Текст книги "Выбор. Стратегический взгляд (сборник)"

Оказавшиеся на поверхности в связи с проблемой Ирака острые трансатлантические разногласия не должны заслонять того, что Европа, по своей природе ориентированная на многостороннее сотрудничество, и Америка, тяготеющая к самостоятельной позиции, идеально подходят для глобального брака по расчету. Действуя в одиночку, Америка может первенствовать, но ей не достичь всемогущества; Европа, действуя подобным образом, может наслаждаться богатством, но ей не преодолеть своего бессилия. Эта истина осознается по обе стороны Атлантики. Америка, даже несмотря на ее однобокую сосредоточенность на терроризме, нетерпеливость в отношении союзников, уникальную роль в сфере глобальной безопасности и представление о своей исторической миссии, понемногу все же приспосабливается к постепенному развитию региональных и других международных консультативных механизмов. Ни Америка, ни Европа не добились бы таких внушительных успехов друг без друга. Вместе они образуют ядро системы общемировой стабильности.

Жизненная стойкость этого ядра зависит от соответствующей повестки дня американо-европейского взаимодействия, которая не должна исчерпываться спорными вопросами. И такая повестка дня имеется, вопреки печальному опыту весны 2003 года. Ее самый неотложный пункт – остро необходимое трансатлантическое сотрудничество для стабилизации ситуации на Ближнем Востоке. Как утверждается в главе 2, если такое совместное стратегическое начинание не будет предпринято, интересы безопасности и Америки, и Европы в Ближневосточном регионе пострадают. А объединенные усилия позволят привнести в атлантические отношения общую геополитическую цель.

В более долгосрочной перспективе единой магистральной задачей останется расширение Европы, которому более всего будет способствовать политическая и географическая взаимодополняемость структур ЕС и НАТО. Расширение есть наилучшая гарантия таких неуклонных изменений в ландшафте европейской безопасности, которые позволят раздвинуть периметр центральной зоны мира на планете, облегчить поглощение России расширяющимся Западом и вовлечь Европу в совместные с Америкой усилия ради упрочения глобальной безопасности.

Расширение ЕС и НАТО – логичный и неизбежный результат благоприятного исхода «холодной войны». После исчезновения советской угрозы и освобождения Центральной Европы от советского господства сохранение НАТО в качестве оборонительного союза против уже несуществующей советской угрозы не имеет никакого смысла. Кроме того, отказаться от продвижения в Центральную Европу – значит бросить на произвол судьбы действительно нестабильный пояс не очень благополучных и плохо защищенных европейских государств, зажатых между процветающим Западом и охваченной смутой постсоветской Россией, со всеми вытекающими отсюда потенциально разрушительными последствиями для всех сторон.

Итак, у Европейского союза и НАТО нет выбора: чтобы не лишиться обретенных в «холодной войне» лавров, они вынуждены расширяться, даже если с принятием каждого нового члена нарушается политическая сплоченность Евросоюза и осложняется военно-оперативное взаимодействие в рамках атлантической организации. Что касается ЕС, то раскол между так называемой «старой Европой», в большинстве своем воспротивившейся лихорадочному стремлению администрации Буша к войне с Ираком, и поддержавшей Вашингтон «новой Европой» рельефно выявил возросшие трудности становления общей европейской внешней политики. В ответ Франция и Германия могут попытаться сколотить внутри ЕС неформальную группу, призванную говорить и действовать от имени Европы, однако в ближайший период Европейскому союзу как таковому предстоит оставаться в основном экономической, а не политической реальностью.

Усилия в области военно-оперативной взаимодополняемости и интеграции в рамках НАТО тоже обретут иное направление. Интеграция регулярных национальных армий в целях территориальной обороны была оправдана, когда Западной Европе угрожало потенциальное нападение со стороны СССР. Теперь, когда задачи защиты территории потеряли первостепенное значение, интегрировать 26 национальных армий бессмысленно. Поэтому НАТО сосредоточит внимание на уточнении конкретного вклада каждого союзника, а также на развитии и укреплении действительно боеспособных совместных сил быстрого реагирования для проведения операций за пределами территории членов альянса.

