Текст книги "Великолепное Ориноко"

Глава седьмая. МЕЖДУ БУЭНА-ВИСТОЙ И УРБАНОЙ

В течение ночи гроза натворила много бед. Ее разрушительное действие сказалось на протяжении 15 километров, до самого устья Ароки. В этом легко было убедиться на другое утро, 26 августа, при виде всякого рода обломков, которыми были усеяны желтоватые воды обыкновенно прозрачной реки. Если бы буря застала лодки в открытом месте, от них остались бы лишь бесформенные остовы, а экипаж и пассажиры погибли, и подать им помощь было бы немыслимо. К счастью, Буэна-Висту «чубаско» миновал; центр урагана сосредоточился западнее.

Буэна-Виста занимает наиболее высокую часть острова, оканчивающегося в сухую погоду обильными песками, которые в дождливую пору покрываются водой. Это позволило «Галлинетте» и «Марипару» добраться до самого поселка.

Поселка? В сущности, это была всего только кучка хижин, способных приютить до 150-200 индейцев; последние прибывают сюда для сбора черепашьих яиц, из которых добывают особого рода масло, пользующееся хорошим спросом на венесуэльских рынках.

Таким образом, в августе поселок почти необитаем, так как время кладки черепахами яиц кончается в половине мая. В Буэна-Висте находилось всего человек шесть индейцев, живущих охотой и рыбной ловлей, и, конечно, не у них могли бы лодки запастись провизией, если бы это было нужно. Впрочем, запасов путешественников было достаточно до Урбаны, где нетрудно было их пополнить.

Главное заключалось в том, чтобы спасти лодки от ужасной бури. К тому же, по совету гребцов, пассажиры высадились на берег, где одно из индейских семейств, занимавшее довольно чистую хижину, предложило им свое гостеприимство. Эти индейцы принадлежали к племени яруросов, которые когда-то считались первыми в крае.

Семья состояла из мужа – сильного мужчины, его еще молодой жены, небольшой, но хорошо сложенной женщины, одетой в длинную индейскую рубаху, и двенадцатилетней дочери. К подаркам европейцев они отнеслись неравнодушно. Им дали: для отца – сигар, для жены и дочери – маленькое зеркальце и ожерелье из бус. Эти вещи считаются среди венесуэльских туземцев чрезвычайно ценными.

Из мебели в хижине были только гамаки, подвешенные к потолку, и три или четыре корзины, в которые индейцы складывают одежду и наиболее ценные инструменты.

Как ни был настроен против этого сержант Мартьялъ, пассажиры «Марипара» и он должны были разделить это гостеприимство сообща, так как ни он, ни его племянник не нашли бы ничего подобного в других хижинах. Мигуэль выказал себя по отношению к обоим французам даже более внимательным, чем его товарищи. Жан Кермор хотя и вел себя несколько сдержанно вследствие грозных взглядов своего дядюшки, все же ближе познакомился со своими товарищами по путешествию. Очень быстро завладела им и маленькая индеанка, которой понравилось ласковое обращение с ней Жана.

Пока снаружи ревела буря, путешественники проводили время в разговорах. Разговоры эти прерывались оглушительным громом.

Ни индеанка, ни ее ребенок не обнаруживали ни малейшего страха даже тогда, когда блеск молнии и удары грома раздавались одновременно, что свидетельствовало о близости электрического разряда.

Несколько раз вблизи хижины, как потом путешественники могли убедиться, молния разбивала соседние деревья.

Очевидно, индейцы настолько привыкли к этим, обычным на Ориноко, грозам, что не испытывали от них того подавленного настроения, которое в европейских странах овладевает даже животными. Этого нельзя было сказать о Жане. Правда, он не испытывал страха, но, во всяком случае, ему трудно было освободиться от того нервного беспокойства, которое овладевает иногда самыми решительными натурами.

До полуночи продолжалась беседа гостей индейца, и если бы сержант Мартьяль понимал так же хорошо по-испански, как его племянник, он принял бы в ней самое живое участие.

