Текст книги "Имя рек. 40 причин поспорить о главном"

По ком звенит октябрьский колокольчик

Всякий раз, когда близится осень, мы вспоминаем об Октябре 17-го.

Февраль нас интересует мало; и едва ли февральские события сегодня хоть кого-нибудь всерьёз волнуют, включая новейших самовыдвиженцев в состав очередного очень Временного правительства.

Большевистская правда, как ни странно, – жива; что до февральских событий – они предмет по большому счёту скучный даже для историков.

Но как думать про Октябрь, и тем более с каким настроением и лицом отмечать его, никто в современной России не знает; а если не знаем мы сами – чего ожидать от остального мира.

Между тем, события столетней давности навязчиво актуальны, это не столько история, сколько – насущное.

Революция та была порождена двумя стихиями: надломом в среде интеллигенции и глобальным разочарованием в среде народной, крестьянской даже в большей степени, чем пролетарской. Национальные движения в истории революции были вторичными, и послужили лишь следствием свершившегося распада.

Одна из основных проблем состояла в том, что чаяния интеллигенции и народные чаяния во многом, мягко говоря, не совпадали.

За десять лет до революции поэт Александр Блок писал о «двух реальностях». С одной стороны, видел Блок, стоит огромная молчаливая масса в сто пятьдесят миллионов, с другой – несколько сотен тысяч человек.

«По-прежнему два стана, – писал Блок, – не видят и не хотят знать друг друга».

Интеллигенция сама накликала революцию – но отказалась её принять и понять. «Грядущие гунны», о которых писал поэт Валерий Брюсов, вдруг явившиеся из недр собственного народа, – ошарашили и смяли интеллигенцию.

Спустя сто с лишним лет после тех событий у нас вновь сложился класс прогрессивной интеллигенции, требующей революционных перемен.

Конечно же, сравнивая прежние персоналии – Брюсова, Сологуба, Бальмонта, Мережковского, а пусть даже и Маяковского – с нынешними, сразу вспоминаешь известное высказывание о том, что всё начинавшееся как трагедия воспроизводится в качестве фарса.

Можно посетовать или посмеяться над качеством материала; но страна наша в любом случае на месте, и проблемы у неё – схожие.

Парадоксально, но это ведь наша интеллигенция все девяностые годы кричала о недопустимости революций. «Мы знаем, чем всё это заканчивается», – повторяли они тогда, как заговорённые.

Теперь они с лёгкостью необычайной утверждают прямо противоположное.

Не менее удивительный парадокс состоит в том, что большевистскую революцию столетней давности нынешняя интеллигенция считает проявлением холопства и скотства.

Только вообразите себе: народ в сто пятьдесят миллионов численностью в какой-то момент начал звереть от того, что является чем-то низшим по статусу в сравнении с несколькими сотнями тысяч людей, управлявших им.

Желали эти сто пятьдесят миллионов совершенно нормальных изменений: чтоб дети их учились в тех же учебных заведениях, что и барские дети, чтоб лечиться можно было у барских докторов, чтоб земельные наделы были достаточными для пропитания крестьянской семьи, чтоб весь народ обладал правами, соразмерными с господскими.

Справедливости, в общем, искали.

Тем не менее, представители современной интеллигенции твёрдо для себя решили, что в том противостоянии они были бы, как в известной повести Михаила Булгакова, преображенскими, а все остальные – шариковыми.

И та же самая интеллигенция пытается возбудить население России на новое противостояние с властью: забавно же.

Как и сто лет назад, интеллигенция не имеет представления, что́ на уме у миллионов их сограждан.

Политическая борьба в столицах идёт за ценности прогрессистские, зачастую – откровенно буржуазные; в то время как огромные массы населения к сегодняшнему «прогрессу» относятся скептически, а буржуазию – в лучшем случае презирают.

Социология констатирует: наиболее значимыми историческими персонажами для жителей страны – в куда большей степени, чем, казалось бы, примиряющие фигуры Александра Невского, или Минина и Пожарского, – являются Сталин и Ленин.

Условный «академик Сахаров» – своеобразная реинкарнация профессора Преображенского, к личности которого апеллирует наша интеллигенция, – вообще не конкурентен в этом ряду.

