Текст книги "Великолепная Ориноко; Россказни Жана-Мари Кабидулена"

Ла-Урбану можно назвать столицей среднего течения Ориноко. Это самое большое селение между Кайкарой и Сан-Фернандо-де-Атабапо. Первое расположено там, где русло реки делает поворот к югу, а второе – там, где она поворачивает на восток.

Это замечание справедливо, если согласиться с точкой зрения господина Мигеля по поводу географии Ориноко, которая, кстати, отражена на современных картах. Впрочем, нашим географам оставалось преодолеть еще шестьсот километров, прежде чем они достигнут места слияния трех рек, где их спор, можно надеяться, будет разрешен.

На правом берегу реки возвышался небольшой холм, одноименный с расположенным у его подножия селением. В то время в Ла-Урбане жили триста пятьдесят – четыреста человек, по большей части мулаты испано-индейского происхождения. Сельским хозяйством они не занимались, только немногие держали домашнюю скотину. За исключением короткого периода сбора черепашьих яиц и sarrapia, они жили, главным образом, охотой и рыбной ловлей и не отличались особым трудолюбием. Однако их жилища под сенью банановых рощ говорят о зажиточности, что в этих краях бывает нечасто.

Наши путешественники собирались провести в Ла-Урбане только одну ночь. Поскольку они прибыли в пять часов, то у них в запасе был целый вечер, чтобы пополнить запасы мяса и овощей, в изобилии имевшихся в Ла-Урбане.

Они обратились за помощью к алькальду[76], и тот с радостью предложил им свои услуги и предоставил в их распоряжение свое жилище. Как главе гражданской администрации ему вменялось в обязанность следить за соблюдением порядка и на суше, и на воде. У него была жена, тоже мулатка, и полдюжины детей, крепких и здоровых мальчиков и девочек от шести до восемнадцати лет.

Узнав, что господин Мигель и двое его коллег – важные лица из Сьюдад-Боливара, он рассыпался в любезностях и пригласил их провести вечер у него дома. Пассажиры «Гальинеты» также были приглашены, что очень обрадовало Жана, так как он надеялся узнать об участи своих соотечественников, которые не выходили у него из головы.

А Вальдес и Мартос занялись прежде всего пополнением запасов сахара, иньяма[77], а главное, маниоковой муки, из которой обычно здесь пекут хлеб.

Обе лодки пристали к довольно крутому берегу в глубине маленькой бухточки, где уже были пришвартованы несколько куриар и рыбачьих лодок. Там же находилась и пирога двух французских исследователей, Жака Эллока и Жермена Патерна. Уже шесть недель о них не было никаких известий, что очень тревожило ожидавших их в Ла-Урбане матросов.

Поужинав, путешественники отправились в гости к алькальду. Вся семья собралась в большой комнате, меблировка которой состояла из стола, обтянутых оленьей кожей табуреток и охотничьих трофеев на стенах. Были приглашены также «именитые граждане» Ла-Урбаны, один из которых жил в соседнем селении. Жан знал об этом человеке из рассказа господина Шафанжона, который нашел у него самый сердечный прием. Вот что он об этом рассказывает: «Господин Марчаль, уже почтенного возраста венесуэлец, пятнадцать лет назад обосновался в Тигре, расположенной недалеко от Ла-Урбаны, выше по течению. Он оставил политику и занялся животноводством. Его ферму, где было около сотни голов скота, обслуживали несколько пеонов и члены их семей. Вокруг фермы простирались поля маниоки, маиса[78], сахарного тростника, росли великолепные банановые деревья. Всего этого с избытком хватало для процветания маленького счастливого мирка».

Какие-то дела привели господина Марчаля в Ла-Урбану одновременно с нашими путешественниками. Он прибыл на своей куриаре в сопровождении двух слуг, а так как он остановился у алькальда, то, естественно, оказался в числе приглашенных.

Эта вечеринка в затерянной среди льяносов деревушке ничем не напоминала великосветский прием. Вместо тонких закусок, изысканных сладостей, дорогих вин и ликеров были поданы пирожные, приготовленные хозяйкой дома и ее дочерьми, и восхитительный кофе, но, главное, гости нашли здесь сердечное тепло и искреннее гостеприимство.

Господин Марчаль испытывал истинное наслаждение, беседуя с Жаном де Кермором на своем родном языке. Он рассказал, что пять лет назад его соотечественник побывал у него на ферме, где провел, к сожалению, всего несколько дней.

– Он так спешил снова отправиться в путь! Это был смелый исследователь, истинный первопроходец. Пренебрегая опасностью, рискуя жизнью, он добрался до истоков нашей великой реки. Такой француз делает честь своей родине! – с жаром воскликнул почтенный венесуэлец.

