Текст книги "Первое свидание"

СРЕДИ НОЧИ

– Алло! Пожалуйста, я хотел бы поговорить с мадам Депре.

Альбер: Который час? Меня пугают телефонные звонки среди ночи. Куда я положил свои очки?

– По какому поводу?

– По личному делу.

– По личному делу среди ночи? Не кладите трубку. Сейчас я ее позову. Брижитт, это тебя.

– Меня? Ты уверен? Алло!

– Мадам Депре? Из комиссариата Шан-де-Мар. Не кладите трубку!

Брижитт: Из комиссариата! Господи! Что случилось? Несчастный случай, но с кем? О Боже! Наверное, с Король…

– Альбер!

– Ты побледнела! Что случилось?

– Тише… Летисия? Что ты делаешь в комиссариате?

– Мама, приезжай скорее! Забери меня.

– Летисия, скажи мне, ты в порядке?! Ничего не случилось?

– Нет, нет. Все нормально. Но нужно, чтобы ты приехала за мной.

Альбер: Та-ак, это напоминает мне о том прекрасном времени, когда Мирей вовсю творила глупости. Проклятое времечко подростковый возраст!

– Но что произошло? Объясни мне. Летисия, не молчи. Передай кому-нибудь трубку! Летисия! Передай кому-нибудь трубку!

– Не могу. Я жду тебя! Все!

– Она бросила трубку?

– О, Альбер, что случилось? Который час? Она должна быть уже в постели.

– Двадцать минут первого.

– Уже! Нет, это невозможно. Почему Пьер не предупредил меня?

– Ты ему звонишь?

– Да, но он не отвечает. Его нет дома. Наверное, он ее повсюду ищет. Бедняга! Скорее! Где мои сапоги?

Брижитт: Маленькая моя! В полиции! Лишь бы никто… Но что она делала на улице?! Это немыслимо! В первый раз я ночую у Альбера. Из-за этого! Сбежала! Должно быть, Пьер сходит с ума. Это моя ошибка! Наверное, я не должна была… Если с ней что-нибудь случилось.

– Вот, надень пальто. Я иду с тобой.

– Ты думаешь, надо?

– Для тебя – безусловно. Меня волнует только это.

Альбер: Не знаю, какую глупость сотворила эта несчастная девчонка, но я не позволю ей изматывать мать.

– Слышал бы ты ее голосок…

– Нечем гордиться. Допустить, чтобы среди ночи тебя подобрала полиция… Нужно было сделать что-нибудь хорошенькое!

– Но почему ты сразу решил, что она натворила глупостей? Может быть, на нее напали, я не знаю…

– Если бы она в десять вечера, как примерная лицеистка, была в постели, комиссариату не было бы надобности звонить тебе.

Альбер: Ну а где его носит, ее папочку? Не мог подсторожить ее один вечер? Неприятности для нас не кончаются! В первый раз Брижитт решилась дать себе немного воли…

– Да не переживай так, Брижитт, наверняка там ничего серьезного…

В ПОЛИЦЕЙСКОМ УЧАСТКЕ

– Мы застали вашу дочь за расписыванием стен неподалеку от Сен-Марсиаля. Надо получше следить за ней! Это не занятие для девочки. Я вынужден оштрафовать вас. Не угодно ли вам заполнить формуляр?

Брижитт: Расписывала стены! Ночью! Это что еще за история?

– С кем ты была? Отвечай, Летисия. С кем ты была?

– Она утверждает, что была одна. Но вряд ли. Другие, верно, удрали. Мы нашли там больше баллончиков, чем она могла засунуть в свой рюкзачок. К нам она в первый раз попала, с ней мы еще не встречались. Надо следить затем, с кем она общается, мадам.

– Где твой отец?

– Не знаю. Как и ты, сделал ноги.

Брижитт: Сделал ноги! Это еще что такое?

Полицейский: Да, все ясно. Бедный ребенок!

– Идите, на этот раз обойдется. Мы не станем составлять протокол, но не попадайте больше сюда, мадемуазель. В следующий раз это вам так не пройдет!

Летисия: Проклятый фараон! Ты на свою рожу подсмотри! «Мадемуазель»! Я тебе покажу мадемуазель! Так любезен с моей матерью, не то что со мной перед этим! Ты мне противен, вы мне противны, все!

