Текст книги "Истерия. История женского безумия"

На сеансе гипноза я повторно задаю вопрос о том, что вызвало ухудшение ее состояния, и получаю прежние ответы, только даваемые в обратном порядке:

– ее вчерашняя болтливость;

– боли из-за неудобного сидения в ванне.

Сегодня я спрашиваю пациентку, что означают ее странные возгласы: «Молчите» и т. п. Пациентка объясняет, что когда она испытывает страх, то она боится оказаться прерванной в своих размышлениях, так как тогда все ее мысли начинают путаться и все станет еще хуже. «Не двигайтесь» связано с опасениями пациентки, что звери, которых она видит перед своими глазами, находясь в плохом настроении, вдруг придут в возбуждение и набросятся на нее, если кто-то из окружающих ее людей сделает резкое движение; и, наконец, возглас «Не прикасайтесь ко мне» связан со следующим переживанием: брат пациентки из-за злоупотреблений морфием очень тяжело заболел, кризисные состояния проходили у брата ужасно страшно, в такие моменты он часто прибегал к попытке спастись от мук, судорожно цепляясь за пациентку, причем это всегда происходило внезапно; и как однажды обезумевший знакомый, находившийся в их доме, крепко схватил ее за руки (был еще и третий подобный случай, который она уже не может припомнить с достаточной точностью). И последнее, что вспомнила пациентка, было то, как очень тяжело заболела ее малышка, вот тогда, находясь в делирии, Эмми (тогда ей было 28 лет), так сильно прижала к себе дочурку, что чуть не задушила ее. Все четыре эпизода – несмотря на то, что их разделяли большие временные промежутки – пациентка рассказала на одном дыхании, столь быстро чередуя эпизоды, словно бы это было одно и то же событие, по-разному представляемое в четырех актах пьесы. Все свои сообщения о таких сгруппированных по темам травмах, пациентка неизменно начинала со слова «как», а отдельные эпизоды нанизывала друг на друга посредством союза «и». Так как я заметил, что защитную формулу пациентка использует для предотвращения появления подобных переживаний, то внушением я устраняю у нее страхи, и действительно с тех пор не было слышно ее защитных возгласов.

Вечером пациентка находится в прекрасном настроении. Смеясь, она рассказывает, как в саду ее напугала маленькая собачка, неожиданно залаявшая на нее. Но лицо пациентки несколько перекошено, да и заметны следы внутреннего возбуждения, это исчезает после того, как на ее вопрос, не обиделся ли я на ее замечание во время утреннего массажа, я ответил «нет». После 14-дневной задержки вновь появились менструации. В гипнотическом сеансе я внушаю пациентке их ритмичность, выбирая в качестве временного периода 28-дневный цикл (что действительно потом реализуется).

Затем в гипнозе я спрашиваю, помнит ли она о том, что сказала мне в конце, я подразумевал здесь задачу, которую мы не успели разрешить вчера вечером. Пациентка корректно начинает с восклицания «Не прикасайтесь ко мне», о котором заходила речь на дообеденном гипнозе. Таким образом, мы возвращаемся к вчерашней теме. Я спрашиваю, когда и как появилось заикание и получаю от нее ответ: «Не знаю»²⁸.

Ответ «я не знаю» может быть как искренним, так и просто нежеланием говорить о прежних событиях; чуть позже в работе с другими больными я заметил, что болезненные воспоминания тем более трудно вспоминаются, чем больше больные люди оттесняют такие переживания от своего сознания.

Я приказываю пациентке вспомнить. Безо всяких раздумий, но в большом возбуждении и голосом, прерываемым спазмами, пациентка рассказывает: как однажды бешено мчались лошади, а в телеге находились дети, и как другой раз во время грозы она ехала с детьми через лес, вдруг молния ударила в дерево прямо перед самыми лошадьми, естественно, что лошади были страшно напуганы; тогда я подумала: сейчас нужно оставаться совершенно спокойной, а то своим беспокойством и криком я еще больше испугаю лошадей, и кучер не сможет их тогда удержать; вот тогда и появилось впервые заикание. Рассказ привел пациентку в сильное волнение. А еще я узнал от нее, что после этого происшествия заикание вскоре исчезло, чтобы после одного из схожих потрясений стать постоянным. Я устраняю тревогу, связанную с этими воспоминаниями, и для проверки внушения приказываю пациентке еще раз представить события. Пациентка остается спокойной во время припоминания и отныне говорит в гипнозе безо всяких судорожных запинок²⁹.

