Текст книги "Второй шанс. Америка и мир (сборник)"

Россия, резко возражавшая против этой акции, в последнюю минуту пыталась принять участие в урегулировании конфликта и направила небольшое военное подразделение в аэропорт столицы Косово Приштину, возможно надеясь сохранить часть территории Косово для Сербии или создать в Косово отдельную чисто российскую зону оккупации. Но благодаря политической решимости НАТО из этой попытки ничего не вышло. Политика расширения и усиления Атлантического сообщества, таким образом, подтвердила свою эффективность, и заключительная фаза югославского кризиса разрешилась к середине 1999 года на условиях Запада и под американским руководством. Сербия была вынуждена оставить Косово.

Решение Клинтона послать в Боснию войска вопреки резолюции, внесенной в Конгресс республиканцами, а затем снова применить силу, чтобы вынудить Сербию уйти из Косово, имело ключевое значение для стабилизации в бывшей Югославии. Оно также упрочило успешное американо-европейское сотрудничество в проведении совместных операций по обеспечению безопасности. В 2004 году, после ухода Клинтона с поста президента, возглавляемые Америкой Вооруженные силы НАТО в Боснии были преобразованы в европейские силы, что свидетельствовало об укреплении трансатлантических связей.

Но на фоне напряженности, уже возникшей из-за расширения НАТО, политика Клинтона в отношении самой России была осложнена вследствие югославского кризиса. Как и его предшественник, Клинтон придавал очень большое значение своим личным отношениям с Ельциным, которого он горячо одобрял и превозносил публично как убежденного демократа. Принимая во внимание политическую неразбериху в России, затяжной спад ее экономики и ее финансовый кризис, имело смысл поддерживать лидера, который открыто отрекся от имперского прошлого России и декларировал свою приверженность демократии. К тому же экономическая и финансовая помощь стала компенсацией России за унизительную потерю власти над Центральной Европой.

Клинтон и его главные советники по России считали полное и всестороннее примирение между Америкой и Россией своей главной стратегической целью. Но жестокий финансовый кризис 1998 года обнажил внутренний конфликт между беззастенчиво самообогащающимися экономическими реформаторами (и их различными американскими партнерами) и возмущенным этим российским населением, резко обнищавшим из-за затянувшегося финансового потрясения. Попытка Международного валютного фонда, управляемого Соединенными Штатами, помочь России преодолеть крах ее финансовой структуры в основном свелась к бегству западных инвесторов и спекулянтов. Все это вызвало серьезный сдвиг в психологии и сознании русского народа в сторону самодостаточного экономического национализма и привело к дискредитации ельцинского режима.

Но самой горькой пилюлей для Кремля стала независимость государств, бывших частью имперской России задолго до революции 1917 года. Особенно болезненной для Москвы была американская поддержка независимости Украины, поскольку без Украины Россия не могла бы надеяться на восстановление славянской империи. В данный момент, однако, Россия мало что могла бы сделать для решения этой проблемы. Иначе обстояло дело в Чечне. Эта небольшая нерусская народность, живущая на Центральном Кавказе, была покорена давно, но настойчиво стремилась к свободе. В 1944 году Сталин депортировал почти все население Чечни в Казахстан, где половина его погибла. До 1960-х годов им не разрешали вернуться в родные места. Вскоре после того как в 1991 году Советский Союз прекратил свое существование, чеченцы объявили о национальной независимости.

Первая война между Чечней и Россией разразилась в 1995 году после многократных взаимных провокаций, кровавых столкновений и бесплодных с российской стороны усилий восстановить контроль над Чечней путем использования местных лояльных чеченцев, вооруженных российскими службами безопасности. Так продолжалось около года, в течение которого чеченцы яростно отстаивали независимость. Соглашение о прекращении огня нарушилось после попыток чеченцев стимулировать движение за независимость других кавказских народов. В конце 1999 года Ельцин передал свое президентство – все менее и менее эффективное – премьер-министру Владимиру Путину, возобновившему войну, продолжавшуюся с еще большим ожесточением несколько следующих лет. В ходе войны, когда обе стороны прибегали к тактике террора, погибло до 25 процентов чеченского населения.