Эта беседа, начатая Мигуэлем, Фелипе и Варинасом, сосредоточилась на вопросе о причине, привлекающей в марте индейцев в эту часть реки.

Конечно, черепахи посещают и другие места Ориноко, но нигде их не бывает так много, как на песках между речкой Кабулларе и деревней Урбана. По словам индейца, хорошо осведомленного о нравах этих животных, ловкого охотника и рыболова, – и то, и другое слово одинаково подходят к этой охоте,

– тут в феврале начинают собираться черепахи, причем количество их надо исчислять по меньшей мере в сотнях тысяч!

Само собой разумеется, что этот индеец, незнакомый с классификациями натуралистов, не мог сказать, к какой породе принадлежат черепахи, водящиеся в таком невероятном количестве по берегам Ориноко. Он довольствовался тем, что охотился за ними вместе с гуахибосами, отомакосами и другими индейцами, к которым присоединяются также метисы соседних льяносов, собирал их яйца, и совсем простым способом – таким же простым, как и добывание масла из оливы,

– добывал из этих яиц масло. Обыкновенно это делается так: на берег вытаскивается лодка, поперек нее ставятся корзины с яйцами, затем яйца эти разбивают палкой, причем содержимое их, смешанное с водой, стекает на дно лодки. Через час после этого масло поднимается на поверхность; его нагревают, чтобы испарилась вода. Оно становится тогда светлым, и вся операция закончена.

– Кажется, – сказал Жан, ссылавшийся на мнение своего любимого путеводителя, – масло это превосходно?

– Да, превосходно, -подтвердил Фелипе.

– И эти животные, имеющие около метра в окружности, весят не меньше двадцати четырех килограммов, – добавил Мигу эль.

– Еще один маленький вопрос… – сказал Жан Кермор, обращаясь к Мигуэлю.

– Ты слишком много говоришь, племянник, – пробормотал Мартьяль, теребя свой ус.

– Сержант, – спросил Мигуэль, улыбаясь, – почему вы мешаете вашему племяннику учиться?

– Потому что… потому что ему незачем знать больше своего дядюшки!

– Хорошо, – возразил юноша, – но я все-таки задам свой вопрос: эти животные опасны?

– Они могут оказаться опасными благодаря своей численности. Очутиться на их пути, когда они движутся сотнями тысяч…

– Сотнями тысяч?..

– Да… Обыкновенно сбор яиц достигает пятидесяти миллионов штук. Принимая же во внимание, что среднее количество яиц одной черепахи достигает сотни, затем, что множество их раздавливается самими черепахами, и, в-третьих, что их остается достаточно, чтобы продолжать род черепах, я считаю среднее число черепах, посещающих пески Монтако в этой части Ориноко, в миллион штук.

Подсчет Мигуэля не был преувеличен. Действительно, эти животные собираются мириадами, как выразился Реклю, и эта живая лавина, точно наводнение, опрокинула бы на своем пути всякое препятствие.

Правда, люди уничтожают их в слишком большом количестве, и, может быть, когда-нибудь черепахи исчезнут совершенно. По крайней мере некоторые места улова, к крайнему сожалению индейцев, – между прочим, и пески Карибена, расположенные несколько ниже устья Меты, – уже покинуты черепахами.

Индеец рассказал любопытные подробности о поведении черепах в период кладки яиц. Они ползают тогда по пескам, вырывают ямы, около метра глубиной, и складывают туда яйца. Это продолжается около двадцати дней, начиная с половины марта. Затем они тщательно закидывают вырытые ямы песком, под которым яйца очень быстро созревают.

Помимо добывания масла туземцы бьют черепах и на мясо, которое очень ценится. Поймать их в воде, однако, почти немыслимо. Их ловят на песке, когда они держатся здесь разъединенно, при помощи палок переворачивая на спину. Это положение – самое отчаянное для черепах, так как перевернуться опять на лапы без посторонней помощи они не в состоянии.

– Есть и люди такие, – заметил Варинас. – Если, к несчастью, они падают навзничь, то уже не могут больше встать.

