Текст книги "Знатные распутницы"

В результате королевского вмешательства де Гиз немедленно женился на Екатерине де Порсьен, Марго была помолвлена с Генрихом Наваррским: этого дю Гюа не простят ни принцесса, ни, кстати, ее брат герцог Анжуйский.

Скоро ненависть Маргариты распространилась и на любовницу неосторожного капитана гвардейцев. Однажды Франсуаза д'Эстре вошла к королеве Екатерине, чьей фрейлиной служила, и отчетливо услышала, как Марго, не дав себе труда понизить голос, сказала:

– Вот и шлюха капитана!

Но если принцесса думала смутить Астрею, то она ошибалась, Франсуаза склонилась в почтительном реверансе и, пленительно улыбнувшись, проговорила:

– Мне больше нравится быть шлюхой капитана, чем генерала…

Фрейлина намекала на крайне распущенный нрав Марго.

Подобный обмен любезностями не замедлил принести свои плоды. После того как пронесся ураган Варфоломеевской ночи, во время которой дю Гюа отличился как один из самых жестоких убийц, новая королева Наварры тоже приказала выслеживать любовников, чтобы выяснить все их привычки.

Это было не слишком сложно. Хотя маркиз де Кёвр стал главнокомандующим артиллерией, его супруга не считала нужным скрывать свою связь, но методично продолжала увеличивать потомство мужа. Она и Беранже сняли в улочке поблизости от Лувра два соседних домика; в разделяющей их стене они велели проделать потайную дверь. Разумеется, подобное близкое соседство никого не обманывало. Эта видимая скромность все-таки была уступкой приличиям, которых в то время придерживались. Поэтому Марго легко разгадала этот секрет любовников…

Вечером 31 октября 1575 года трое мужчин взломали дверь в доме дю Гюа. Было десять часов. Темень была хоть глаз выколи, лил дождь: тьму и плохую погоду явно выбрали специально…

Развалившись на постели, Беранже ожидал любовницу. Услышав шум у двери, он не обеспокоился. Случалось, особенно в столь темные вечера, что Франсуаза приходила не из своего дома; в основном это бывало тогда, когда она допоздна задерживалась у королевы-матери…

Увы, те, кто стучал в дверь, пришли не во имя любви, а во имя ненависти. Это были барон де Витто, наемный убийца, всей душой преданный королеве Наваррской, и пара головорезов из числа его друзей. Они ворвались в спальню с криками: «Смерть негодяю!»

Прежде чем дю Гюа успел протянуть руку к шпаге, он получил несколько сквозных ударов и, даже не вскрикнув, испустил последний вздох. Трое убийц в спальне не задержались. Толчком ноги барон де Витто перевернул труп и склонился над ним.

– Он мертв! – сказал он. – Пошли отсюда!

Когда совсем скоро Франсуаза распахнула потайную дверь, она увидела труп любовника. Вскрикнув, она рухнула как подкошенная. На крик хозяйки сбежались слуги.

Франсуазу осторожно перенесли домой; потайную дверь немедленно заделали, вызвав для этого каменщика.

Гибель Беранже дю Гюа наделала много шума. Франсуаза, полуживая от горя, заперлась в своих покоях, не желая никого видеть; король Генрих III повелел устроить капитану своих гвардейцев пышные похороны и приказал разыскать виновников. Само собой, нетрудно было выяснить, кто направлял руку убийц, и король, все узнав, отдал приказ прекратить расследование. Несмотря на глубокую неприязнь, которая пролегла между Генрихом III и сестрой, невозможно было даже помыслить, чтобы взяться за людей королевы Наваррской. Это означало бы открыто обвинить в убийстве сестру короля.

Скоро о смерти капитана забыли – все, кроме Франсуазы д'Эстре. Она была вынуждена уехать к мужу, назначенному комендантом города Ла Фер, дабы дать время утихнуть скандалу. Маргарита Наваррская удалила барона де Витто, который скрывался где-то вне Парижа.