Как можно здесь заметить, тикообразные прищелкивания и судорожное заикание пациентки являются двумя симптомами, которым присущи схожие поводы и аналогичные механизмы; побольше внимания этому механизму я уделил в небольшой работе «Один из случаев гипнотического лечения наряду с замечаниями об истеричном контржелании» [ «Журнал гипнотизма», том 1], впрочем, и здесь я коснусь этого.

Так как я замечаю готовность пациентки объяснить мне все, что нужно, то я задаю ей следующий вопрос: какие еще события из ее жизни, до сих пор сохраняющие свою актуальность, столь же сильно напугали ее. Пациентка вспоминает целую коллекцию таких переживаний: как через год после смерти матери она была в гостях у знакомой француженки и там ее отправили вместе с другой девушкой в соседнюю комнату за лексиконом (словарем), в комнате она увидела приподнимавшуюся из постели женщину, в точности похожую на ту, которая послала ее за книгой. Пациентка остолбенела тогда от ужаса. Потом ей сказали, что это была всего-навсего наряженная кукла. Я принялся объяснять пациентке, что это могло вообще оказаться просто-напросто безобидной иллюзией, взывал к рассудку пациентки и постепенно черты лица ее разгладились.

Как она ухаживала за своим больным братом, у которого из-за злоупотребления морфием стали появляться ужасные приступы болей, они-то ее и пугали, а еще то, что по временам, испытывая муки, брат сильно сдавливал ее. Нетрудно было заметить, что она повторяет то, о чем уже говорила утром, поэтому я перебиваю ее вопросом, когда еще у нее были схожие ощущения. Меня приятно удивляет то, что на этот раз, задумавшись, пациентка долго медлит с ответом и, наконец, неуверенно спрашивает: «Малышка?» Два других схожих эпизода ей не приходят на ум. Таким образом, мой запрет подействовал: мучительные воспоминания устранены. Далее пациентка рассказывала: как она ухаживала за братом и вдруг из-за ширмы, которая специально была сооружена для того, чтобы обратить его в католическую веру, внезапно появилось бледное лицо тетки. Мне показалось, что я подбираюсь совсем близко к причине ее неослабевающей боязни непредвиденных ситуаций и спросил, когда еще она испытывала что-нибудь подобное. Как одно время в доме стал появляться дружок, имевший манеру совершенно незамеченным проскальзывать в комнату и неожиданно возникать перед глазами; как после смерти матери она тяжело заболела, поехала полечиться в санаторий и там какая-то душевнобольная под действием психотических переживаний по несколько раз за ночь заходила в ее комнату и даже усаживалась на постель; и, наконец, как на обратном пути из Аббации домой незнакомый ей мужчина³⁰ четыре раза неожиданно открывал двери ее купе, каждый раз пристально рассматривая ее. Она настолько тогда сильно напугалась, что позвала на помощь проводника.

Я устраняю все эти воспоминания, вывожу пациентку из гипнотического состояния и заверяю ее, что в эту ночь она будет крепко спать (это нужно было сделать, так как в самом гипнозе я упустил сделать соответствующее внушение). За улучшение общего состояния пациентки говорит сделанное ею мимоходом замечание, что она сегодня ничего не читала, так как находится словно в счастливом сне – это слова того человека, который ранее почти неизменно ощущал внутреннюю тревогу.