Этим верным замечанием довольно неожиданно закончилась беседа об оринокских черепахах.

Тогда Мигуэль, обратившись к индейцу, спросил его:

– Скажите, не видали ли вы при проезде через Буэна-Висту двух французских путешественников, которые поднимались вверх по течению реки четыре-пять недель назад?

Вопрос этот очень интересовал Жана, так как дело шло о его соотечественниках. Поэтому он с некоторым волнением стал ждать ответа индейца.

– Два европейца? – спросил индеец.

– Да… два француза.

– Пять недель назад? Да… я их видел, – ответил индеец, – их лодка останавливалась на сутки как раз там же, где теперь стоят ваши.

– Они были в добром здравии? – спросил юноша.

– Да… это были люди крепкого сложения, и они находились в отличном расположении духа. Один из них такой охотник, каким хотел бы быть я, и у него такое ружье, какое хотелось бы иметь мне. Он убил множество пум и ягуаров… Ах! Хорошо стрелять из ружья, которое шлет пулю в голову муравьеда или дикой кошки на расстоянии пятисот шагов!

Глаза индейца, когда он говорил это, разгорелись. Он был тоже ловким стрелком и страстным охотником.

Но что мог он сделать со своим посредственным ружьем, луком и стрелами, когда приходилось конкурировать с образцовым ружьем, которым, очевидно, обладал француз?

– А его товарищ? – спросил Мигуэль.

– Его товарищ? – ответил индеец. – О, он искатель растений…

В это время индеанка произнесла несколько слов на туземном наречии, которого не могли понять путешественники, и вслед за этим ее муж сказал:

– Да… да… я дал ему стебель одного редкого растения… и он был так доволен, что захотел сделать при помощи какой-то машины наше изображение на маленьком зеркале…

– Вероятно, фотографию, – сказал Фелипе.

– Не покажете ли вы его нам? – спросил Мигуэль. Девочка оставила свое место около Жана, открыла один из ящиков, стоявших на полу, вынула оттуда «изображение» и подала его юноше.

Это действительно была фотография. Индеец был снят в своей любимой позе: в шляпе и плаще; направо от него стояла жена в длинной рубахе, с ожерельями на руках и ногах, налево – девочка, гримасничающая, точно счастливая обезьянка.

– Вы не знаете, что сталось с этими французами? – спросил Мигуэль индейца.

– Я знаю, что они переплыли реку, чтобы отправиться в Урбану. Оттуда, оставив лодки, они взяли направление через льяносы к востоку.

– Они были одни?

– Нет, с ними был проводник и несколько человек индейцев из племени мапойосов.

– И со времени их отъезда вы о них ничего не слышали?

– Нет.

Что в самом деле сталось с обоими путешественниками, Жаком Хелло и Германом Патерном? Не было ли основания опасаться, что они погибли в этой экспедиции, к востоку от Ориноко?.. Не предали ли их индейцы?.. Не угрожала ли им в данный момент какая-либо опасность в этих малоизвестных краях?.. Жан знал, что Шаффаньон больше всего пережил опасностей от своей собственной охраны. Когда он исследовал Кору, то спас свою жизнь лишь тем, что убил проводника, который хотел его предать. При мысли, что оба его соотечественника могли погибнуть, как и многие другие исследователи этой части Южной Америки, юноша почувствовал сильное волнение…

Вскоре после полуночи буря начала стихать. Небо прояснилось.

– Будет хороший день, – заметил индеец, когда его гости покидали хижину.

Действительно, лучше всего было вернуться к лодкам, так как ночь обещала быть тихой и сухой. В каютах на циновках было, конечно, гораздо удобнее спать, чем на земляном полу индейской хижины.

На другой день с восходом солнца пассажиры были уже готовы покинуть Буэна-Висту. Солнце поднималось на довольно чистом небе; кроме того, подул северо-восточный ветер, так что можно было поставить паруса.

Впрочем, путь до Урбаны, где предполагалось остановиться на сутки, был короткий. При благоприятных обстоятельствах можно было добраться до нее после полудня.

