Текст книги "Истерия. История женского безумия"

Довольно легко можно заметить, что этот пример типичен и для отношения многих других невропатов по отношению к назначаемым врачом лечебным процедурам. Причем независимо от того, где сегодня происходят общественные катаклизмы, в Сан-Доминго или где в другом месте, больной неизменно склонен ухудшение своего состояния приписывать последним терапевтическим назначениям врача. Для появления любой фальшивой связи необходимо наличие двух условий: одним из них, по-видимому, является недоверие пациента, почти неизменно присутствующее в его отношениях к врачу, а вторым – расщепление сознания, которое в определенной мере может замещаться тем, что большинство невропатов не всегда догадываются о действительных причинах (по крайней мере о первичных поводах) своих страданий, а иногда и намеренно игнорируют таковое знание, так как не так уж легко замечать долю, которую занимает среди провоцирующих заболевание факторов собственная вина.

Наверное, можно бы было посчитать, что для невропатов, исключая круг истериков, упомянутое условие незнаемости или преднамеренного незамечания является более весомым фактором для возникновения фальшивой связи, чем наличие расщепления сознания, которое автоматически удаляет материал, позволяющий бросить свет на причинную взаимосвязь событий. Однако расщепление сознания очень редко проявляется в чистом виде, чаще в обычное сознание все-таки вторгаются какие-то представления, они и вызывают у больного расстройства. Обычно это сказывается на общем самочувствии, проявляется в форме тревоги или печали. Иногда больные догадываются об истинных причинах своих страданий, как, например, это было в описываемом случае, тогда посредством особого рода «принуждения к ассоциациям» можно выяснить действительные причины их расстройств (Впрочем, вы можете сравнить эти идеи с механизмом навязчивых представлений, о котором я сообщал в «Центральном неврологическом вестнике» [Neurolog. Zentralblatt, № 10–11. 1894 г.); см. также: Obsessions et phobies, напечатанных в Revue neurologique, № 2. 1894 г.].

В эффективности удавшегося принуждения к ассоциациям я мог недавно убедиться посредством наблюдений относящихся несколько к другой области. На несколько недель я вынужден был сменить привычную мне постель на гораздо более жесткое ложе, на котором, как мне кажется, я видел более часто и более яркие сновидения; наверное, единственным недостатком перемен была недостаточная глубина сна. В первую четверть часа после просыпания я хорошо помнил все, что мне приснилось за прошедшую ночь; с большим усердием я старался как можно точнее их записывать, пытаясь разгадать. Эти сновидения мне удавалось объяснить двумя моментами:

1) необходимостью более основательной проработки тех впечатлений, на которых днем я останавливал свое внимание лишь на мгновенье, соприкоснулся с ними, не получив целостного представления;

2) и принуждением находить взаимосвязи друг с другом для любых вещей, причем вызывая для этого схожее эмоциональное состояние души; этим обстоятельством (легкостью перехода из одного психического состояния в другое) и объясняется кажущаяся бессмысленность и противоречивость сновидений.

После этого я выслушиваю историю ее болей в ногах. Начинает она свой рассказ точно так же, как и вчера, а потом следует длинное перечисление самых разных переживаний, все из которых носят мучащий или изнуряющий характер; во всех эпизодах присутствует боль, с каждым новым переживанием принимающая все более тягостный характер, а завершается все формированием двухстороннего паралича ног с потерей их чувствительности. Подобное произошло и с болями в руках, которые начались одновременно с появлением судорог шейных мышц. О «судорогах шеи» пациентка поведала мне только следующее: с их наступлением у фрау Эмми фон Н. исчезла необычайно сильная тревожность вместе с дурным настроением, так характерными для пациентки прежде. Судороги шеи сопровождались ощущением стягивания в области затылка, и что более неприятно болезненной зябкостью во всех конечностях, невозможностью говорить и полной прострацией. И так продолжалось от шести до двенадцати часов. Все мои попытки объяснить этот симптомокомплекс каким-либо эпизодом из жизни пациентки не увенчались успехом. Нацеленные на прояснение положения дел вопросы типа того, что не хватала ли она за затылок своего брата во время ухода за ним, когда брат находился в делирии, не получили подтверждения со стороны пациентки. Причину припадков она не могла ничем объяснить.

