Текст книги "Знатные распутницы"

Прекрасная Габриэль (дочь)

Осень 1590 года началась для короля Генриха IV невесело. Жизнь для него осложнилась после 2 августа 1589 года, когда погибший под ножом монаха-фанатика Генрих III завещал ему великое католическое и крайне беспокойное королевство – Францию. Шла беспрерывная война против Лиги и ее вождей, сеньоров из Лотарингии. Иногда случались крупные победы, путь к которым, казалось, прокладывал белый султан беарнца, а иногда приходилось вести изнурительные осады; осаду упорно стоящего на стороне Лиги Парижа, под стенами которого Генрих потерпел неудачу.

Отступая к Кампьену в эти мрачные, дождливые дни Праздника Всех Святых, король Генрих, обычно жизнерадостный и бодрый, угрюмо размышлял о том, что жизнь утратила всякий смысл. Париж его отверг, да к тому же пустота в сердце угнетала его больше, чем военное поражение. Без любви Вечный Повеса был просто бездушным телом.

Разумеется, любовных авантюр у него всегда было предостаточно. Прелестная аббатиса из Монмартрского монастыря Клод де Бовилье, не столь неприступная, как столица, совсем недавно отнеслась к нему весьма милостиво, так же как и другая монахиня, правда, из лоншанского монастыря, милая Екатерина Вандомская. Но это были всего лишь мимолетные интрижки, приятные развлечения неутомимого воина. Они не удовлетворяли его душу! Генрих по-настоящему никем не заменил прекрасную графиню де Гиш, великую страсть своей молодости. А ведь через несколько недель ему стукнет тридцать семь!

Жена Генриха, сумасбродка Марго, с которой он давно расстался, в башне овернского замка Юссон вела беспутную, но для мнимой пленницы все-таки довольно приятную жизнь.

Однако если король, двигаясь к Компьену, выглядел мрачно, то его обер-шталмейстер, красивый и галантный Роже де Бельгард, светился такой радостью, что даже раздражал его воинственное величество.

– Послушай-ка, Бельгард! Ты что, улыбаешься ангелам?

– Не ангелам, сир, – ангелу… Скоро я ее снова увижу, раз уж мы едем в Компьен.

– У тебя в Компьене ангел?

– Не совсем, сир, ангел в Кёвре, но это рядом. Там живет девушка, которую я считаю своей невестой; это очаровательная дочь Антуана д'Эстре, чудесная Габриэль.

– Значит, любовная история? Расскажи-ка о ней, мой мальчик! Это меня позабавит. Черт бы меня забрал! Мне грустно, словно канонику в пост! А она такая красивая, твоя Габриэль?

Наверное, Бельгарду следовало бы недоверчиво отнестись к опасным искоркам, которые вспыхнули в голубых глазах его господина… но он был влюблен и, хотя давно привык к успеху у женщин, невероятно гордился этой своей победой.

Роже де Бельгард изобразил свою красотку такими свежими, яркими красками, что разжег любопытство Генриха IV. Неожиданно король решил сделать привал в Кёвре. Под каким предлогом? Да чтобы его дорогой Бельгард оказался рядом с невестой! На самом деле Генрих IV хотел как можно скорее своими глазами увидеть чудо, которое способно укротить такого заядлого донжуана, как его обер-шталмейстер!

Король не разочаровался в своих ожиданиях – даже наоборот. В свои семнадцать лет Габриэль была розовощеким белокурым чудом, которое ослепляло своей красотой и изяществом. Беарнец никогда не видел такой белоснежной кожи и глаз такой голубизны! Красотка была изумительна, и страсть Генриха вспыхнула, как факел. Пасмурная, холодная погода только придавала ярких красок этой весенней розе, расцветшей в великолепных стенах замка Кёвр. Что ж, замок сеньора д'Эстре был достойным обрамлением такой красоты. По матери Антуан д'Эстре был дальним кузеном короля, и его гордыня сквозила в изысканном убранстве дома.