Расширение как ЕС, так и НАТО будет продолжаться. С очередной его волной по мере отступления Востока и наступления Запада опасности, создаваемые наличием геополитически «ничейной земли», просто отодвигаются в восточном направлении. Вместе с тем прогресс в отношениях Запада с Россией и ясно выраженное желание Украины примкнуть со временем к евроатлантическому сообществу не оставляют места сомнениям в преимуществах дальнейшей экспансии. Поэтому расширение ЕС, который к 2005 году будет объединять 27 государств (после предполагаемого присоединения кандидатов), и НАТО, куда должны войти 26 стран (по решениям, утвержденным в конце 2002 г. на Пражском саммите), вряд ли ограничится этими показателями.

Экспансия, впрочем, не обязательно означает непрестанный процесс механического приема все новых и новых членов, вплоть до китайских границ. Могут потребоваться значительно более длительные периоды развития сотрудничества в сфере безопасности между НАТО и вероятными кандидатами на вступление в эту организацию, углубления военно-политических связей и усиливающейся вовлеченности альянса в укрепление региональных договоренностей по вопросам безопасности. В каких-то случаях эти процессы могут завершиться присоединением к НАТО, в других речь пойдет лишь о совместном участии отдельных членов этой организации и стран, не входящих в ее состав, но тесно ассоциированных с альянсом, в проводимых под эгидой НАТО операциях безопасности. Хороший пример этого – развертывание в 2003 году в польском оккупационном секторе на территории Ирака украинских подразделений, тыловую поддержку которых осуществляло НАТО.

В любом случае по завершении второго крупного расширения состава Атлантического союза подвести окончательную черту под этим процессом не удастся. Развивающееся между НАТО и Россией сотрудничество, получившее мощный импульс благодаря образованию Совета Россия – НАТО, препятствует Москве выдвигать возражения против желания Украины примкнуть к альянсу. В мае 2002 года, вскоре после того, как было реализовано решение об учреждении Совета, Украина объявила о своем твердом намерении добиваться в будущем членства в НАТО (а также на определенном этапе приема в ЕС). Хотя она вряд ли сумеет в скором времени удовлетворить имеющимся критериям, очевидно, что со стороны альянса будет стратегически неразумно пренебрегать чаяниями Украины, рискуя разжигать тем самым имперские амбиции России. Соответственно, процесс целенаправленного поощрения Украины к подготовке к вступлению в НАТО (которое может произойти до окончания текущего десятилетия) станет следующим логичным шагом.

Сходные соображения применимы и к неустойчивому Кавказскому региону. Прежде входивший в орбиту исключительного имперского контроля России, он в настоящее время насчитывает три независимых, но плохо защищенных государства (Грузию, Армению и Азербайджан), а также множество мелких этнических анклавов Северного Кавказа, пока что пребывающего под властью России. Терзаемый изнутри острыми этническими и религиозными противоречиями, регион к тому же традиционно был центром борьбы за влияние между Россией, Турцией и Ираном. В постсоветский период к этим давним конфликтам примешалось интенсивное соперничество вокруг раздела энергоресурсов Каспийского моря. Не исключено, что весьма многочисленное азербайджанское население Северо-Западного Ирана подольет масла в огонь региональных пожаров, потребовав воссоединения со своей недавно получившей независимость и обладающей лучшими шансами на процветание родиной; вопрос, наверное, лишь в том, когда это случится.