Размышляя об этом позже, я подумал о том, что эти «судороги шеи» могли иметь органический характер подобно традиционной мигрени; на практике врачи чаще всего встречаются именно с такими, трудно описываемыми состояниями, которые к тому же настолько поразительно схожи с классическим припадком гемикрании (односторонней мигрени), что обычно понятийную область последнего несколько расширяют, чтобы на второе место втиснуть в его определении локализацию боли. Как хорошо известно, многие невропатические женщины связывают с припадком мигрени появление у себя истеричных припадков (конвульсии и делирии). Всякий раз, когда я видел у фрау Эмми фон Н. судороги мышц шеи, это неизменно сопровождалось наступлением делирия.

Что же касается болей в руках и ногах, то думаю, что в этом случае мы имеем не особенно интересный, но зато очень распространенный вид детерминации посредством случайного совпадения. Эти боли возникали у нее во времена суматохи в доме и уходе за больным, тогда боли ощущались гораздо сильнее из-за большой усталости, ассоциативные связи с телом формировались вначале случайно, постепенно фиксируясь в памяти в качестве физического симптома, входящего в ассоциативный комплекс. У меня еще будет возможность привести несколько примеров в доказательство действительного существования такого процесса. Вероятней всего, вначале это были боли ревматического происхождения, т. е., чтобы не искажать смысл употребляемых слов, эти боли локализовались главным образом в мышцах, в которых можно обнаружить повышенную чувствительность к давлению и изменению консистенции мышц, чаще всего такое появлялось после длительного покоя или неподвижности конечностей, то есть утром, а после нескольких болезненных движений, особенно после массажа, исчезали. Такие миогенные боли, частенько бывающие у всех людей, приобретают особое значение у невропатов. Из-за неграмотности врачей, тех, кто до сих пор еще не выработал у себя привычки исследовать мышцы надавливанием пальцами, такие больные часто рассматриваются пациентами невропатолога, здесь можно встретить огромный бесконечный ряд истеричных невралгий, так называемый ишиас (радикулит) и т. п. О связи этого заболевания с наследственной предрасположенностью к подагре я скажу здесь лишь вкратце. Мать и две сестры пациентки по-настоящему страдали подагрой (или хроническим ревматизмом). Часть болей, на которые в то время жаловалась пациентка, в определенной мере могла объясняться событиями, в которые она была тогда вовлечена. Точно этого я не знаю; в то время у меня еще не было достаточного опыта, чтобы правильно проводить диагностику состояния мышц.

Вечер. Пациентка находится в очень веселом настроении, в полной мере проявляя присущее ей чувство юмора. Конечно же, оказалось, что с лифтом все было совершенно не так, как она мне сказала. А для спуска вниз его нельзя использовать только при особых обстоятельствах. Пациентка задает мне целую серию вопросов, которые ничем не выдают присутствия у нее болезни. Еще остаются жалобы на мучащие ее сильные боли в области лица, в руке, где боль распространяется вдоль линии большого пальца, и в ноге; онемение и боли в лице ощущаются тогда, когда какое-то время приходится сидеть неподвижно или когда она надолго задумывается. Поднимание тяжелого предмета вызывает боли в плече. Более внимательное обследование правой ноги обнаруживает у пациентки повышенную чувствительность бедра, выраженную потерю чувствительности в области голени и стопы, и несколько меньше в области таза и поясницы.