Интеллигенцию это мало пугает – как и прежде, она необычайно самоуверенна, и всерьёз думает, что мрачное большинство примирится с их победой.

Более того: как и сто с лишним лет назад, российская власть – неплохо зная интеллигенцию и время от времени манипулируя ей – едва ли всерьёз осознаёт, с каким народом имеет дело.

Народ смотрит и, как водится, молчит. До какой-то поры.

Пока мы видим на столичных улицах только бунтующих подростков.

Но киевский Майдан и февраль 1917-го – тоже начинались с брожения студенческих толп.

Куда потом подевались все эти студенты, никто не ведает.

Масоны и маршалы

Рассуждая о русской революции, её противники старательно воспроизводят одни и те же шаткие доводы.

Даже если иные из нас предпочитают монархию любому другому способу управления государством, надо уже как-то принять тот факт, что большевики не свергали царя. Большевики свергли либеральное Временное правительство.

Борьбу против большевиков начали не люди, сражавшиеся за Веру, Царя и Отечество. Первым их противником стал Лавр Корнилов: генерал, по приказу Временного правительства взявший под арест царскую семью.

В числе ближайших соратников Корнилова был Борис Савинков – эсер, революционер и террорист, долгие годы работавший на свержение монархии. Савинков служил комиссаром Временного правительства в отряде генерала Петра Краснова и занимался формированием Добровольческой армии.

Другой виднейший деятель Белого движения – генерал Михаил Алексеев – также был причастен к отстранению Николая II от власти. Кроме того, как и многие деятели Временного правительства, Алексеев являлся масоном.

Люди, по сей день выступающие против большевиков и Ленина, действительно считают, что России было бы лучше, если б в двадцатом веке ею управляли либеральные деятели, террористы и генералы, изменившие присяге?

Памятуя о том, что часть аристократии покинула Россию, а власть взяли, как у нас некоторые утверждают, «кухарки и бандиты», стоит отдавать себе отчёт в том, что Ленин – тоже дворянин; и если бы только он. Дзержинский, Крестинский, Куйбышев, Орджоникидзе, Бокий – все они были дворянами.

В этом месте обязательно стоит напомнить, что в составе первого Советского правительства был один еврей. Троцкий.

В Красной Армии служило до семидесяти пяти тысяч бывших царских офицеров, из которых порядка шестидесяти тысяч имело дворянское происхождение.

Привычка новейшего российского кинематографа (впрочем, позаимствованная у режиссёров советского времени) изображать красногвардейцев как стадо простолюдинов – вульгарна и даже противоестественна с исторической точки зрения.

Все утверждающие, что революция – дело рук этнически окрашенных групп, манипулировавших русским народом, – выступают, по сути, в роли русофобов: по той элементарной причине, что считают десятки тысяч русских дворян и офицеров объектами манипуляции нескольких сотен потомков ремесленников и лавочников.

Должность главнокомандующего всеми Вооруженными силами Советской Республики занимал Сергей Сергеевич Каменев – кадровый офицер, полковник императорской армии, закончивший академию Генштаба в 1907 году.

В должности начальника Полевого штаба Красной Армии служил потомственный дворянин, генерал-майор императорской армии, Павел Павлович Лебедев. На посту начальника Полевого штаба он сменил Бонч-Бруевича, опять же происходившего из польских дворян.

Впоследствии многие царские офицеры и участники Гражданской войны – полковник Б. М. Шапошников, штабс-капитаны А. М. Василевский и Ф. И. Толбухин, подпоручик Л. А. Говоров, – стали маршалами Советского Союза.

Основной конфликт Гражданской войны – не сражение «кухарок и бандитов» с аристократами духа. Большевики произвели национализацию промышленности – более всего они ущемили интересы крупного капитала, отдав предпочтение интересам трудящихся. Более всего в Гражданской войне был заинтересован, образно выражаясь, российский список «Форбс», и те зарубежные финансовые игроки, что имели свои интересы в России. Проще говоря, это был конфликт социализма и капитализма.

Ныне эту простейшую суть постоянно пытаются подменить песнями про поручика Голицына и хождением с портретом последнего императора.