– Ладно, пошли. Альбер ждет нас.

– Так, и вы здесь?

– Летисия, не разговаривай так с Альбером!

– Вам повезло, что вы не моя дочь!

– Не стану возражать!

– Летисия!

Брижитт: Это ужасно! Она его ненавидит. Подумать только, я-то вообразила, что они смогли бы сосуществовать!

– Вы попросите прощения у своей матери и объясните ей все. И поскорее!

– Альбер, прошу тебя…

Брижитт: Бестактный! Он не видит, в каком она состоянии. Она совсем выбита из колеи. Должно быть, очень испугалась. Сейчас не время разыгрывать благородного отца.

– Но где твой отец? Что с ним случилось?

– Ничего! Ему-то что! Его даже дома не было. Я ждала-ждала его с ужином, а потом мне надоело. И я позвонила Алекс, чтобы не ждать в одиночестве.

– Но он должен был быть дома в этот вечер. Мы так договорились.

– Я тоже так думала, но он не пришел.

– И Алекс потащила тебя на улицу?

– Послушай, я же не полиция. Я твоя мать, и ты очень меня порадуешь, если все расскажешь.

– Угу. Ее дружки пришли часов в десять и предложили нам немного покутить. А раз папы все еще не было, а у меня денежки были, я пошла с ними. Мы немного поразвлекались, а потом я влипла. Вот и все. Ничего страшного.

Брижитт: Это невозможно. Так сразу! Я не должна больше оставлять ее одну. Я не осознавала, что они такая хрупкая и так поддается влиянию. Но что же все-таки случилось с Пьером? Выходит, я никогда не смогу рассчитывать на него. Я это чувствовала! Но я так хотела уйти сегодня. Нет, наверное, я не должна была делать этого.

Летисия: Мама, мама, если бы ты знала, какой мерзкий вечер был у меня! Агександра накурилась какой-то пакости. Она смеялась надо мной, потому что я не хотела курить ее сигареты с наркотой. Мне не нравились ее друзья, я им не доверяла. Подонки! Я здорово сдрейфила, но побоялась отказаться и пошла с ними. И потом мне до смерти не хотелось возвращаться в пустую квартиру. И хотелось отомстить: мучайтесь, родители! Но все же я пережила самый большой страх в жизни. И еще этот развратник в полиции! Не знаю, смогли бы я, если бы не его любовница, позвонить маме. Родителям будет урок, как бросать свою дочь! А этот старый препод, как он смотрит на меня! Он в ярости. Должно быть, переживает, что его вытащили из постели. Ты получал удовольствие, бедный тупица? Оставь мою мать в покое. Она слишком хороша для тебя!

– Мама, ты вернешься со мной?

– Разумеется, дорогая. Я тебя не оставлю. Я думала, что ты с отцом, а раз нет… Но обещай мне больше не встречаться с Александрой. Я тебе всегда говорила.

– Ты права. Какая негодяйка! Она быстренько смылась, а меня оставила выпутываться!

Альбер: Вот так-то! Она крутит своей матерью как хочет. Теперь Брижитт будет вовсю винить себя. Бедная женщина! И бедная девочка тоже! Посмотрите-ка на них: она дает матери руку, словно маленький ребенок. Мне кажется, она потрясена. Право, это могло бы кончиться куда серьезней. И все из-за Пьера! Всегда Пьер!

ВЫВОДЫ

– Я ошиблась, Альбер! Я не могу начать новую жизнь с тобой, во всяком случае, не сейчас. Я должна до конца довести то, что начала, родив Летисию. Мне очень жаль.

– Черт возьми, подумай о себе! И даже о ней. Каково ей будет потом чувствовать, что она поломала тебе жизнь?

– Я не допущу, чтобы она думала так. Моя жизнь не может быть сломленной, если я посвящаю ее дочери.

– Слова матери! Вы все помешаны на жертвенности!

– Альбер, прошу тебя. Я очень напугана. Речь идет о жизни моей дочери. Если я сейчас оставлю ее, это плохо кончится, она откажется от еды или выкинет еще что-нибудь, уж не знаю. Она нуждается во мне. Я не хочу ни в чем упрекать себя потом…

Альбер: Как бы не так! Ты всегда найдешь подходящий повод себя винить!