В гипнозе пациентка сообщает, что по временам на нее нападает сильный страх, что с детьми может что-то случиться, что они заболеют или погибнут, а один из ее братьев, находящийся сейчас в свадебном путешествии, попадет в катастрофу, или его жена недолго проживет, так как все браки ее братьев и сестер были довольно короткими. О других опасениях пациентке ничего не известно. Я говорю ей о существующей у нее склонности испытывать страх там, где на это нет никакой причины. Она обещает прекратить его испытывать, потому «что этого хотите Вы». Далее я делаю внушения, касающиеся болей, ноги и т. д.

16 мая. Пациентка хорошо спала, хотя и продолжает жаловаться на боли в области лица, в руках, ногах. У нее прекрасное настроение. Ничего нового гипноз пока не приносит. Проводится фарадическое (с воздействием индуктивного тока) смазывание ноги⁴¹, потерявшей чувствительность.

Вечер. Я застаю пациентку в большой тревоге. «Как хорошо, что Вы пришли. Я так сильно напугана». Заметны все признаки, испытываемой ею большой тревоги плюс появившееся заикание и тик. Вначале я прошу пациентку рассказать мне о том, что произошло, не вводя ее в гипнотический транс. Удивительно живо, с переплетающимися пальцами и вытягивающимися руками она демонстрирует ситуацию, спровоцировавшую ее тревогу. Какая-то чудовищных размеров мышь неожиданно пробежала по ее руке и тут же мгновенно исчезла, это было на ее прогулке по саду, да и, вообще, там постоянно что-то снует и шумит (из-за иллюзии передвигающихся теней?). На всех деревьях сидели исключительно только мыши. – «Вы что, действительно, не слышите, как топает в цирке лошадь?» – «А рядом с ней стонет какой-то господин, мне кажется, что он мучается из-за болей, сохраняющихся после тяжелой операции». – «Да не нахожусь ли я на острове Рюген, не тут ли стоит у меня печка?» – Пациентка явно находится в полном замешательстве от переполняющих ее мыслей и от неимоверных усилий, предпринимаемых ею, чтобы прийти в себя. На мои вопросы, касающиеся ее реальной жизни в настоящее время, например, находятся ли здесь ее дочери, она не может найти ответ.

Спутанность сознания пациентки я пытаюсь устранить в гипнозе.

Гипноз. «Чего Вы так сильно испугались?» – Она заново повторяет мне историю о мышах, сопровождая свой рассказ переживаниями явного ужаса; а когда она шла по лестнице, там лежал отвратительный зверь, который быстро исчез. Я успокаиваю пациентку, говоря ей, что это была всего-навсего иллюзия и что, вообще, не стоит бояться мышей, такие галлюцинации характерны только для пьяниц (приводя их в неописуемый ужас). Я рассказываю ей историю о епископе Хатто⁴², которую она тоже хорошо знает, пациентка слушает, затаив дыхание. – «Но каким образом Вам в голову пришел цирк?» – Пациентка говорит, что ясно слышит, как где-то поблизости в конюшне топочут лошади, они могут запутаться в упряжи и получить из-за этого увечья. У нее дома в таких случаях к ним всегда выходил Йоханн, чтобы их распутать. Я высказываю свои сомнения относительно близости конюшни и стонов соседа. Знает ли она, где находится сейчас? Она это хорошо знает, хотя минутой раньше почему-то думала, что это остров Рюген. Каким образом она связала происходящее с островом? В саду они разговаривали о том, какая там стояла жара, тогда ей и вспомнились чудесные террасы острова, вообще, не дающие никаких теней. – «Какие печальные воспоминания, связанные с пребыванием там, продолжают Вас тревожить и сейчас?» – Пациентка приводит целую серию относящихся сюда эпизодов. На острове она испытала одни из самых мучительных болей в руках и ногах, несколько раз, находясь на экскурсиях, попадала в такой туман, что даже сбивалась с пути, два раза на нее нападал бык и т. д. – «Какова причина Ваших сегодняшних припадков?» – «Причина припадков?» – Она целых три часа писала письма, ужасно много писем, из-за этого она долго не могла успокоиться. Итак, можно считать, что сегодняшний припадок делирия был вызван усталостью, а его содержание определялось такими отголосками воспоминаний как отсутствие теней в саду и т. д. Я повторяю пациентке все ценное и нужное для нее; покидаю я ее крепко уснувшей.