Мигуэль и его два друга, сержант Мартьяль и Жан Кермор распрощались с индейцем и его семьей. Затем, поставив паруса, «Галлинетта» и «Маринар» двинулись по узкому фарватеру между песками. Стоило наступить, однако, разливу, и река залила бы все эти пески, раскинувшись в ширину на несколько километров.

Сержант Мартьяль и юноша расположились в своей лодке перед каютой, чтобы подышать свежим воздухом. Парус защищал их от солнца, которое жгло, несмотря на ранний час.

Сержант Мартьяль под впечатлением вчерашнего разговора, из которого он усвоил только часть, начал беседу такими словами:

– Скажи, пожалуйста, Жан, ты веришь всем этим россказням индейца?

– О чем?

– Да об этих тысячах черепах, которые разгуливают в окрестностях.

– Почему же нет?..

– Мне кажется уж очень необычайным! Ну, легионы крыс – это возможно… их видели… Но легионы этих животных, величиной по метру!..

– Их видели тоже.

– Кто же видел?

– Прежде всего индеец.

– Ну, это его сказки!

– Затем путешественники, которые поднимались по течению Ориноко, также говорят об этом.

– О! Это в книгах, – ответил сержант Мартьяль, очень недоверчиво относившийся к печатному слову.

– Ты не прав, дядюшка! Это очень правдоподобно и, прибавлю, даже вполне достоверно.

– Хорошо… хорошо!.. Во всяком случае, если это и правда, то я не думаю, чтобы, как говорил Мигуэль, было очень опасно встретить так много черепах на своем пути!

– Однако… если они загородят тебе дорогу…

– Что ж такое… можно идти по их спинам, черт возьми!

– А опасность быть раздавленным, если оступишься…

– Ничего!.. Я все же хотел бы это видеть, чтобы поверить…

– Мы приехали слишком поздно, – ответил Жан. – Месяца четыре назад ты мог бы убедиться в этом собственными глазами.

– Нет, Жан, нет!.. Все эти рассказы выдуманы путешественниками, чтобы соблазнить честных людей, предпочитающих сидеть дома…

– Есть и честные путешественники, дядюшка!

– Если существует здесь столько черепах, то как же мы не видим ни одной?.. Посмотри на эти пески… Где же покрывающие их черепахи?.. Подожди, я не требователен… я не хочу их сотнями тысяч, этих черепах, я хочу всего только пятьдесят… десяток – одним словом, столько, чтобы сделать вкусный суп, в который я мог бы с удовольствием обмакнуть хлеб…

– Ты дашь мне половину тарелки этого супа, не правда ли, дядюшка?

Между тем обе лодки дружно продолжали подниматься вверх по течению, подгоняемые попутным ветром. Пока они шли левым берегом, ветер оставался благоприятным и прибегать к шестам не пришлось.

Так продолжалось путешествие до устья Ароки, важного притока Ориноко, в которое он вливает воды, рожденные на самом склоне Анд и не смешанные ни с какими другими, так как в его узком бассейне нет ни одного притока.

Около одиннадцати часов утра пришлось перевалить на другую сторону реки, так как Урбана лежит на правом берегу.

Здесь начались довольно большие затруднения, несколько замедлившие путь. Фарватер поворачивал среди песков крутыми изгибами. Иногда благодаря этому вместо попутного ветер оказывался встречным. Приходилось убирать паруса, идти при помощи шестов, и так как течение здесь было очень быстрое, то, чтобы справиться с ним, пришлось взяться за работу всем поголовно.

Было два часа пополудни, когда «Галликетта» и «Марипар», одна за другой, достигли острова, носящего то же имя, что и городок Урбана. Панорама этого острова была иной, чем у прибрежных льяносов; он оказался лесистым и носил на себе даже следы агрокультуры. В этой части реки такое можно видеть редко, так как индейцы занимаются исключительно охотой, рыбной ловлей и собиранием черепашьих яиц, что, вопреки мнению сержанта Мартьяля, занимает громадное число рук.