Никто из трех традиционных претендентов на главенствующую роль в этом пространстве, то есть ни Россия, ни Турция, ни Иран, не обладают сейчас такой мощью, чтобы в одиночку навязать свою волю региону в целом. Даже совместного выступления двоих из них против третьего игрока, скажем России и Ирана против Турции, будет недостаточно, поскольку в глубине сцены проступают силуэты еще двух фигур – Соединенных Штатов (присутствующих здесь посредством НАТО, где Турция – один из ведущих членов) и Европейского союза (вступления в который Турция добивается). Между тем без энергичного вмешательства извне тлеющее на Кавказе пламя внутренних социальных, политических, этнических и религиозных конфликтов не только не угаснет, но и, судя по всему, будет приводить к регулярным вспышкам насилия, как это уже неоднократно бывало после 1990 года.

Все бо́льшая очевидность такого состояния дел может даже вынудить Россию признать, пусть и скрепя сердце, что ее интересам скорее будет соответствовать какая-то форма взаимодействия с евроатлантическим сообществом, направленного на превращение Кавказа в более стабильный, стремящийся к сотрудничеству и процветающий регион. За десять лет, истекших после распада ее исторической империи, Россия испытала две кровопролитные войны, которые она с жестокостью вела против рвущейся к независимости Чечни, и они не только нанесли огромный урон моральной репутации России, но и продемонстрировали физические пределы ее способности вести имперскую войну в послеимперскую эпоху.

В 90-х годах XX века НАТО выступила в новой роли, водворив стабильность на охваченном волнениями и насильственными конфликтами Балканском полуострове. К началу следующего десятилетия стало ясно, что не удастся обойтись без своего рода Пакта стабильности для Кавказа – программы по образцу Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы. И поскольку шансы заручиться со временем поддержкой России возросли, принимая во внимание ее общую заинтересованность в координации с возглавляемым Америкой альянсом, а также расширение ее экономических и политических связей с Турцией, стабилизация Кавказа может – и должна – все в большей степени считаться в том числе обязанностью НАТО.

При таких обстоятельствах как Грузия, так и Азербайджан, чьи руководители уже открыто выразили интерес к перспективе вступления в Атлантический союз, вероятно, активизируют усилия, добиваясь официального членства в этой организации. В этом случае вряд ли останется в стороне и Армения; с удвоенной энергией возобновится поиск способов урегулирования армяно-азербайджанского этнотерриториального конфликта, а это, в свою очередь, будет содействовать нормализации турецко-армянских отношений и в итоге откроет дверь для приобщения Армении к НАТО. Дополнительный импульс такому раздвижению географических пределов стабилизирующей миссии НАТО дает, как уже отмечалось, принятое Россией ее собственное стратегическое решение признать верховенство атлантического сообщества в структуре глобальной безопасности. Как только Россия смирилась с неизбежностью, если не с желательностью, дальнейшего расширения НАТО и предпочла подсластить горькую реальность, заявив о своем дружественном паритете с альянсом в рамках Совета Россия – НАТО, все преграды на пути усиливающегося проникновения НАТО внутрь бывшего советского пространства рухнули.

Кроме того, достигнутый после 11 сентября прорыв американских военных в бывшие советские республики Центральной Азии – Узбекистан, Казахстан и Кыргызстан – и неохотное изначально решение Москвы закрыть глаза на этот факт облегчили разным постсоветским государствам выяснение возможностей налаживания более тесных военно-политических связей с евроатлантическим сообществом ради совместной борьбы против терроризма. Государства региона, несомненно, обратили внимание на то, что российское правительство, вероятно, не без затаенного недовольства, но проявляя немалый реализм, не только молчаливо согласилось с участием Америки в обеспечении безопасности своего доселе священного и неприкосновенного «ближнего зарубежья», но и даже признало ее участие в Совместной декларации президента В. В. Путина и президента Дж. Буша о новых стратегических отношениях между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки от 24 мая 2002 г. Язык документа не оставлял места для двусмысленных толкований: «В Центральной Азии и на Южном Кавказе мы признаем наш общий интерес в содействии стабильности, суверенитету и территориальной целостности всех государств этого региона». Важные геостратегические последствия такого вывода очевидны.