17 мая. Пациентка великолепно выспалась. В лечебной ванне из отрубей, которую она принимала сегодня, пациентка несколько раз вскрикнула от испуга из-за того, что по ошибке приняла отруби за крохотных червячков. Это я узнал от служительницы; сама пациентка не хотела об этом ничего рассказывать, почти необузданно веселилась, хотя по временам это прерывалось ее возгласами «ху», гримасами, говорящими об испытываемом ею ужасе, да и заикание стало проявляться в гораздо большей степени. Пациентка рассказывает о ночном сновидении, где она шла по настоящим живым пиявкам. А в предыдущую ночь ей, вообще, снился какой-то ужас, она должна была украшать огромную толпу мертвецов, затем укладывать их в гроб, но ни разу у нее не появилось желания закрыть крышку гроба (очевидно, это связано с воспоминаниями о муже. См. выше). Немного погодя пациентка рассказывает о разных историях из своей жизни, в которых фигурируют животные. Самая ужасная связана с летучей мышью, которая залетела в ее туалетный шкафчик. Когда пациентка ее там обнаружила, то в ужасе совершенно голой выбежала из комнаты. Пытаясь вылечить ее от этого страха, брат подарил ей прекрасную брошку, сделанную в форме летучей мыши; естественно, легко было предвидеть, что пациентка не сможет ее носить.

В гипнозе: страх червячков имеет свои корни еще в те времена, когда пациентка получила в качестве подарка чудесную подушечку для хранения иголок. Когда следующим утром пациентка решила применить подушечку в дело, из подарка поползли самые настоящие крохотные червячки. По-видимому, использованные для наполнения подушечки отруби не были достаточно хорошо просушены. (Не было ли это галлюцинацией? Вполне возможно и так.) Я прошу пациентку рассказать о других историях с животными. Как однажды она прогуливалась с мужем по одному из парков Петербурга, а весь путь до пруда был настолько оккупирован жабами, что супругам пришлось повернуть назад. Бывали времена, когда пациентка никому не могла протянуть руку из-за страха, что та превратится в отвратительное животное, как действительно часто и происходило. Я пытаюсь устранить ее страх животных особым образом, по отдельности работая с каждым видом животных, спрашивая о том, продолжает ли она их бояться и дальше. Она отвечает то односложным «нет», то: «Я перестала их бояться»⁴³.

Но изобретенный мною метод не оказался достаточно эффективным; необходимо было более полно прорабатывать все детали.

Я спрашиваю, почему и вчера, и сегодня она так сильно вздрагивает и заикается. Такое у нее наступает всегда, когда она бывает чем-то сильно напугана⁴⁴.

Заикание и прищелкивание языком не исчезли полностью после нахождения первоначальных травмирующих ситуаций, хотя каждое из них довольно значительно уменьшилось. Объяснение причины незавершенности успеха дала сама больная. Пациентка прибегала к прищелкиванию языком и заиканию всякий раз, как только сильно чего-то пугалась, так что теперь эти симптомы провоцировались не только условиями, схожими с обстоятельствами первоначальной травмирующей ситуации, но и длинной цепью эпизодов, имеющих отдаленное сходство с травмой, вот это-то я и упустил их виду. Это только один неудачный рабочий эпизод из многих, появляющихся довольно часто, причем каждый раз неудача наносит удар по элегантности и совершенству терапевтических результатов, достигаемых при правильном применении катартического метода.