Влюбившись с первого взгляда, Генрих принялся настойчиво ухаживать за Габриэль. К несчастью для короля, девушка не обращала на него никакого внимания. По-видимому, этот рано постаревший и уже седеющий мужчина с обветренным от походной жизни лицом, неопрятный, невыносимо пахнущий чесноком и дорожной грязью, не выдерживал сравнения с молодым, красивым и утонченным Бельгардом.

Девушка держалась с королем столь сухо, что обиженный Генрих уехал в Компьен, где стояли главные части его армии; кстати, король признался Бельгарду в своих чувствах.

– Бельгард, я не намерен ни с кем делить ни королевскую власть, ни женщину, которую люблю. Мне дороги обе. И я требую, чтобы о мадемуазель д'Эстре ты забыл!

Бельгард, человек вспыльчивый, едва не набросился с кулаками на неосторожного беарнца… но, будучи придворным и заботясь о своем благе, он смирил первый порыв и дал себе время подумать. Возражать королю, когда он в таком возбуждении, означало бы отправиться в изгнание. Тогда галантный венценосец получил бы полную свободу действий, тогда как он, Бельгард, торчал бы в самом отдаленном из своих владений, убивая попусту время, и уже никогда не встретился бы с Габриэль. Согласиться же – значит наверняка получить королевскую благодарность (Генрих славился своей щедростью). Более того, молодой человек, уверенный в любви своей прекрасной дамы, наивно полагал, что и впрямь ничем не рискует, позволяя королю ухаживать за Габриэль. Поэтому он принял мудрое решение на время удалиться из Кёвра.

Как только Бельгард уехал, Генрих, счастливый, словно влюбленный юнец, пригласил семью д'Эстре посетить военный лагерь в Компьене.

Габриэль приехала с отцом, своей теткой, интриганкой де Сурди, о которой мы еще скажем, и сестрой Дианой. Конечно, девушка была прелестнее, чем раньше, но пребывала в очень дурном настроении. Бельгард исчез с ее сердечного горизонта слишком внезапно, чтобы Габриэль это не уязвило… тем более что, верный данному слову, Бельгард не подавал о себе вестей.

Увы, если девушке и пришла в голову мысль отомстить неверному жениху, то пользу из этого извлек не король, а герцог де Лонгвиль, с кем неотразимая Габриэль, едва приехав в лагерь, начала безбожно кокетничать… Генриха это оскорбило; потом, так как он принялся с удвоенной силой досаждать Габриэль комплиментами, вздохами, страстными признаниями и не менее страстными предложениями, девушку охватил гнев.

– Знайте, сир, что я не из тех женщин, что легко меняют привязанность своего сердца! – заявила она царственному воздыхателю. – А мое сердце целиком отдано господину де Бельгарду! Я очень тронута той честью, которую мне оказывает ваше величество, но прошу вас подумать о том, что сейчас вы впустую теряете время и предаетесь напрасным хлопотам, ибо я никогда не смогу полюбить вас, всем сердцем любя другого!

Это был отказ! С тяжелым сердцем Генрих позволил Габриэль возвратиться в родной замок Кёвр, чтобы ждать там известий от Бельгарда. Король, однако, упрямо хотел завоевать эту девушку – в жизни своей он ни разу так упорно не желал ни одну женщину! – и не признал себя побежденным. Любой ценой он жаждал снова встретиться с Габриэль!

В тот день Габриэль д'Эстре с сестрой Дианой прохаживалась по большой галерее замка Кёвр. Хмурая, облачная погода не позволяла отправиться на прогулку. Со вчерашнего дня беспрерывно лил холодный ноябрьский дождь.

Девушкам наскучило ходить взад и вперед по длинной галерее; они подошли к окну и выглянули на улицу. Вдруг Диана воскликнула:

– Посмотри, сестричка, на крестьянина с огромной вязанкой соломы! Правда, он похож на ходячий гриб?

– Какой он смешной! – отозвалась Габриэль. – Видишь, как он спешит? Погода и впрямь ужасная! Но… но куда он идет? Смотри-ка… он входит в замок! Он, наверное, ошибся. Ничего! Какой-нибудь лакей выгонит его, и мы снова его увидим.