Барон допустил ошибку, в 1582 году вернувшись в столицу. Уверенный, что по прошествии времени об убийстве дю Гюа забыли, он рискнул инкогнито приехать в Париж. Однако, как барон ни осторожничал, новость о его приезде дошла до находившейся в городе Ла Фер маркизы де Кёвр. Она быстро возвратилась в Париж, чтобы погубить убийцу своего любовника.

Особо стараться Франсуазе не пришлось. Барон де Витто имел много врагов; среди них выделялся молодой маркиз д'Алегр, отец которого когда-то пал от руки того наемного убийцы. Иву д'Алегру было всего двадцать три года, но он поклялся когда-нибудь прикончить убийцу отца и намеревался добиться своего.

Мешало лишь одно обстоятельство. Алегр не был человеком, который убивает тайком: он хотел расправиться с врагом в открытом поединке. К несчастью, он был не готов драться на дуэли; фехтовальщик он был очень посредственный, тогда как барон де Витто слыл грозным бретёром. Вызов, брошенный маркизом д'Алегром наемному убийце, означал бы самоубийство.

Решение пришло лично от короля. Несмотря на свою утонченную внешность, Генрих III, без сомнения, был лучшей шпагой в королевстве и очень ценил искусство фехтования. В его царствование учителя фехтования пользовались огромным успехом, особенно один из них – грозный итальянец, мэтр Жак Ферон из города Асти.

Убийство капитана королевских гвардейцев было не тем преступлением, какое Генрих III мог легко простить. Поэтому, проведав о планах маркиза д'Алегра, король как-то пригласил его на состязание. И, естественно, Генрих III тотчас убедился, что молодой человек – не мастер.

– Жаль, что человек, носящий столь знатную фамилию и обладающий вашими достоинствами, не превосходит других в фехтовальном искусстве, – заметил король.

– Но ведь я сражался с вашим величеством! – еле переводя дух, возразил маркиз д'Алегр. – Мне очень далеко до вашего мастерства!

– Вам далеко и до моего возраста! Тем не менее в наше время надо уметь драться! Поэтому я посылаю вас к мэтру Жаку Ферону. Скажите ему, что вам необходимо быстро… очень быстро стать бойцом, способным… ну, скажем так, без ущерба для себя бросить вызов профессиональному убийце.

Молодой человек понял намек короля! Его величество надеялся на то, что маркиз д'Алегр отомстит и за себя, и за короля; воодушевленный надеждой, юноша пришел к Ферону. Под руководством итальянца он три месяца, денно и нощно, занимался фехтованием. Вероятно, ни один мэтр фехтования никогда не имел такого неистового и прилежного ученика; по прошествии этого времени молодой овернец стал опасным противником.

– Остерегайтесь слишком стремительно атаковать, – однажды вечером посоветовал ему Ферон, – и вы сможете победить мастера! Передайте королю, что вы готовы!

Уверившись в своих возможностях, Алегр не заставил просить себя дважды. В тот же вечер, прогуливаясь по галерее Лувра, он влепил барону де Витто звонкую пощечину и предложил ему «драться под Парижем, в прекрасных полях!».

Дуэль была назначена на воскресенье 7 августа 1583 года – в восемь утра, на лугу, расположенном за монастырем Шартрё де Вовер… Тогда это пустынное место называли «у черта на куличках».

Вызов д'Алегра вызвал много шума. Парижане даже заключали пари. Конечно, никто не давал дорого за жизнь д'Алегра. Для всех итог поединка казался бесспорен: барон де Витто быстро расправится с молодым самонадеянным выскочкой…

Это угнетающее мнение было настолько распространено, что накануне поединка Ферон не спал всю ночь, а с рассветом примчался на место будущей драмы. Он хотел своими глазами наблюдать ход поединка и, чтобы его никто не заметил, забрался на дерево в монастырском саду; густая листва надежно укрывала мэтра. Ровно в восемь часов противники скрестили шпаги.