11 мая утром. На сегодня была запланирована встреча с гинекологом доктором Н., который должен был осматривать старшую дочь из-за проблем, связанных с менструацией. Я нахожу фрау Эмми фон Н. в большом беспокойстве, которое выражается теперь не столь яркими физическими признаками как прежде; время от времени она выкрикивает: «Я испытываю страх, какой огромный страх я чувствую, я должна скоро умереть». Откуда же взялся этот страх, не из-за доктора ли Н.? Пациентка не знает этого, просто у нее есть страх. В гипнозе, предпринятом еще до появления коллеги, пациентка призналась, что ей неприятно из-за того, что вчера во время массажа она могла оскорбить меня одним невежливым выражением. Да и, вообще, она всегда боится всего нового, не исключая и нового доктора. Эмми позволяет мне успокоить ее. В последовавшем разговоре с доктором Н. пациентка по временам содрогается, а впрочем ведет себя удивительно хорошо, не проявляя ни прищелкиваний, ни заикания. После ухода врача я заново погружаю ее в гипноз, чтобы устранить возможные излишки ее волнения, связанного с визитом незнакомого врача. Да и сама пациентка очень довольна своим поведением, она питает большие надежды на успех лечения. На примере встречи с незнакомым врачом я пытаюсь убедить пациентку, что ей незачем бояться чего-то нового, что во всем новом всегда есть что-то полезное³¹.

Эти педагогические внушения не достигли цели в случае фрау Эмми Н., как потом показало время.

Вечером пациентка веселится напропалую, она совершенно раскована в разговоре перед началом гипноза. На гипнотическом сеансе я спрашиваю, какое событие в ее жизни произвело на нее самое большее впечатление и чаще всего всплывает в качестве воспоминания. – «Смерть мужа». – Я прошу рассказать мне об этом с мельчайшими подробностями, что она и делает. Заметно, что она находится в глубочайшем волнении, но нет ни щелчков, ни заикания.

Как однажды в районе Ривьеры, местечко, от которого они оба были без ума, они шли по мосту, и муж, у которого неожиданно начался сердечный приступ, вынужден был опуститься на землю и несколько минут лежать безжизненно, а когда поднялся, то сделал вид, словно ничего не произошло.

Как вскоре после этого, когда после родов она лежала рядом с малюткой, муж, читая газету, завтракал за маленьким столиком рядом с их кроватью, неожиданно он резко встал, очень странно посмотрел на пациентку, сделал несколько шагов и замертво упал на пол. Она поднялась с постели. Вызванный врач пытался оживить мужа, из другой комнаты она слышала предпринимаемые врачом усилия; но все было напрасно. Закончив рассказывать об этом эпизоде жизни, пациентка продолжала: и как ребенок, которому тогда было всего несколько недель, тяжело заболел, и такое его состояние продолжалось целых шесть месяцев, да и сама она почти все это время находилась из-за высокой температуры в постели. И вдруг что-то в поведении пациентки изменилось: последовала целая серия хронологически упорядоченных жалоб на этого ребенка, которые высказывались со злым выражением лица, обычно так говорят о ком-то чересчур уж опостылевшем. Долгое время ребенок был совершенно невменяем, он постоянно кричал, не мог уснуть, можно было прийти в полное отчаяние из-за невозможности вылечить паралич его левой ножки. В четыре года у ребенка появились зрительные галлюцинации, ходить и говорить он начал довольно поздно, поэтому долгое время его считали идиотом. По мнению врачей у ребенка было воспаление головного и спинного мозга, да и это еще было не все. Я прерываю пациентку, говоря о том, что сегодня это здоровый и цветущий ребенок, я ставлю препятствия ее желаниям вновь и вновь перебирать в памяти печальное прошлое, устраняя не только эти активно существующие воспоминания, но и все что каким-то образом напоминает об этом, словно бы ничего подобного никогда и не существовало. Я внушаю пациентке устранение ожидания несчастий, того ожидания, которое неизменно мучает больную, и исчезновение болей в теле, на которые она стала жаловаться рассказывая последний эпизод, и это несмотря на то, что уже несколько дней о боли ничего не было слышно.

Вероятно, в своем терапевтическом рвении на этот раз я зашел слишком далеко. Даже спустя полтора года после лечения, когда фрау Эмми фон Н. находилась в относительно хорошем состоянии, она жаловалась мне, что ее сильно удручает то, что определенные, очень важные моменты своей жизни она никак не может вспомнить достаточно ясно. Она считала это свидетельством снижения своей памяти, а мне же приходилось остерегаться того, чтобы пациентка не узнала истинную причину такой специфической амнезии. Поражающий успех терапии в этом пункте, скорее всего, связан с тем, что я вынуждал пациентку с мельчайшими деталями рассказывать мне о том, что хранилось в ее памяти [пациентка делала это гораздо подробнее, чем отражено в моих записях], обычно же мне достаточно простых упоминаний фактов³².