«Чем Вы были столь сильно вчера напуганы?» – В саду ей стало совершенно понятно, что на самом деле ее угнетает. Прежде всего она была озабочена тем, каким образом она сможет воспрепятствовать тому, чтобы у нее в будущем, когда она завершит лечение, перестали накапливаться тревожащие воспоминания. Я повторяю три вселяющие в нее уверенность основания, о которых я говорил ей раньше, до гипнотического сеанса:

1) теперь она стала гораздо здоровее и выносливее;

2) она привыкнет до конца выговариваться перед кем-либо из лиц своего ближайшего окружения;

3) вскоре она научится совершенно безразлично относиться к огромному количеству угнетавших ее ранее вещей.

А еще ее угнетает то, что она забыла поблагодарить меня за позднее посещение, что она боится, что из-за нового обострения болезни я потеряю терпение. Ее очень сильно взволновало и напугало то, что она увидела в саду: домашний врач спрашивал у какого-то господина, согласится ли он на операцию. И тут же рядом сидела жена, которая должно быть была сильно встревожена тем, не последний ли это вечер несчастного страдальца. После этого сообщения о несчастном у пациентки резко изменяется настроение!

Здесь я впервые обратил внимание на то – и позднее не раз в этом убеждался – что при устранении в гипнозе истеричного делирия все сообщения пациента обратны по времени хронологической цепочке событий, то есть, вначале сообщаются новые, недавние эпизоды, только что полученные и не столь важные впечатления и мысли, а уже под конец появляются самые значимые, самые важные эпизоды, если рассматривать их со стороны побуждающих мотивов⁴⁵.

Вечером пациентка пребывает в радостном настроении, выглядит она полностью удовлетворенной. Никаких новых результатов гипноз не приносит. Много времени я уделяю лечению болей в мышцах, пытаюсь пробудить чувствительность правой ноги, чего очень легко удается добиться в гипнозе, но по выходу из него появившаяся было чувствительность вновь частично исчезает. До того, как я покидаю пациентку, она успевает высказать свое восхищение тем, что в результате моей работы у нее уже долгое время отсутствуют судороги мышц затылка, ранее появляющиеся всегда при любой плохой погоде⁴⁶.

18 мая. Сегодня пациентка так крепко спала, как не бывало уже много лет. Но после принятия ванны жалуется на зябкость в области затылка, на ощущение стягивания и боли в области лица, в руках и стопах, все тело пациентки напряжено, руки судорожное сжаты. Гипноз не обнаруживает никакой психической подоплеки этого состояния «судороги шеи». Я облегчаю тяжелое состояние пациентки массажем.

Вчерашнее восхищение пациентки из-за того, что у нее очень долго не было судорог мышц затылка, оказалось, таким образом, предвосхищением приближающегося ухудшения состояния, которое уже тогда было обнаружено сферой бессознательного. Чем-то совершенно обыденным эта специфическая форма предвосхищения была у упомянутой нами чуть ранее фрау Сесилии М. Всякий раз, когда фрау Сесилия М., пребывая в самом благодушном настроении, говорила мне что-то вроде «Я уже давно не пугалась по ночам ведьм» или «Как я рада, что у меня столь долго нет никакой боли в глазах», я мог с абсолютной уверенностью сказать, что в ближайшую ночь работа служительницы осложнится из-за появлении у фрау Сесилии М. ужаснейшего страха ведьм или что в ближайшее время появится сильнейшая боль в глазах. Каждый раз это было словно бы проявлением того, что уже ранее находилось в бессознательном, только в скрытом состоянии. Ни о чем не догадывающееся «официальное» сознание (название, данное Шарко) пытается повлиять на его вторжение с выгодой для себя, и, естественно, всегда быстро и достаточно безотказно наказывается за ложь. Фрау Сесилия М., дама с разносторонним интеллектом, которой я во многом благодарен за помощь, оказанную ею в понимании истеричных симптомов, обратила мое внимание на то, что подобные события могли бы объяснить появление известных суеверий, касающихся наговоров и сглаза. Нельзя славословить выпавшее тебе на долю счастье, как и с другой стороны поминать черта, так как он не замедлит тогда явиться. И действительно, обычно люди с восторгом рассказывают о своем счастье, когда их уже близко подстерегает несчастье, предвосхищенье которого проявляется в форме ощущения необычного сегодняшнего благополучия, так как это держащееся за прошлое представление пытается хотя бы иллюзорно отдалить приближающиеся несчастья.