Когда господин Марчаль и алькальд узнали о цели путешествия господина Мигеля и его коллег, они, как показалось Жану, с удивлением переглянулись. По всей вероятности, для них этот вопрос давно был решен в пользу мнения господина Мигеля.

Хотя господин Марчаль не интересовался Сан-Фернандо и имел определенное мнение относительно Атабапо и Гуавьяре, он тем не менее поддержал членов Географического общества в их намерении добраться до места слияния трех рек.

Лодки пристали к довольно крутому берегу в глубине маленькой бухточки

– В любом случае это принесет пользу науке, и, кто знает, может быть вам господа, удастся сделать какое-нибудь открытие.

– Это наша мечта, – ответил господин Мигель, – ведь мы собираемся посетить малоизученный район, и, если нужно, мы отправимся из Сан-Фернандо дальше вверх по течению.

– И доберемся… – продолжил господин Фелипе.

– Хоть до самых истоков! – закончил господин Баринас. Сержант Марсьяль плохо улавливал смысл разговора, потому что Жан переводил ему лишь отдельные фразы. Он никак не мог взять в толк, каким образом люди, если, конечно, они не сумасшедшие, могут интересоваться тем, «из какой дырки вытекает река».

– В конце концов, – пробормотал он, – будь люди благоразумнее, незачем было бы строить столько сумасшедших домов.

Затем речь зашла о двух французах, возвращения которых тщетно ожидали в Ла-Урбане. Алькальд встречал их, когда они прибыли в Ла-Урбану, господин Марчаль тоже знал их, так как они провели один день на его ферме в Тигре.

– И с тех пор вы ничего больше о них не слышали? – спросил господин Мигель.

– Абсолютно ничего, – ответил алькальд. – Мы расспрашивали жителей восточных льяносов, но те их не видели.

– А они собирались плыть вверх по Ориноко? – спросил Жан.

– Да, дитя мое, – ответил господин Марчаль, – они намеревались останавливаться в прибрежных деревнях. Говорили, что у них нет четкого маршрута. Один из них, Жермен Патерн, ботаник, готов рисковать жизнью, чтобы обнаружить неизвестное растение. Другой, Жак Эллок, азартный охотник, увлеченный географией; его манят еще неизвестные и неописанные страны и реки. Эти две страсти заводят его порой слишком далеко… И когда приходит время возвращаться…

– Будем надеяться, что с ними не случилось ничего дурного, – сказал господин Баринас.

– Будем надеяться, – повторил алькальд, – хотя их отсутствие уже сильно затянулось.

– А они обязательно должны вернуться в Ла-Урбану? – поинтересовался господин Фелипе.

– Вне всякого сомнения. Здесь осталась их пирога с походным снаряжением и уже собранными коллекциями.

– Они отправились одни или с проводником? – спросил Жан.

– Я дал им в качестве сопровождающих несколько индейцев мапойе, – ответил алькальд.

– А это надежные люди? – спросил господин Мигель.

– Настолько, насколько могут быть надежными индейцы, живущие вдали от реки.

– Известно ли, – продолжил Жан, – какие места они собирались посетить?

– По моим сведениям – Сьерра-Матапей. Это к востоку от Ориноко, край, известный только индейцам яруро и мапойе. У ваших соотечественников и проводника были лошади, полдюжины индейцев с грузом шли за ними пешком.

– А к востоку от Ориноко бывают наводнения? – спросил Жан.

– Нет, – ответил господин Мигель, – эти льяносы расположены значительно выше уровня моря.

– Вы правы, господин Мигель, – согласился алькальд, – но там бывают землетрясения, и вы знаете, что в Венесуэле они случаются довольно часто.

– В любое время года? – спросил юноша.

– Нет, в определенные периоды, – ответил господин Марчаль. – Кстати, вот уже месяц, как даже в Тигре ощущаются подземные толчки.

Все согласились, что вулканические толчки – не редкость в Венесуэле, хотя здесь и нет действующих вулканов. Гумбольдт имел все основания назвать Венесуэлу «страной землетрясений». Подтверждение тому – разрушение в шестнадцатом веке города Куманы. Землетрясение повторилось сто пятьдесят лет спустя, и в этот раз город содрогался от подземных толчков пятнадцать месяцев. Город Месида также жестоко пострадал. А в 1812 году двенадцать тысяч жителей погибли под развалинами Каракаса. Подобные катастрофы, уже унесшие тысячи жизней, могут повториться в любую минуту, и надо сказать, что в последнее время на востоке края ощущались постоянные толчки.