К моему удивлению после сделанного мной внушения пациентка сразу же переходит к разговору о князе Л., чей побег из сумасшедшего дома заставил тогда многих говорить об этом, приводя к появлению еще более устрашающих представлений о психиатрических больницах; так среди ходящих слухов можно было встретиться с тем, что людей там лечат посредством обливания головы ледяной водой, помещают больного в специальный аппарат и долгое время в нем вращают, пока он полностью не успокоится. Три дня назад, когда пациентка впервые начала жаловаться на испытываемый ею страх перед сумасшедшим домом, я прервал ее рассказ на первой фразе о том, что больных там привязывают к стульям. Но вскоре я начинаю понимать, что ничего этим не достигну, что нужно выслушать пациентку до конца, вплоть до последнего пункта. Так я и делаю, а затем устраняю у нее и эти новые, ужасные представления, апеллирую к ее рассудку, да и в конце-то концов здесь мне можно доверять гораздо больше, чем глупым девицам, от которых она понаслушалась жутких историй об условиях пребывания в сумасшедшем доме. Так как в речи пациентки иногда замечается что-то напоминающее заикание, то я заново спрашиваю ее о том, когда впервые появилось заикание. В ответ на мой вопрос с ее стороны не доносится ни звука. – «Вы действительно ничего не знаете об этом?» – «Нет». – «Почему же нет?» – «Почему? Потому что я не могу» (это она уже выговаривает грубо и зло). В словах пациентки можно видеть успех сделанных мной внушений. Пациентка высказывает желание выйти из гипноза, что я и делаю.

Эту небольшую сценку, произошедшую в наших отношениях, я понял лишь на следующий день. Непокорная натура пациентки, протестующая как в состоянии бодрствования, так и в искусственно вызванном сне против любой формы принуждения, была разгневана тем, что я не выслушал до конца ее рассказа, прервав его для проведения внушений. У меня накопилось и много других доказательств того, что она критическим взором оценивала мою работу, не выходя из гипнотического сознания. Наверное, пациентка пыталась таким образом высказать мне свой упрек за то, что я мешаю ей рассказывать, подобно тому, как я помешал ей сказать все, что она думает об ужасах, царящих в сумасшедшем доме. На следующий день я обратил внимание на мою ошибку после одного намека³³.

12 мая. Против всех моих ожиданий спала она в эту ночь мало и плохо³⁴. Я увидел ее в состоянии огромной тревоги, но, впрочем, без привычных для нее физических симптомов. Пациентка не пожелала говорить о том, что с ней сейчас происходит; она только намекнула, что плохо спала и перед ее глазами до сих пор стоят сновидческие образы. «Как бы это было ужасно, если бы они вдруг ожили». Она немного успокаивается во время проведения массажа после нескольких успокаивающих вопросов, затем на нее находит приступ веселья, она забавно рассказывает о своих вдовьих проказах и связях у себя дома (на Балтике), о довольно известных мужчинах из большого города, которых она приглашала к себе в усадьбу в качестве гостей, и т. п.

Гипноз. Ночью она видела страшный сон, все четыре ножки стула и подлокотники кресла превратились в змей, какое-то чудовище с орлиным клювом набрасывалось на нее, отрывая куски мяса с разных участков тела, другие звери, находящиеся тут же, стали на нее запрыгивать и т. п. Затем пациентка, не делая никакой паузы, переходит к описанию образов диких зверей, пережитых ею в состояниях делирия, предварительно делая замечание: «Это было на самом деле» (то есть, никакое ни сновидение). Как она однажды хотела приподнять клубок шерсти, но он оказалась мышью, быстро убежавшей прочь, как на одной из прогулок по саду на нее неожиданно прыгнул крот и т. д. Так что как видите, мой запрет ни к чему ни привел, придется каждый тревожащий пациентку эпизод устранять по отдельности³⁵.