Они опять увидели крестьянина через несколько минут, но уже на галерее; он сбросил на пол вязанку соломы, прежде чем упасть на колени и воскликнуть:

– О, прекраснейшая из красавиц! Вы видите у ваших ног самого преданного слугу!

Габриэль с изумлением смотрела на человека, которого сначала приняла за сумасшедшего. Сомненией быть не могло: в засаленной и рваной холщовой блузе, вымазанный грязью, с нерасчесанной бородой и растрепанными волосами – перед ней был король.

– Государь?! – изумилась Диана, тоже узнавшая Генриха. – Но почему вы в таком виде?

– Мне надо было пробраться к вам, – объяснил Генрих, – а на дорогах кишат лигисты. Боясь, что меня опознают, я и выбрал этот наряд.

Тут Габриэль опомнилась от изумления, которое внезапно сменилось гневом. Генрих не нравился ей даже в королевском облачении, но в этом шутовском наряде он был просто смешон. Когда король, широко улыбаясь и протянув руки, пошел ей навстречу, Габриэль покраснела от злости и закричала:

– Сир, неужели вам не стыдно появляться на людях в подобном виде? Поистине я снова увижу вас лишь тогда, когда вы выберете наряд, более приличествующий вашему званию! Ибо в таком виде вы слишком уродливы!

И, подхватив обеими руками шелковые юбки, красавица убежала, оставив ошарашенного короля наедине с Дианой. Генрих совершенно растерялся и… был готов расплакаться от обиды! Ведь он пришел к Габриэль с любовью в сердце! Король был так опечален, что Диана пожалела его.

– Сир, не огорчайтесь словами моей сестры, – ласково сказала она. – Габриэль очень боится нашего отца, а он где-то неподалеку. Увидев вас в таком наряде, она испугалась, что подумает и скажет наш отец.

– Только и всего?! – вскричал Генрих, который в действительности желал лишь одного – чтобы его убедили в этом. – Черт возьми, мадемуазель, значит, мне придется извиняться! Но вы должны успокоить вашу прелестную сестру и передать ей, что моя любовь к ней исполнена уважения и нежности. Скажите ей также, что я увижу вашего отца и поговорю с ним.

И, полностью успокоившись, король Франции снова подхватил вязанку соломы и отправился в обратный путь.

Эта безрассудная выходка короля не только не вызвала гнев Антуана д'Эстре, как намекала Диана, но и заставила его призадуматься. Ближайшим результатом этих раздумий явился семейный совет, который объединил вокруг сеньора де Кёвра его сестру, госпожу де Сурди, ее супруга, а также и ее любовника, канцлера Юро де Шеверни, практически ставшего членом семьи. Душой совета была, как всегда, единственная женщина в этом странном квартете.

Изабелла де Сурди, урожденная Бабу де ла Бурдэзьер, не являя образец добродетели (в словарном запасе семьи Бабу отсутствовало само слово «добродетель»), была бесспорно женщина умная. Она заменила мать дочерям Антуана д'Эстре, после того как их настоящая мать, прекрасная Франсуаза, уехала в Овернь, чтобы предаться там сладостной любви с избранником сердца, молодым Ивом д'Алегром. И по праву почти матери Изабелла, несмотря ни на что, намеревалась устроить счастье племянниц, как, впрочем, и всего семейства.

До сих пор задуманный брак с Роже де Бельгардом казался ей весьма желательным, но то страстное внимание, какое в последнее время король проявлял к Габриэль, резко изменило ход событий. Тем более что дела всех членов семейного совета обстояли, надо признать, не лучшим образом.

У Антуана д'Эстре, бездарнейшего офицера, лигисты отняли место коменданта города Ла Фер, а господина де Сурди те же лигисты прогнали с поста коменданта славного города Шартра. Канцлер де Шеверни, управлявший всем шартрским краем, тоже потерял свою должность. Отсюда Изабелла де Сурди пришла к заключению:

– Только король может вернуть нам утраченное! Но король так увлечен Габриэль, что потерял голову. Было бы последней глупостью упустить такую прекрасную возможность. Габриэль должна понять, в чем ее счастье. Положением любовницы короля не пренебрегают…

Эта милейшая дама знала, о чем говорит, ибо ее бабка Мария Годен, супруга Бабу де ла Бурдэзьера, последовательно была любовницей Франциска I, императора Карла V, а после них одаривала своими прелестями папу Павла III, преподнесшего ей прекраснейший бриллиант. Если последние короли не давали Изабелле де Сурди шанса стать любовницей, то упустить удачу Габриэль было никак нельзя.