Бой был короткий. Маркиз д'Алегр отлично усвоил уроки своего учителя. Несколько стремительных выпадов, молниеносный смертельный удар – и барон де Витто зашатался, рухнул на землю с кровавой пеной на губах. Но разъяренный маркиз д'Алегр не успокоился, увидев поверженного противника. Презрев все правила дуэли, он нанес ему еще два удара, которые избавили побежденного от предсмертных мук. После этого маркиз д'Алегр невозмутимо, как на параде, вытер свою окровавленную шпагу и вложил ее в ножны.

Когда д'Алегр уходил с места дуэли, его едва не пришиб Ферон, который, радостно крича, свалился на него с дерева и с чисто итальянской восторженностью обнял своего ученика.

II. Драма в Иссуаре

Теперь Иву д'Алегру оставалось лишь принимать поздравления друзей… но прекрасная Франсуаза знала только один способ вознаградить мужчину. Поэтому через два дня после дуэли, около полуночи, она пришла в дом молодого маркиза. На ней было то плотное покрывало, которое Франсуаза обычно надевала, отправляясь в церковь, и, естественно, она отказалась назвать свое имя слуге, открывшему дверь.

– У меня дело к твоему господину! Лично к нему!

Слуга возражать не стал и доложил о приходе дамы д'Алегру, который уже собирался ложиться спать. Наскоро одевшись, он велел пригласить гостью. Таинственность пришелицы привела д'Алегра в восторг.

– Чем, мадам, я могу вам служить? – отвесив поклон, осведомился маркиз.

Покрывало и впрямь было темным и плотным, но тонкий запах духов намекал, что под ним скрывается знатная дама.

– Вы, сударь, сам того не подозревая, уже оказали мне услугу, превзошедшую все мои ожидания. Поэтому я пришла отблагодарить вас.

Произнося эти слова, загадочное видение выпростало из-под траурного крепа нежнейшие белые ручки; в одной было золотое кольцо с рубинами, в другой – туго набитый кошелек. Маркиз д'Алегр, однако, не шевельнулся.

– К чему эти подарки, мадам?

– К тому, что вы, убив третьего дня гнусного бретёра де Витто, дали мне вкусить невыразимую радость отмщения. Возьмите, сударь, эти залоги моей благодарности.

Но маркиз снова отказался принять золото и кольцо.

– Я не заслуживаю этих даров, мадам, ибо прежде всего я отомстил за моего отца. Тем лучше, если я, сделав это, доставил вам радость, но если вы действительно желаете меня наградить, то знайте, что я предпочел бы получить в подарок… вашу улыбку!

На это Франсуаза и рассчитывала… однако покрывало, упавшее к ее ногам, она сняла не спеша. Женщина, представшая перед маркизом в пламени свечей, была не первой молодости. Франсуазе исполнился сорок один год, но, казалось, время над ней не властно. Франсуаза, конечно, утратила девичью хрупкость и легкость, но ее белокурая красота осталась все так же ослепительна, приобретя сочность и совершенство зрелого плода. Молодой человек дрогнул под взглядом ее голубых глаз.

– Я был прав, предпочитая вашу улыбку, ибо вы прекрасны, мадам! Оставьте при себе ваши подарки и подарите мне то, что я прошу.

Франсуаза улыбнулась и подошла к нему. Она давно не встречала мужчину, который нравился бы ей так сильно, и в сердце ее понемному разгоралось пламя, которое, казалось, умерло вместе с де Гюа. Маркиз д'Алегр обладал мрачной, какой-то тревожащей красотой, но он дышал молодостью, пылкой и крепкой силой жизни… Она подошла еще ближе, полуприкрыв веки, чтобы лучше оттенить очарование своих глаз.

– Улыбка – это пустяк! Вы отказываетесь от моих подарков, но, может быть, согласитесь принять другое… совсем другое!

– Что именно?

– Меня! Желаете меня?