Хотя Кремль проявлял расположение к Западу и до 11 сентября, события этого дня помогли оправдать его позицию в обстановке критики со стороны тех представителей российской политической элиты, которые считали правительство чересчур уступчивым по отношению к напористой Америке. Стратегическое решение президента Путина проистекало из реалистичных геополитических расчетов: в условиях возвышения Китая на Востоке (по объему производства Китай превосходит Россию уже в пять, а по численности населения – в девять раз), нарастающей враждебности со стороны 300 с лишним миллионов мусульман на Юге (численность которых через два десятилетия вполне может превысить 400 миллионов), экономической слабости самой России и переживаемого ею демографического кризиса (российское население уже сократилось до 145 миллионов человек и продолжает уменьшаться) у России в буквальном смысле слова нет выбора. Соперничать с Америкой окажется бесполезно, а вступить в союз с Китаем будет означать подчиниться ему.

Конечно же, совершенно невероятно, чтобы в ближайшем будущем, допустим, в течение десяти лет, Россия стала членом НАТО. Ей потребуется время, чтобы построить общество, отвечающее предъявляемым к членам организации демократическим критериям, но есть и другие препятствия: свойственная России ностальгическая гордыня и ее традиционная склонность к секретности. Нынешнюю политическую элиту страны слишком больно задевает мысль о том, что прием России в НАТО зависит теперь от голосования ее прежних вассалов – балтийских государств. А российским генералам будет тяжело стерпеть необходимость допускать натовских контролеров и экспертов к изучению российских военных бюджетов и инспекции вооружений.

И все же в более отдаленной перспективе Россия, возможно, поймет, что присоединение к НАТО упрочит безопасность ее границ, в особенности на Дальнем Востоке, где российское население стремительно редеет. Не исключено, что в итоге это соображение окажется самым убедительным. А в какой-то момент, в зависимости от эволюции Китая, крепнущее сотрудничество России с НАТО по вопросам, касающимся различных конкретных угроз глобальной безопасности (как предусмотрено Советом Россия – НАТО), может заложить фундамент для построения трансъевразийской системы безопасности, которая будет простираться на значительную часть континента, охватывая даже Китай (подробнее этот вопрос рассматривается ниже).

Еще больше времени нужно России, чтобы подготовиться к вступлению в ЕС, если таковое вообще когда-нибудь состоится[29]29
  В начале 2001 года тогдашний председатель ЕС и премьер-министр Швеции Горан Перссон, вопреки модным веяниям, безоговорочно отверг даже гипотетическую возможность членства России в Евросоюзе. Без всяких церемоний он заявил: «Россия не европейская, а континентальная страна, занимающая обширную часть Европы, а также Азии… Я могу себе представить, что когда-нибудь мы станем поддерживать весьма широкомасштабное экономическое сотрудничество с Россией, потому что обе стороны нуждаются в этом […] Но принять Россию – означает фундаментально изменить характер ЕС». См.: Zecchini L. Les relations avec la Russie sont d’une extrême importance // Le Monde. – 2001. – 23 mars.


[Закрыть]. Для членства в Союзе необходима полная реорганизация социально-экономических и правовых структур этой страны. Здесь не существует коротких путей: речь идет о многоплановом и комплексном процессе, и ни Европейский союз, ни Россия ни в малейшей степени не готовы к подлинной интеграции. Все это, однако, не обязательно служит преградой к предварительной частичной координации, нацеленной на создание наиболее благоприятных возможностей для обеих сторон в области торговли, инвестиций и все более свободного перемещения рабочей силы и ориентированной на постепенную интеграцию России в европейскую систему. Калининградская область Российской Федерации вскоре окажется целиком окружена территорией членов НАТО и ЕС. Особые договоренности по поводу Калининграда, главным образом об упрощении доступа его жителей в соседние страны, могут стать прологом к окружению России (на началах сотрудничества) расширяющимся евроатлантическим сообществом.

