Текст книги "Выбор. Стратегический взгляд (сборник)"

Пока что Индии удавалось исключительно успешно справляться с сохранением структуры единого государства и демократической системы, но немалая часть ее населения оставалась, по сути, политически пассивной и (прежде всего в сельских районах) неграмотной. Есть опасность, что с постепенным ростом политического сознания и общественной активности усилится и интенсивность раздоров на этнической и религиозной почве. Происходящее в последнее время развитие политического сознания как индуистского большинства Индии, так и ее мусульманского меньшинства рискует поставить под угрозу сосуществование различных общин страны. Удержать под контролем внутренние трения и напряженность окажется особенно трудным, если под войной с терроризмом будет подразумеваться прежде всего борьба против ислама, а именно так пытаются ее интерпретировать самые радикальные индуистские политики.

Кроме того, во внешнеполитической сфере внимание Индии приковано к соседям – Пакистану и Китаю. Пакистан воспринимается не только как главный виновник многолетнего конфликта в Кашмире, но и в некоем высшем смысле как государство, истоки национальной идентичности которого коренятся в религиозном самоутверждении в качестве символа отрицания индийского пути самоопределения. Тесные связи между Пакистаном и Китаем обостряют ощущение угрозы, тем более что Индия и Китай – естественные соперники в борьбе за геополитическое доминирование в Азии. Индию все еще терзают мучительные воспоминания о военном поражении, нанесенном ей Китаем в ходе кратковременного, но яростного пограничного столкновения 1962 года, получившим в итоге в свое владение спорную территорию Аксайчин.

Соединенные Штаты не могут поддержать Индию ни против Пакистана, ни против Китая, не заплатив при этом неприемлемо высокую стратегическую цену в другом месте: в Афганистане, если они изберут антипакистанский курс, или на Дальнем Востоке, если речь пойдет об альянсе антикитайского характера. Ввиду всех этих внутренних и внешних факторов Индия лишь в ограниченных рамках способна быть союзником Соединенных Штатов в долгосрочной политике формирования – не говоря уже о силовом водворении – более стабильной системы отношений в пределах Общемировых Балкан.

И наконец, остается вопрос: насколько годится на роль главного стратегического партнера Америки в улаживании региональных евразийских противоречий Россия? Нет сомнений, что она располагает средствами и опытом для оказания помощи в таком деле. Хотя, в отличие от других рассмотренных кандидатов, Россию уже нельзя считать полноценным участником отношений этого региона – времена ее колониального господства в Центральной Азии миновали. Москва, однако, оказывает значительное влияние на все непосредственно примыкающие к южным российским границам страны и имеет тесные связи с Индией и Ираном; ко всему прочему, на российской территории проживают примерно 15–20 миллионов мусульман.

При этом Россия с некоторых пор видит в своих мусульманских соседях потенциально взрывоопасный источник политических и демографических угроз, а российская политическая элита обнаруживает все бо́льшую восприимчивость к антиисламским настроениям религиозного и расистского характера. При таких обстоятельствах Кремль с готовностью воспользовался событиями 11 сентября как шансом вовлечь Америку в противостояние исламу под лозунгом «войны с терроризмом».

И все же Россия как потенциальный партнер США тоже не лишена недостатков, унаследованных от прошлого, причем совсем недавнего. Афганистан был опустошен 10-летней войной, которую вела там российская армия, Чечня находится на грани вымирания в результате политики геноцида, а недавно получившие независимость центральноазиатские государства все более склонны отождествлять смысл современного периода своей истории с борьбой за освобождение от российского колониализма. Поскольку подобные исторические обиды все еще живо ощущаются в регионе, а Россия, судя по множеству признаков, считает в данный момент своим приоритетом консолидацию связей с Западом, она во все большей степени воспринимается региональными государствами как бывшая колониальная европейская держава и все меньше – как родственное евразийское образование. То, что сегодняшней России почти нечего предложить соседям в плане общественной модели для подражания, тоже сужает ее роль в любом международном партнерском объединении под американским руководством, которое может быть сколочено в интересах стабилизации, развития и в последующем – демократизации региона.

