Текст книги "Дело Аляски Сандерс"

На следующий день после убийства, под вечер

Воскресенье, 4 апреля 1999 года

После разговора у Донованов вечер пятницы, 2 апреля, представал в новом свете: Уолтер Кэрри утверждал, что сидел в баре до закрытия, но Донованы ушли раньше и не могли это подтвердить.

Гэхаловуд, Вэнс и Казински отправились в “Нэшнл энфем”. Время было обеденное, а Стив Райан, патрон заведения, был целиком поглощен подготовкой к вечеру: старт бейсбольного сезона, первый матч, “Сан-Диего Падрес” принимали у себя на поле “Колорадо Роккиз”.

– Мы вам долго надоедать не будем, – заверил Вэнс, – только хотим проверить, был ли тут в пятницу вечером один клиент.

– Если б вы знали, сколько тут было народу в пятницу вечером… Но давайте, спрашивайте.

– Уолтер Кэрри. Знаете такого?

– Уолтера? Конечно, знаю. И да, он в пятницу вечером тут был. Это я помню. Он был не в духе, его только что бросила Аляска. Поговорить хотел, но мне правда было некогда. Кому же в голову могло прийти, что назавтра ее найдут мертвой… Погодите, уж не Уолтера ли вы обвиняете в том, что он ее убил?

– На этом этапе мы никого не обвиняем. Просто ведем расследование.

– Уолтер мухи не обидит. Муху, впрочем, обидит – обожает рыбу ловить. Но он славный. И вовсе не из тех, кто может шлепнуть подружку. Да и любил он эту девушку.

– Уолтер утверждает, что сидел здесь до самого закрытия.

– Возможно, вот про это не знаю. Тут еще столько народу было, мои вышибалы даже полицию вызывали, чтобы всех выдворить.

– Не могли бы вы спросить у тех, кто обслуживал в пятницу вечером, видели они Уолтера Кэрри в баре перед закрытием или нет?

– Положитесь на меня.

Трое полицейских пешком возвращались по центральной улице из “Нэшнл энфем” к магазину охотничьих и рыболовных товаров Кэрри. С ними поравнялся полицейский автомобиль, за рулем был шеф Митчелл.

– А, это вы, – сказал он, выходя из машины. – Нам поступил звонок, что трое каких-то типов разгуливают по главной улице. У людей со вчерашнего дня паранойя. И заметьте, не просто так. Есть что новое?

– Пока не особо, – признался Вэнс. – Идем из “Нэшнл энфем”, патрон утверждает, что в пятницу вечером ему пришлось вызывать на подмогу полицию, чтобы очистить бар перед закрытием.

– Верно. Там был бардак. Впрочем, вполне симпатичный. Стив Райан нас позвал в основном для того, чтобы не нарваться на штраф за работу в неположенное время. Большой хитрец: вызывает копов и получает несколько дополнительных минут – принять последние заказы и тут же их прикарманить. Так что вы хотели от Стива Райана?

– Пытались выяснить, был ли Уолтер Кэрри в баре, когда тот закрывался.

– Подозреваете его в убийстве Аляски?

– Стараемся распутать это дело.

– Хотите мое мнение? – продолжал шеф Митчелл. – Интуиция вас не подводит. Уолтер – приятный парень, но бывает агрессивен и склонен к насилию, когда ему дают по морде. Поговорите с его бывшей девушкой, Деборой Майлз. Она по-прежнему живет здесь. Несколько лет назад мне пришлось вмешиваться, приезжать к ней – ну, к ее родителям, она тогда у них жила.

– Как это связано с Уолтером Кэрри? – спросил Гэхаловуд.

– Она его бросила, а он не потерпел, чуть не накинулся на нее. Не такой уж безобидный эпизод, особенно когда мы знаем, что Аляска прямо в день своей смерти порвала с Уолтером.

Гэхаловуд записал имя и адрес Деборы Майлз и сказал шефу Митчеллу:

– Мы завтра поместим во всех газетах региона обращение к свидетелям. Может, кто-то что-то вспомнит. Если вам на что-нибудь укажут, держите нас в курсе.