Даже задавать этот вопрос было излишне. Маркиз д'Алегр открыл объятия, и только с первым лучом зари Франсуаза покинула своего нового любовника. Любовника, который станет ей в высшей степени дорог.

Ведь если Франсуаза, отдавшись маркизу, думала, что повинуется лишь минутному порыву желания и чувству благодарности, то очень скоро она убедилась, что ошибается. Наутро после этой незабываемой ночи она оказалась в ловушке одной из тех страшных страстей, которые подстерегают зрелых женщин. Ив д'Алегр тоже был потрясен до глубины души: в объятиях этой женщины, искушенной во всех тонкостях любовной игры, он постиг мир новых ощущений, о которых привычная грубость его желаний не позволяла даже мечтать. Два этих откровения породили любовь странную, исполненную страсти и насилия, которая будет сносить все преграды на своем пути до тех пор, пока не погубит самих ее носителей.

Скоро до сплетниц при дворе и в городе дошла самая пикантная новость, которую долгими вечерами они станут смаковать в своих гостиных: маркиза де Кёвр открыто бросила семью, мужа и детей, чтобы без стыда и совести переселиться к любовнику!

Но это было только начало: ведь сколь бы толстой ни была супружеская шкура маркиза де Кёвра, – он и не такое видывал, – маркиз все-таки не мог смириться с тем положением, когда все насмешки достаются ему одному.

Вовсе не желая ждать, когда у нее силой отнимут бесконечно дорогого любовника, Франсуаза убедила его укрыться подальше от гнева справедливо оскорбленного супруга. Поэтому они уехали в Овернь, где Ив имел значительные владения.

Древний замок семьи сеньоров д'Алегр, паривший высоко над Форезом и Велэ, укрыл преступную пару в стенах XV века, которые хранили еще следы былых осад. Из своих пяти дочерей маркиза де Кёвр взяла с собой в изгнание только младшую Жюльенну; ребенок был слишком мал, чтобы обходиться без матери, да и не отличался особым здоровьем. Франсуаза считала, что пребывание в Оверни пойдет Жюльенне на пользу.

Поэтому малышку поселили в замке Алегр, тогда как четыре ее сестры и братья остались с отцом в достроенном замке Кёвр. Кстати, эти хорошенькие девушки, достойные продолжательницы «Семи Смертных Грехов», не желали хоронить себя в глухой провинции ради единственного удовольствия наблюдать, как их мать предается нежной любви. По-видимому, Франсуаза еще не знала, что ей больше не суждено будет увидеть дочерей.

В древнем замке, который трепали бури, над которым зимними ночами зловеще завывали сильные ветра, Иву и Франсуазе выпало семь лет счастья, столь же безоблачного, сколь и эгоистичного. Шло время, но маркиз д'Алегр никак не мог пресытиться любовницей, которой уже почти сравнялось пятьдесят. Изредка он оставлял Франсуазу, отправляясь в армию короля, но никогда не покидал Овернь, где свирепствовали религиозные войны. Потом маркиз возвращался; тогда наступали дни и ночи любви, такой неистовой, словно оба стремились наверстать потерянное время.

Так продолжалось до 1590 года; в тот год король Генрих IV разбил в битве под Иври Майенна (брата Генриха де Гиза) и испанские войска, обессмертив белый султан на своем шлеме, и передал Овернь в управление своему кузену, принцу де Конти. В то же время Лига, окончательно разгромленная в Оверни в битве при Гро-Роллане, увидела, как под натиском королевских войск, которыми командовал маркиз д'Алегр, пал город Иссуар. Победитель тотчас был назначен его комендантом и, конечно, вызвал к себе госпожу де Кёвр с дочерьми, ибо, кроме подросшей Жюльенны, появилась еще одна девочка, родившаяся год назад после особенно страстного возвращения маркиза д'Алегра с поля битвы.