Так как гребцы были очень утомлены, проработав под палящим полуденным солнцем несколько часов, то рулевые сочли необходимым сделать часовую остановку, чтобы поесть, а затем и отдохнуть. До Урбаны можно было успеть добраться к вечеру. Действительно, стоило обогнуть остров, и деревня тотчас же открывалась перед глазами. Это последний поселок на среднем Ориноко перед Карибеном, расположенным в 200 километрах выше, у устья Меты. Фальки пристали к берегу, и пассажиры сошли на землю, где и расположились в тени развесистых деревьев.

Вопреки желанию сержанта Мартьяля, между пассажирами обеих лодок начали устанавливаться более или менее близкие отношения, что было, конечно, вполне естественно в подобном путешествии. Держаться обособленно было бы противно здравому смыслу. Мигуэль не скрывал своей симпатии к молодому Кермору, и последний, в силу простой любезности, не мог быть вполне равнодушен к оказываемому ему вниманию. Сержанту Мартьялю приходилось волей-неволей примириться с тем, чему он не мог помешать. Но, проявляя некоторую склонность к снисходительности, он внутренне бранил себя за свою слабость и глупость.

На острове, который отчасти был возделан людьми, дичи, по-видимому, не было. Лишь несколько уток летали над поверхностью реки. Поэтому охотники и не предпринимали никакой охоты, тем более что в Урбане они могли достать все нужное для пополнения провизии лодок.

Эта остановка прошла в разговорах. Гребцы разлеглись под сенью деревьев и отдыхали.

Около трех часов Вальдес дал сигнал к отъезду, и лодки тотчас отвалили. Сначала пришлось подниматься на шестах до верхней оконечности острова. Оттуда оставалось только пересечь наискось реку.

Эта последняя часть перехода прошла без всяких приключений, и обе лодки еще засветло пристали к деревне Урбана.

Глава восьмая. ПЫЛЬНОЕ ОБЛАКО НА ГОРИЗОНТЕ

Урбану можно назвать столицей среднего Ориноко. Это самый важный пункт между Кайкарой и Сан-Фернандо на Атабапо. Один из этих двух городов расположен на повороте реки, где Ориноко меняет свое направление с востока на запад на южное; другой – на том повороте реки, где она меняет южное направление на восточное.

Само собой разумеется, что это гидрографическое расположение отвечает действительности в том случае, если взгляд Мигуэля основательнее взглядов Фелипе и Варинаса. Так, впрочем, оно обозначено и на существующих картах Ориноко.

Во всяком случае, только 600 километров отделяли географов от слияния трех рек, где этот вопрос должен был разрешиться.

На правом берегу реки возвышается небо а холм Зерро, носящий то же название, что и городок, расположенный у его подошвы. Во время нашего рассказа число жителей Урбаны достигало 350-400 человек, ютившихся в сотне домов, все это были по преимуществу мулаты, смесь индейцев с испанцами. Это малокультурный народ; только немногие из них занимаются скотоводством. За исключением сбора черепашьих яиц, которым жители занимаются в короткий сезон, всю остальную часть года они посвящают исключительно охоте или рыбной ловле. Впрочем, живут здесь довольно сносно, и раскинутые между банановыми деревьями на берегу постройки производят впечатление редкого в этих краях достатка.

Митуэль, Фелипе и Варинас, сержант Мартьяль и Жан Кермор рассчитывали остаться в Урбане только на одну ночь. С пяти часов вечера, когда они прибыли, им было достаточно времени для того, чтобы возобновить запасы мяса и овощей, так как городок был в состоянии удовлетворить все их нужды.

Лучше всего, конечно, было обратиться к гражданскому губернатору города, который поспешил предложить к услугам пассажиров свое жилище.

Это был мулат лет пятидесяти. Власть его как гражданского губернатора простирается над льяносами всего округа, и ему подчиняется речная полиция. Он жил здесь со своей женой и полудюжиной детей, от шести до восемнадцати лет, цветущими и крепко сложенными мальчиками и девочками.