К сожалению, в истории болезни фрау фон Н. я упустил возможность поподробнее исследовать у пациентки наличие зоопсии, например осведомиться, что в боязни зверей относится к феномену первичного ужаса, который неотъемлем от душевной конституции многих невропатов начиная с детских лет, а что имеет особое символическое значение только для самой пациентки.

Где-то в середине этого разговора у меня появилось желание спросить, почему и когда у нее возникли боли в желудке. Мне кажется, что они должны всегда сопровождать ее припадки зоопсии. Довольно раздраженным голосом пациентка ответила, что этого она не знает. Я приказал ей припомнить все до завтрашнего дня. Довольно грубовато пациентка сказала, что мне не следует непрерывно задавать вопросы, выведывая как то или иное появилось, а предоставить ей время говорить о том, о чем она хочет рассказать. Я соглашаюсь с этим, и безо всякого вступления пациентка продолжает: «Когда его выносили, я не могла поверить в то, что он был уже мертв».

Итак, она опять заговорила о своем муже. Как я сейчас думаю, причина ее расстройств была в сохранении страдания, вызываемого историей ее отношений с мужем³⁶.

В течение целых трех лет она ненавидела младшую дочь, так как не могла избавиться от мысли, что могла бы уделить должное внимание мужу, если бы не вынуждена была заботиться о ребенке. Да и потом, уже после смерти мужа на долю пациентки оставались только одни обиды и тревоги. Родственники мужа и раньше решительно выступали против их брака, а когда у молодоженов началась счастливая жизнь, то они испытывали черную зависть к благополучию пациентки. После смерти мужа родственники принялись распространять слухи, что пациентка сама отравила его³⁷, они даже хотели добиться проведения специальной медицинской экспертизы. Руками одного омерзительного писаки родственники мужа навесили на пациентку все мыслимые и немыслимые грехи. Негодяй повсюду рассылал агентов, а те в свою очередь натравливали на нее людей, вынуждая местные газеты печатать оскорбляющие ее честь статейки – от него пациентка и получала вырезки из газет. Отсюда начинаются истоки ее боязни людей и ненависти ко всем незнакомым людям. После успокаивающих слов, сказанных мной по завершении ею рассказа, пациентка с облегчением вздыхает.

13 мая. Из-за болей в животе пациентка опять плохо спала, вчера вечером она отказалась от ужина, а кроме того, еще жалобы на боли, ощущаемые в правой руке. Но, несмотря на это, у нее было хорошее настроение, она была весела и обращалась со мной особенно любезно после моей вчерашней любезности. Она пыталась выяснить мое мнение насчет самых разных вещей, кажущихся для нее важными, а когда я, например, был вынужден искать ткани, необходимые для проведения массажа и т. п., то приходила в совершенно неадекватное волнение. Очень часто появлялись прищелкивания и подергивания лицевых мышц.

Гипноз: вчера вечером ей пришел в голову неожиданный ответ на то, почему небольшие животные воспринимаются ею иногда в гигантских размерах. В первый раз такое произошло на одном из театральных представлений в Д., когда пациентка увидела на сцене поразившую ее гигантскую ящерицу. Именно это воспоминание и мучило пациентку вчера.

Не вызывает сомнений то, что образ этой огромной ящерицы только потому приобрел такую большую значимость для пациентки, что он совпал по времени с сильными аффектами, полностью захватившими пациентку во время тогдашнего театрального представления. Но как я уже признавался, занимаясь терапией истеричек, я часто ограничивался только поверхностным упоминанием фактов, так что и с данным эпизодом не было проведено более подробного исследования. Впрочем, на ум мне сейчас приходит истеричная макропсия. Фрау Эмми фон Н. была в достаточно большой степени близорукой, к тому же еще страдала астигматизмом, так что иллюзии могли объясняться ее неотчетливым восприятием.