– Непременно. Знаете, люди много чего болтают, но в основном просто пускают пыль в глаза. Пока единственный полезный факт сообщила только Чинция Локкарт из книжного магазина. Как раз хотел вам рассказать.

– Что она видела?

– В ночь с пятницы на субботу, около часа сорока пяти, она заметила синюю машину с массачусетскими номерами, которая пулей неслась от магазина Кэрри.

– Синюю машину, как у Аляски?

– Да.

Книжный по воскресеньям был открыт, и полицейским оставалось только перейти улицу, чтобы найти Чинцию Локкарт. Магазинчик был маленький, но обустроен отлично. На стене за кассой висели портреты литературных знаменитостей, которые давали здесь автограф-сессии.

Чинция Локкарт рассказала, что живет с семьей в пристройке к магазину. Прежде там была мастерская, довольно необычная. Вход находился на параллельной улице, но окна гостиной выходили на главную.

– В ночь с пятницу на субботу мне не спалось. Со мной такое часто бывает. Потому-то я столько и читаю. Когда у меня бессонница, устраиваюсь на диване в гостиной, делаю себе травяной отвар и листаю книжки. В ту ночь, около часа сорока, я услышала с улицы звук, как будто стекло разбилось. Ну и заинтересовалась, естественно. Подошла к окну и увидела машину, рывком сорвавшуюся с места. Номера я не разглядела, слишком далеко, но я как могла вглядывалась и узнала массачусетский номерной знак. Машина синяя, это было видно в свете фонарей.

– И вы говорите, что было час сорок ночи.

– Если совсем точно, час тридцать девять. Я сразу пошла на кухню посмотреть, который час. На всякий случай.

– На какой случай?

– По-моему, ситуация была несколько подозрительная. Впрочем, когда я рассказала мужу, он ответил, что я кино насмотрелась.

– Не могли бы вы подсказать модель машины? – спросил Гэхаловуд.

– К сожалению, нет, – огорчилась Чинция Локкарт.

– Она была с откидным верхом?

– Не могу сказать.

Когда они вышли из книжного магазина, Казински предположил:

– Синяя машина с массачусетскими номерами: может, это Аляска вернулась домой забрать вещи?

– Вполне логично, – признал Вэнс. – Уолтер говорит, что застал ее в тот день около пяти часов и она собирала вещи. Не успела собрать все и позже вернулась за тем, что ей нужно.

– Без четверти два ночи? – усомнился Гэхаловуд.

– Она думает, что поздно ночью Уолтер спит. Но на самом деле он сидит в “Нэшнл энфем”, по крайней мере, по его словам. Интересно, а в квартиру она в итоге поднимается? Или ей помешали и она срочно уезжает? Так или иначе, несется пулей. Вскоре ее убьют на Грей Бич. Что она забыла на берегу озера в два часа ночи?

– Зато теперь мы знаем, что Аляска в тот вечер никуда из округи не уезжала, – добавил Гэхаловуд. – Состоялся ли ее пресловутый “романтический ужин”? И кто ее любовник, раз нам известно, что это не Уолтер Кэрри? Надо бы попробовать объехать местные рестораны, показать фото Аляски. Кто-нибудь мог что-то видеть.

– Тут, небось, сотни ресторанов, – возразил Казински.

– Вряд ли, если мы ограничимся шикарными заведениями для романтических ужинов. Надо справиться в турагентствах. И начать с Маунт-Плезант.

Вэнс, Гэхаловуд и Казински приехали в Маунт-Плезант на двух машинах, чтобы в случае надобности можно было разделиться. Так они в итоге и поступили: Казински взял на себя объезд ресторанов, а Гэхаловуд с Вэнсом отправились к Льюису Джейкобу, владельцу заправки, который просил их зайти, и к Деборе Майлз, бывшей девушке Уолтера, о которой говорил шеф Митчелл.

Льюис Джейкоб в магазине при заправке встретил Гэхаловуда и Вэнса с явным облегчением:

– Наконец-то. Я уж думал, вы вообще не придете.

Причина, по которой Льюис Джейкоб просил Гэхаловуда и Вэнса заехать, лежала в подсобке. “Я ничего не трогал”, – предупредил он, когда вел их туда. Они вошли в его кабинет, узкую тесную комнатушку, в глубине которой прямо на полу высился большой сейф.