Нам никогда не узнать, могло ли более активное посредничество США привести к какой-либо компромиссной формуле, особенно во время первой российско-чеченской войны. Фактически получилось, что Клинтон вообще предпочел оставаться в стороне и даже сравнивал эту войну с Гражданской войной в Америке, а Ельцина – с Авраамом Линкольном. Получилось так, что внутри все еще не устоявшейся российской политической системы война в Чечне привела в движение нарастающее усиление традиционных инструментов власти в России – сил безопасности и военщины. Она создала также благоприятную общественную атмосферу для изменения на обратное первоначального движения России в сторону демократии. Победу в войне Путин сделал главной целью. Ассоциируя свое президентство с энергичными действиями для достижения победы, он мог использовать поднимающийся российский национализм и растущее недовольство американским глобальным влиянием, для того чтобы способствовать появлению более авторитарного и националистического российского государства. Сладким мечтам Клинтона о всеобъемлющем американо-российском примирении не суждено было сбыться.

Тем не менее Клинтон заслуживает признания за инициативу, ставшую впоследствии препятствием для возрождения российского империализма. Таким препятствием стал спонсируемый Соединенными Штатами нефтепровод Баку – Джейхан. Назначение этого нефтепровода в том, чтобы дать Западу прямой доступ к каспийской и среднеазиатской нефти. В октябре 1995 года Клинтон и его советник по национальной безопасности попросили меня, полагаю, потому что я еще раньше выступал за такую американскую инициативу, доставить личное письмо Клинтона президенту Азербайджана Гейдару Алиеву и вступить с ним в диалог относительно долговременных выгод для Азербайджана от такого нефтепровода. Благоприятное решение азербайджанцев потребовало бы отказа от удовлетворения требований России об экспорте всей азербайджанской нефти исключительно через российскую территорию. Алиев и я несколько дней подряд вели поздно вечером длительные переговоры, а днем азербайджанский президент встречался с влиятельной российской делегацией, настаивавшей на соглашении исключительно в пользу России. До отъезда из Баку я смог сообщить Клинтону, что Азербайджан принял на себя обязательство поддержать американскую инициативу и официально заявить об этом до моего отъезда. Сегодня нефтепровод Баку – Джейхан служит серьезной помощью стараниям Европы (так же как и Америки) диверсифицировать свои энергетические источники.

В стремлении найти модус вивенди с Китаем Клинтон встретил меньшие трудности и использовал с этой целью постепенное включение Китая в ВТО. В середине 1990-х годов имели место два преходящих кризиса в Тайваньском проливе: китайцы действительно были встревожены тем, что Тайвань при поддержке США может объявить о независимости, и сознательно подвергали испытанию американскую решимость, стремясь спровоцировать Клинтона подтвердить обязательство, данное президентами Никсоном и Картером, о проведении политики «одного Китая». Направив корабли американского флота в пролив, Клинтон продемонстрировал, что Соединенные Штаты не останутся пассивными в случае возникновения военных действий, но вместе с тем США подтвердили ранее достигнутое понимание того, что вопрос об окончательном воссоединении Китая и Тайваня будет решен самими китайцами без применения силы.

Последовавший за этим обмен визитами на высшем уровне (ни один из них не был настолько теплым, как встречи Клинтона с Ельциным) восстановил нормальные взаимоотношения, несмотря на то, что контролируемый республиканцами Конгресс и некоторые средства массовой информации распространяли страхи о развивающемся и враждебном Китае.

Администрация Клинтона оказалась способной смягчить наиболее острые проявления неизбежных американо-китайских коллизий, в то же время продолжая свои усилия по вовлечению Китая в связывающие его международные обязательства. Тем не менее имевшая место военная конфронтация в проливе, судя по всему, еще больше подтолкнула Китай к модернизации своих сил, дабы оспаривать американский контроль на водах, отделяющих Китай от Тайваня.

Вероятно, наиболее разочаровывающим и важным событием политики Клинтона была неудавшаяся попытка извлечь выгоду из быстроменяющихся текущих обстоятельств, возникавших из-за по меньшей мере дважды заходивших в тупик израильско-палестинских отношений и один раз отношений между Ираном и Америкой. Первая возможность для продвижения вперед мирного израильско-палестинского урегулирования возникла вскоре после вступления Клинтона в должность; вторая – незадолго до его ухода из Белого дома. Промежуточные годы прошли впустую – политика США постепенно переходила от нейтрального признания необходимости справедливого урегулирования ко все более односторонней произраильской позиции.