Вся семья поселилась в красивейшем особняке города, в доме Шарье, где еще совсем недавно жил граф де Рандан. Этому дому легко было претендовать на звание самого роскошного, ибо от Иссуара, неоднократно переходившего из рук в руки, мало что осталось; пятнадцать лет назад город был буквально стерт с лица земли.

В 1575 году город захватил яростный сторонник гугенотов, капитан Мерль; он превратил Иссуар в крепость и прочно обосновался в ней, чтобы удобнее было обирать горожан. Это продолжалось два года, до 20 мая 1577, когда герцог Анжуйский, вечно недовольный брат короля Генриха III, воспользовался отсутствием капитана Мерля и осадил Иссуар.

Зная грозную репутация этого человека, Иссуар доблестно защищался… однако Франсуа Анжуйский располагал мощной артиллерией, которой не имели осажденные. Он безжалостно обстреливал город до тех пор, пока Иссуар не сдался. Этот жалкий победитель, герцог Анжуйский, обрек город на разграбление и предал его огню…

Потом герцог, довольный делом рук своих, прежде чем покинуть почти до основания уничтоженный город, приказал установить на том месте, где располагалась главная площадь, панно с надписью: «Здесь был Иссуар…»

Город, однако, не умер окончательно. Его древняя овернская душа, неспособная признать себя побежденной и посейчас живущая в крепких телах сынов Оверни, была еще жива. Когда армия палача ушла, пустыри ожили, тишина зазвучала. Из еще дымящихся развалин, словно из разрытых могил, выбрались мужчины и женщины, которые смогли укрыться от врагов. Они лишились всего, но, стиснув зубы, еще хотели жить, и жить здесь!

Терпеливо, с огромным трудом, они («у одних не было известкового раствора, другие, как ласточки, пользовались глиной») вновь отстроили разрушенный город, начав со стен, что позднее позволили им выдержать немало осад – ведь в окрестных горах было немало застывшей лавы, сланца, гранита.

И вот этим городом, едва оправившимся после великих страданий, стал управлять недавний победитель.

Правление маркиза д'Алегра могло бы, наверное, стать мудрым и человечным, таким, каким его желал видеть король Генрих IV. Увы, с ним была Франсуаза, и маркиз, точно раб, во всем угождал этой перезрелой, но еще красивой женщине. Поэтому именем д'Алегра городом правила Франсуаза – и проявляла жестокость, эгоизм и глупость, которые скоро и приведут к катастрофе.

Чем старше становилась Франсуаза, тем отчаяннее делалось ее кокетство. Она требовала всего самого красивого, самого дорогого, самого редкостного. Ни одна принцесса не носила столь богатых украшений; в любое время дня на маркизе де Кёвр сверкало множество драгоценных камней; даже переплет ее молитвенника был усыпан бриллиантами.

Соответственно возросло и ее высокомерие; она, подобно злой королеве из волшебной сказки, каждое утро с тревогой всматривалась в зеркало, прежде чем приступить к бесчисленным ритуалам немыслимо сложного туалета. Дело в том, что разница в восемнадцать лет, которая была у нее с любовником, неотступно преследовала Франсуазу.

Старинный ордонанс, изданный еще во времена Капетингов и никем больше не исполнявшийся, запрещал простолюдинкам-горожанкам носить шелковые платья и украшения из драгоценных камней. Маркиза приказала извлечь на свет этот королевский указ, потребовав от любовника снова ввести его в силу. Страх Франсуазы перед тем, что ее сменит какая-нибудь хорошенькая девушка, был так велик, что на всех стенах в городе расклеили указ, грозивший жуткими наказаниями всем тем женщинам, которые окажутся совсем безрассудными и нарушат воскрешенный из забвения ордонанс. Право носить украшения закреплялось только за любовницей коменданта; отдельные девушки, проявившие достаточно смелости и пренебрегшие требованиями «старой шлюхи», подвергались публичной порке.