– Это смешно. Я не могу позволить тебе уйти.

– Я не ухожу, Альбер. Просто я не прихожу. Это разные вещи. Я не переезжаю к тебе, а остаюсь жить с дочерью. Мы будем встречаться…

– Когда? Днем ты работаешь, вечером выполняешь материнские обязанности. Когда, Брижитт, когда? Между полуднем и двумя часами? В субботу вечером, перед тем как ты заберешь свою дочь с вечеринки?

– Да, возможно. Я не знаю.

– Если я тебе скажу «раз так, давай прекратим», мы прекратим встречаться?

Брижитт: Господи, помоги мне! Зачем рвать? Выходит, или мое счастье, или счастье дочери?

– Я предпочту Летисию.

Альбер: В конце концов, может, она и права. Во всяком случае, я восхищаюсь ею. Я бы возмутился, если бы она после всех моих рассуждений пожертвовала Летисией.

Брижитт: Я не могу его потерять, но я должна, должна посвятить себя только дочери. Это не подлежит обсуждению. Он умный человек, он поймет.

– Поговори с ней, Брижитт, расскажи ей о своем желании. Она умная девочка, она в конце концов поймет. Мы сменим квартиру, устроим для нее красивую комнату, я приручу ее, она оценит счастье своей матери, не говоря уже об очаровании стабильного семейного очага. Ей этого не хватает, твоей дочери!

Брижитт: Так легко рассуждать об этом.

– Ведь в ваших отношениях нет никаких сложностей.

– Абсолютно никаких…

Брижитт: Какой тупица! Или какой слепец!

– …сложности в тебе самой…

Брижитт: Но почему он все преподносит так, будто всегда во всем виновата я?

– …Будь женщиной, объясни все Летисии вместо того, чтобы предоставлять выбор ей, облегчи ей бремя ответственности, и все будет хорошо. Мы будем жить вместе – и точка. Почему взрослые всегда надо, чтобы за них решали дети? Это безумие!

Брижитт: Невероятно! Точно слова Летисии!

– Не знаю, Альбер. Я не уверена, что ты прав. Мне надо подумать.

– А отец Летисии, он-то что?

Брижитт: Если бы я только знала!

– Приходит в себя. Он был потрясен случившимся. И чувствует себя ужасно виноватым.

– Но где его носило, Бог мой?

– Простое недоразумение. Он думал, что она со мной. Банальная история, которая могла плохо закончиться. Я принимаю ее как предупреждение.

– Когда я снова увижу тебя?

– Не знаю.

Брижитт: Я и правда не знаю. Не могу же я просить его прийти на полчаса позавтракать сандвичем… А в остальное время я в бутике… На этот уик-энд мы решили с Король сводить Летисию в Футюроскоп…

– Понедельник, пойдет?

– Через пять дней? Ты шутишь!

– Если бы…

Брижитт: Он прав, это невыносимо. Что с нами будет? Я уже все перепробовала. Я не знаю, я уже не знаю…

ОКОЛО КИНОТЕАТРА

– Ну как, Вуди Аллеи вас устроит?

– Летисия, как тебе?

– Мне все равно.

Летисия: А я заметила, что фильм, на который мы идем, всегда выбирает он.

– Народу!

– Иди ко мне поближе. Холодно. У вас есть вести от Анн?

– По-прежнему ничего. Ни разу не позвонила. Ни слова, представляешь. Ни единого. Пьер очень волнуется.

– Ну вот, ты уже плачешь.

– Это от холода.

Летисия: Как же, она все время плачет, и сейчас тоже!

– Что с ним будет?

– С кем?

– Да с Пьером!

Летисия: Бедный папа!

– По-моему, он положил глаз на одну медсестру. Прощу тебя, без ироничной улыбки. Она ухаживала за ним, когда у него была депрессия.

Брижитт: А я все же не могу избавиться от капельки ревности. Сама не могу опомниться.

Летисия: Это что еще за неприятность? Я ничего не знаю.

– Молодая?

– Скорее, да.

Брижитт: И очень оборотистая, настырная! Я ненавижу их всех, этих двадцатилетних девиц, которые могут урвать столько, сколько хотят, и не по мелочам. Но почему он выбирает таких паразиток?

Летисия: Ах, подонок! Он снова удерет?