Ближневосточная команда Клинтона отражала эту эволюцию. С течением времени среди ключевых фигур, занимавшихся переговорами об израильско-палестинском урегулировании, стали преобладать выходцы из произраильских исследовательских институтов и израильские лоббисты. Хотя они и не имели единого мнения, наиболее известные из них были против любой конкретной американской мирной инициативы, любого «американского мирного плана» на том основании, что должно пройти время, прежде чем с обеих сторон будет готовность к подлинному урегулированию. Этот аргумент, однако, играл на руку наиболее непреклонным представителям Израиля, использующим время для расширения и укрепления поселений израильтян на оккупированных территориях в убеждении, что «свершившиеся факты» в конечном счете вынудят палестинцев к более односторонним уступкам.

Первая возможность появилась после соглашений в Осло, подписанных 13 сентября 1993 года на официальной – и лично для Клинтона триумфальной – церемонии на лужайке Белого дома, кульминационным моментом которой было историческое рукопожатие, которым обменялись премьер-министр Рабин и лидер ООП Ясир Арафат. Соглашения предусматривали установление фактически палестинского самоуправления на оккупированных территориях и стали начальной точкой движения к окончательному решению о двух государствах, по сути основанному на линии прекращения огня 1967 года. На церемонии в сентябре Арафат отрекся от «использования терроризма и других актов насилия», но Рабин, со своей стороны, не заявил об обязательстве прекратить строительство поселений на палестинской территории.

Вслед за этими соглашениями последовал Израильско-иорданский мирный договор, означающий, что Израиль теперь имеет нормальные отношения с двумя из трех его мусульманских соседей.

1993–1995 годы были, таким образом, периодом благоприятных возможностей. Израильские поселения на палестинских землях были еще мало обжиты, а Рабин и Арафат осуществляли эффективный контроль на своих территориях. Между этими двумя людьми установилось прохладное, но конструктивное рабочее сотрудничество, и перспективы мира улучшались. В следующем году они поделили Нобелевскую премию мира.

Это обнадеживающее состояние отношений внезапно закончилось вечером 4 ноября 1995 года, когда израильский правый фанатик убил героя войны премьер-министра Рабина. Менее года потребовалось для того, чтобы власть в Израиле оказалась в руках откровенного противника соглашений – Биньямина Нетаньяху, твердо и с немалой долей демагогии выступавшего за расширение израильских поселений. В окружении Клинтона он у многих вызывал недоверие. Мирный процесс оказался в состоянии драматического сползания вниз, строительство поселений ускорилось, а акты насилия со стороны палестинцев участились. Неудивительно, что сдержанные посреднические усилия США в октябре 1998 года ни к чему не привели.

Вторая возможность у Клинтона появилась в конце его правления, во второй половине последнего года второго президентского срока. Премьер-министром Израиля снова был герой войны – Эхуд Барак, глава Партии труда, придерживающейся более примирительной линии. Его избрание в середине 1999 года оживило надежды на возобновление мирного процесса, и Барак в своей победной речи четко представил себя последователем решительного курса Рабина на урегулирование израильско-палестинского конфликта. Но поскольку ни израильтяне, ни палестинцы не были в состоянии решить спорные вопросы, касающиеся территории, контроля в Иерусалиме и права на возвращение палестинских беженцев, то к середине 2000 года обе стороны снова запутались в усилившихся разногласиях и взаимных обвинениях. В этот момент Клинтон решил попытаться пойти напролом – организовать встречу глав в Кэмп-Дэвиде (почти так же, как это сделал президент Картер более 20 лет назад), чтобы помочь израильтянам и палестинцам найти выход из их длительного и мучительного для обеих сторон конфликта.

Но в отличие от встречи, проведенной Картером, Кэмп-Дэвиду-2 не хватало организующей американской схемы, основанной на независимой позиции США, и американского плана переговоров. Переговоры были менее официальными и более свободными, притом что американская и израильская стороны чередовались, внося неформальные, часто даже устные предложения, не способствуя ровному развитию дискуссий. В какой-то момент Клинтон зачитал текст, который потом называли «параметры Клинтона», – общие наметки конкретных договоренностей по территориальному урегулированию и разделу Иерусалима, в особенности относительно еврейских и мусульманских Святых мест. Они могли бы послужить основой для действительного урегулирования, если бы было время для их развития и не подчеркивалась так сильно ответственность сторон за провал встречи в случае ее завершения без достижения соглашения.