Надеюсь, что приведенных мной выдержек из истории болезни фрау Эмми фон Н., относящихся к первым трем неделям лечения, будет достаточно, чтобы у читателя сложилось наглядное представление об изменениях в состоянии больной, о примененных мной терапевтических методах и об эффективности лечения. Остается только добавить несколько фактов. Описанный мной в конце истеричный делирий оказался последним серьезным обострением самочувствия фрау Эмми фон Н. Так как я не предпринимал каких-либо специальных попыток исследовать все ее симптомы и мотивы, приводящие к ним, а ограничивался наблюдением за их спонтанным поведением, или же выслушивал признания самой пациентки в какой-либо ужасающей ее мысли, то и гипнотические сеансы вскоре оказались совершенно бесплодными, применяясь чаще всего для того, чтобы передать ей учение, которое должно присутствовать в ее мыслях, защищая в будущем от того, чтобы не попасть во власть прежних патологических состояний. В то время я находился под большим влиянием книги Бернгейма о суггестии и ожидал от такого поучающего влияния на пациентку слишком многого. Вскоре состояние моей больной стало настолько прекрасным, что она стала уверять, что еще никогда не чувствовала себя столь хорошо после смерти мужа. После лечения, продолжавшегося в общей сложности семь недель, я позволил пациентке вернуться на родину, в местечко на побережье Балтийского моря.

Весточку от нее примерно через семь месяцев получил не я, а доктор Бройер. Хорошее самочувствие сохранялось у нее в течение нескольких месяцев, затем она пережила еще одно тяжелое потрясение. Старшая дочь пациентки, которая еще во время первого пребывания в Вене, подражала матери, копируя ее судороги мышц затылка и легкие истеричные состояния, страдала от Retroflexio uteri (в переводе с латинского патологическое наклонение матки кзади), особенно при ходьбе. По моему совету ее лечил один из виднейших венских гинекологов доктор Н., которому удалось посредством массажа настолько выправить положение матки, что несколько месяцев не ощущалось никаких болей. Когда мать с дочерьми вернулась домой, то обратились за консультацией к гинекологу ближайшего университетского города. Тот провел с девушкой комбинированную локальную и общую терапию, которая в итоге привела к тяжелому нервному заболеванию подростка. Вероятно, в этом проявилась патологическая наследственность семнадцатилетней девушки, а годом позже стали заметны изменения в характере. Мать девушки, с присущими ей одновременно преданностью и недоверием по отношению к врачам, предоставила дочь в руки медиков. После неудачного исхода назначенного курса лечения моя бывшая пациентка стала жутко упрекать себя за случившееся и каким-то ходом мыслей, так и оставшимся для меня непонятным, пришла к выводу, что оба врача, доктор Н. и я, повинны в заболевании ее ребенка, так как мы не удосужились придать достаточное значение тяжелому страданию малышки. Это в определенной степени повлияло на результаты моего лечения фрау Эмми фон Н. – она опять очутилась в прежнем патологическом состоянии. Довольно известный местный врач, к которому пациентка обратилась на своей родине, и доктор Бройер, поддерживающий с ней связь посредством переписки, хотя и добились того, что пациентка перестала обвинять меня и доктора Н., появившаяся у нее к этому времени антипатия сохранялась и дальше; пациентка заявила о невозможности когда-либо в будущем лечиться у меня. По совету того медицинского авторитета она попыталась получить помощь от страданий в одном из санаториев северной Германии. По просьбе Бройера я сообщил врачу санатория о том, какие приемы гипнотической терапии оказались наиболее эффективными в ее случае.