– Вы знаете, что он приходил в библиотеку встретиться со мной?

– Пьер?

– Он хотел удостовериться, что я не собираюсь бросить вас обеих.

– Ты шутишь!

– Полагаю, он думал, что я – старикашка, который в ярости оттого, что к нему вторглись, и мечтает снова оказаться в приятном одиночестве.

– Пьер приходил встретиться с тобой? Не могу опомниться!

Летисия: Все верно… Он приходил убедиться, что Альбер всерьез привязан к маме. И не должен был разочароваться. И сразу решил поднять паруса.

– Мы не смогли поговорить долго, потому что пришла одна коллега и села за наш столик в кафе. Твоя история с медсестрой навела меня на мысль о ней. Видела бы ты эту девицу! Надо прямо сказать, она такая скрытная, бесцветная, некрасивая. Но как она переменилась, едва увидела его. Она с ним так кокетничала! Я такого никогда не видел!

Летисия: Приревновал?

– А Пьер?

– Она его определенно испугала. Он очень быстро ушел. А она захотела все узнать о нем. И попросила у меня его телефон.

– И ты ей дал?

Летисия: А чего ему церемониться, если эта куколка, возможно, избавит его от папы!

– Естественно! Послушай, ты всегда сетуешь, что он увлекается только глупыми женщинами, а вот Катрин, может быть, изменит его.

– Не смейся над ним!

Алъбер: Не трогать Пьера, он под защитой! Она имеет право говорить о нем плохо, а я ни-ни, мне лучше не высовываться.

– Ну и шельмец твой муж!

– Не называй его так, это смешно.

Альбер: Что ее смутило больше: «шельмец» или «муж»? Будем считать, что «муж».

– Тогда разводись!

Летисия: А потом что, снова?

– Если ты и правда считаешь это важным, но что изменится? Наши дочери от этого не перестанут быть нашими дочерьми, квартира их домашним очагом и…

Летисия: Вот так!

– Но я тот мужчина, которого ты любишь?

– Ты догадываешься?

Летисия: Я брежу!

– Итак?

– Ну что ты хочешь от меня?

– Жениться на тебе, вот что! Чтобы была ясность!

Летисия: Что, не выгорело, приятель?!

Брижитт: Я это чувствовала, чувствовала! Это прекрасно, восхитительно! И невозможно! Зачем же он сказал мне это при Летисии?

Альбер: О, она очаровательна! Покрылась румянцем, совсем как юная девушка! Я люблю тебя, моя Брижитт, я люблю тебя!

– Вы не принадлежите к старой школе, мсье Альбер?

– Нет, совсем нет.

– А я – да! Итак, на колени, юный Пеншо, и попросите моей руки как положено. Пожалуйста.

Летисия: Э-э, мама, не делай глупостей! Не надо играть с этим!

– Здесь, сейчас? В очереди?

– Если ты меня любишь…

– Если я это сделаю, ты скажешь мне «да»?

Летисия: Слабо!

– Обещаю!

– Мадемуазель Брижитт, пожалуйста, не угодно ли вам стать моей женой?

Летисия: Ой, дурак! При всех бухнулся на колени! Умереть можно! Мама не устоит!

– Согласна, согласна! Встань скорей! Ты великолепен!

Летисия: Вот так, черт побери! Надо сказать, что он сделал все возможное. Что теперь скажет папа? Ясное дело, он с этим не примирится…

– Ты наверняка думала, что я сдрейфлю? Однако в этом не было ничего страшного. Всю мою жизнь всем было наплевать на меня, в любом случае. На этот раз игра стоила свеч!

– Надеюсь, вы не пожалеете об этом, доблестный кавалер!

Брижитт: И я тоже. Но когда я вижу Летисию… Она уже не улыбается. Ах, не такая уж большая разница, она постоянно кривит физиономию по любому поводу. Хуже не будет! Не станет лее она всегда отравлять мне жизнь. Нет, я не должна так говорить. Это ужасно для нее. Ну почему он выбрал время просить моей руки при ней? Чтобы мне не пришлось самой ей говорить об этом?

– Во всяком случае, ты правильно поступила, дав согласие: это в последний раз я предлагаю женщине руку и сердце. Ох, как трудно подниматься! Молодой человек, вместо того чтобы втихую посмеиваться, не соблаговолите ли помочь молодому влюбленному старику принять достойную позу?