Когда тема двух французов была исчерпана, господин Марчаль обратился к сержанту Марсьялю и его племяннику:

– Мы знаем теперь, что позвало в дорогу господина Мигеля и его коллег. Вряд ли вы предприняли ваше путешествие с той же целью…

Сержант Марсьяль сделал протестующий жест; но Жан остановил его, не позволив ему выразить пренебрежительное отношение к географическим вопросам, которые, по мнению старого солдата, могли интересовать только составителей учебников и атласов.

Юноша рассказал, что чувство сыновней любви заставило его покинуть Францию и что он отправился в плавание по Ориноко, надеясь получить новые сведения об отце в Сан-Фернандо, откуда пришло последнее письмо, написанное полковником де Кермором.

Рассказ юноши до глубины души взволновал старого Марчаля, и, к ужасу сержанта, он взял Жана за руки, привлек его к себе и, словно благословляя, от всей души пожелал ему удачи.

– И никто из вас, ни господин Марчаль, ни господин алькальд, ничего не слышал о полковнике де Керморе? – спросил юноша.

– Увы, нет.

– Может быть, – сказал алькальд, – полковник не останавливался в Ла-Урбане? Хотя это очень странно – обычно все пироги заходят сюда, чтобы пополнить запасы. Вы говорите, что это было в тысяча восемьсот семьдесят девятом году?

– Да, сударь, – ответил Жан, – и вы тогда жили в этом селении?

– Конечно, но у меня не было сведений о прибытии полковника де Кермора.

Похоже, полковник с самого отъезда делал все возможное, чтобы сохранить инкогнито.

– Не огорчайтесь, дитя мое, не может быть, чтобы в Сан-Фернандо не осталось никаких следов пребывания вашего отца. Там вы наверняка получите сведения, которые позволят вам отыскать его.

Только в десять часов вечера гости покинули гостеприимный дом алькальда и вернулись на борт своих пирог, которые должны были с рассветом отправиться в путь.

Жан лег на циновке под навесом, и сержант, закончив ежевечернюю войну с комарами, тоже растянулся и тотчас заснул.

Однако сон их был непродолжительным. Около двух часов ночи их разбудил доносившийся откуда-то издалека непрерывно нараставший шум. Однако этот глухой гул не был похож на далекие раскаты грома. Потом какое-то странное волнение пробежало по реке, и волна ударилась в борта лодки.

Вальдес и матросы, стоя на носу пироги, вглядывались в горизонт.

– Что случилось, Вальдес? – спросил Жан.

– Не знаю…

– Собирается гроза?

– Нет… Небо чистое… Ветер восточный, очень слабый.

– Откуда же это волнение?

– Я не знаю, не знаю, – повторял Вальдес.

Действительно, это было необъяснимо. Может быть, выше или ниже по течению произошел внезапный подъем воды, который и вызвал эту приливную волну? От капризной Ориноко можно всего ожидать.

Экипаж и пассажиры «Марипаре» тоже были встревожены. Выбравшись из-под навеса, господин Мигель и его друзья пытались разобраться в причинах этого явления, но, увы, безуспешно.

Впрочем, волнение ощущалось не только на воде, но и на суше. Напуганные жители Ла-Урбаны повысыпали из своих хижин и направились к берегу. Вскоре к ним присоединились господин Марчаль и алькальд. Было половина пятого утра, и вот-вот должен был забрезжить рассвет.

Пассажиры обеих лодок тотчас же сошли на берег, и господин Мигель спросил:

– Что происходит?

– По всей вероятности, в Сьерра-Матапей произошло землетрясение, и колебания достигли речного дна.

Господин Мигель согласился, что колебания почвы вызваны подземными толчками, нередко сотрясающими льяносы. «Только это не все, – добавил он, – разве вы не слышите гул, который доносится откуда-то с востока?»

Действительно, слышалось какое-то монотонное низкое гудение, происхождение которого невозможно было объяснить.

– Надо подождать, – сказал господин Марчаль. – Вряд ли Ла-Урбане грозит опасность.

– Я тоже так думаю, – согласился алькальд, – можно спокойно вернуться в дом.

Скорее всего господин Марчаль и алькальд были правы, и все-таки лишь немногие жители деревни последовали их совету. К тому же уже светало, и можно было надеяться, что зрению откроется больше, чем слуху.

В течение трех часов далекий гул странным образом нарастал, словно что-то скользило и ползло по земле. Это тяжелое, ритмичное скольжение ощущалось даже на правом берегу. Вполне возможно, что толчки были вызваны землетрясением, эпицентр которого находился в Сьерра-Матапей, такое в Ла-Урбане уже бывало. Но никто пока еще не догадывался об истинной природе этих звуков, напоминающих гул марширующих полков.

