколько лет подряд в деревне были волны самоубийств. Вот и у Кеутегиной два брата повесились. В 2009 году индекс самоубийств в округе Лаврентии составлял 370 случаев на сто тысяч жителей, это мировой рекорд. В Евросоюзе 11 случаев. «Убивают себя, потому что в жизни не за что ухватиться. Многие только и умеют, что срезать куски мяса с моржа, – о будущем совсем не думают. Трезвые не наложат на себя руки, такое бывает только в семьях, где пьют», – считает Таня Воробьева.

Детей в Энурмино много. «What is your name?»[27]27
  Как тебя зовут?


[Закрыть] – спрашивали у гостя любопытные малыши. Посреди деревни – здание школы, похожее на космический корабль. Там проходил урок антиалкогольного просвещения. Учителя и школьники смотрели образовательный ролик, в котором мультяшный алкоголь убивал мозговые клетки. Школьники питаются 3 раза в день и уроки делают в школе. Это место, где можно помыть руки и лицо. «Люблю непосредственность этих детей. Они другие, свободные и доверчивые. Они понятия не имеют о правилах этикета, даже не знаю, имеет ли смысл их постоянно одергивать», – призналась директор, русская женщина Марина Данилова. Два года она безвыездно прожила в Энурмино, даже в отпуск не уезжала. Большую часть ее подчиненных прислали сюда, в такую даль, из Республики Калмыкия.

В школе всего четыре класса. В десятилетнем возрасте детство ребенка в Энурмино заканчивается, его увозят в интернат за 260 км, в Лаврентию. Родителей теперь он увидит только летом и, если повезет, на Новый год. Марина Данилова хотела бы, чтобы дети оставались в Энурмино подольше, но для этого придется перестраивать школу. Некоторые из тех, кто уехал учиться в Лаврентию, так там и остаются, а те, кто возвращается, их, как в старину, море кормит. Не будет моржей – не будет и поселка Энурмино.

Обратная дорога шла по плану, но в аэропорту Анадыря моя поездка сорвалась. Компания «ВИМ-Авиа», которой я собирался лететь, обанкротилась. Владельцы компании бежали в Турцию, сто тысяч купивших билеты застряли, и Путин по телевизору орал на министров.

Через месяц среди ночи меня разбудил телефон. Звонил глава администрации Энурмино Борис Гытгыросхин. Ему пришло письмо из «Роснефти», надо было подписать бумагу, что администрация дает согласие на добычу нефти в Чукотском море. «Народ у нас очень против. Придется тебе вернуться к нам и поднять шумиху», – сказал мне голос издалека.

Деревня стоит перед сложным выбором. Не знаю, могу ли я чем-то помочь Гытгыросхину, но я от всей души надеюсь, что охотники – продолжатели тысячелетней традиции, моржи и белые медведи окажутся для России важнее, чем нефтяная лихорадка конца времен.

Однажды взглянув в глаза моржу, ты этого уже никогда не забудешь.

Способны ли мы, люди, жить так, чтобы на земном шаре осталось немного места и для этих восхитительных усачей с Северного Ледовитого океана?

Охота

Односельчанин предложил прогуляться в лес, но за ночь случились чудеса

Республика Саха (Якутия), Тёхтюр

Однажды в понедельник, где-то в конце осени, я разговорился со знакомым мужчиной, жителем села. Я спросил у него, что же водится в бесконечной тайге, что начинается у самого Тёхтюра. Нет ли там каких-нибудь диких зверей? Людей, а может, аласов?

– Есть, – ответил он. – Поехали посмотрим?

В старину якуты жили посреди тайги в аласах, родовой общиной из двух-трех домов. Дома строили рядом с термокарстовыми озерами, образовавшимися над вечной мерзлотой, потому что там было все, что нужно для пастбища, – луга и вода. Советская власть коллективизировала сельское хозяйство и засадила людей в села – в такие, как наше. Результатом стали социальные и психологические проблемы последующих поколений и перевыпас на лугах вокруг сел.

И вот в среду утром мы уже сидели в моем верном русском внедорожнике – «уазике». Скоро мы газанем вверх по крутому склону и нырнем в недры тайги. Нас было четверо. Мои жена и дети с удовольствием остались дома. На дорогу в 65 километров ушло пять часов. Дороги тут не было, только еле видные следы от шин, и ехали мы только на первой и «ползучей» передаче.

Было жарко, как в бане, так как мотор разогрелся, и приходилось выводить тепло обогревателями в кабину. Хорошо, что большую часть пути за рулем был не я – большой стресс все время смотреть, как бы не провалиться в колею в полметра глубиной.

Последнее время многие мне писали из Финляндии, спрашивали, ну, как мы там живем в тундре. Не знаю, потому что тундра от нас была в полутора тысячах километров.