Новое появление прищелкиваний началось после того, как она попыталась скрыть появившиеся у нее вчера боли в желудке и старалась не причинять окружающим ее людям беспокойство своими стонами. Пациентка ничего не знала об истинной причине возобновившихся прищелкиваний. Еще она вспомнила, что я поставил перед ней задачу отыскать момент, когда впервые появились боли в желудке. Пациентка не знает этого и просит меня здесь помочь. Я высказал свое предположение, что возможно в состоянии большого волнения ей пришлось когда-то поесть. Оказалось, что это действительно соответствовало фактам. После смерти мужа пациентка на долгое время лишилась аппетита, ела только по необходимости, вот тогда-то и появились у нее боли в желудке. Я устраняю боли несколькими пассами над эпигастральной областью. После чего пациентка начинает спонтанно говорить о том, что наиболее сильно поразило ее: «Я говорила, что не люблю малышку. Но я должна добавить, что этого никак невозможно было заметить по моему поведению. Я делала все, что нужно делать для ухода за дочкой. Я упрекаю сейчас себя только за то, что больше люблю старшую дочь».

14 мая. Пациентка весела и здорова, проспала до половины восьмого утра, жалуется она только на небольшие боли в радиальной области руки, в голове и на лице. С каждым разом для пациентки все большее значение приобретает возможность выговориться перед началом гипнотического сеанса. Сегодня она почти совсем не прикасалась к теме ужасов. Она жалуется на боль и онемение в правой ноге, рассказывает, что в 1871 году у нее было воспаление живота, причем, еще не совсем оправившись от своего заболевания, она вынуждена была ухаживать за больным братом, в тот период у нее заболели ноги и даже по временам появлялся паралич правой ноги.

В гипнозе я спрашиваю у пациентки, легко ли ей сейчас находиться среди людей или все еще доминирует прежняя боязнь. Пациентка говорит, что ей пока неприятно, когда кто-то стоит за ее спиной или очень близко к ней подходит и рассказывает несколько эпизодов, связанных с неожиданным появлением людей. Как однажды, когда она со своими дочерьми прогуливалась по острову Рюген³⁸, из-за кустов появились два подозрительных субъекта и стали ее оскорблять. В Аббации на одной из вечерних прогулок из-за камней вдруг внезапно появился нищий и сразу же опустился перед ней на колени. По-видимому, этот сумасшедший не представлял для нее никакой опасности; а далее пациентка рассказала о ночном вторжении грабителей, очень сильно напугавшем ее.

Легко заметить, что боязнь людей у пациентки почти полностью объясняется преследованиями, которым она подвергалась после смерти мужа.

В то время я был склонен считать, что все истеричные симптомы обуславливаются психическими факторами. Но сегодня повышенную склонность к страху людей женщины, во многом поставившей для себя ограничения, я бы объяснил невротическим конфликтом [невроз страха].

Вечер. Хотя пациентка и выглядит очень веселой, принимает она меня с возгласом: «Я умираю от страха, о, я просто не могу Вам сказать всего, я ненавижу себя». В конце концов, я узнаю, что ее посетил доктор Бройер и что при его появлении она от испуга стала дрожать всем телом. А когда это заметил и он, она принялась уверять его, что это появилось только в первый раз. Это заставило пациентку неимоверно страдать, так как теперь должны были пострадать и мои интересы – ее тенденция к переживанию ужасов не исчезла! В эти дни у меня, вообще, было много возможностей заметить то, насколько жестоко пациентка обращалась с собой, насколько легко она была готова к безжалостным самоупрекам, причем по самым ничтожным поводам – не лежали на прежнем месте ткани для массажа, не было видно газеты, которую я обычно читал, пока она находилась в гипнотическом сне. После того как устранялся первый, поверхностный слой мучительных воспоминаний, становилась заметной ее высоконравственная, сверхчувствительная, склонная недооценивать себя личность. Я не раз пытался втолковать пациентке, причем как в состоянии бодрствования, так и в гипнозе, что не нужно забывать латинское изречение «minima non curat praetor», смысл которого заключается в том, что между полюсами хорошего и плохого имеется целая группа вещей, по поводу которых не стоит беспокоиться или делать себе упреки. Думаю, что пациентка отнеслась к этому учению не намного лучше, чем это бы сделал какой-нибудь средневековый монах-аскет, который в любом каком бы то ни было событии, приключившимся с ним, видит перст божий и искушение дьявола, ни капельки не обладая способностью хотя бы на мгновение посмотреть на мир без шор, выбрав себе пусть даже небольшое пространство, но на котором бы он мог себя почувствовать избавленным от ответственности за все происходящее.