Украшения, что могли позволить себе женщины столь жестоко пострадавшего города, не шли ни в какое сравнение с теми, какие носили придворные дамы или даже простые парижанки. Тем не менее в Иссуаре маленький обрывок ленты грозил тюрьмой; самый невинный намек на кружева – кнутом.

Кроме того, маркиза де Кёвр раз и навсегда решила, что женщина, именем короля правящая городом, не должна платить свои долги. Все необходимое Франсуазе должно было поставляться бесплатно. Поэтому она беспрерывно заказывала товары, требуя, чтобы из Пюи, Клермона и даже из Парижа привозили все то, что могло польстить ее тщеславию или угодить ее дьявольскому кокетству. И, естественно, поставщики никогда и в глаза не видели денег за свои товары.

В майский день 1592 года депутация торговцев, которые регулярно поставляли съестные припасы к столу и вина для погреба коменданта, пришли в дом Шарье, чтобы добиться хотя бы начала выплаты долгов; они даже намекнули, что больше не дадут ни фунта съестного, если должники не внемлют их жалобам.

Просителям не повезло. Маркиза рассердилась; она кричала, неистовствовала и, поскольку торговцы настаивали на своем, натравила на них слуг, которые прогнали их палками. Из окон им кричали, что, если только торговцы посмеют явиться снова или приведут свою угрозу в исполнение, за ними придут и повесят. Если они попытаются бежать, то займутся их семьями.

Чаша терпения переполнилась. Против тирании, напоминавшей о варварских временах, созрел заговор. Снова пробудилась религиозная вражда. Протестанты начали тайно призывать к священной войне против «раскрашенной Иезавели», и на этот раз католики были с ними заодно. Перед угрозой, которую эта женщина представляла собой всем семьям города Иссуара, вполне естественно возникло единство, еще совсем недавно недостижимое. Необходимо было низвергнуть знатную куртизанку, которая осмелилась безнаказанно выставлять напоказ свое распутство и душить поборами народ. Необходимо было вместе с комендантшей прикончить и ее слишком безвольного любовника, так как жить друг без друга они не могли.

Заговор возглавил мясник Лирон, один из тех, кому они задолжали больше всего. И, разумеется, заговорщики заручились поддержкой одного слуги коменданта.

В ночь на 8 июня ведомая мясником группа людей, вооруженных топорами и ножами, подошла к черному ходу в дом Шарье. Дверь им открыли, и заговорщики проникли внутрь.

И тут с чудовищной быстротой разыгралась драма, хотя маркиз д'Алегр и его любовница обычно накрепко запирали дверь в свою спальню. Осведомленные слугой, хорошо знавшим об этой особенности, люди Лирона принесли с собой пороховые шашки, с помощью которых взорвали дверь: они увидели на постели голых любовников.

Увидев ворвавшихся в спальню убийц, д'Алегр схватил шпагу (она всегда лежала у него в изголовье) и хотел отбиваться, тогда как Франсуаза убежала и спряталась в комнатке служанки.

Но отважный комендант не мог справиться с разъяренной сворой. Под ее натиском он быстро обессилел и упал в лужу собственной крови; маркиза д'Алегра буквально изрубили на куски.

Лирон, убедившись, что маркиз мертв, обратился к своим людям:

– Пса мы добили! Теперь нам нужна сука!

Они легко нашли Франсуазу, которая забилась в угол между кроватью и стеной в комнатке служанки, и дрожала от страха всем телом. Она только успела вскрикнуть; одним ударом ножа Лирон перерезал ей горло. После этого люди мясника выбросили трупы из окна на площадь, где они и провалялись несколько дней…

Все было кончено. Прекрасная маркиза де Кёвр, Астрея, воспетая Ронсаром, погибла под ножом мясника, словно скотина на бойне. Однако уже два года ее дочь Габриэль держала Генриха IV в плену своей красоты, которая превосходила красоту матери. Кстати, красавица Габриэль даже не пыталась отомстить за мать: та уже давно ничуть ее не интересовала!