Когда он узнал, что Мигуэль и его два товарища были видными гражданами Боливара, он отнесся к ним еще более любезно и пригласил провести вечер в своем доме.

Приглашение было сделано и пассажирам «Галлинетты». Жак Кермор был тем более рад, что это давало ему возможность осведомиться о судьбе его двух соотечественников, о которых он не переставал беспокоиться.

Рулевые Вальдес и Мартос прежде всего позаботились о том, чтобы снабдить лодки всей необходимой провизией: сахаром, мясом и в особенности мукой, добываемой из смолотого между двумя камнями растения маниоки, обычно употребляемой, вернее даже, исключительно употребляемой в пределах среднего Ориноко. Обе лодки остановились в маленькой бухте, которая служила местным портом; здесь стояло несколько мелких лодок и рыбачьих пирог. Тут же находилась и третья фалька, под охраной туземца.

Это была лодка французских путешественников Жака Хелло и Гермапа Патерна. Гребцы ожидали их возвращения в Урбану уже шесть недель и, не получая никаких вестей, очень беспокоились об их судьбе.

Пообедав на своих лодках, пассажиры отправились в губернаторский дом.

Вся семья последнего находилась в приемной, очень просто меблированной: стояли стол и стулья, обитые оленьей кожей, а стены были украшены охотничьими принадлежностями.

На вечер были приглашены несколько граждан Урбаны и, между прочим, один из окрестных жителей. Последний не был совсем незнаком Жану благодаря тому, что он описан в книге Шаффаньона, который встретил у него во время своего путешествия весьма радушный прием. Вот что он говорит: «Маршаль, венесуэлец, немолодых уже лет, поселился лет пятнадцать назад в Тигре; расположенной несколько выше Урбаны. Этот Маршаль – очень неглупый человек. Он занимается скотоводством, построил изгородь, в которой находится около ста животных. За ними ухаживают несколько индейцев с их семьями. Вокруг этой изгороди раскинуты поля маниоки, маиса и сахарного тростника, окаймленные великолепными банановыми деревьями и вполне достаточные для пропитания этого маленького счастливого и мирного уголка с его обитателями».

Маршаль, приехавший в Урбану по каким-то своим делам, как раз застал прибытие лодок. Он приплыл в город на небольшой лодочке с двумя гребцами и, остановившись у своего друга-губернатора, оказался таким образом естественным гостем среди других приглашенных на этот вечер.

Маршаль нашел большое удовольствие для себя в беседе с Жаном Кермором на местном языке. Он напомнил ему, что лет пять назад его соотечественник жил у него некоторое время – к сожалению, весьма короткое.

– Но он очень нетерпеливо стремился скорее продолжать свое путешествие,

– прибавил Маршаль. – Это был отважный исследователь. Пренебрегая опасностями, он поднялся по реке вплоть до ее истоков, рискуя при этом жизнью.

Когда Маршаль и губернатор узнали, какую цель преследовали Мигуэль, Фелипе и Варинас, то, как показалось Жану, они посмотрели друг на друга с некоторым недоумением. Для них вопрос об Ориноко был разрешен давно, и притом в пользу мнения Мигуэля.

Хотя Маршаль и имел вполне определенное мнение относительно Атабапо и Гуавьяре, тем не менее он не переставал поощрять всех трех членов Географического общества к продолжению изысканий до слияния трех рек.

– Для науки это будет только полезно, – сказал он. – Кто знает, может быть, вы привезете из вашей экспедиции какое-нибудь важное научное открытие!..

– Мы надеемся на это, – ответил Мигуэль, – так как нам предстоит посетить почти совершенно неизвестные местности, если – придется пробираться за Сан-Фернандо.

– Проберемся! – подтвердил Фелипе.

– Пойдем так далеко, как это будет нужно, – прибавил Варинас.

Сержант Мартьяль понял лишь часть этого разговора, который ему переводил урывками племянник. Его очень удивляло, что люди с нормальным рассудком могли интересоваться вопросом, «из какой дыры вытекает та или другая река».