Сама Габриэль, однако, не прельщалась таким блестящим будущим. Она выбрала своего любимого Бельгарда, желала только его и считала полным ничтожеством этого невзрачного короля: он очень плохо одевался и от него пахло чесноком. Тете Изабелле пришлось пустить в ход все свое красноречие, чтобы убедить Габриэль не сопротивляться и дать ей вести семейную ладью в нужном направлении.

– Разве вам так трудно милостиво отнестись к королю? – без обиняков спросила она. – Только он сможет одарить нас всеми милостями и всеми благами, которых нам уже давно так жестоко не хватает!

– Этот король даже не владеет всем своим королевством! – презрительно возразила Габриэль. – Хорош король, кому враждебна столица и кто живет только в грязных армейских лагерях!

– Милая моя, вы совсем не разбираетесь в мужчинах! Наш король будет великим монархом… ну а въезд его в Париж, я уверена, лишь вопрос времени! Он своего добьется, но когда другая похитит его сердце, которое пока что отдано вам, у вас – да и у нас! – останутся только глаза, чтобы проливать слезы!

– Господин де Бельгард – обер-шталмейстер и…

– …и останется им! Я удивляюсь, что вы по-прежнему отдаете предпочтение господину де Бельгарду, который здесь больше не появляется! Полно, милая племянница, перестаньте быть дурой! Будьте полюбезнее с нашим королем, улыбайтесь ему, не лишайте его надежды, отдайтесь ему, наконец, когда он явит вам достаточно доказательств своей любви… но в вашем сердце оставьте уголок этому дорогому Бельгарду, если вы его так любите, только делайте это тайком!

И госпожа де Сурди, преподав этот выразительный урок морали, отправила своего брата в Санлис, где располагался тогда военный лагерь короля – чтобы ему там было сподручнее отстаивать «интересы семьи».

В лагере Антуан д'Эстре, видимо, проявил себя лучше, чем при обороне города Ла Фер, поскольку 29 января 1591 года Генрих подписал грамоту, которая жаловала отца Габриэль званием королевского наместника. Соглашение было подписано. Оставалось лишь «доставить» Габриэль тому, кто готов заплатить за нее гораздо дороже. Поэтому в середине февраля король, который сначала думал направить свою армию в Руан, осадил Шартр, преследуя единственную цель – угодить семье Габриэль и вернуть господину де Сурди город, об управлении которым тот горестно сожалел. Кстати, самое забавное заключалось в том, что среди командиров-лигистов, защищавших город, сражался сеньор де ла Бурдэзьер, дядя Габриэль и брат неукротимой Изабеллы. Этот член семейства Бабу явно не желал понимать, в чем состояла его выгода…

Осада, с которой король думал быстро справиться, продолжалась до 19 апреля, и все это время осаждавшие вели очень веселую жизнь. Габриэль приехала в лагерь вместе с сестрой Дианой – для большего приличия с ними находилась и тетушка Изабелла – и беарнец, стремясь очаровать свою возлюбленную, давал множество балов и концертов, которые, по крайней мере, приносили ту пользу, что мешали шартрцам спокойно спать и тем самым подрывали моральный дух осажденных.

В ходе этой галантной осады прекрасная Габриэль, вняв голосу рассудка и увещеваниям своего услужливого воздыхателя, согласилась тайком отдаться ему, правда, без особого восторга. Образ Бельгарда по-прежнему жил в ее сердце, тем более что обольстительный обер-шталмейстер пребывал поблизости. Здесь все-таки необходимо заметить, что, сделав Габриэль своей любовницей, Генрих IV овладел не «настоящей девственницей». Злые языки шептались, что мадемуазель д'Эстре имела до него нескольких любовников и что даже король Генрих III, совсем не склонный любить женщин, но ослепленный ее красотой, первым сорвал этот цветок. Тем не менее приличия следовало соблюдать.