Попытка переноса прежнего успеха полностью провалилась. По-видимому, пациентке с самого начала не удавалось найти с лечащим врачом общего языка. В недоверии и сопротивлении всем лечебным мероприятиям, предпринимаемым для исцеления, пациентка исчерпала имеющиеся у нее силы, потеряла сон и аппетит. Она смогла несколько прийти в себя лишь после того, как одна из ее подруг, увидев ее бедственное положение в санатории, взяла да и на самом деле тайно похитила пациентку и стала сама ухаживать за ней в своем доме. Вскоре после этого – это произошло спустя ровно год после нашей первой встречи – пациентка вновь приехала в Вену и полностью предоставила себя в мои руки.

Казалось, что она была намного здоровее, чем это можно было бы представить по получаемым письменным сообщениям. Пациентка была оживлена, не испытывала никакой тревоги, многое из прежних внушений сохраняло свое действие. Главная ее жалоба теперь относилась к частому появлению замешательства, к «буре в голове», как она сама это называла, кроме того пропал сон, она могла плакать часами, а в определенное время дня (в 5 часов) на нее находило уныние. Зимой в такое время она посещала находящуюся в санатории дочь. Фрау Эмми фон Н. очень сильно заикалась, прищелкивала языком, часто с яростью терла одну руку о другую, а когда я спросил, не мучат ли ее образы животных, ее ответом было восклицание: «О, замолчите!»

При первой попытке погрузить ее в гипнотическое состояние, пациентка сжала кулаки и закричала: «Я не хочу инъекций антипирина, уж лучше пусть я останусь жить с моими болями. Я не желаю видеть доктора Р., он вызывает у меня антипатию». Я догадался, что она находится в плену воспоминаний о сеансах гипноза, проходивших в санатории. Успокоилась она только после того, как я вывел ее из состояния погружения.

В самом начале лечения произошло довольно поучительное событие. Я спросил у пациентки, находящейся в гипнотическом трансе, когда она стала снова заикаться. Ответила она не сразу: после испуга, пережитого зимой в сельской гостинице, в которой она тогда проживала, запрятался в ее номере; в темноте она приняла его за пальто, а когда взялась за него руками, то неожиданно перед ней возник мужчина. Я устраняю у пациентки тревожащее ее воспоминание, после этого незаметно никаких признаков заикания будь это в гипнотическом состоянии или в бодрствовании. Не знаю, что побудило меня проверить эффективность только что сделанного мной внушения. Появившись вечером, я как бы совершенно случайно спросил у пациентки, стоит ли, после того как она крепко уснет, уходя от нее, проверить то, насколько надежно закрыта дверь, да так, чтобы никто не смог сюда проскользнуть. К моему удивлению, пациентка очень сильно пугается, начинает скрипеть зубами и крепко тереть свои руки, давая этим понять, что именно такого рода припадок был у нее в Д., но побудить рассказать ее ту историю, которую она поведала мне до обеда на гипнотическом сеансе и которую я считал полностью устраненной, так и не удалось. На следующем сеансе гипноза пациентка рассказала историю более подробно и ближе к истине. Вечером, находясь в сильном возбуждении, пациентка бесцельно ходила на прогулке, она заметила приоткрытую дверь в комнату своей камер-фрау (горничной) и решила туда войти, чтобы на минутку отдохнуть. Камер-фрау попыталась преградить ей путь, но пациентка легко преодолела такое «препятствие» и вошла в комнату, несмотря на запрет. Вот тогда пациентка и заметила «темную вещь на стене», на самом деле оказавшуюся мужчиной. Очевидно, именно этот налет эротики в этом маленьком приключении и побудил пациентку несколько исказить рассказ в первый раз. Я хорошо знаю, что неполное воспроизведение эпизода на гипнотическом сеансе не будет иметь большого лечебного эффекта, поэтому привык относиться к рассказываемым событиям как неполным, если это не приводит к полезному результату. Постепенно я научился разгадывать по мимике больного, не утаил ли он от меня существенную часть своих переживаний.