– Впрочем, – пробормотал он, – если бы все люди были мудрецами, то не строили бы такого количества сумасшедших домов!

Между тем разговор перешел на двух французов, возвращения которых тщетно ожидали в Урбане. Приехав в город, они были приняты губернатором. Маршаль тоже знал их, так как после отъезда из Урбаны они останавливались на день в его доме в Тигре.

– А со времени их отъезда вы ничего не слышали о них? – спросил Мигуэль.

– Решительно ничего, – ответил губернатор. – Мы не раз опрашивали жителей льяносов, возвращавшихся с востока, но они утверждают, что не встречали их. – Разве у них не было намерения подняться по течению Ориноко?

– спросил Жан.

– Да, мое дорогое дитя, – ответил Маршаль, – и они рассчитывали при этом останавливаться по пути в прибрежных деревнях. Как они сказали мне, они путешествуют несколько наугад. Один из них, Герман Патерн, с таким рвением занимается гербаризацией, что готов был рискнуть жизнью для того, чтобы открыть новое растение. Другой, Жак Хелло, образцовый охотник, питал страсть к географии, к определению местностей, к изысканиям источников. А такая страсть уводит далеко… очень далеко, иногда… слишком далеко, может быть… А когда надо возвращаться…

– Будем надеяться, – сказал Варинас, – что с этими двумя французами никакой беды не случилось!

– Надо надеяться, – ответил губернатор, – хотя их отсутствие продолжается уже слишком долго!

– Вы наверно знаете, что они должны были вернуться в Урбану? – спросил Фелипе.

– В этом отношении не может быть никаких сомнений, так как их лодки ожидают здесь со всеми коллекциями и принадлежностями.

– Когда они отправились отсюда, – спросил Жан, – у них был проводник?.. охрана?

– Да… несколько мапойосов, которых я раздобыл для них, – ответил губернатор.

– Вы надеетесь на этих людей? – спросил Мигуэль.

– Насколько вообще можно надеяться на местных индейцев.

– А известно ли, – спросил Жан, – какую часть территории они намерены были исследовать?

– Насколько я знаком с целью их путешествия, – ответил Маршаль, – они должны были направиться в Сьерра-Матапею, к востоку от Ориноко, – область очень мало известную и посещаемую только яруросами и мапойосами. Ваши оба соотечественника и начальник охраны были на лошадях, остальные индейцы, в числе пяти человек, сопровождали их пешком, неся мешки.

– Местность к востоку от Ориноко подвержена наводнениям? – спросил Жан Кермор.

– Нет, – ответил Мигуэль, – поверхность ее льяносов гораздо выше уровня моря.

– Это действительно так, господин Мигуэль, – прибавил губернатор, – но там бывают землетрясения, как вам известно, очень частые в Венесуэле.

– Во всякое время? – спросил юноша.

– Нет, – заметил Маршаль, – в известные периоды; еще недавно, с месяц назад, мы ощущали довольно сильные колебания почвы, распространявшиеся до моего дома в Тигре.

Действительно, известно, что венесуэльская почва часто подвергается вулканическим колебаниям, хотя в ее горах нет кратеров. Гумбольдт назвал даже эту страну «страной наиболее частых землетрясений». Это название было к тому же подтверждено разрушением в XVI веке города Куманы, который вторично был разрушен 150 лет спустя, причем окрестности его дрожали в течение пятнадцати месяцев подряд. Затем, разве не была подвержена сильным землетрясениям территория Анд, Мезида? Не были ли также погребены под развалинами Каракаса 12 000 жителей? Эти катастрофы, стоившие тысячи жертв, всегда возможны в испано-американских провинциях. И теперь тоже, с некоторого времени, в восточных областях Ориноко ощущались колебания почвы.

Когда относительно двух французов все было выяснено, Маршаль приступил к расспросам сержанта Мартьяля и его племянника.

– Мы знаем теперь, – сказал он, – почему предприняли это путешествие по Ориноко Мигуэль, Варинас и Фелипе. Ваше путешествие, вероятно, имеет иную цель…

Сержант Мартьяль хотел сделать жест отрицания, но по знаку Жана должен был воздержаться от своего презрения к географическим вопросам, интересным, с ето точки зрения, разве лишь для фабрикантов.