Так что Америке остается рассчитывать лишь на одного подлинного партнера в обустройстве Общемировых Балкан – Европу. Хотя ей понадобится помощь ведущих восточноазиатских государств, таких как Япония и Китай (Япония может предоставить некоторую, пусть и не внушительную, материальную поддержку и миротворческий контингент), маловероятно, что кто-то из них примет на данном этапе полноценное участие в этих усилиях. Только Европа, интегрированная в рамках НАТО и постепенно самоорганизующаяся в Европейский союз, имеет достаточный потенциал в политической, военной и экономической сферах, чтобы совместно с Америкой взять на себя задачу вовлечения различных евразийских народов на дифференцированной гибкой основе в процесс укрепления региональной стабильности и постепенного раздвижения рамок трансъевразийского сотрудничества. Как раз у связанного с Америкой надгосударственного Европейского союза больше шансов избежать подозрений в рецидиве колониалистских мотиваций и намерении отстаивать или восстановить в регионе прежде всего собственные экономические интересы.

Америка и Европа совместно обладают разносторонним опытом и обширным набором материальных преимуществ, позволяющих им внести определяющий вклад в формирование политического будущего Общемировых Балкан. Вопрос состоит в том, найдется ли у Европы, озабоченной по большей части вопросами собственного единства, достаточно воли и великодушия, чтобы вместе с Америкой действительно приняться за общее начинание, которое по сложности и размаху значительно превосходит предыдущий успешный совместный американо-европейский проект, направленный на сохранение мира в Европе и последовательное преодоление раскола Европейского континента. Но сотрудничества с Европой не получится, если полагать, что оно должно сводиться к выполнению ею американских директив. Войну с терроризмом можно считать первой вехой, знаменующей переход к активному вмешательству в дела Общемировых Балкан, но никак не главной целью этого. Европейцы, не так травмированные трагедией 11 сентября, понимают это лучше американцев. Вот почему, помимо и других причин, при организации любых совместных действий Атлантического сообщества не обойтись без широкого стратегического консенсуса в отношении долгосрочного характера стоящей перед союзниками задачи.

Отчасти эти же соображения применимы и к потенциальному участию Японии. Она тоже может и должна стать важным действующим лицом, пусть и не из числа бесспорных исполнителей ведущих партий.

Какой-то период Япония будет остерегаться брать на себя заметную военную роль, выходящую за пределы непосредственных потребностей государственной самообороны. Однако, несмотря на стагнацию последних лет, Япония остается вторым государством мира по экономической мощи. Финансовая поддержка ею усилий по расширению зоны мира на планете будет иметь ключевое значение и соответствовать в итоге ее собственным интересам. Ввиду этого Японию, как и Европу, следует рассматривать как вероятного партнера Америки в предстоящей длительной схватке с многочисленными разнородными силами на территории Общемировых Балкан.

Короче говоря, чтобы справиться со взрывоопасным потенциалом региона, Америке необходима широко спланированная стратегия сотрудничества. Как свидетельствует успешный опыт формирования евроатлантического сообщества, разделить неизбежное бремя нельзя, не разделив право принимать решения. Только привлекая своих основных партнеров к совместной проработке всеобъемлющей стратегии действий, Америка сможет не увязнуть в зыбучих песках единоличной гегемонии.

Поскольку проблемы Общемировых Балкан – практически нерасчленимое сплетение накладывающихся друг на друга конфликтов, первым шагом в создании комплексной стратегии ответа на этот вызов должно стать выявление приоритетов. На общем фоне выделяются три центральные взаимосвязанные задачи: 1) урегулирование арабо-израильского конфликта, пагубно влияющего на ситуацию в Ближневосточном регионе; 2) изменение стратегического расклада в нефтедобывающей зоне, простирающейся от района Персидского залива до Центральной Азии; 3) привлечение ведущих стран к участию в региональных соглашениях по нераспространению ОМП и сдерживанию чумы терроризма.

Установление мира между Израилем и его арабским окружением – самая настоятельная необходимость, поскольку без этого принципиально невозможно приступать к выполнению двух остальных задач. Непосредственным предметом раздоров служит израильско-палестинский конфликт, отдельное урегулирование которого должно стать самой ближайшей целью. Однако существует более широкая проблема враждебности арабского сообщества по отношению к Израилю, что создает напряженность на Ближнем Востоке и рикошетом возбуждает неприязнь мусульман к Америке. Единственный способ улучшить положение – добиться справедливого и жизнеспособного мира, который в последующем станет основой конструктивного сотрудничества между Израилем и Палестиной и благодаря этому развеет предубеждения арабов, вынудив их признать Израиль постоянным неизбежным участником ближневосточной сцены.