То, что Клинтон предложил эти параметры, без сомнения, было очень важным и замечательным шагом. Важным потому что впервые американская сторона на самом высоком уровне представила свой взгляд на ключевые вопросы справедливого урегулирования. Замечательным, потому что до этого времени главные фигуры, занимавшиеся этими вопросами в команде Клинтона, в основном были против внесения такого рода американской инициативы. Но, к их чести нужно сказать, что они помогли Клинтону создать смелую формулу, которая могла бы призвать умеренных израильтян и палестинцев к будущему миру, основанному на компромиссе, а не на победе.

Оценка дальнейших событий вызывает споры. Арафат подвергся многочисленным обвинениям в том, что он отказался принять «щедрое предложение Израиля»; палестинская сторона заявила, что это предложение так и не было четко изложено и показано на картах ни американцами, ни израильтянами. Позднее министр иностранных дел в правительстве Барака сказал, что на месте Арафата он отверг бы такое предложение как слишком неопределенное. Клинтон обычно склонялся к израильской версии, особенно потому, что Арафат отказался рассмотреть беспрецедентную компромиссную формулу о разделении сфер в Иерусалиме, которую он предложил.

Более того, принимая во внимание приближение президентских выборов в США и опасения вице-президента Гора, что любое подозрение на оказываемое на Израиль давление может ухудшить его шансы в ключевых штатах, американская сторона присоединилась к кампании, которая развернулась в средствах массовой информации в расчете на то, что вся ответственность ляжет целиком на Арафата. Палестинский лидер сам помог этому, изложив возражения в чрезвычайно негативной форме. Он потребовал подробных разъяснений, а его довод, что он должен проконсультироваться с другими мусульманскими лидерами по вопросу о разделении в Иерусалиме, рассматривался скорее как «нет», чем как «да». В результате отклонение палестинцами совместного американо-израильского мирного предложения вызвало большое разочарование в Соединенных Штатах. А так как и в США и в Израиле приближались выборы, такое восприятие было политически выгодным.

Если бы подобная попытка добиться прорыва к миру была предпринята раньше, вскоре после избрания Барака, возможно, хватило бы времени для того, чтобы пыль осела и не доведенная до конца кэмп-дэвидская формула в итоге одержала бы победу. В тех обстоятельствах за неудачей достичь соглашения в Кэмп-Дэвиде последовала новая волна насилия, подстегнутая политическим соперником Барака Ариэлем Шароном, который под прикрытием полицейского эскорта совершил провокационный визит в Хаарам аш-Шариф[5]5
  Так мусульмане называют Храмовую гору. – Примеч. пер.


[Закрыть] в Иерусалиме – к месту, священному для мусульман. Насилие сопровождалось потерями у палестинцев и привело к взрыву второй интифады.

Тем не менее миротворческие усилия продолжались. Накануне президентских выборов в США возобновились переговоры в Шарм-эш-Шейхе, но они не завершились. Клинтон и Арафат встретились еще раз, и в конце января 2001 года в Табе снова начались прямые израильско-палестинские переговоры. Несмотря на некоторый прогресс, они заглохли из-за приближения выборов в Израиле. К тому времени Клинтон уже стал бывшим президентом, а через несколько дней Барака на посту премьер-министра Израиля сменил Шарон, непримиримый критик мирных усилий Барака.

Так как Арафат участвовал в этих продолжавшихся переговорах, логично предположить, что мирный процесс мог бы быть возобновлен, если бы Шарон не одержал победу на выборах. Но Шарон выиграл выборы, поскольку насилие интифады взорвало общественное мнение в Израиле. В свою очередь интифады могло бы и не быть, не устрой Шарон спектакль со своим появлением на Храмовой горе, дабы дискредитировать мирные усилия Барака. И сам этот визит мог бы не состояться, если бы не приближение выборов в Израиле и не стремление израильских правых опорочить мирную игру Барака. Вскоре после того как правые на выборах одержали победу, желание отделаться от Арафата стало целью во имя мира в равной мере и для преемника Барака в Израиле и для преемника Клинтона в Америке.