– Новое положение Габриэль не позволяет ей оставаться в девушках, – в один прекрасный вечер объявил Антуан д'Эстре своей сестре. – Ей необходим муж!

– Или, по крайней мере, его видимость, – зашла еще дальше госпожа де Сурди, не видевшая никакого неудобства в том, если племянница пойдет по ее стопам.

В ту героическую эпоху, когда люли искренне отдавались своим чувствам, считалось верхом неприличия, если девушка (или считающаяся таковой) открыто становится любовницей мужчины, пусть даже короля… тогда как замужней женщине подобное не возбранялось.

Падение Габриэль, разумеется, принесло выгоды ее семье: Антуан д'Эстре стал комендантом города Нуайон, а его второй сын получил епископство. Однако в этой семье стремились главным образом к тому, чтобы соблюсти все внешние условности. Поэтому доброго короля Генриха попросили выбрать Габриэль супруга.

На этот раз Габриэль возмутилась. Поскольку ее упорно хотят выдать замуж, почему она не может стать женой своего дорогого Бельгарда? Молодая женщина думала, что это будет справедливым вознаграждением за те муки, которые она претерпела, отдаваясь нелюбимому человеку.

– Почему моим мужем не может быть тот, кого я люблю? – спросила она тетку. – Раз мне необходим муж, я хотела бы, по крайней мере, выбрать его сама.

– Об этом и думать нечего, Габриэль. Мужа тебе может выбрать только король… но Роже де Бельгард его не устроит!

Генрих IV и впрямь выбрал бы кого угодно, кроме именно Бельгарда: король его очень любил, но обер-шталмейстер слишком уж нравился его обожаемой Габриэль. 2 апреля 1592 года король принес в дар Антуану д'Эстре пятьдесят тысяч экю, чтобы назначить приданое его дочери, «принимая во внимание те услуги, какие каждый день оказывают ему сеньор д'Эстре и его близкие». Итак, Габриэль решили выдать за вдовца, родовитого пикардийского дворянина Никола д'Амерваля, сеньора де Лианкура, который пользовался печальной репутацией импотента, но был наделен счастливым характером и нисколько не ревнив.

Несмотря на ее возражения, прекрасную Габриэль обвенчали с Лианкуром в соборе города Нуайон, чьим комендатом был Антуан д'Эстре. После этого в замок мужа Габриэль пожаловал король, чтобы провести медовый месяц с его молодой женой. Правда, Генрих IV, чтобы заранее успокоить щепетильного мужа, предложил ему в знак возмещения убытков восемь тысяч экю.

Впрочем, с этим невзрачным супругом Габриэль прожила совсем недолго. Уже в сентябре она фактически с ним рассталась и окончательно утвердилась в роли королевской фаворитки. Теперь она стала госпожа де Лианкур, и злым языкам сказать больше было нечего.

Но самой Габриэль было что сказать! Недовольная бесславной ролью королевской игрушки, госпожа де Лианкур решила вознаградить себя. Поскольку замужняя женщина могла почти законно иметь любовника, она пренебрегла королем и отдала свою благосклонность дорогому, незабываемому Бельгарду, который, презрев на этот раз собственные интересы, думал лишь о прелестях Габриэль и о счастье, какое она ему дарила.

Должность обер-шталмейстера заставляла Роже тенью следовать за королем и, следовательно, находиться рядом с Габриэль; в повседневной жизни любовники поддерживали весьма пристойные и довольно сдержанные отношения, которые становились куда нежнее, едва король уезжал.