Улаживание этого вопроса тем более крайне необходимо, что столкновение с подводными камнями Ближнего Востока грозит расколом евроатлантическому альянсу. Хотя доминирующая иностранная держава на Ближнем Востоке – Америка, ее отношения с Европой могут подвергнуться тяжкому испытанию из-за того, что по обе стороны Атлантики по-разному смотрят на то, как лучше действовать в этом регионе. Вот уже несколько десятилетий после провала франко-британской авантюры 1956 года район Суэцкого канала и Персидского залива фактически находится под американским протекторатом. Покровитель постепенно сменил проарабский курс на произраильскую позицию, в то же время добившись устранения сколько-нибудь ощутимого политического влияния в регионе со стороны Европы, а затем и Советского Союза. Убедительные военные победы, одержанные в ходе кампаний 1991 и 2003 годов против Ирака, утвердили Соединенные Штаты в роли единственного в этой зоне внешнего арбитра.

После трагедии 11 сентября у наиболее консервативных элементов политического истеблишмента Америки, прежде всего у тех, чьи симпатии явно на стороне олицетворяемой «Ликудом» части израильского политического спектра, появилось искушение реализовать идею абсолютно нового порядка на Ближнем Востоке, который, как предполагается, Соединенные Штаты навяжут региону, мотивируя необходимостью ответить на новые вызовы терроризма и распространения ОМП. Стремление воплотить эту мысленную конструкцию в жизнь уже привело к насильственному свержению диктатуры Саддама Хусейна в Ираке и предвещает возможные дальнейшие акции против баасовского режима в Сирии либо теократии в Иране. В то же время раздаются призывы к Соединенным Штатам дистанцироваться во имя демократии от нынешних правителей Саудовской Аравии и Египта и оказать давление на эти страны, требуя их внутренней демократизации, пусть даже в ущерб американским интересам в регионе.

Уже очевидно, что Европейский союз, у которого постепенно появляются собственные внешнеполитические интересы, не останется лишь пассивным наблюдателем или сговорчивым сторонником всего, что предпринимают США на Ближнем Востоке. Фактически именно на ближневосточном направлении Европейский союз впервые начинает не только нащупывать контуры действительно единой и полномасштабной европейской стратегии, но и оспаривать монополию Америки на роль регионального арбитра. В Севильской декларации от 22 июня 2002 г. ЕС сделал важный шаг вперед, сформулировав концепцию мирного урегулирования палестино-израильского конфликта, которая значительно расходится с американской концепцией[23]23
  В Севильской декларации гораздо более четко сформулированы конкретные параметры мирного соглашения между Израилем и Палестиной, особенно по таким вопросам, как раздел Иерусалима, границы 1967 года и право палестинцев самим избирать свое руководство, включая Арафата, чем в аналогичных американских декларациях того времени, в которых предъявлены конкретные требования к палестинской стороне, но не затрагиваются самые важные и неотложные спорные проблемы.


[Закрыть]. Усиление разногласий между США и ЕС по послевоенному обустройству Ирака и возможной политической эволюции Ирана может придать самоутверждению Европы дополнительный импульс.

В ближайшей перспективе у Америки хватит сил и воли, чтобы игнорировать мнение европейцев. Опираясь на свою военную мощь, она сможет одержать верх и вынудить Европу временно пойти на уступки. Однако Европейский союз располагает экономическими ресурсами и финансовыми средствами, привлечение которых решающим образом повысит шансы на достижение долгосрочной стабильности в регионе. Это значит, что подлинно долговременного решения этой проблемы не добиться, если Соединенные Штаты и Европа не будут действовать более согласованно. Поскольку Ближний Восток для Европы имеет по меньшей мере такое же жизненно важное значение, как Мексика для Америки, ЕС, формируя постепенно собственное политическое лицо, будет все больше порываться выступать здесь с собственных позиций. И как раз именно на Ближнем Востоке европейская внешняя политика впервые после фиаско 1956 года в Суэце может обрести четкую антиамериканскую направленность.