На протяжении этих так и не завершившихся успехом восьми лет участия Америки в израильско-палестинских отношениях над ними продолжала тяготеть иракская проблема. Администрация Клинтона периодически наносила удары с воздуха по военным объектам Саддама и более чем в два раза увеличила численность американских войск в Саудовской Аравии (подсыпая зерно на мельницу антиамериканских фундаменталистов, особенно Усамы бен Ладена). В самой Америке в предвкушении грядущих событий неоконсервативные деятели начали кампанию за одностороннюю вооруженную акцию с целью отстранения Саддама от власти. В июне 1998 года Клинтон получил обращение (которое было опубликовано) с настойчивым призывом осуществить военную интервенцию от 18 энергичных сторонников такой меры, требующих от него «решительных действий», чтобы, пока не поздно, предотвратить получение Ираком оружия массового поражения. (Около двух третей подписавших это обращение стали сотрудниками будущей американской администрации[6]6
  Обращение подписали Элиот Абрамс, Ричард Л. Армитедж, Уильям Дж. Беннет, Джеффри Бергнер, Джон Болтон, Паула Добрянски, Фрэнсис Фукуяма, Роберт Каган, Залмай Халилзад, Уильям Кристол, Ричард Перл, Питер У. Родман, Дональд Рамсфелд, Уильям Шнейдер-мл., Вин Вебер, Пол Вулфовиц, Р. Джеймс Вулси и Роберт Зеллик.


[Закрыть].)

Тем временем отношения с Ираном оставались замороженными на стадии взаимной враждебности. Дипломатические инициативы Клинтона ограничивались решениями Конгресса, политически враждебного ему и подверженного активному влиянию лоббистов, заинтересованных в недопущении любого американо-иранского диалога. В 1995 году в ответ на иранское предложение об инвестировании американского капитала в иранские нефтяные месторождения президент Клинтон в речи на Всемирном еврейском конгрессе объявил об отданных им двух распоряжениях, запрещающих торговлю с Ираном. В 1997 году в результате прошедших выборов в парламенте Ирана образовалось значительное большинство умеренно настроенных депутатов, и на короткое время могло открыться окно для выяснения возможности улучшения американо-иранских отношений. Но, опасаясь внутренних политических осложнений под воздействием израильско-американского и ирано-американского лобби, Клинтон вновь решил не предпринимать позитивных шагов. И вскоре баланс политических отношений в Иране опять качнулся в сторону фундаменталистов и крайних антиамериканских элементов.

Все это вместе взятое привело к существенному изменению преобладавшей в регионе оценки роли Америки. Многие мусульмане после Второй мировой войны рассматривали политическое участие Америки в делах Ближнего Востока как освободительную силу, способствующую устранению англо-французского колониального господства. Но пять десятилетий спустя все большее число арабов, египтян и иранцев склонялось к мнению, что регион вновь становится объектом иностранного господства в новом его обличье.

Многие факторы способствовали возникновению вследствие этого чувства обиды: устойчивая, распространявшаяся подобно религии иранская враждебность к Америке; пугающие людей доклады международных организаций о возрастающей смертности среди иракских детей из-за введения американских санкций в ответ на невыполнение Саддамом требований со стороны проводившихся инспекций после 1991 года и продолжающийся израильско-палестинский конфликт, в ходе которого американская политика все более выглядит как направленная, скорее, на сохранение статус-кво, чем на достижение справедливого мира.

Подобные настроения усиливались и в свою очередь провоцировали все более частые террористические акты с человеческими жертвами, направленные на военный и дипломатический персонал США в регионе. Более того, попытка совершить по меньшей мере один крупный террористический акт была предпринята в 1990-е годы в самих Соединенных Штатах – готовился взрыв во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке, который удалось предотвратить. Таким образом, «Аль-Каида» заявила о своем присутствии на американской земле. В качестве возмездия администрация Клинтона подвергла бомбардировке объекты в Судане, которые, по имевшимся данным, были базами «Аль-Каиды», а через некоторое время и объекты в Афганистане, прочно удерживаемые талибами, предоставляющими убежище «Аль-Каиде».

Но не так много фактов, свидетельствующих о том, что растущая террористическая угроза и усиливающийся антиамериканизм побудили США выработать серьезную всестороннюю упреждающую стратегию. Это потребовало бы мобилизации арабских правящих элит, чтобы общими усилиями выявить и ликвидировать террористов, а также изолировать их в социальном и религиозном плане. Общий геополитический тупик в регионе, в основном умиротворявшемся Америкой, создавал для этого большие затруднения, и мало что говорит о том, что в Вашингтоне серьезно задумывались, к чему должны привести такие действия. Проблема оставалась в запущенном состоянии до тех пор, пока американское общественное мнение однажды утром, семь с половиной месяцев спустя после ухода Клинтона из Белого дома, не было чудовищно шокировано.