Первые законы, которые приняли пришедшие к власти большевики, репрессивного характера не носили. 2 ноября 1917 года была принята декларация прав народов России, отменившая все национальные и национально-религиозные привилегии. 11 ноября был принят декрет об отмене сословий, чинов и установлении единого гражданства. 18 декабря был принят декрет о равноправии женщин в гражданском браке.

Большевики явились во власть в качестве невиданных идеалистов, освободителей народа и, в лучшем смысле слова, демократов.

Большевики не устраивали Гражданской войны и после взятия власти никак в ней не нуждались. Война началась только в 1918 году, а инициаторами её стали военные деятели, свергшие царя, и стоявшие за ними политические и финансовые группы.

В Гражданской войне участвовали миллионы людей – представители самых разных этносов и политических группировок. Кроме того, четырнадцатью странами была осуществлена интервенция на территорию России. В подобной ситуации считать исключительно большевиков виновниками происходящего – мягко говоря, нелепо.

Столкнувшись с возможностью распада империи и сепаратистскими движениями на окраинах страны, большевики немедленно изменили тактику, и стремительно собрали бо́льшую часть империи, по итогам окончательно потеряв лишь Финляндию и Польшу, нахождение которых в составе России и ныне кажется неактуальным и чрезмерным.

Большевики никак не могут именоваться «разрушителями империи» – они её собиратели. Да, большевики именовали свои наступательные походы «интернациональными», но в результате мы всё равно видим традиционное российское «приращивание земель».

Ряд преференций, которые были получены национальными субъектами от большевиков, стоит воспринимать исключительно в контексте той обстановки: когда на фоне катастрофических последствий Первой мировой и экономического хаоса имели место интервенция и мощнейшие сепаратистские движения. Большевики самым элементарным образом торговались с народностями, входящими в состав России, чтобы иметь на них влияние большее, чем британцы, немцы, поляки, турки, французы или японцы.

Рассматривать все эти вещи вне исторического контекста – неразумно.

Довод о том, что большевики «подложили под империю бомбу», разделив Россию на республики, выводит исторический разговор в безвоздушное пространство: получается совершенно бессмысленная картинка – лежит себе империя, приходят большевики и кладут бомбу, чтобы затем взорвать собственное государство.

Процессы распада начались в Российской империи при Временном правительстве – в том числе на Украине и в Прибалтике. Разве Российская империя была поделена на советские республики?

23 декабря 1917 года было подписано англо– французское соглашение о разделе зон влияния в России: согласно нему, Великобритания получала Северный Кавказ, Франция – Украину, Крым и Бессарабию, США и Япония делили Сибирь и Дальний Восток.

Люди, подписавшие это соглашение, выступали во время Гражданской войны «союзниками» Белой армии. Это, как минимум, повод не разбрасываться ярлыками о разрушителях империи.

Про «бомбу» очень любили рассуждать демократы в девяностые годы. Посыл их высказываний объясним: они не желали быть виноватыми в распаде, но хотели свалить вину на других.

Здесь достаточно вспомнить сказанное в своё время Великим князем Александром Михайловичем Романовым: «Положение вождей Белого движения стало невозможным. С одной стороны, делая вид, что они не замечают интриг союзников, они призывали… к священной борьбе против Советов, с другой стороны – на страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи».

Вы кому больше доверяете? Великому князю Романову или демократам девяностых?

В ответ нам скажут, что патриарх Тихон предал большевиков анафеме, и посему большевизм неприемлем в принципе.

Но ведь патриарх Тихон и Белое движение не благословил.

В отличие от наших современников, патриарх Тихон помнил, что уже 20 марта 1917 года Временное правительство приняло «Постановление об отмене вероисповедных и национальных ограничений», а 14 июля 1917 года – «Постановление о свободе совести», – чем фактически нивелировало влияние Русской православной церкви. Изъятие у церкви земельных участков, зданий и даже монастырей началось при Временном правительстве.

И кого в таком случае поддерживать?

Царя нет, он отрёкся. Есть Красная армия и Белая армия, воюющие друг с другом без благословения.

Надо оперировать реальностью, а не маниловскими представлениями о том, как было бы лучше, если б большевиков не было вообще.

Реальность – сложна.

Война народная, большевистская

Чтобы понять смысл и значение русской социалистической революции, надо для начала уяснить несколько простых вещей.