При этом наметившийся в евроатлантическом сообществе раскол из-за Ближнего Востока вполне обратим. Не часто наблюдается такой международный консенсус, какой сложился по поводу сути будущего договора о мире между Израилем и Палестиной. Существуют даже проекты возможного мирного договора, которые идут значительно дальше, чем невнятная «дорожная карта», неохотно одобренная администрацией Буша весной 2003 года. Загвоздка на самом деле состоит в том, как найти способ убедить израильтян и палестинцев поставить все точки над i, и этот поиск станет непростым испытанием, несмотря на реальные настроения в поддержку мирного компромисса среди израильского и палестинского народов. Предоставленные самим себе, они оказались неспособны ни разрешить свои давние противоречия, ни оставить в прошлом взаимные подозрения и ожесточенность.

Только Соединенным Штатам и Европейскому союзу, выступающим согласованно, под силу реально ускорить этот процесс. Для этого им придется заняться обстоятельной проработкой сути договоренности, а не только процедурных аспектов израильско-палестинского мирного соглашения. В общих чертах в соответствии с существующим международным консенсусом его главные пункты должны быть такие: признание двух государств в границах 1967 года, но со взаимными уступками, которые позволят включить в территорию Израиля пригородные поселения вблизи Иерусалима; создание двух столиц непосредственно в Иерусалиме; предоставление палестинским беженцам лишь номинального или символического права вернуться на прежнее место жительства с размещением основной массы возвращающихся беженцев на территории Палестины, возможно, в покинутых израильских поселениях; демилитаризация Палестины и, предположительно, размещение там миротворческих сил НАТО либо иного международного контингента; полное и безоговорочное признание Израиля его арабскими соседями.

Одобрение при участии международного сообщества жизнеспособной формулы сосуществования Израиля и Палестины не устранит всего комплекса разнообразных конфликтов в регионе, но принесет тройную пользу. Несколько ослабнет ненависть ближневосточных террористов к Америке; окажется обезврежена «мина», способная с наибольшей вероятностью стать детонатором общерегионального взрыва; Соединенные Штаты и Европейский союз смогут более согласованно подходить к проблемам региональной безопасности, не создавая впечатления, что затевается «крестовый поход» против исламского мира. Урегулирование арабо-израильского конфликта стараниями Америки будет способствовать постепенной демократизации прилегающих арабских государств, поскольку инициативы США перестанут выглядеть в глазах арабов попыткой воспользоваться проблемой демократизации как очередным предлогом для отсрочки всеобъемлющего палестино-израильского примирения.

Построение стабильного Ирака после военного вторжения 2003 года точно так же представляет собой грандиозную и долговременную задачу, а единственное средство облегчить ее выполнение – сотрудничество между США и ЕС. Не исключено, что с падением прежнего иракского режима вновь обострятся латентные пограничные споры этой страны с Ираном, Сирией и Турцией. Лишние осложнения по ходу дела может внести курдская проблема, а внутренняя вражда между иракскими суннитами и шиитами рискует привести к затяжной нестабильности, сопровождаемой все более ожесточенным насилием. Кроме того, 25-миллионный народ Ирака, имея репутацию наиболее националистически настроенного из всех арабских народов, может оказаться менее согласным мириться с иностранным господством, чем ожидается. Программу долгого, дорогостоящего и трудного восстановления этой страны предстоит осуществлять в изменчивом и потенциально недружественном окружении.

В более общем плане сотрудничество Америки и Европы в строительстве стабильного демократического Ирака и в деле палестино-израильского примирения – фактически своего рода «региональная дорожная карта» – создаст более благоприятные политические условия для изменения неудовлетворительного стратегического расклада в нефте– и газодобывающих районах, охватывающих Персидский залив, Иран и Каспийский бассейн. В отличие от тоже богатой энергетическим сырьем России, государства этой зоны – от Казахстана и Азербайджана до Саудовской Аравии – почти исключительно экспортеры, но никак не крупные потребители добываемых из их недр энергоносителей. При этом здесь сосредоточены крупнейшие в мире месторождения нефти и природного газа, значительно превосходящие запасы других нефте– и газоносных территорий. А поскольку надежный доступ к энергоносителям по разумным ценам жизненно важен для трех самых быстро развивающихся в экономическом отношении регионов – Северной Америки, Европы и Восточной Азии, стратегическое господство над этой зоной, пусть даже замаскированное соглашениями о сотрудничестве, будет определяющим для мировой гегемонии преимуществом.