– Я не смеюсь, мсье, совсем наоборот. Я восхищаюсь. Примите мои поздравления!

Летисия: Подумаешь, он восхищается! Он что, чокнутый? Старый дурак на коленях перед моей матерью, и он восхищается? Сам подонок, да!

МЕЖДУ СЕСТРАМИ

– Погоди, Летисия, напротив, это гениально!

– Ты находишь?

– Вообрази! Чтобы сделать такое, нужно очень ее любить! На коленях! Расскажи еще раз. Ой, придвинь ноги, они у тебя совсем заледенели!

– Тогда дай мне плед. А мне было стыдно! Все на нас глазели!

– Да все завидовали маме!

– Ты просто больная, бедная сестричка. Тебе бы это понравилось?

– Если бы это был Альбер, то, наверное, нет, но вообще-то понравилось бы.

– А я нахожу это недостойным!

– Ты перестанешь кривить физиономию? Сколько тебе лет? Ты не понимаешь, что сейчас портишь жизнь своей матери?

– О-о! Да ладно, хватит!

– Она боится сделать тебя несчастной и потому рискует потерять Альбера.

– Я считаю это нормальным.

– Ты думаешь, что говоришь? Ты рассуждай не только с позиции своих четырнадцати лет, ты могла бы сделать небольшое усилие и постараться видеть чуть дальше своего носа.

– Конечно, не тебе грозит постоянно жить с этим старым дураком.

– На мой взгляд, отчимы бывают и похуже.

– Да, бывают и хуже: этот не будет меня бить, не будет насиловать. Ты права, я, наверное, зря жалуюсь. Но он хочет, чтобы я ложилась спать в десять, не смотрела телевизор, пока не сделаю уроки, обращается со мной как с ребенком. Конечно, могло бы быть еще хуже…

– Безусловно. Но тебя не радует мысль, что твоя мать счастлива?

– Она не счастлива!

– А кто виноват в этом?

– Папа?

– Не только.

– Я?

– Вот именно! Как мне кажется, ты ничего не делаешь для того, чтобы облегчить ей жизнь.

– Тебя стесняет, когда я перебираюсь к тебе?

– Да нет, глупышка. Но мама была бы счастливее, если б ты не сбегала каждый раз, когда она приглашает Альбера… И ешь над подносом, у тебя в посте пи уже полно крошек. А. если бы ты приложила немного усилий, чтобы найти у него хорошие качества?

– Я не могу, он мне не нравится.

– Спасибо, я поняла. Знаешь, он иногда приходит повидаться со мной, когда я выхожу с работы. И мы с ним неплохо ладим.

– Тем лучше для тебя! А я его не люблю!

– Это мне напоминает, как ты отказывалась попробовать какой-нибудь новый овощ, говорила: «Я это не люблю!» – «Но ведь ты его еще не попробовала!» – «Ну и что, я это не люблю!»

– Хватит, я гашу свет!

– Ты хуже ребенка, Летисия. Подумай, ты ненавидишь Альбера, потому что все еще надеешься, что папа и мама будут вместе. Но это ерунда! Они никогда не вернутся к совместной жизни. Папа не оправдал маминых надежд, он глубоко ранил ее. Она уже не может вернуться в прошлое.

– Иногда мне кажется, что ты не любишь папу!

– Нет, я его очень люблю, но я такого мужа не хотела бы. Я не очень доверяю ему. А ты хотела бы, чтобы папа был твоим мужем?

– Не говори глупости. Я как ты: я не хочу выходить замуж.

– Возможно, это у тебя пройдет.

– У тебя же не проходит.

– Может быть, и у меня пройдет…

– Будем спать?

– Да.

Летисия: Они все против меня. Даже папа попросил меня быть полюбезней с маминым ухажером. Мерзость! Альбер, конечно, разбирается в моих уроках и вкусно готовит итальянские блюда, но вот в остальном… Он зануда! И потом, я, наверное, со стыда сгорела бы, если бы мои подружки увидели меня с ним. У него такой дурацкий вид! В киношке я не знала, куда бежать. Я ему никогда этого не прощу. Ведь он был красавчик, тот парень, который помог ему подняться… А я после такого удара смылась…

– Летисия…

– Да.