Тёхтюр находится примерно там, где проходит центральная часть Скандинавии, и здесь находится лиственничная тайга. В тот день мы ехали по серому, уронившему иголки, умершему лесу. Сложно назвать скудную природу Якутии красивой, но она впечатляет своим грустным, суровым однообразием. Периодически в тайге попадались болота, из которых торчали к небу засохшие стоймя березы – как будто молили о помощи. Откуда ни возьмись то взлетал рядом с машиной тетерев, то в небе мелькал беркут, но в остальном тут не было никакой жизни. В Сибири это обычное дело: дикие животные до последнего избегают встречи с человеком, и, как правило, им это удается – места хватает.

Но тайга не пустынна. Периодически нам навстречу выходили стада пушистых якутских лошадок, а посреди леса вдруг открывались поля, засеянные овсом. Мы проехали мимо колхозного коневодческого хозяйства. Нигде ни души. Зашли внутрь, в домик для ночевки, – мертвая тишина. Нашли на кровати пастухов в глубоком пьяном забытьи посреди белого дня. Мы не стали мешать их тихому часу, вышли и поехали дальше.

Прибыли в другое конное хозяйство, это был алас, построенный прошлой зимой, им владеют двоюродные братья из деревни Немюгюнцы, разбогатевшие на пекарном бизнесе. Здесь алкоголь запрещен. Земли 3000 гектаров. Сколько лошадей, говорить нельзя, но видно, что немало.

Четыре трактора, новехонькие гаражи для машины и трактора, два жилых помещения, новые дровяные печи и отопление с горячим водоснабжением. На следующей неделе они собирались установить спутниковую антенну и интернет. Пока на земле работали мужчины, но в будущем собирались привезти сюда жен и детей, когда будут все удобства. Многие якуты, была бы такая возможность, готовы вернуться жить в такие аласы.

По официальной версии, мой знакомый поехал показывать мне алас, но на самом деле цель поездки была другая. По дороге мы, согласно якутскому обычаю, остановились у шаманского дерева, повязали на ветки лоскуты ткани и лошадиные поводья, кинули к корням блины. Это для того, чтобы задобрить лесного духа Байаная и попросить у него удачи в том, что мужчины собирались тут под сенью леса делать.

Цель нашей поездки, конечно же, охота, которая в Якутии для многих – безумная страсть и смысл жизни. Здесь стреляют все, что движется: медведей, лосей, оленей, зайцев, росомах, волков, гусей и белую куропатку. Охота – важный повод, чтобы пойти в тайгу, на практике никто в лес без ружья не ходит. Пушного зверя: сурка, соболя, горностая, лису, ондатру и белку – тут ловят разными капканами. В северной Якутии я видел, как устроен самолов – ловушка на песца, и как заледеневший сплющенный трупик животного доставали из-под тяжелого бревна. Нет нужды говорить, что не все эти капканы отвечают современному представлению о безболезненной охоте.

К вечеру мой хозяин с хитрым выражением лица сказал, что ему надо ехать. Затем он с двумя нашими попутчиками уселся в стоящий на ферме «УАЗ» типа внедорожника, разукрашенный в защитный цвет, и исчез в лесу. На дворе галдела дюжина охотничьих собак, но их почему-то с собой не взяли. Мужики вернулись лишь под утро и во дворе начали освежевывать двух косуль. Их подстрелили, ослепив при помощи машинных фар.

Не стоит идеализировать отношение коренного населения к природе. «Никто с ружьем по лесу не гуляет», – объяснил мне один мужик современную охотничью культуру Сибири. Это не традиционная охота, это у леса отбирают дичь, и чем проще это сделать, тем лучше. Знакомый, с которым я поехал в тайгу, рассказывал, что в трудные 90-е годы он по 50 косуль стрелял за день.

В Якутии с охотой связаны древние традиции и верования, но сегодняшнее охотничье снаряжение все-таки современно и эффективно: есть снегоходы, машины, квадроциклы и полуавтоматические ружья. А имя «Байанай» теперь носит известная сеть охотничьих магазинов и цветной двуязычный журнал про охоту. Кстати, в редакционном совете журнала числится также и министр охраны природы республики. Байаная чествуют каждую весну на огромной охотничьей выставке в Якутске. Тут возродили почти полностью исчезнувшую охотничью породу собак – якутскую лайку.

Вообще, охота в России строго регулируется. На медведя и лося надо получать специальную охотничью лицензию, а на косулю – разрешение. Один односельчанин жаловался мне, что простому человеку не получить охотничье разрешение на косулю, это все отдают верхушке. Охотничья квота на деревню – одна косуля в год.