С точки зрения американских интересов существующая геополитическая ситуация в самой богатой энергоресурсами зоне мира оставляет желать лучшего. Несколько ключевых государств-экспортеров – особенно Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты – слабы и политически несостоятельны. Ираку предстоит длительный период стабилизации, реорганизации и восстановления сил. Еще один крупный производитель энергетического сырья – Иран – пребывает под властью недружественного Соединенным Штатам режима, противодействующего попыткам США установить мир на Ближнем Востоке. Не исключено, что этот режим норовит заполучить ОМП, и его подозревают в связях с террористами. Соединенные Штаты пытались добиться международной изоляции Ирана, но преуспели в этом не полностью.

Севернее, в Закавказье и в Центральной Азии, недавно получившие независимость государства – экспортеры энергоресурсов – все еще пребывают на ранних стадиях политической консолидации. Системы управления в этих странах остаются слабыми, политические процессы отмечены печатью деспотического произвола, государственность отличается непрочностью. К тому же они отчасти изолированы от мировых энергетических рынков, поскольку американское законодательство запрещает использовать территорию Ирана для прокладки трубопроводов к побережью Персидского залива, а Россия проявляет агрессивное стремление монополизировать пути международного доступа к энергетическим ресурсам Туркменистана и Казахстана. Только через несколько лет после завершения финансируемого США строительства трубопровода Баку – Джейхан Азербайджан и его закаспийские соседи получат независимый канал связи с мировой экономикой. До тех пор эта территория остается уязвимой для происков России и Ирана.

Масштабное и эксклюзивное военное присутствие США в Персидском заливе, а также фактически монопольное обладание ими мощным потенциалом ведения боевых действий на большом удалении от своей территории открывают перед Америкой широчайшие возможности единолично принимать нужные политические решения. На тот случай, если потребуется исключить потенциальную связь между распространением ОМП и терроризмом конспиративных групп, Соединенные Штаты располагают средствами действовать самостоятельно, как это и было продемонстрировано в ходе свержения последнего иракского режима. Однако если принять во внимание долгосрочные последствия переворота в стратегии насилия, то проблема выглядит более многосложной, а шансы Америки на единоличный успех – значительно более эфемерными.

Трудно представить себе, чтобы Соединенным Штатам удалось в одиночку принудить Иран к радикальной переориентации. Ввиду гигантского разрыва в военной мощи между двумя этими государствами открытое военное давление может поначалу принести желаемый результат, но будет огромной ошибкой недооценивать накал националистических и религиозных эмоций, которые подобные методы возбудят, скорее всего, у 70 миллионов иранцев. Иран – страна с величественной имперской историей и высокой национальной самооценкой. И хотя религиозный угар, передавший власть теократической диктатуре, похоже, понемногу развеивается, прямое столкновение с Америкой почти наверняка приведет к новой вспышке народного неистовства, вдохновляемого фанатичным шовинизмом.

Россия не чинила препятствий энергичным военным инициативам США по изменению стратегических реалий в регионе, но охватившее сегодня район Персидского залива геополитическое землетрясение может свести на нет старания Америки укрепить независимость прикаспийских государств. Поглощенность США переустройством Ирака, не говоря уже об усилении американо-иранских трений, может создать у Москвы соблазн возобновить давление на Грузию и Азербайджан в расчете вынудить их отказаться от намерения примкнуть к евроатлантическому сообществу, а также активизировать попытки воспрепятствовать долговременному военно-политическому присутствию США в Центральной Азии. Все это может существенно осложнить для Соединенных Штатов вовлечение центральноазиатских государств в широкие региональные инициативы, направленные против исламского фундаментализма в Афганистане и Пакистане. Не исключено, что в этом случае возрождение мусульманского экстремизма в духе «Талибана» произойдет уже на общерегиональном уровне.

Уменьшить риск подобного развития событий может тесное стратегическое взаимодействие между США и ЕС в отношении Ирака и Ирана. Добиться его, скорее всего, окажется нелегко, принимая во внимание расхождения в позициях Америки и Европы, однако выгоды сотрудничества перевешивают издержки любого компромисса. Для Соединенных Штатов совместный курс означает сужение свободы единоличных действий, для Европейского союза – сокращение возможностей своекорыстного бездействия. Но, выступая согласованно – а это предполагает, что угроза применения военной мощи США будет подкрепляться политической, финансовой и (отчасти) военной поддержкой ЕС, – евроатлантическое сообщество сумеет поставить на ноги подлинно стабильный и, быть может, даже демократический режим в постсаддамовском Ираке.