На сеансе гипноза у пациентки появляется несколько новых ужасающих ее образов (например, в Аббации ей казалось, что в волнах прибоя она видит окровавленные головы). Я опять повторяю для нее высказывание, которое она сегодня услышала, находясь в бодрствовании.

15 мая. Пациентка спала до половины девятого, но проснулась в тревоге. Когда я зашел, у нее слегка дергались мышцы лица, она то и дело прищелкивала, заметны были затруднения с речью. «Я умираю от страха». Отвечая на мои расспросы, пациентка говорит, что дети проживают здесь на четвертом этаже пансиона, куда можно добраться при помощи лифта. Вчера она потребовала, чтобы детям разрешили пользоваться лифтом и для спуска; сейчас же она упрекает себя за то, что добилась этого, так как лифт не совсем надежен. Об этом говорил сам владелец пансиона. Не знаю ли я историю графини Ш., которая погибла в лифте? Я не слышал об этом, но хорошо знаю пансион и то, что подъемник является частной собственностью хозяина пансиона. Мне кажется невозможным то, что человек, прославляющий в рекламе подъемник, сам бы предостерегал от его использования. Полагаю, что здесь не обошлось без вмешательства какого-либо ложного воспоминания, спровоцированного страхом. Я говорю об этом пациентке, а вскоре она и сама смеется над необоснованностью своих опасений. Я никак не могу отнести причину ее тревоги к проблемам передвижения на лифте и решаю задать ей вопрос об этом чуть позже, адресуясь к ее гипнотическому сознанию. Во время массажа, предпринятого мной после многодневного перерыва, пациентка рассказывает мне отдельные, плохо связанные друг с другом истории, которые действительно могли бы произойти на самом деле: как нашли в подвале крота, как эксцентричная мать по-особому ухаживала за своим ребенком-идиотом, как сумасшедшая женщина была заперта в сумасшедший дом из-за приступа меланхолии – такие воспоминания проносились через голову пациентки, пока она находилась в плохом настроении. А после того как ей удавалось до конца освободиться от такого тяжелого груза, пациентка становилась веселой, сообщала о своей жизни в поместье и об отношениях, которые она поддерживала с известными личностями немецкой окраины России и северной Германии. Мне действительно трудно представить, как может соединяться в одном человеке эта активная деятельная натура и психически явно неуравновешенная женщина.

Итак, на гипнотическом сеансе я спрашиваю пациентку: чем так сильно она была обеспокоена сегодняшним утром; вместо опасений, связанных с пользованием лифтом, я получаю следующий ответ, что она боится того, что появление месячных заставит ее опять отказаться от сеансов массажа.

Следовательно, все происходило следующим образом: просыпаясь по утрам, пациентка испытывала тревогу и, пытаясь избавиться от нее, хваталась за первую, пугающую ее мысль. Разговор о лифте в доме детей произошел вчера в послеобеденное время. Постоянно находящаяся в тревоге мать спросила у гувернантки, не может ли старшая дочь, которой было трудно ходить из-за заболевания правосторонней части яичника и болей в правой ноге, пользоваться лифтом и для спуска вниз. А уж затем одно из ложных воспоминаний пациентки позволило ей связать тревогу с представлением об этом подъемнике. В своей же душе пациентка не пыталась искать причину имеющейся у нее тревоги; таковая отыскалась только тогда, хотя и без особых препятствий, когда я стал расспрашивать пациентку в гипнозе. Это было то самое явление, которое Ипполит Бернгейм³⁹, а после него и другие, изучали у лиц, выполнявших в постгипнотическом состоянии требования, которые им были навязаны в гипнозе. Бернгейм (см. его книгу «Суггестия»⁴⁰), например, внушал больному человеку, что после пробуждения он засунет себе в рот оба больших пальца. И действительно, спустя короткое время после выхода из гипноза, больной делал это, причем бессознательно больным подыскивались правдоподобные объяснения любым своим поступкам, скажем в приведенном примере, больной говорил, что таким образом он пытается избавиться от боли в языке, который он прикусил вчера в эпилептическом припадке. Послушная внушению девушка в экспериментальной ситуации наносит совершенно незнакомому ей служащему «смертельный удар (картонным) ножом»; а схваченная тут же «на месте преступления», она оправдывается ловко изобретенной историей о нанесенном ей грубом оскорблении, требующем отмщения. По-видимому, у человека существует потребность в приведении всех осознаваемых им психических феноменов в логические взаимосвязи со всем остальным материалом сознания. А там, где такая логическая цепочка отсутствует, там сознание, недолго раздумывая, пытается выискать ближайшую подходящую причину, в которую после того и начинает убежденно верить, несмотря на то, что причина на самом деле может оказаться ложной. Понятно, что в наибольшей степени образованию таких «фальшивых связей» будет содействовать наличие расщепления сознания.