– Смотрите, что я нашел сегодня утром, – сказал он, потянув бронированную дверцу.

Глазам следователей предстали форменная блуза, записка и деньги. Гэхаловуд с Вэнсом натянули латексные перчатки. Первый взял одежду – поло в цветах заправки. На груди был приколот металлический бейдж с надписью “Аляска”.

– Это ее форма, она в ней была в пятницу, – Гэхаловуд вспомнил записи с камер.

Льюис Джейкоб кивнул:

– Наверное, оставила в пятницу вечером, когда закрывала заправку. Вчера я ничего не видел, потому что со всеми этими событиями магазин был закрыт, и я не прикасался к сейфу. Не успел даже открыться, когда малышка Лорен ввалилась в магазин.

Вэнс зачитал записку:

Дорогой мистер Джейкоб!

Мне не хватило смелости сказать вам лично, что я уезжаю. Сюда больше не вернусь. Спасибо за все, что вы для меня сделали. Я вам напишу, обещаю. Ключ от магазина я оставила в почтовом ящике.

Сердечно ваша,

Аляска

P.S. Пожалуйста, не говорите ничего Уолтеру.

P.P.S. Простите за все неприятности, которые я вам доставила.

– На записях с камер видно, как она что-то кладет в почтовый ящик, – вспомнил Гэхаловуд.

– Как раз свой ключ, – подтвердил Льюис Джейкоб.

– Значит, знала, что не вернется, – сказал Вэнс. – А о каких “неприятностях” она говорит?

Льюис Джейкоб пожал плечами:

– Не припомню ничего такого. Знаете, она была перфекционисткой. Такие вечно все драматизируют. Аляска всегда была готова помогать. Когда два месяца назад уволилась Саманта, которая работала у меня по воскресеньям, Аляска облегчала мне жизнь, как могла, не считаясь со временем. Случались, конечно, иногда какие-то промахи, то с заказом, то с кассой, тогда она мне звонила, изводилась, что не дает мне покоя: “Я вам должна помогать, а делаю одни глупости”. Видите, какое она была чудо.

Гэхаловуд взял купюры и пересчитал:

– А эти деньги, их Аляска сюда положила?

– Да, – ответил Льюис Джейкоб. – Я никогда не разбрасываю деньги где попало, все складываю в железный ящичек. Сколько там точно?

– Четыреста долларов.

Старый заправщик улыбнулся:

– Когда после ухода Саманты она оставалась на все эти сверхурочные, то ни за что не хотела брать деньги. Я настаивал, но она говорила, что помогать мне – это нормально. В конце концов я засунул четыреста долларов ей в сумку. Это они и есть.

Вспоминая Аляску, он прослезился. И смутился:

– Простите, господа, простите, что плачу, как дитя, но так тяжело сознавать, что она умерла.

– Вам не за что извиняться, мистер Льюис, – успокоил его Вэнс. – Вы догадывались об ее отъезде?

– Ни боже мой. Она, конечно, иногда заговаривала про Нью-Йорк, про свои мечты стать актрисой. Я догадывался, что она не будет всю жизнь сидеть в Маунт-Плезант. Такой девушке, как Аляска, нужны огни большого города. Но зачем уезжать так внезапно? Чуть ли не бегство какое-то…

– На дневных пятничных записях с камер видно, как Аляска примерно на полчаса уходит с работы и возвращается с дорожной сумкой.

– Она сказала, что забыла какие-то вещи и ей надо съездить домой. Я не возражал, само собой.

– И часто она так отлучалась?

– Нет, первый раз. Именно поэтому у меня не было никаких причин ее не отпускать. Она была образцовая работница – мотивированная, безотказная, трудолюбивая, улыбчивая, никогда не болела, не жаловалась. Чистое счастье.

– А вы ни о чем ее не спросили, когда она вернулась с этой сумкой?

– Честно говоря, я и внимания не обратил. Я за своими подчиненными не шпионю, знаете ли. Забыла какие-то вещи, вернулась с сумкой – все логично.