Беарнец переживал тяжелое время. Без памяти влюбленный в Габриэль, он не мог найти в себе мужество ее прогнать, но прекрасно понимал, что его обманывают; несчастный король продолжал упорно отвоевывать собственное королевство, терпел все муки ревности и горькие страдания нелюбимого сердца. Многочисленные письма, которые он посылал из разных военных лагерей и тех мест свиданий, где Габриэль напрасно заставляла Генриха себя ждать, выражают его боль: «Гордитесь тем, что победили меня, меня, кого никто никогда не побеждал, кроме вас… Сейчас полдень, но у меня еще нет от вас известий; это совсем далеко от той уверенности, какую внушили мне ваши слова о том, что я увижу вас ночью. Когда же, дорогая, вы научитесь держать ваше слово? Я так со своими обещаниями не поступаю…»

Но красотка заставляла себя желать, тем более что она проводила в объятиях Бельгарда часы, отнятые у Генриха. Иногда отец (тем временем лигисты прогнали его из Нуайона) и тетка Изабелла почти силой притаскивали Габриэль к тому, кто ждал от нее лишь любви и нежности, чтобы она одной улыбкой поправила дела семьи, которые слишком часто подрывали отцовские промахи.

Однако, несмотря на все уловки и почти холодность возлюбленной, любовь беарнца к Габриэль только росла. Он больше не смотрел на других женщин, жил лишь ради нее и ею… В конце концов семейство Антуана д'Эстре начало потихоньку задумываться над тем, что было бы желательно разорвать прежний брак, который еще соединял Генриха IV с неисправимой королевой Марго. Если Генрих станет свободен, почему бы ему не сделать Габриэль королевой Франции?

Но король, чтобы расторгнуть брак, должен был отречься от протестантства, ибо аннулировать королевские брачные узы мог только Папа Римский. Постепенно Изабелла де Сурди, Шеверни и Антуан д'Эстре стали нашептывать Генриху надлежащие советы. Разве король не понимает, что он никогда не овладеет Парижем, пока будет придерживаться протестантства? В душе Париж был на стороне Лиги и полностью принадлежал Гизам, образцовым католикам… Пусть король примет католичество, и у Парижа не останется никакого резона держать свои ворота закрытыми. И тогда с папского благословения Генрих станет христианнейшим королем, подобно всем своим предшественникам.

Постоянно «обрабатываемый» в таком духе, Генрих IV пришел к мысли, что «Париж стоит мессы», тогда как семейство д'Эстре более прозаично считало, что ради их Габриэль стоило перейти в католичество. Кстати, спустя четыре года после восшествия на французский престол Генрих IV был вынужден признаться, что мог бы потратить свою жизнь на изнуряющую войну, так и не прибрав окончательно к рукам собственное королевство.

Вся эта хитроумная затея едва не рассыпалась, точно карточный домик. Пока Генрих осаждал Дрё, Габриэль проводила время с Бельгардом, даже не отвечая на пламенно-страстный зов короля. На этот раз Генрих рассердился по-настоящему. «Вы прекрасно знаете, что я принял решение больше не жаловаться, – писал он. – Теперь я принял еще одно – больше не выходить из себя. Первое избавляет меня от необходимости кому-либо надоедать; второе очень облегчит мне душу».

Это была ссора – или, по крайней мере, настолько точное подобие ссоры, что Изабелла де Сурди с жаром взялась за дело.

– Все, милая племянница, хватит! – объявила она Габриэль. – Вы думаете только о собственном удовольствии и ведете себя как дура! И не твердите мне в сотый раз, что вы любите Бельгарда, ибо, поистине, мне это надоело. Каким бы соблазнительным ни был ваш поклонник, позвольте мне вам заметить, что он не настолько соблазнителен, как корона Франции.

– Корона Франции?

– Ну да, глупышка! Когда король отречется от протестантства, а папа – он непременно это сделает! – признает недействительным его брак с Маргаритой де Валуа, тогда не останется никаких препятствий к тому, чтобы вы стали королевой! Теперь вы вольны всю жизнь оставаться госпожой де Лианкур, а на престол пусть взойдет другая! Но я вас предупреждаю: либо вы немедленно поедете в Дрё, либо я устрою так, что вас отвезут к господину де Лианкуру, и уверяю, что от него вы не скоро выберетесь.

По правде говоря, госпожа де Сурди старалась зря и напрасно расточала угрозы. Как только было произнесено слово «королева», прекрасная Габриэль тотчас подумала, что не такой уж Бельгард и очаровательный. Спустя час вместе с теткой она села в носилки, чтобы как можно скорее добраться в Дрё.