Клинтон оставил израильско-палестинские отношения в худшем состоянии, а положение на Ближнем Востоке более неустойчивым, чем оно было к началу его президентства. К несчастью, его небрежная система принятия внешнеполитических решений вкупе с внутренними политическими расчетами привела к стратегической неуверенности, имевшей опасные последствия для долгосрочных интересов Америки. Если бы Клинтону удалось привести израильско-палестинский конфликт к конструктивному и справедливому завершению, он достиг бы для себя и, что еще важнее, для Америки успеха подлинно исторического значения.

Восхождение Америки на вершину глобальной иерархии произошло примерно в 1990 году. К 1995 году ее международный статус, похоже, достиг своей высшей точки. Мир принял эту новую реальность, и большинство человечества даже приветствовало это событие. Власть Америки рассматривалась не только как полностью доминирующая, но и как легитимная, а голос Америки заслуживал доверия. В этом, несомненно, заслуга Клинтона. Если старт американского главенства состоялся в 1990 году, то всемирный престиж Америки достиг своего исторического апогея ко второй половине десятилетия.

Клинтон также заслуживает признательности и за успех во внутренних делах, который если и не связан непосредственно с внешней политикой, то, во всяком случае, имеет для нее большое значение. Благодаря принятым под его управлением экономическим и финансовым мерам угрожающее нарастание бюджетного дефицита, происходившее при его предшественниках, сменилось значительным профицитом. И этот разворот придал новому глобальному положению Америки внешний лоск. Американская модель выглядела теперь как успешное соединение эффективного политического руководства и свободного предпринимательства, достойного всеобщего подражания. Контраст с развалом советской экономики, слабым экономическим ростом некоторых западноевропейских стран и лопнувшим пузырем экономики Японии упрочивал первенство Америки и положение Клинтона в качестве второго мирового лидера.

Клинтон вызывал восхищение, он всем нравился, и его личное обаяние было сравнимо с обаянием Франклина Рузвельта и Джона Кеннеди. Но он не воспользовался теми восемью годами, что провел в Белом доме, чтобы утвердить Америку в новой глобальной роли путем четкого определения ее курса, которому захотели бы следовать другие страны. Клинтон никогда не предпринимал целенаправленных усилий для развития, четкого выражения и осуществления широкой всеобъемлющей стратегии, соответствующей ответственной роли Америки в изменчивом мире, перед которым он оказался. У него были для этого интеллектуальные и личностные качества. Но небрежный и не совпадавший с традиционным стиль принятия решений не делал его стратегию ясной, а его вера в историческую неизбежность глобализации, казалось, делала такую стратегию ненужной.

В итоге вся глобальная иерархия, на вершине которой возвышался Клинтон, покоилась на шаткой основе. Конечно, когда Клинтон перестал быть президентом, Америка все еще оставалась надежно доминирующей и уважаемой державой, ее союзнические отношения были вполне здоровыми, а международные усилия уже были нацелены на исправление несправедливых социальных условий в мире. Но к концу последнего десятилетия XX века нарастающая волна враждебности по отношению к Америке не ограничивалась Ближним Востоком. Некоторые из союзников начинали противиться верховной власти США. После восьми лет безрезультатных переговоров и тщетных протестов в мире происходило распространение ядерного оружия. Благие намерения все чаще не могли заменить отсутствие ясной и определенной стратегии.

Тем временем харизма Клинтона в США слегка померкла, причем не только из-за его личных трудностей, но также из-за нараставшего в обществе недовольства тем, что глобальное лидерство влечет за собой существенные социальные самоограничения. Социальный гедонизм, порожденный внутренними экономическими успехами, не сочетается с пониманием того, что глобальное лидерство может потребовать пожертвовать личной привилегией или несколько ограничить национальный суверенитет. Наднациональное сотрудничество и глобализация вызывали все больше вопросов и в самой Америке. Несмотря на убедительные победы как в 1992-м, так и в 1996 году, партия Клинтона уступила контроль в Конгрессе республиканцам в 1994-м и уже не смогла его вернуть в период его президентства. Поддержка Конгрессом снижения налогов на состоятельных граждан и более узкого определения национальных интересов отражала степень подчинения в социальной сфере собственным устремлениям, сведя к нулю усилия использовать моральный и политический капитал Америки во имя всеобщего блага.

В итоге второй глобальный лидер не оставил в мире исторически значимого следа. Благодушный детерминизм, личные промахи и возраставшие внутренние политические трудности перевесили его добрые намерения. Клинтон оставил в 2001 году своему преемнику, выступившему с противоположной доктриной, неубедительное и уязвимое наследство.