– Вчера вы нам сказали, – продолжал Гэхаловуд, – что отношения у этой пары, Аляски и Уолтера Кэрри, не заладились.

– Да, верно. Если честно, она, по-моему, никогда его не любила. Я все время себя спрашивал, почему она с ним.

– Вы знали, что за время той короткой отлучки в пятницу она успела объявить Уолтеру, что уходит от него?

– Вчера и узнал. В городе только о том и говорят.

– Вы упоминали «романтический ужин», – вступил Вэнс. – У Аляски было свидание с кем-то, и мы теперь знаем, что этот кто-то – не Уолтер. Вам известно, о ком речь?

– Не имею представления. Если б знал, то уже бы сказал, как вы понимаете.

– То есть Аляска никогда вам не говорила про возлюбленного?

– Никогда.

– В записке, которую оставила Аляска, она просит ничего не говорить Уолтеру. Как вы думаете, почему?

– Потому что не хотела делать ему больно, мне кажется…

Льюис Джейкоб вдруг запнулся и, казалось, задумался.

– Что такое, мистер Джейкоб? – спросил Гэхаловуд.

– Вам знакомо имя Деборы Майлз?

– Любопытное совпадение: нам про нее только что говорил шеф Митчелл, советовал ее навестить.

– Он прав.

Деборы Майлз дома не оказалось. В это воскресенье она работала в супермаркете в Вулфборо, открытом семь дней в неделю с семи до двадцати трех часов. Гэхаловуд и Вэнс поехали туда. Она отпросилась и предложила следователям поговорить на парковке, чтобы никто не мешал. Это была молодая женщина лет тридцати с осунувшимся, усталым лицом.

– Кто вам рассказал про нас с Уолтером? – спросила она.

– Шеф Митчелл из полиции Маунт-Плезант, – ответил Гэхаловуд. – Похоже, у вас с Уолтером все кончилось плохо.

– Мы встречались лет пять назад. Он тогда только вернулся в Маунт-Плезант.

– Где он был до этого?

– В армии.

– Он служил в армии?

– Да, после лицея пошел в морскую пехоту. Участвовал в войне в Заливе и в Сомали. Потом решил вернуться к жизни на гражданке, по-моему, хотел взять на себя магазин родителей. К тому же охота и рыбалка – это его конек. Мы с Уолтером знали друг друга со времен лицея. Я обрадовалась, увидев его снова. Пробежала искра, мы стали жить вместе. Вначале было очень ничего.

– Когда это было?

– Осенью девяносто четвертого. Но долго это не продержалось.

– Что между вами произошло?

– Мне очень нравился Уолтер. Он в принципе славный парень. Но я быстро поняла, что наша связь далеко не зайдет. Я была еще молода, но мне хотелось замуж, детей. И я сознавала, что построить свою жизнь с Уолтером не смогу.

– Почему?

– У меня было желание уехать из Маунт-Плезант, повидать что-то другое. Не знаю, как так получилось, но пять лет спустя я все еще здесь, замужем за местным и с двумя детьми, которые тоже наверняка проживут здесь всю жизнь.

– Городок очень милый, – возразил Вэнс.

– В милых городках обычно живут узколобые люди, – ответила Дебора Майлз. – В какой-то момент надо суметь вырваться.

– Значит, вы собирались уехать из Маунт-Плезант. Это и стало причиной разрыва с Уолтером?

– Нет, как я и сказала, я не могла себе представить, что останусь с ним до конца дней. Через несколько месяцев я сломалась и решила от него уйти. Дело было незадолго до Рождества. Воспринял он это ужасно. Даже странно, потому что в первый момент он толком и не отреагировал. Мы пошли выпить кофе в “Сизон”. Я сказала, что, по-моему, нам надо разойтись, а он только и ответил: “О’кей”. Вид у него был такой, как будто ему совершенно плевать. Я вернулась домой с огромным облегчением, что все так хорошо кончилось. В тот вечер родителей не было дома. Я смотрела телевизор в гостиной – и вдруг слышу удары в дверь.