Летисия: Даже Король на его стороне. Что они все в нем находят? Она вроде бы ничего и не говорит, что я прихожу к ней ночевать, но явно дает понять, что долго это длиться не может.

– Обещай мне постараться изменить отношение к Альберу.

Летисия: Что я говорила! Она рассказывает мне сказки, что это было бы приятно маме, если бы я подружилась с ее сладостным ухажером, но это очень устроило бы ее, Король. Ну почему я вечно цепляюсь за тех, кому не нужна?

– Я сплю.

– Обещай мне. Ради мамы.

– Нет.

– Да.

– Я тебе ничего не обещаю.

– Но ты постараешься?

– Возможно. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Летисия: Я отлично знаю, чем все это кончится: мама нас бросит, это точно. Папа будет сверхнесчастный, ну а мне придется его утешать. Жизнь поломалась! Ну и ладно, как только кончу лицей, удеру в Пуатье. Да, невесело иметь родителей, которые не ладят друг с другом. Они все осточертели нам в газетах россказнями о соединившихся семьях, и – ах, какая радость! – восемь ребятишек вокруг воскресного стола, и никто не знает, кто чья дочь или чья сестра, и всем так хорошо! Хватит единственных детей, нудных уик-эндов! У тебя есть над чем подумать! Но нужно терпеть мачеху или отчима, который предпочитает чужим детям своих, который не любит нового мужа своей бывшей и каждый раз злится, когда ему подкидывают детишек. Какая пакость! Плохо в наши дни быть младшей!

ЖЕНЕВЬЕВА И БРИЖИТТ

– Брижитт! Что ты делаешь на лестничной площадке? Давай, входи!

– Так ты дома?

Брижитт: Я совсем не в себе! Конечно же, она дома, а я так разволновалась! Думала, она умерла!

– Так не стой же там, входи, говорю тебе.

– Извини, что так вторгаюсь неожиданно. Я уже по меньшей мере две недели пытаюсь связаться с тобой!

– Две недели! Не надо преувеличивать. Я отсутствовала всего одну недельку.

– Ничего не сказав мне?

– Да. Я не имела права?

Женевьева: Умерь свои претензии, дорогая! Я не обязана оправдываться. Все прекрасно, расслабься.

– Так нехорошо, Женевьева. Я очень переволновалась!

– Снимай пальто. Я приготовлю тебе кофе.

– А выпить у тебя не найдется немножко?

Женевьева: О-ла-ла! Что-то с ней не так, с моей подругой!

– Налей себе, а я поставлю вскипятить воду.

Женевьева: Говорить ей или не говорить? Может быть, еще слишком рано?

Брижитт: Я больше так не могу. Женевьева и еще теперь Пьер: да что они все сейчас исчезают?

– Э-э, остановись! Спокойно! У меня все прекрасно и у тебя нет причины доводить себя до такого состояния.

– Сначала я подумала, что у тебя нет моего телефона, у Альбера…

– Так все в порядке, ты уже переехала? Вот почему ты такая взвинченная. Говорю тебе, жизнь вдвоем – ад.

– Я не переехала, но много времени провожу у него. Я оставила тебе столько сообщений на автоответчике, а ты не откликалась. И я забеспокоилась, это нормально. Я позвонила тебе на работу, мне сказали, ты в отпуске.

– Это должно было тебя успокоить. У тебя что-то не ладится, Брижитт? Мне кажется, твое беспокойство чрезмерно.

– Пьер исчез.

– Как так – исчез?

– Уехал, адреса не оставил. Во вторник мы ждали весь вечер, а он так и не появился.

Женевьева: Он и правда невыносим, этот Пьер.

– Вы поссорились?

– Да нет. Просто я потребовала от него развода.

Женевьева: А-а, все же что-то было!

– Он согласился?

– Не совсем. Но я не настаивала, хотела дать ему время привыкнуть к этой мысли.

Женевьева: Если он сам не потребовал его, когда жил с Хлоей, значит, это не входило в его планы. Она не получит развода.

– Бедный старикан!

– Почему это – бедный старикан?

Брижитт: Вечно он доставляет мне одни неприятности, и еще сам же плачется. Это несправедливо!

—…Ты позвонила его бывшей пассии?

– Кароль звонила. Она ничего не знает.

– А как Летисия относится к этому?