Не раз, говоря о войне 1812 года, задумывались мы, благодаря чему дарована была нам та победа. Да, гений Кутузова, да, блистательные офицеры, да, Милорадович, да, Багратион, да, Ермолов…

Но ведь против нас был Наполеон – непобедимый полководец, и его блистательные генералы, и едва ли не вся объединённая Европа. Одни только поляки, вечно обиженные на Россию – потому что сами всегда хотели занимать место России, а занимали исключительно своё! – выставили против нас 16-тысячную армию, и с необычайным воодушевлением умирали за Наполеона на русских просторах.

Нам было уготовано почти неизбежное поражение. Но мы выиграли.

Почему?

Потому что война стала – народной. Народ увидел и возненавидел супостата.

И когда мы говорим о Великой Отечественной войне, мы понимаем ровно то же самое.

На Гитлера снова работала почти вся Европа. Мы воевали не с немцами – а со всеми подряд, пошедшими нацизму в услужение. Они объединились, желая нам погибели почти уже неминуемой.

Да, гений Жукова, да, гений Рокоссовского, да, гений Шапошникова, да, Баграмян, да, Ватутин, да, жестоковыйная воля генералиссимуса Джугашвили-Сталина, – но ведь народ, все народы России восстали, упёрлись, вышли врагу навстречу умирать или побеждать.

И мы выиграли.

Но когда заходит речь о Гражданской войне, сразу возникает, казалось бы, неразрешимый вопрос: почему же победили – эти сиволапые, чумазые красноармейцы? А не блистательные белые офицеры, так похожие на поручика Брусенцова, верней, на Высоцкого.

И тут же начинаются разнообразные интеллектуальные пляски.

Ах, если б не «красный террор», всё было бы по-другому.

Красные, белые, зелёные вешали, стреляли, резали друг друга с равным остервенением – но во всём виноваты отчего-то одни победители.

Пусть они, пусть.

Однако разве террор может сломить русского человека?

Поляки, шедшие с Наполеоном, жутко мстили – в том числе русским мужикам и русским священникам – за разделы Польши, – хотя мужики и священники Польшу точно не делили.

Русских били за то, что они русские. И что, русские испугались?

Нацисты превзошли всех и творили неслыханные злодеяния.

Но разве это помогло им?

Или ещё другая песня есть: против истинно, посконно, домотканно русских воевали латыши, китайцы и товарищ Троцкий, понаехавший из черты оседлости, – вот они взяли матушку-Россию в заложницы и надругались над нею.

Ну, товарищей из черты оседлости даже в составе первого советского правительства уже сто раз пересчитали – они даже там большинства не составляли, чего уж про Красную армию говорить. Что до латышей и китайцев, то здесь совсем незадача выходит.

А за кого ж тогда воевали британцы и французы в Мурманске и в Архангельске? За большевиков, что ли? Вроде нет.

Кого поддерживали немцы на Украине? Красную сволочь? Опять нет.

На кого ставили японцы во Владивостоке – никак, на Ленина? Увы, и здесь всё не так.

Поляки с кем воевали, с «белыми» или с «красными»? С «красными».

Басмаческое, как нынче его назвали бы, «сепаратистское» движение, поддерживаемое турками и всё теми же британцами, – оно с кем боролось? С «красными» командирами или с какими-то другими?

Кто бы тут говорил про китайцев и про латышей, но вот только не сторонники «белого» дела.

Тысячу копий переломали уже, споря о том, брал ли Владимир Ленин накануне революции немецкие деньги или не брал. Но никто в связи с этим не задастся банальным вопросом: допустим, немцы хотели разрушения России и насыпали Ильичу монет. А британцы, французы и японцы – они что, шли воевать за монархию и национальные русские интересы? Вы всерьёз так думаете?

Ленин брал немецкие деньги – плохо. А Колчак японские – это уже хорошо?

Что за логика такая.

И, другой, на засыпку, вопрос: отчего же взявший у немцев деньги Ленин немедленно занялся воссоединением Украины с Россией – вместо того, чтоб немцам её подарить; и одновременно самым активным образом приступил к подготовке революции в Германии?

Он что, был настолько глупым агентом, делая всё наоборот? Плохо читал по-немецки и перепутал текст приказа?