* * *

Маунт-Плезант

Декабрь 1994 года

Поначалу Дебора Майлз удивилась: кто это так колотит, вместо того чтобы нажать на звонок? Но нисколько не встревожилась. Маунт-Плезант – городок мирный. Открыв дверь, она увидела Уолтера. Вид у него был вконец промерзший. Дом Майлзов стоял на отшибе. И в тот зимний вечер вокруг было снежно и совсем темно.

– Уолтер, ты что тут делаешь?

Казалось, он был в ярости. Глаза горели недобрым огнем.

– У тебя кто-то есть, да? – с отвращением бросил он. – Снюхалась с кем-то, рога мне наставила.

– А? Ты что несешь, Уолтер? Я тебе не изменяла.

– Не ври, шлюха!

– Перестань, Уолтер, ты меня пугаешь. Что на тебя нашло?

Но Уолтер гнул свое:

– Его ждешь?

– Никого я не жду.

– Для него вырядилась?

Дебора никогда не видела Уолтера в таком состоянии. Ей хотелось любой ценой разрядить ситуацию, уговорить его уйти.

– Уолтер, я смотрю телевизор, вот и все. Клянусь. Шел бы ты домой.

– Ты дрянь, Дебора!

В ней поднимался страх. Надо было выпроводить Уолтера. Она хотела захлопнуть дверь у него перед носом, но он загородил проход. Тогда она достала последний козырь:

– Уолтер, ступай домой. Родители здесь, а ты знаешь отца: он не любитель таких сцен.

– Твоих родителей нет дома, – хохотнул он. – Они уехали добрых полчаса назад.

– Ты за мной шпионишь? – Дебора изменилась в лице.

– Я ждал, не явится ли твой прекрасный принц, но на улице и впрямь холодрыга. Ну-ка, впусти меня, нам надо поговорить.

Отчаянным жестом Дебора резко оттолкнула Уолтера. Тот от неожиданности упал в снег. Пока он поднимался, Дебора успела закрыть дверь на засов. Уолтер ринулся на преграду и стал дубасить изо всех сил. Орал: “Открывай! Открывай, шлюха!” Дебора взбежала по лестнице и спряталась в родительской спальне. Вдруг она услышала, как с грохотом разбилось окно. Она схватила телефон и набрала номер полиции.

* * *

– Уолтера задержали, когда он уходил с нашего участка, – рассказывала Дебора Майлз. – Он был в дымину пьян.

– Вы подали заявление?

– Нет, он оплатил новое стекло и прислал мне и родителям письмо с извинениями. Отец у меня воевал во Вьетнаме и всегда сочувствовал ветеранам. И потом, настоящим наказанием для Уолтера стало то, что после этого эпизода от него отвернулись все местные девушки. Он себя выдал с головой. Потому и ездил так часто в Салем, к своему приятелю Эрику Доновану. Надеялся встретить девушку, которая не знала бы о его прошлом. Когда он привез ту прелестную блондинку, Аляску, мы все удивлялись, что бедняжка делает в нашей богом забытой дыре. В сущности, я жалею, что не стала тогда писать на него жалобу. Надо было написать, не ради себя, ради других. Может, я смогла бы это предотвратить.

– Что предотвратить?

– То, что он убьет Аляску.

Мой романтический отдых на Харбор Айленде, райском острове на Багамах, прошел совсем не так, как я предполагал. Все началось прямо с отлета – Реган не приехала в аэропорт Монреаля.

Глава 4
Потерянный рай

17 апреля 2010 года

Я долго ждал у стойки регистрации “Эйр Канада”. Пытался звонить, но телефон Реган был недоступен. В конце концов она прислала сообщение:

Мне очень жаль.

Я не приеду.

Прости.

Я снова попытался ей позвонить, но она уже отключила телефон. Явно включала только затем, чтобы отправить мне эти несколько слов. Последний раз мы с ней переписывались накануне вечером. Я спросил, как у нее дела, она ответила, что ее рейс “Чикаго – Монреаль” прибыл с большим опозданием, сейчас она дома и собирает чемодан. На самом деле она и не собиралась лететь со мной на Харбор Айленд.