Кремль, несомненно, надеялся, что сближение с Америкой – особенно Америкой, контуженной ударами 11 сентября и, следовательно, более склонной сочувственно отнестись к российским интересам, – принесет ему материальные и геополитические выгоды. Предполагалось, что согласие с США укрепит позиции России в диалоге с Китаем, поможет привлечь инвестиции для возрождения российской экономики, укрепить влияние России в пределах ее бывшей империи и, кроме того, втянет Соединенные Штаты в затяжной конфликт с мусульманским миром, который отвлечет враждебные помыслы исламских сил от России. Однако несмотря на подобные прагматические расчеты, сближение с Америкой подразумевало готовность очутиться с ней в одной упряжке, причем слабая сторона обречена оказаться значительно более крепко скованной, чем сильная.

Ввиду этого сделанный Россией и единственно доступный для нее выбор, пусть даже продиктованный тактическими мотивациями, предоставил Западу стратегический шанс. Он создал предпосылки для усиливающейся геополитической экспансии западного сообщества все дальше и дальше в глубь Евразии. Расширение связей между Западом и Россией открыло для проникновения Запада, и прежде всего Америки, в некогда заповедную зону российского «ближнего зарубежья». Но у России в итоге просто не остается альтернативы, если она желает сберечь ценнейшее из своих территориальных владений. Неисчислимые природные богатства Сибири – вот что сулит России наиболее радужные перспективы, а без помощи Запада она не может быть твердо уверена в сохранении этой территории[30]30
  Если провести прямую линию от Каспия к Сахалину, то азиатская территория Евразии окажется разделенной на две части: севернее – крайне малонаселенные Сибирь и российский Дальний Восток, где проживают 30–35 миллионов человек, и непосредственно к югу – крайне густонаселенная зона, где сосредоточено приблизительно 3 миллиарда китайцев, индийцев и мусульман.


[Закрыть].

Соответственно, транснациональные усилия по развитию и заселению Сибири способны стимулировать подлинное сближение между Европой и Россией. Для европейцев Сибирь может обернуться тем, чем в свое время для американцев стали Аляска и Калифорния, вместе взятые: источником огромных богатств, полем выгодного приложения капиталов, своего рода «эльдорадо» для самых предприимчивых поселенцев. Чтобы удержать Сибирь, России понадобится помощь; ей не под силу одолеть такую задачу самостоятельно в условиях переживаемого демографического спада и новых тенденций в соседнем Китае. Благодаря масштабному европейскому присутствию Сибирь может со временем превратиться в общеевразийское достояние, использование которого будет происходить на многосторонней основе (стоит вспомнить, что Поволжье осваивалось приглашенными для этого немецкими колонистами) и откроет перед пресыщенным европейским обществом увлекательную перспективу покорения «новых рубежей».

До тех пор одной из главных задач евро-атлантической политики будет оставаться целенаправленная поддержка усилий по консолидации России как постимперской страны, развивающей демократию. Принимая во внимание отсутствие в России глубоко укоренившейся демократической политической культуры, сохраняющиеся у значительной части ее политической элиты имперские амбиции и авторитарные наклонности российских властных структур, серьезные отступления назад здесь по-прежнему возможны. Не исключена даже вероятность поворота к националистической диктатуре. Европе надо зорко следить за тем, чтобы ее складывающееся «энергетическое партнерство» с Россией не давало Кремлю новых рычагов политического влияния на соседей. Сотрудничеству с Россией должны сопутствовать одновременные усилия по укреплению геополитического плюрализма в пределах ее бывшего имперского пространства, которые поставят непреодолимый заслон любым попыткам восстановить империю. Поэтому НАТО и ЕС надо сделать все для включения новых независимых постсоветских государств, прежде всего Украины, в орбиту расширяющегося евро-атлантического сообщества.