Юноша рассказал тогда свою историю, передал те мотивы, которые заставили его покинуть Францию, и намекнул, с какими чувствами он поднимался вверх по течению Ориноко в надежде получить какие-либо сведения в Сан-Фернандо, откуда отправлено было последнее письмо полковника Кермора, его отца.

Старый Маршаль не мог скрыть волнения, которое ему причинил этот ответ. Он взял Жана за руки, обнял его и поцеловал в лоб, что, может быть, заставило сержанта несколько поворчать. После этого он пожелал юноше полного успеха в достижении намеченной цели.

– Но вы, господин Маршаль, или вы, господин губернатор, ничего не слышали о полковнике Керморе? – спросил юноша.

Последовал отрицательный ответ.

– Может быть, – сказал губернатор, – полковник Кермор и не останавливался в Урбане?.. Однако это было бы странно, так как редко случается, чтобы лодки не заходили сюда пополнить свою провизию… Это было в тысяча восемьсот семьдесят девятом году, говорите вы?

– Да, сударь, – ответил Жан. – Вы тогда уже были здесь, в этом городке?

– Без сомнения, и я никогда не слыхал, чтобы полковник Кермор проезжал здесь.

Казалось, полковник нарочно скрывался под каким-то псевдонимом со времени своего отъезда.

– Но это ничего не значит, мое дорогое дитя! Не может быть, чтобы ваш отец не оставил следов своего пребывания в Сан-Фернандо. Там вы получите те сведения, которые обеспечат успех ваших поисков.

Беседа продолжалась до десяти часов вечера. Затем гости губернатора, попрощавшись с его приветливой семьей, вернулись на лодки, которые должны были отплыть на другой день с восходом солнца.

Жан растянулся на своей циновке в каюте; за ним, окончив свою обычную охоту на комаров, улегся на койку и сержант Мартьяль.

Оба заснули, но их сон продолжался недолго.

Около двух часов их разбудил непрерывный и всеусиливающийся шум.

Это было точно отдаленное громыхание грома, но с последним смешивать его все-таки было нельзя. В то же время, поддавшись какому-то странному колебанию, воды реки всколыхнулись, и «Галлинетта» закачалась.

Сержант Мартьяль и юноша поднялись, вышли из каюты и встали около мачты.

Рулевой Вальдес и его гребцы, стоя на носу фальки, всматривались в горизонт.

– Что случилось, Вальдес? – спросил Жан.

– Право, не знаю…

– Приближается гроза, что ли?

– Нет… небо чисто… ветер дует с востока… он слабый…

– Откуда же это смятение?

– Право, не знаю… не знаю… – ответил Вальдес.

В самом деле, это было необъяснимо, если не предположить, что где-нибудь вверху или ниже по течению образовался внезапный разлив реки. От капризното Ориноко можно было ожидать всего.

На борту «Марипара» пассажиры и экипаж были в таком же изумлении.

Мигуэль и его два друга, выйдя из каюты, тщетно старались объяснить причину этого странного явления.

Обмен мнениями между обеими лодками не привел ни к какому правдоподобному объяснению.

К тому же движение воды, которое ощущалось лодками, не миновало и берега. Поэтому почти в то же самое время жители Урбаны, покинув свои дома, высыпали на берег.

Маршаль и губернатор поспешили к толпе, которую начала уже охватывать паника.

Было 4 часа 30 минут утра, и скоро должен был наступить рассвет.

Пассажиры обеих лодок вышли на берег и обратились с расспросами к губернатору.

– Что такое происходит? – спросил Мигуэль.

– Вероятно, в Сьерра-Матапее землетрясение, – ответил губернатор, – и сотрясение ощущается даже под водой.

Мигуэль присоединился к этому мнению.

Не могло быть сомнений, что местность подвержена была сейсмическим колебаниям, очень частым на территории льяносов.