Какое-то время спустя я получу от нее рукописное письмо с объяснениями, она оставит его на ресепшене “Ритц-Карлтон”. Бесполезно скрывать его содержание: Реган замужем, мать двоих детей, я – всего лишь внебрачная связь, результат ее вылазки в Нью-Йорк с подружками, она дважды приезжала ко мне под предлогом, что у нее заболела бабушка в деревне в Онтарио, не знала, как мне сказать, поддалась чувству, но потом поняла, что не готова с бухты-барахты все бросить.

А в тот момент, в зале монреальского аэропорта, я стоял, обалдело глядя на экран телефона, пока служащая компании не вывела меня из прострации:

– Сэр, регистрация заканчивается… Что вы намерены делать?

Я решил тем не менее ехать. Наверное, это была попытка сбежать. Так я оказался один на борту самолета, летевшего в Нассау, и за время полета, дабы отпраздновать встречу с подругой моей Одинокостью, высосал целую бутылку шампанского, а за ней – несколько тех крошечных шкаликов виски, на которые обрекает нас гражданская авиация.

Прибыв на Багамы, я погрузился в какой-то кукурузник и через двадцать минут оказался на островке, окруженном лазурными водами. Я прибыл на Харбор Айленд – этот маленький рай станет для меня новым адом. И все же представьте себе роскошный отель, угнездившийся среди тропической растительности. Главное здание окружал парк, похожий на ботанический сад, где в покрытых кувшинками водоемах таилось царство разноцветных рыб и водяных черепах. Номерами же служили отдельно стоящие бунгало на сваях, они даровали гостям чувство полного уединения.

Клиентов привлекало отменное обслуживание, а главное – предельная потаенность заведения. Ибо на Харбор Айленд никто не приезжал в одиночку. Меня со всех сторон окружали парочки: тайные любовники, горячие прелюбодеи, пары старые, довольные жизнью, и пары новорожденные, которые целовались в ресторане, жестоко испытывая терпение официанта, ожидавшего, пока они расплетут языки и будут в состоянии сделать заказ. Я приметил даже шведскую семью без всяких комплексов. И посреди всего этого мирка – я, сидящий за столиком один. Наверное, я был первым кретином в истории отеля, который явился туда без пары.

Можно было немедленно сложить вещи в чемодан и вернуться в Нью-Йорк, но я не устоял и решил, что пальмы и море пойдут мне на пользу. Но когда перед вами любовное разочарование, то, развались оно хоть на диване, хоть на шезлонге, результат один: вы впадаете в уныние. В довершение всего, отдых на море – это безделье. На пляже я все время думал о Реган. В моей голове все смешалось. Мне нужен был собеседник, и я стал искать, кто бы меня выслушал и посочувствовал. Вернулся в гостиничный бар, но бармену было некогда, а его коллега меня избегала – думала, я собираюсь к ней приставать. Сидя за стойкой в обществе пивной кружки, я представлял себе, как рядом садится Гарри Квеберт в цветастой рубашке. Он бы хлопнул меня по плечу и шепнул: “Маркус… Маркус… Маркус…” – что означало: сейчас он преподаст мне небольшой урок жизни, который у него был всегда наготове и в котором я теперь очень нуждался. Что бы он мне сказал? Что-нибудь вроде: “Маркус, какого черта вы расселись тут в баре и маетесь? Если вы оказались один на острове, это не значит, что у вас нет собеседника. Знайте же, что предмет, который лежит у вас в кармане, называется телефон, он позволяет общаться с людьми на расстоянии. С друзьями, например. Друг, Маркус, – это не психолог и не ваша матушка. Оставьте уже в покое бармена, ради бога, и позвоните другу, вам полегчает”.

На свете был лишь один человек, которому мне хотелось излить душу, – сержант Перри Гэхаловуд. Но до сих пор что-то удерживало меня от звонка. Думаю, мне было стыдно, что меня так подло бросили. Дух Гарри Квеберта придал мне мужества, и я решился звякнуть.

– Писатель! – отозвался он каким-то ненормально радостным голосом.