– Она говорит, что желает ему околеть, но, я знаю, она переживает. К счастью, меньше, чем в первый раз, но, чувствую, она выбита из колеи. Она злится каждый раз, когда я веду ее к Альберу, предпочитает искать убежища у старшей сестры. Мне все это надоело, Женевьева, все надоело! Когда-нибудь я получу право быть счастливой?

– Счастье – не право, дорогая. Это добыча!

– Добыча! Как на войне? Женевьева, мне надоело сражаться.

– Ты боишься за него?

– Очень!

Женевьева: Между прочим, у этого глупца уже были две попытки самоубийства!

– Если бы с ним что-нибудь случилось, его бы обнаружили. У него были при себе документы?

– Полагаю, да.

– А вещи свои он увез?

– Маленький чемоданчик.

– А как его работа?

– Он на больничном.

Женевьева: Это его вечный трюк: отпуск под предлогом болезни.

– Сядь на тахту, расслабься. Я сейчас принесу кофе.

Женевьева: Как подумаю, что этот негодяй перед Рождеством пытался заигрывать со мной! Как я его отшила! Да он наверняка с какой-нибудь женщиной, он только об этом и думает!

– По-моему, он скоро вернется.

– Объявится, возможно. Но не вернется. Я выставляю квартиру на продажу.

– О, моя девочка, ты режешь по живому! Отодвинь вазу, я поставлю поднос.

– Так надо, Женевьева. Сейчас или никогда.

– Никогда не говори так. Ты всегда будешь иметь выбор. Выбор жить с Альбером или бросить его, остаться одной или найти другого…

Брижитт: Скажешь! Когда видишь, сколько энергии нужно, чтобы сделать выбор, и что за этим следует… И потом…

– …Это так редко случается, Женевьева, когда встречаешь кого-нибудь.

– Все зависит от того, на что надеешься. Я, например, жду мужчину, который взволнует меня и который не слишком много говорит глупостей.

– Наверное, это легче!

– Это более реалистично. Жан-Клод был мужчиной моей жизни. Он умер, это ужасно, мне никто никогда его не заменит. Но все же это не должно лишать человека права иногда радоваться жизни.

Брижитт: Но где он может быть? Я, кажется, готова согласиться, чтобы он прятался здесь. Женевьева тогда выглядела бы предательницей, но он по крайней-мере был бы жив.

– Если б ты была более требовательной…

– С Марком, мне кажется, есть какой-то прогресс.

Женевьева: Уф! Наконец сказала!

– С Марком? С каким Марком?

Брижитт: Марк! А ведь Альбер на этой неделе не получал никаких вестей от своего брата! Они невыносимы, все невыносимы, жечь мосты в такой момент! Марк… это все наверняка из-за меня…

– Марк Пеншо. Это тебе о чем-нибудь говорит? Мы оба немного увлеклись друг другом. Вот из-за этого я и исчезла ненадолго. Мы не хотели говорить вам об этом, пока не убедились, что сможем пройти конец пути вместе.

– Ты и Марк? Конечно! И почему мы с Альбером не подумали об этом раньше?

Брижитт: Какие мы тупицы! Мы и вообразить себе не могли, что кто-то, кроме нас, может быть счастлив. Это правда, что все влюбленные – эгоисты. И все же, Марк! Она могла бы выбрать кого-нибудь другого, а не этого закоренелого холостяка. Честное слово, она торопится!

– Он был, мы оба были взволнованы вашим таким очевидным счастьем, Альбера и твоим, что нам захотелось пойти по вашим следам.

– И что же?

Брижитт: А если он прячется у Анн? Он всегда любил ее больше всех. Поэтому, помимо всего, она уклоняется сейчас от разговоров со мной, чтобы не врать!

– У нас не было всяких там ухаживаний. Ни неожиданной атаки. Во всяком случае, нельзя сказать, что жизнь вдвоем губит любовь.

– Ты знаешь, что у меня все еще нет никаких вестей от Анн?

Женевьева: Как приятно, когда тебя слушают!

– Нет? До сих пор? Очаровательная малышка! И это после всего, что ты для нее делаешь! Это постыдно!

Брижитт: Как всегда, ничегошеньки-то она не понимает!

– Нет, это не постыдно. Ты уж слишком… Но все же тяжело глотать такую пилюлю.