Алькальд, господин Марчаль и пассажиры обеих пирог решили подняться на холм, надеясь что-либо увидеть с него. Солнце вставало на очень чистом небе, напоминающем лучезарный воздушный шар, пригнанный ветром к берегам Ориноко. Ни одного облачка на горизонте, ничего, что могло бы предвещать грозу. Поднявшись метров на тридцать, наблюдатели взглянули на восток. Перед ними простиралась бескрайняя зеленеющая равнина, «безмолвное море травы», как поэтически выразился Элизе Реклю. Правда, это море не было спокойным, что-то вздымалось из его глубины, и на расстоянии нескольких километров над льяносами клубился песок.

– Это густая пыль, – сказал господин Марчаль.

– Только поднимает ее не ветер, – заметил господин Мигель.

– Да, ветра почти нет, – ответил господин Марчаль. – Тогда что же это? Ведь не подземные же толчки? Нет, не может быть.

– А потом, этот шум, – сказал алькальд. – Он напоминает топот множества ног…

– Что же это такое? – воскликнул господин Фелипе.

И тут, словно отвечая на вопрос господина Фелипе, прогремел выстрел, повторенный эхом ружейный выстрел, за которым последовали другие.

– Стреляют из ружья! – сказал сержант Марсьяль. – Черт меня побери, если я ошибаюсь.

– Значит, на равнине охотники… – заметил Жан.

– Охотники… дитя мое? – удивился господин Марчаль. – Чтобы поднять такую пыль, нужен по меньшей мере легион…

Однако, совершенно очевидно, стреляли из револьверов или из карабинов. Можно было даже разглядеть белый дымок на фоне желтого облака пыли.

Затем ветер донес издалека звуки новых выстрелов.

– По-моему, – сказал господин Мигель, – нам следует двинуться туда и выяснить, что происходит…

– И помочь людям, которые, возможно, в этом нуждаются.

– Кто знает, – сказал Жан, глядя на господина Марчаля, – может быть, там мои соотечественники.

– Они, надо полагать, имеют дело с целой армией, – ответил тот. – Только тысячи людей могут поднять такую пыль! Вы правы, господин Мигель, спустимся на равнину…

– И с оружием, – добавил господин Мигель.

Отнюдь не лишняя мера предосторожности, если предчувствия не обманули Жана и его соотечественники отбивались от напавших на них индейцев. Через пять минут все были готовы. Алькальд и несколько жителей деревни, три географа, сержант Марсьяль и его племянник, вооруженные револьверами и карабинами, обогнув холм, пошли напрямик через льянос. Господин Марчаль, которому не терпелось узнать, в чем дело, присоединился к ним.

Маленький отряд бодро двинулся навстречу приближающемуся облаку. И, будь облако пыли не столь плотным, они могли бы уже разглядеть человеческие фигуры. Выстрелы же тем временем становились все слышнее, и все явственнее раздавался глухой ритмичный шум невидимо надвигавшейся на них массы ползущих по земле существ.

Господин Мигель, шагавший с карабином на изготовку впереди отряда, внезапно остановился. У него вырвался изумленный крик.

Если когда-либо человеку случалось удовлетворить свое любопытство и если когда-либо человек бывал посрамлен в своем неверии, то этим человеком оказался сержант Марсьяль. Старый солдат не верил в существование тысяч черепах, которые в период кладки яиц заполняют песчаные отмели Ориноко между устьем Арауки и Карибен…

– Черепахи… это черепахи! – воскликнул господин Мигель, и он не ошибся.

Да!.. Сотни тысяч черепах, а может быть и больше, направлялись к правому берегу реки. Но что заставило их идти сюда в эту пору? Ведь сезон кладки яиц давно окончился!

Господин Марчаль ответил на этот вопрос, естественно интересовавший всех присутствующих:

– Я думаю, что животные были напуганы землетрясением. Возможно, Тортуга или Суапаре вышли из берегов, и черепахи, движимые инстинктом самосохранения, отправились искать убежища на берегах Ориноко.

Это было очень правдоподобное и, пожалуй, единственно приемлемое объяснение. Очевидно, подземные толчки в Сьерра-Матапей были очень сильными. Черепахам и раньше случалось появляться на берегах Ориноко в неурочное время, поэтому жители прибрежных районов были не слишком удивлены, хотя и несколько обеспокоены.

В общем, с черепахами все было ясно, но откуда раздавались выстрелы? Кто мог таким образом сражаться с черепахами? Ведь пули не в состоянии пробить их панцирь.