Мне бы понять, что дело неладно: Гэхаловуд никогда не бывал жизнерадостным, особенно со мной. Это не вписывалось в образ. Если мне случалось позвонить дважды за неделю, он выдавал что-нибудь вроде: “Надеюсь, у вас что-то срочное, не просто так вы все время названиваете?” Мне бы догадаться в тот день, что за необычным приветствием Гэхаловуда кроется потребность выговориться. Но я не врубился, слишком зациклился на собственной жалкой истории.

– День добрый, сержант, как дела?

– Это вас надо спрашивать, писатель. Каково оно на Багамах? Дайте помечтать, тут льет как из ведра и холод собачий.

Я обвел взглядом окружавшую меня идиллическую картину и вдруг постеснялся жаловаться. Не решился ему рассказать, что получилось с Реган.

– Как нельзя лучше, – соврал я. – Тропическая жара, сказочное место. Чего же еще желать? Сижу в баре гостиницы, посасываю пиво. Думал о вас, и захотелось вам позвонить.

Единственной реакцией на мои слова было странное долгое молчание. Потом Гэхаловуд неуверенно начал:

– Знаете, писатель, когда вы тогда вечером пришли к нам на день рождения дочери…

Он осекся. Я почувствовал, что ему хочется излить душу, но он уже спохватился:

– Я был рад, что вы пришли.

– У вас все в порядке, сержант?

– Все в порядке.

Мы нажали на отбой. Звонок стал несостоявшейся встречей на расстоянии четырех тысяч километров: каждый из нас нуждался в другом, но мы оказались неспособны это выразить.

Тогда я этого еще не знал, но Гэхаловуд говорил со мной из машины. Машина стояла на улице, в центре Конкорда, а он смотрел через панорамное окно ресторана на свою жену, которая ужинала с каким-то мужчиной. Она снова ему солгала, сказала, что должна допоздна сидеть в офисе. Гэхаловуд подозревал это уже несколько недель, а теперь получил подтверждение: Хелен ему изменяла.

* * *

День проходил за днем, и наконец мое пребывание на Харбор Айленд подошло к концу. Последний вечер я провел в своем бунгало. Собирая пожитки, я извлек из недр дорожной сумки блокнот с записями, о котором давно забыл, и, листая его, обнаружил засунутое за кожаную обложку фото двадцатилетней давности. На нем был я в окружении родни из Балтимора: дяди Сола (брата отца), тети Аниты и кузенов Вуди и Гиллеля.

Я улыбнулся людям, застывшим на глянцевой бумаге. Я так их всех любил. Долго смотрел на снимок, невольно вспоминая постигшую их трагедию. Потом вышел на пляж, в ночь. По песку между деревьями и океаном сновали кокосовые крабы, едва различимые в темноте. На горизонте светились точки. Это не могла быть Флорида – до нее было рукой подать, но все же слишком далеко. Тем не менее мне доставляло удовольствие воображать, будто это Майами, с которым у меня связано столько семейных воспоминаний. Дядя Сол по-прежнему жил там, в Коконат Гроув, в домике, окруженном манговыми деревьями. Я его регулярно навещал, но после выхода “Правды о деле Гарри Квеберта” начались съемки, и я давно его не видел. Мне захотелось его услышать, и я тут же позвонил. Голос у него был бодрый.

– Дядя Сол, сколько лет, сколько зим, – сказал я.

– Знаю, время летит так быстро.

– Ты не приехал на съемки фильма…

– Так лучше. Еще раз спасибо за билет на самолет, надеюсь, ты не сердишься, что я тебя подвел.

– Я понимаю. Дядя Сол, я хочу с тобой повидаться.

– С радостью. Когда?

– Завтра?

– Завтра… если хочешь, – слегка удивленно отозвался он. – Это и вправду будет чудесно.

Дядя и его семья значили для меня очень много. Мы называли их Гольдманы-из-Балтимора, те, кому во всем сопутствовал успех, в отличие от нас, меня с родителями – Гольдманов-из-Монклера. В этой книге не место рассказывать о судьбе Гольдманов-из-Балтимора, но их стоит здесь упомянуть: сейчас я понимаю, что, видимо, как раз в ту ночь, на Харбор Айленде, в моем писательском мозгу зародилась мысль посвятить им книгу, которую я в итоге напишу два года спустя, – “Книгу Балтиморов”.