Действуя совместно, Соединенные Штаты и Европейский союз окажутся в более выигрышном положении и с точки зрения улаживания широкого комплекса региональных последствий переворота в Ираке. Серьезный прогресс в деле палестино-израильского примирения развеет опасения арабов, подозревающих, что действия США против иракского режима были инспирированы Израилем, жаждущим ослабить все соседние арабские государства и увековечить свой контроль над палестинским населением. Кроме того, стратегическое сотрудничество США с Евросоюзом поможет Турции избежать болезненного выбора между союзнической верностью США и надеждами на членство в ЕС.

Активное стратегическое партнерство между Соединенными Штатами и Европейским союзом увеличит также шансы на то, что Иран в конце концов превратится из регионального монстра в оплот региональной стабильности. В настоящее время Иран поддерживает сотрудничество с Россией, но в его отношениях со всеми остальными соседями преобладают недоверие либо враждебность. С Европой Иран сохраняет относительно нормальные контакты, но его антагонизм с Америкой, которая, со своей стороны, ввела законодательные ограничения в торговле с этой страной, мешает подлинному процветанию экономических связей Ирана с Европой и Японией. Все это не могло не нанести ущерб внутреннему развитию Ирана, где острота социально-экономических проблем усугубляется демографическим взрывом, в результате которого население страны превысило 70 миллионов человек.

Положение во всем этом регионе, экспортирующем энергетическое сырье, станет стабильнее, если его географический центр, Иран, будет вновь интегрирован в мировое сообщество, а иранское общество возобновит движение в сторону модернизации. Но этого не произойдет, доколе Соединенные Штаты не отступятся от намерения изолировать Иран. Значительно полезнее будет сделать так, чтобы иранская элита увидела в изоляции страны не результат американских происков, а плод собственного добровольного и, следовательно, контрпродуктивного выбора. Европейцы давно убеждают Соединенные Штаты руководствоваться таким подходом. И если Америка в этом вопросе последует рекомендациям Европы, американские стратегические интересы только выиграют.

В более отдаленной перспективе, вопреки образу, сформированному правящими этой страной муллами – группами религиозных фанатиков, – у Ирана лучшие в регионе шансы вступить на стезю, ранее проторенную Турцией. Здесь достигнут высокий уровень грамотности (73 %), существует давняя традиция масштабного участия женщин в деловой и политической жизни, по-настоящему высокообразованный класс интеллигенции, осознание обществом своей неповторимой исторической индивидуальности. Как только догматичная власть, установленная аятоллой Рухоллой Хомейни, исчерпает свой потенциал и иранские светские элиты почувствуют, что Запад отводит Ирану конструктивную роль в регионе, Иран может встать на путь успешной модернизации и демократизации.

Неуклонное изменение стратегического расклада преобладающих в регионе сил позволит претворить в жизнь выдвинутый в 2000 году Турцией Пакт стабильности для Кавказа, подразумевающий разнообразные формы общерегионального сотрудничества[24]24
  В январе 2000 года президент Турции Сулейман Демирель предложил Пакт стабильности для Кавказа, в основу которого положен успешный опыт Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы, одобренного в июне 1999 года. Благодаря данной программе при решительной поддержке США и ЕС и гарантиях безопасности с их стороны удалось в итоге собрать значительные денежные суммы на восстановление Балканских стран. Подобная инициатива в отношении Кавказского региона, предполагающая участие трех новых независимых государств, а также Соединенных Штатов, ЕС, России и Турции (к которым на каком-то этапе может присоединиться Иран), способна сыграть важную роль в организации многосторонних усилий, направленных на стабилизацию неспокойного Кавказского региона, оказание помощи в урегулировании его многочисленных этнических конфликтов, а также содействие в поиске путей мирного разрешения таких трагических конфликтов, как война, ведущаяся Россией в Чечне.


[Закрыть]. Чтобы он стал эффективным, необходим не только вклад Турции и России, но и привлечение Ирана. Переориентация Ирана также даст возможность обеспечить более широкий доступ к энергетическим ресурсам Центральной Азии. Помимо трубопроводов, которые проложат через территорию Ирана к Персидскому заливу, со временем могут появиться такие же трубопроводы, связывающие Центральную Азию с Индийским океаном через Афганистан и Пакистан, с ответвлениями, проведенными в Индию. Реализация подобных проектов принесет крупную экономическую (и потенциально политическую) выгоду не только Южной и Центральной Азии, но и ощущающему все больший энергетический голод Дальнему Востоку.