Вскоре всё разъяснилось.

Мириады черепах, растянувшись на несколько километров, двигались сплошной массой, прижавшись панцирями одна к другой. А по этой движущейся поверхности метались множество животных, очевидно тоже спасавшихся от землетрясения. Удивленные подобным нашествием, носились взад и вперед обезьяны-ревуны. («Им это, вероятно, кажется забавным», – заметил сержант Марсьяль.) Здесь были и дикие животные: ягуары, пумы, оцелоты, равно опасные и на равнине, и в лесу, и на спинах черепах.

Вот от них-то и отбивались пистолетными и ружейными выстрелами два человека. Им уже удалось убить нескольких хищников, но они с трудом удерживали равновесие, перескакивая с одного панциря на другой, в то время как четвероногие явно не испытывали ни малейшего неудобства.

Кто были эти люди? На таком расстоянии ни господин Марчаль, ни алькальд не могли узнать их. Однако, если судить по костюму, они не принадлежали ни к одному из индейских племен, живущих вдоль среднего течения Ориноко. Может, это были те самые французы, которые отправились исследовать восточные равнины и возвращения которых давно уже ожидали в Ла-Урбане? Жан де Кермор подумал: возможно, меня ожидает радость встречи с соотечественниками.

Все остановились… Что делать? Идти вперед? Нет, конечно…

Поток черепах все равно заставит их повернуть назад, и они не сумеют добраться до окруженных хищниками людей. Только Жан призывал их помочь этим людям; он был уверен, что эти двое и есть французские исследователи.

– Это невозможно, – сказал господин Марчаль, – и бесполезно. Рискуя собственной жизнью, мы не сможем помочь им. Надо дать черепахам добраться до реки, а там они сами расползутся в разные стороны.

– Вероятно, но нам грозит другая опасность.

– Какая?

– Если черепахи встретят на своем пути Ла-Урбану и не свернут в сторону, с деревней будет покончено!

К несчастью, помешать катастрофе было невозможно. Обогнув холм, неумолимая лавина медленно приближалась к Ла-Урбане, от которой ее отделяло не больше двухсот метров. Все будет сметено, раздавлено, уничтожено в деревне… Там, где прошли турки, трава не растет, – говорит пословица. А там, где пройдет армия черепах, не останется ни дома, ни хижины, ни деревца, ни кустика.

Сотни тысяч черепах, а может быть и больше, направлялись к правому берегу реки

– Огонь… Надо разжечь огонь! – воскликнул господин Марчаль.

Он был прав: огонь – единственная преграда, которая могла остановить черепах.

Охваченные паникой, жители деревни бегали взад и вперед, раздавались крики женщин и детей. Пассажиры и экипажи пирог поняли мысль господина Марчаля и принялись за дело.

У входа в деревню тянулись широкие луга, поросшие густой, но уже высохшей травой и клонившимися под тяжестью плодов деревьями. Пришлось без колебаний пожертвовать этими плантациями. Траву подожгли одновременно в десяти или двенадцати местах. Яростно забушевало словно вырвавшееся из чрева земли пламя. Густой дым смешался с движущимся к реке облаком пыли.

И тем не менее черепахи упорно ползли вперед, и они, вероятно, будут ползти до тех пор, пока первый ряд не достигнет полосы огня. А может быть, идущие сзади толкнут первых в огонь и тем самым его потушат?

Неужели Ла-Урбана вот-вот будет раздавлена, уничтожена, обращена в развалины?

Но этого не случилось, расчет господина Марчаля оказался верным. Хищники были встречены выстрелами, стреляли все, у кого были ружья, а те двое, балансирующие на спинах ползущих черепах, отстреливались уже последними патронами.

Несколько хищников были убиты. Другие в ужасе отступили перед языками пламени и, повернув на восток, умчались вслед за обезьянами, оглашавшими воздух истошными воплями.

В это мгновение двое пленников черепашьего стада бросились к полосе огня, прежде чем первый ряд черепах успел к ней приблизиться.

Еще минута, и Жак Эллок и Жермен Патерн – а это были они, – обогнув холм, очутились в полной безопасности.

Черепахи же остановились перед полукилометровым огненным занавесом, а затем, обходя деревню слева, двинулись к реке и скрылись в ее водах.

Хищники были встречены выстрелами

___

76 Алькальд – в Испании и в некоторых государствах Латинской Америки глава городской администрации.

77 Иньям (ямс) – здесь: богатые крахмалом клубни ямса, тропического растения из семейства диоскорейных.

78 Маис – кукуруза.