Военспецов в Красной армии из числа «бывших» было никак не меньше, чем в Белой армии.

Подумаем на досуге: отчего они все перешли на сторону большевиков? Потому что они были предателями России? Или, может, напротив – желали её спасения?

И кто в таком случае взял Россию в заложницы? Великий полководец Брусилов, преподававший красным командирам воинскую науку? Есть тут у нас кто-нибудь, кто Брусилова объявит врагом Отечества?

Сколько бы мы ни судили о «красных» и «белых» по новейшему лукавому кинематографу, но, если сохранившиеся фотографии той поры рассматривать, вдруг обнаруживается, что отчего-то сиволапые красноармейцы, равно как их командиры, выглядели ничуть не хуже их белогвардейских противников.

И сколько бы ни пытались нам перечислять красноармейские фамилии, напирая на то, что Фрунзе и Блюхер – это нерусь какая-то, всё время хочется пожать плечами и спросить: а что, барон Врангель на юге России или глава Северного фронта Евгений Карлович Миллер – были более русскими?

Может, несколько более существенная разница заключается, к примеру, в том, что за Фрунзе и Блюхером стояла Москва, а за Миллером – Лондон, а за Врангелем – Париж?

Что вовсе не отменяет любви к Родине у вершителей и солдат «белого» дела.

Однако по итогу о войне Гражданской, увы, имеет смысл говорить как о ещё одном этапе вечной Отечественной. И в очередной раз выиграли в той Отечественной войне – русские люди.

Совсем другой вопрос – ошибались они или нет; был ли марксизм химерой, или не был. Сегодня про другое разговор.

Разговор про то, что Щорс и Котовский на Украине были представителями русского и украинского народов, и воевали за нашу родную землю и её интересы. А гетман Скоропадский и Петлюра представляли чьи-то другие интересы – и ровно по этой причине проиграли. Есть ли среди нас русские патриоты, которые в данном случае готовы доказать обратное?

Чапаев – это и есть русский народ, и потому стал мифологической фигурой, воистину народной. Каковой Колчак, увы, не станет – в том числе и потому, что в минуты откровенности сам признавался, что является кондотьером, сиречь – наёмником чужеродных сил.

Вы скажете, что я упрощаю.

Быть может, быть может.

Но если мы взыскуем куда более серьёзного разговора – то лучше перечесть «Тихий Дон» и «Хождение по мукам», – и разглядеть, наконец, как метало русского человека, пытавшегося понять, где таится самая последняя правда.

Победить русского человека могли только два других русских человека.

Революция октября 1917 года – стала национальным делом.

Народ выиграл.

«Мать моя – Родина, я – большевик», – написал русский национальный поэт Сергей Есенин – а не кто-то за него.

И когда нам в очередной раз начнут рассказывать, что «голубая» кровь, истинная аристократия России, – оставила Родину, поруганную большевиками, – и посему мы долгие годы прожили без Бунина, Шмелёва, Мережковского и Бальмонта, мы снова только усмехнёмся: оттого, что и Александр Блок, и Андрей Белый, и Валентин Катаев, и Владимир Маяковский, и Анатолий Мариенгоф – тоже являлись русскими дворянами.

А то у нас всё время только и говорят про «красного графа» Алексея Николаевича Толстого – как будто он один такой был.

Не один, конечно: среди литераторов, принявших революцию, дворян было столько же, сколько среди литераторов, не принявших её.

Даже на поле русской культуры схватка шла не между озверевшим грязным мужиком, поддержанным китайцем и латышом, а между теми, кто принял новую русскую государственность, и теми, кто её не захотел признать и понять.

Лишь когда мы научимся воспринимать революцию как русское национальное деяние – только тогда может получиться разговор о её смысле и её последствиях.

Если она действительно была, как минимум, попыткой освобождения человечества – то честь русскому человеку и хвала.

Если революция эта обернулась чем-то иным – то и здесь мы сами виноваты.

Никто нас в заложники не брал.

Сами всё это и сделали: крестьяне, рабочие, купцы, казаки, дворяне, – как русские, так и представляющие все остальные народы, жившие с нами одной семьёй.

Это всё мы. Это всё про нас.