На карту поставлена будущая глобальная роль евро-атлантического сообщества в обеспечении безопасности. Включение со временем в евро-атлантическую систему России в качестве нормального европейского государства среднего ранга (а не имперского Третьего Рима) позволит заложить гораздо более прочную и всеобъемлющую основу для улаживания нарастающих конфликтов в западно– и центральноазиатской части Общемировых Балкан. Тем самым удастся утвердить мировое первенство евро-атлантических институтов, а благодаря их главенству бесповоротно покончить с ожесточенной борьбой за превосходство, которую так долго, с таким напряжением сил и такими разрушительными последствиями ведут между собой европейские нации.

Но нельзя медлить и с повышением роли Европы в поддержании глобальной безопасности. Пика новых угроз всеобщей безопасности в данный момент направлена не столько на Европу, сколько на Америку, прежде всего ввиду углубляющейся и все более односторонней вовлеченности США в дела Ближнего Востока, обуреваемого жаждой отмщения. Однако в конечном счете эти угрозы неделимы: когда опасность нависает над Америкой, это означает бо́льшую уязвимость Европы. Поэтому ответ должен быть совместным, и Америка с Европой располагают общим инструментом – НАТО. Вопрос в том, как этим инструментом распорядиться, принимая во внимание основную миссию НАТО, политические проблемы американо-европейского партнерства и желание Европы приобрести некоторый автономный военный потенциал. Во времена «холодной войны» союзники по обе стороны Атлантики исходили из единого понимания характера угрозы и признания взаимозависимости своей уязвимости. Оборона Западной Европы была тождественна обороне Америки и наоборот. После событий 11 сентября на обоих берегах океана преобладали те же ощущения, но лишь до поры до времени. Первой реакцией Европы на нападение была безоговорочная солидарность с Америкой. Впервые за всю свою историю НАТО ввела в действие статью 5 (Вашингтонского договора), единодушно заявив, что все члены организации участвуют в совместной обороне против общей угрозы. Хотя в ходе военной кампании в Афганистане Соединенные Штаты предпочли не опираться на силы НАТО, сочтя за лучшее использовать собственные войска и несколько отборных, высокомобильных частей союзных англосаксонских государств, позднее контингенты стран НАТО, развернутые для поддержания мира в освобожденном от талибов Афганистане, превысили по численности дислоцированные в этой стране американские подразделения.

В первые месяцы после 11 сентября европейские союзники Америки поддержали Вашингтон также в том, что две главные (и потенциально взаимосвязанные) угрозы глобальной безопасности – терроризм и распространение оружия массового поражения. Но вскоре выяснилось, что некоторые не сразу заметные, но важные различия в точках зрения Америки и Европы создают препятствия на пути к подлинному трансатлантическому сотрудничеству в сфере глобальной безопасности. Расхождения касаются двух ключевых вопросов: природы угрозы и масштаба необходимых ответных действий.

История уже познакомила европейцев с терроризмом, и, возможно, потому они видят в нем в меньшей степени воплощение зла и в большей степени – порождение политики. А раз так, считают они, то и противостоять террористической угрозе следует, признав взаимосвязь между прямыми мерами по истреблению террористов и политическими действиями, призванными уничтожить политические и социальные корни этого явления. Иными словами, борьба с терроризмом не должна быть центральным организующим принципом политического курса Запада в области глобальной безопасности; этот курс должен иметь более широкую политическую и социальную направленность и охватывать усилия по устранению глубоко скрытых факторов, способствующих появлению террористов и используемых ими в своих интересах. Вероятно, самые острые противоречия между представителями континентальной Европы и американцами наблюдаются в оценке ими палестинского терроризма: многие американцы, включая некоторых членов администрации, видят в нем зло, почти не связанное с оккупацией Израилем палестинских земель, в то время как многие европейцы склонны считать, что оккупация и особенно создание на этих землях еврейских поселений стимулируют террористическую деятельность.

Как выразился один из ведущих германских аналитиков по международным вопросам, «американцам свойственно смотреть на весь мир как на поле деятельности Атлантического сообщества, европейцы же хотят действовать в пределах Европы и на подступах к ней, то есть в пространстве, рамки которого пока весьма расплывчаты, но в любом случае заметно у́же»[31]31
  Sommer T. Die deutsche Außenpolitik: unterwegs Entwurf einer Reiseroute für die Diplomatie der Berliner Republik // Die Zeit. – 2001. – N 10.