Прогресс на этих направлениях, в свою очередь, благотворно скажется на выполнении третьей стратегически приоритетной задачи, стоящей перед регионом и продиктованной необходимостью противодействовать распространению ОМП и эпидемии терроризма. Ни ту, ни другую проблему невозможно разрешить в короткий срок. Но ощутимые достижения в двух первых приоритетных областях – палестино-израильского примирения и преобразования регионального стратегического ландшафта – отчасти лишат антизападный, в частности антиамериканский, терроризм поддержки населения. Станет легче сосредоточить силы на борьбе с ближневосточными террористами, угроза масштабного культурно-религиозного столкновения между Западом и исламским миром отойдет на второй план.

Далее к востоку серьезные вызовы с точки зрения общерегиональной стабильности и нераспространения ОМП создает продолжающийся конфликт между Пакистаном и Индией. Этому необходимо уделить более пристальное внимание. В сложившихся обстоятельствах ни у Индии, ни у Пакистана нет стимулов к сдержанности в развитии своих ядерных арсеналов – напротив, у обеих стран есть веские, хотя и не во всем совпадающие причины наращивать ядерные потенциалы[25]25
  В целом профессиональные военные ведомства отдают предпочтение ядерным системам вооружения, имеющим надежные средства доставки, по сравнению с менее эффективным химическим оружием и труднее контролируемым бактериологическим оружием. Поскольку обнаружить производство и развертывание ядерного оружия, а также определить вероятную дальность действия систем его доставки относительно легко и ввиду того, что при его применении всегда можно установить источник нападения, стратегия ядерного сдерживания, возможно, даст некоторую гарантию стабильности и впредь, даже в условиях распространения данного вида оружия среди стран региона. Этого нельзя сказать о бактериологическом оружии, у которого есть шансы стать самым привлекательным видом ОМП для террористических группировок, подходящих к поражению целей менее избирательно, чем военные. Поэтому уже в самом ближайшем будущем более сложная проблема бактериологического оружия потребует особого международного внимания.


[Закрыть]. Для Пакистана ядерное оружие играет роль мощного рычага, уравнивающего его с соседом, который в ином случае будет несравненно сильнее в военном отношении; для Индии же оно – средство сдерживания потенциальной угрозы со стороны Китая – другой региональной державы, связанной дружественными отношениями с Пакистаном, – и предотвращения ядерного шантажа со стороны Пакистана. Кроме того, новообретенный статус ядерных держав приносит как Пакистану, так и Индии символическое удовлетворение.

В данный момент главные задачи США в этом регионе: недопущение развязывания ядерной войны между Пакистаном и Индией и препятствование дальнейшему распространению ОМП. Последнее особенно актуально, поскольку не приходится сомневаться, что некогда бывший империей и не утративший национальных амбиций Иран с понятной завистью взирает на соседей, сумевших обзавестись ядерным оружием. Из двух целей чуть легче достижима, скорее, первая – предотвращение ядерного конфликта, поскольку сам факт обладания ядерным оружием вынуждает как пакистанских, так и индийских военных более тщательно оценивать потенциальные последствия регулярных стычек на границе.

Однако неулаженная проблема Кашмира неизбежно приводит к постоянным конфликтам, каждый из которых разжигает пламя взаимной вражды между легко возбудимыми мусульманскими и индуистскими массами. В такой ситуации Пакистан может в итоге даже превратиться в фундаменталистское мусульманское государство (что, скорее всего, предопределит и судьбу Афганистана), а Индия – попасть под власть фанатичных индуистов. При таком исходе иррациональные чувства могут возобладать над стратегической сдержанностью, свойственной логике оценок ядерных держав.

Запад, многие годы проявляя относительное безразличие к неурегулированному палестинскому вопросу, точно так же игнорировал и проблему Кашмира. Индия сумела настоять на том, что официально кашмирского вопроса не существует ни в индо-пакистанских отношениях, ни для международного сообщества в целом, иными словами, на том, что это ее внутреннее дело. В свою очередь, Пакистан, не желая, чтобы вопрос потерял остроту, сделал ставку на почти не замаскированную государственную поддержку партизанских действий и террористических акций, направленных против контроля Индии над провинцией, и тем самым способствовал все более жестоким репрессиям индийских властей в отношении заподозренных в нелояльности кашмирцев. Но как только обе страны получили в свое распоряжение ядерное оружие, кашмирская проблема неизбежно приобрела более широкое международное значение.