Предпринятая мною терапевтическая работа состояла на этот раз в устранении на гипнотических сеансах неприятных впечатлений, накопившихся у пациентки за время лечения дочери и нахождения ее самой в том учреждении. Пациентка была переполнена сдерживаемой яростью на врача, заставлявшего ее в гипнозе называть по буквам Ж… а… б… а… она даже потребовала от меня обещания не заставлять ее проделывать что-нибудь подобное с этим словом. Я разрешил себе сделать внушение-шутку, единственное, впрочем, довольно безобидное, злоупотребление гипнозом, единственное, за что меня можно бы было обвинить в работе с этой пациенткой. Я внушил, что пребывание в …тале станет представляться ей настолько далеким, что она никогда не сможет вспомнить его точного названия и каждый раз, когда она захочет его произнести, она будет путать конечный слог: …берг, …таль, …вальд и т. п. Все так и стало происходить, так что вскоре ее единственной шероховатостью в речи была неуверенность при попытке назвать то место, пока я не воспользовался советом доктора Бройера и не освободил ее от этой навязчивости к парамнезии (с греческого обман памяти).

Несколько дольше мне пришлось сражаться с состояниями, которые пациентка называла «буря в голове». Когда я впервые увидел пациентку в таком состоянии, она лежала на диване с искаженными чертами лица, все ее тело непрерывно подергивалось, руки то и дело сильно сдавливали голову, при этом она еще выкрикивала, словно находилась в горестной и безутешной тоске, имя «Эмми» (это было также имя старшей дочери пациентки). В гипнозе пациентка сообщила, что это состояние похоже на припадки отчаяния, которые охватывали ее во время лечения дочери. Тогда она часами размышляла о том, как можно было исправить плохой исход лечения и не находила выход. А когда спустя небольшое время она начинала чувствовать, что мысли путаются, то прибегала к необычной помощи – громко выкрикивала имя дочери, чтобы прийти в себя. Вскоре после того как болезнь дочери наложила на нее новые обязанности и вновь фрау Эмми фон Н. стала испытывать страшную раздражительность, пациентка решила, что все, что касается дочери, должно оставаться в полном порядке, а иначе все в жизни пойдет кувырком.

Через несколько недель у пациентки были устранены и все другие тягостные впечатления. Некоторое время фрау Эмми фон Н. еще оставалась под моим наблюдением, хотя и была уже совершенно здоровой. Как раз в конце ее нахождения в Вене произошло нечто такое, о чем я хочу рассказать более подробно, так как эпизод этот бросает яркий свет на характер больной и способ формирования ее симптомов.

Как-то я посетил пациентку во время обеда и был поражен тем, что она выбросила что-то завернутое в бумагу в сад, где сверток мгновенно подхватили дети служителя дома. На мой вопрос пациентка отвечала, что это было ее (сухое) мучное блюдо, которое, несмотря на то что было назначено ей, каждый день отправлялось по такому маршруту. Это заставило меня внимательнее присмотреться к ее пище, и везде я нашел на тарелках гораздо больше еды, чем этого бы следовало ожидать после обеда. На требование сказать, почему она так мало ест, пациентка отвечала, что слишком много есть она не привыкла, а кроме того, это нанесло бы ей вред; у нее такая же натура, как и у покойного отца, который тоже был плохим едоком. Когда я осведомился о том, что она пьет, пациентка сказала, что переносит только плотные жидкости, молоко, какао и т. п., а как только она выпивает чистую ключевую или минеральную воду, ее желудок расстраивается. Не вызывало сомнений, что такое поведение было следствием нервного расстройства. Взятая на анализ урина оказалось очень концентрированной и перегруженной солями мочевой кислоты.