[Закрыть]. Различия в подходах, которые после окончания «холодной войны» мало-помалу становились все заметнее, в еще более острой форме прорвались наружу после 11 сентября. В представлении Соединенных Штатов борьбу с «глобальным терроризмом» следует вести на всей планете, и будет вполне естественно для НАТО включиться в глобальное противоборство, защищая «цивилизацию как таковую», если прибегнуть к эмоциональным словам президента Буша. В глазах европейцев это походило на нажим в расчете принудить Европу поступиться ее общей заинтересованностью в общемировой стабильности в угоду сиюминутной одержимости Америки «осью зла», и в частности Ираком.

Поскольку Европа будет шаг за шагом приближаться к политическому объединению, постепенно (пусть даже очень медленно) обзаводясь собственным военным потенциалом, разрыв между нею и Америкой во взглядах на глобальную безопасность может еще больше увеличиться, тем более что определяемый Европой периметр ее собственной сферы безопасности будет неминуемо раздвигаться. Но даже тогда способность Европы выполнять сколько-нибудь серьезные боевые задачи вне зоны своей ответственности останется весьма ограниченной. В ближайшие несколько лет у планируемого европейского корпуса быстрого реагирования в количестве 60 тысяч человек, если только он не будет существенно усилен, все еще будет отсутствовать полный набор военных средств, необходимых для ведения масштабных боевых действий на большом удалении от европейских границ. А это значит, что суть постепенно расширяющейся роли Европы в области безопасности можно сжато выразить простой формулой: взаимодополняемость с Америкой, но не независимость от нее.

Побудить Европу взять на себя более весомые функции в обеспечении безопасности за пределами континента и даже стимулировать формирование у нее чувства своего особого стратегического предназначения способна ситуация на Ближнем Востоке[32]32
  По выражению одного французского обозревателя, «главная слабость внешней политики «пятнадцати» – отсутствие единого стержня… Чего недостает «пятнадцати»? Ответ очевиден: политического проекта и общего видения» (Zecchini L. Les complexes de l’Europe-puissance // Le Monde. – 2001. – 20 avr.). После 11 сентября подобные сетования стали широко распространены в Европе, что подчеркивает зияющий контраст между односторонней целеустремленностью Америки и отсутствием у европейцев стратегической миссии даже на Ближнем Востоке – в непосредственно примыкающем к Европе регионе.


[Закрыть]. С учетом близости этого региона к Европе и ее исторически сложившихся политических и экономических интересов в ближневосточном пространстве Европейскому союзу придется играть более активную роль в умиротворении этой территории. Однако чтобы утвердиться в таком амплуа, Европа также должна захотеть возложить на себя совместно с Америкой часть бремени по финансированию и осуществлению миротворческих усилий.

Фактически у европейцев есть шансы выполнять постепенно возрастающую, но все еще вспомогательную роль в сфере глобальной безопасности, как они это делали в Афганистане и, возможно, вскоре станут делать в Ближневосточном регионе. Если на Ближнем Востоке будет развернут объединенный американо-европейский контингент, пусть даже частично состоящий из подразделений европейского корпуса быстрого реагирования, координация его действий и командование им, скорее всего, будут осуществляться структурами НАТО, в свете чего открывшиеся перед альянсом горизонты, новый масштаб его миссии в сфере безопасности предстанут еще рельефнее. Эффект европейского участия и связанная с ним неизбежность для Америки более тесно консультироваться с Европой по политическим проблемам региона укрепят роль расширяющегося евро-атлантического сообщества как ядра общемировой стабильности. Но все это произойдет при условии, что как Вашингтон, так и Брюссель научатся находить баланс между разделением совместного бремени и совместным принятием политических решений.