Когда мы вернулись домой, мне вручили кусок косули в несколько кило, что сделало меня в некотором роде соучастником преступления. Мясо довольно рыхлое, одно из самых вкусных, что я ел, жена сказала, что оно немного напоминает мясо молодого лося. Старший сын сказал «средне», что для него довольно благосклонная оценка. Они еще не прониклись изысками сибирской кухни, едят домашнюю еду, приготовленную знакомым им способом из местного сырья, – и то хорошо.

После Нового года я спросил у Николая, главы администрации нашего села, не мог бы он сдать мне одну комнату под офис в здании администрации. И, к моему большому удивлению, он освободил и отдал мне свой кабинет. Кабинет мне достался уже обставленный. Теперь я работал под неусыпным взглядом Владимира Путина и главы Якутии, Ил Дархана Егора Борисова, в окружении российского и якутского флагов. Если тут не напишутся хорошие тексты, то уже нигде не напишутся!

Николай появлялся в администрации на заседаниях правления, чтобы представить дела, требующие рассмотрения. Я участвовал лишь однажды, и так совпало, что темой как раз был полный запрет охоты на косулю, предложенный министерством охраны природы Якутии. «В честь года экологии они предлагают запретить охоту. 2500 человек в год занимаются тут браконьерской охотой, и лишь 180 из них удается поймать», – зачитывал он по бумажке.

«Что будем делать? Запрещаем, да?» – предложил он, ударив по столу.

Из всех форм передвижения на природе охота глубже всего помогает почувствовать окружающий мир, так как человеку приходится поставить себя на место животного, предвосхитить его поведение и действия. Я сам не охотник, но мне нравится периодически есть дичь. Я бы хотел, чтобы охота была разумной, с сохранением поголовья, и честной, ведь нас, людей, даже тут в Якутии во много раз больше, чем лесных зверей. Я верю, что это пошло бы на пользу и самим охотникам.

Говорят, что коренные народы изначально озабочены сохранением равновесия в природе, что нельзя убивать больше животных, чем родилось за год. Сегодня в браконьерской охоте в Сибири повинны все: и коренные жители, и русские, и местные, и приехавшие, и даже иностранцы. Даже разрешенная охота – зачастую бизнес. На Становом хребте местные жители за деньги показывают приехавшим из Москвы охотникам на медведя, где зимние берлоги. Охотничьи туры в Сибирь рекламируются в интернете на английском языке.

Из-за охоты многие виды животных в Сибири доведены до истребления. Говорят, тут, в центральной Якутии, уменьшилось количество зайцев и лосей. Сибирские сурки, на которых охотятся ради шкурки и жира, который помогает от кашля, становятся исчезающим видом. Охота на дикого северного оленя на Севере часто превращается в охоту на истребление – животные ходят большими стадами, и их легко подстрелить. Ученый Сергей Зимов считает, что в Нижнеколымском улусе в 1990-х с помощью быстрых снегоходов за две-три зимы полностью истребили тысячи диких оленей. Зимой 2018 года в Якутии раскрыли десятки случаев браконьерской охоты на дикого северного оленя, при этом у животного снимали лишь шкуру на ногах, идущую на унты.

Я был в гостях у оленеводов в Саккырыре, на севере Якутии. Они шли охотиться на снежных баранов – толсторогов. Вначале их гнали на санях, потом на вершине горы прыгали на оленя верхом и безрезультатно пытались поймать животное при помощи собак.

Бараны, живущие высоко в горах, – эндемические животные, они водятся только в Северо-Восточной Сибири. Они не считаются исчезающим видом, охота на них не запрещена, тем не менее на нее требуется разрешение. Местные шьют из его шкуры одежду и считают его мясо самым вкусным. Сейчас охота на барана в Саккырыре стала очень популярна. Во время моего визита 18 отрядов охотились на барана, сказали местные жители. Раньше их ловили, подстерегая на склонах гор. Сейчас эта охота превратилась в гонки на мотосанях, тут даже самый прыткий баран проиграет, если не убежит на крутой склон. Говорят, что с ростом желающих поохотиться поголовье баранов пропорционально уменьшилось.

Особой охотничьей гордостью является безрогий, аж полметра высотой, мускусный козел – кабарга. У самца есть нечто, чего нет у других козлов: сильно пахнущие выделения сальной железы, или мускус. Китайцы используют его в парфюмерии и медицине. Один из эвенов в избе оленеводов, местный сварщик, показывал мне на телефоне фотографии, как на кабаргу охотятся при помощи петли. От одного животного можно получить 15 грамм мускуса, на этом, по его словам, можно заработать 500 евро (35 000 рублей). Ну и что, что кабарга находится под угрозой исчезновения и охота на нее только по лицензии?