Я хочу немножко подольше задержаться на вышеупомянутом понятии фальшивой связи, так как оно является показательным со многих сторон. Прежде всего оно очень типично для поведения пациентки – в течение лечебного процесса пациентка не раз помогала мне найти истинные причины фальшивых связей (прояснение их наступало после ее ответов в гипнотическом состоянии) и устранить их патологическое влияние. Один из случаев подобного рода я хочу изложить более подробно, так как в ряду других психологических феноменов он выделяется особенно ярко. Я предложил фрау Эмми фон Н. вместо привычных для нее теплых ванн начать принимать холодную половинную (поясничную) ванну, от чего я обещал ей появление свежих сил. Несмотря на то что она удивительно послушно выполняла любые предписания врачей, ко всем их назначениям она относилась с огромным недоверием. Я уже упоминал о том, что прежние терапевтические усилия врачей никогда не приносили ей облегчения. Мое предложение начать принимать холодные ванны происходило не настолько авторитарно, чтобы у пациентки не нашлось мужества высказать мне имеющиеся у нее опасения: «Каждый раз, после того как я принимаю холодные ванны, у меня в течение всего дня бывает меланхолическое настроение. Но я попытаюсь опять их принимать, если этого хотите Вы; не думайте, что я что-либо игнорирую из того, что Вы советуете». Для того чтобы ее успокоить, я на словах (но только на словах) отказываюсь от моего совета, а на ближайшем по времени гипнотическом сеансе внушаю ей, что она сама захочет попросить назначить ей холодные ванны, что она уже долго об этом думала, но все же рискнула попробовать еще раз и т. д. Так все в действительности и происходит. Уже на следующий день пациентка горячо ухватилась за идею полезности холодных ванн. Выдвигая самые разнообразные аргументы в защиту этой процедуры, пациентка пыталась привлечь меня на свою сторону, причем это были именно те аргументы, которые я высказал пациентке немного ранее, естественно, что я «сдался» без большого сопротивления. Однако днем после принятия пациенткой половинной ванны я нашел фрау Эмми фон Н. в поистине отчаянном состоянии. «Что с Вами сегодня происходит?» – «Да я же и раньше об этом знала. О холодной ванне, всегда было так». – «Но Вы этого добивались сами. Теперь мы хорошо видим, что Вы не можете ее переносить. Так что возвращаемся к теплым ваннам». Чуть позже в гипнозе я спросил: «Действительно ли из-за холодной ванны у Вас появилось такое плохое настроение?» – «Ах, причем здесь ванна» – послышался ответ пациентки, «сегодня утром я прочитала в газете, что произошла революция в Сан-Доминго. Если там произойдут беспорядки, то прежде всего они заденут интересы белых жителей; а у меня в Сан-Доминго живет брат, который оказывает нам огромную помощь. Сейчас я очень сильно переживаю из-за того, как бы с ним чего не произошло». Вот в таком разговоре мы и уладили наше дело, на следующее утро пациентка безропотно приняла ванну, словно она делала так всю жизнь; эту ванну пациентка принимала в течение нескольких недель и ни разу не пожаловалась на ухудшение своего состояния из-за этой процедуры.