– Я тебя не понимаю…

– Быть между Летисией, которая предпочитает матери сестру и Анн, которая не желает меня видеть…

Брижитт: Черт! Мне никак не удается говорить об этом без слез.

– Та-ак, за твоей спиной в ящике носовые платки.

– Я была готова принять ее у себя, всем пожертвовать, отложить на время свою жизнь с Альбером. Если бы она захотела, я взяла бы ее к себе в дом, лелеяла, защищала…

– Делала бы из нее ребенка?

Брижитт: Я все-таки надеюсь, что Пьер не у нее. Они оба в таком состоянии, что это было бы катастрофой.

– Что? Ах да, возможно. Но я могу тебе сказать, что она отказывается. Упорно отказывается!

Женевьева: Подумать только, а я еще иногда жалею, что у меня нет детей!

– Так ты из-за нее плачешь или из-за своего кретина мужа?

– И сама уже не знаю, Женевьева. Мне достается, поверь.

Женевьева: Я ей верю. Обычно мои маленькие похождения ее увлекали, это добавляло немного остроты в ее жизнь. Но сейчас это выглядит так: «Мне на тебя наплевать!» Даже если я буду кататься по земле от отчаяния, она этого не заметит.

– Ты думаешь, Анн, справится с этим?

– Я начинаю думать, что да. Ее лиможская подруга мне кое-что рассказала, кажется, Анн думает этим летом поехать за детьми.

– Пожалуй, это достаточно смелый шаг для нее. Не думала, что она способна на такое.

Женевъева: Да я и не очень-то думала об этом. Ну, будь там замешан какой-нибудь мужчина, это меня не удивило бы. Настоящий ребенок, эта Нану, слишком хрупкая, чтобы выдержать трудности, зовущая мать при первой царапине, падающая в обморок при каждом удобном случае. Размазня! Я всегда не выносила ее, что правда, то правда… Да и вообще я не питаю большой симпатии к дочерям Брижитт: Летисия была милашкой, а подросла и стала противная, что же до Каро, то эта очень черствая: чудовищная эгоистка! Но если Анн возьмется за дело, все может случиться и Каро превратится в социальную помощницу.

– Знаешь, я тоже не думала. Я ее не узнаю! Она словно заново родилась. А тут еще Пьер…

Женевъева: Опять возвращаемся к этому типу!

– Да хватит о Пьере. Ты все еще влюблена в него?

– Не будь дурой! Я не влюблена в него, но я его жена!

– Нет, ты хоть понимаешь, что говоришь? Это значит быть женой типа, который постоянно ходит налево и которого больше не любят?

– Я никогда не говорила, что не люблю его больше. Возможно, я вытянула не слишком удачную карту, но все же меня связывают с ним двадцать лет. Мы познакомились молодыми, мы вместе создавали себя. Этого нельзя отбросить.

– Ты чувствуешь себя ответственной за него?

– Даже если я получу развод, он не станет мне чужим. Он отец моих детей. Он поддерживал меня, когда умерли мои мама и папа… Но где он, этот дурак?

– Хочешь, скажу тебе, что тут пахнет новым увлечением! Наверняка у него все в порядке. Полно, не будь ревнивой: он влюблен, ты влюблена, я тоже. Разве жизнь не прекрасна?

– Думаешь, он еще способен закадрить женщину?

Женевъева: Вот наивная!

– Ну да, ну да!

– А тебя он кадрил?

– Ну да, ну да!

– И ты ничего не сказала мне, ослица?

– Это тебя обрадовало бы?

– Не очень.

– Вот видишь. Я требую извинения за «ослицу».

– Беру свои слова обратно, беру… Слушай, ты изменила прическу?

– А ты только сейчас заметила?

– Ты очень красивая!

Брижитт: Интересно, когда он ее кадрил?

– Расскажи мне о Марке. Ты говорила о нем Пьере?

– Чего ты допытываешься? Если твой нежный и дорогой, собрал чемодан, я здесь ни при чем!

Брижитт: Что она знает о нем? В последние дни он был так плох! Черт возьми, где же он может быть?

– Мне надо идти, Женевьева, Летисия будет беспокоиться.

Женевьева: О, чудно! Ну что ж, мои признания остаются при мне. Вот уж, право, пропал день.